Одолжи, мне для подруги, честно

      Антон приходит после психолога в таком прекрасном расположении духа, что Арсения аж передергивает, потому что тот по завершению сеанса не улыбался, а натурально рыдал несколько часов под тихие перешептывания зелий. Решиться наконец пойти к Юлии они смогли только через три месяца, как начали встречаться. Очень долго убеждали себя, что всё нормально, но участившиеся ссоры из-за любой мелочи стали окончательной точкой. Для начала решили ходить на сеансы отдельно, чтобы разобраться со своими проблемами в голове, если не поможет — начнут вместе.       Сказать, что такой подход для Арсения новый — не сказать ничего. В предыдущих отношениях, тоже было много ссор, но это казалось нормальным — все так живут, и ничего страшного. Антон же со своим либеральным подходом к решению проблем восхищает: его не надо уговаривать — сам предлагает, ищет и тащит. — Короче, она начала мне рассказывать про страх потерять близких людей, что это, тип, нормально, но не когда он в печёнках сидит, и бла-бла-бла. Дохрена наговорила под конец сеанса, у меня аж мозги пухнут.       Антон говорит это, поглаживая собаку на диване. Тишка спокойно сидит на коленях и не дергается, даже когда Шастун проводит ладонью слишком сильно, из-за чего мордочка оттягивается назад. Арсений слушает, посмеиваясь и мысленно жалея собаку, потому что знает, с какой силой может иногда гладить Антон. — Прям так и сказала? «В печёнках сидит»? — Арсений немного душнит и издевается, подставив руку под подбородок. — Ну, не прям так, но суть такая. Сказала ещё, что надо будет раза два в неделю к ней ходить, чтобы не запускать и делать упражнения. Ай, блять! — Антон хватается за палец, который так ловко укусил пес. — Тишк, ну ты чего? — Антон, — смеясь, обращает его внимание Арсений, — ты его так гладил, что я бы тебя тоже укусил. — Когда я тебя глажу, ты не жалуешься! — Это правда, не подпитанная каким-то эротическим смыслом. Арсению безумно нравится, когда Антон мягко гладит его по голове и почесывает за ушком. Шастун каждый раз хочет пошутить, что это его прерогатива, но он себя останавливает. — Не жалуюсь, — соглашается Арсений. — Так что за упражнения? — Короче, — Антон говорит не особо понятно, потому что засунул укушенный палец в рот, — подходишь к зеркалу и честно сам с собой разговариваешь, как прошел день, типа, что хорошего было, что плохого, что хотел сделать, но не сделал, и наоборот. Типа, быть честным с собой. — Антон говорит это спокойно, но лицо у него явно недовольное. Занимательно, что Арсению Юлия предложила делать то же самое. Есть некоторые опасения к её подходу. — Как личный дневник, только не в печатной, а устной форме, — подводит итог Арсений и встает с насиженного места. — Есть будешь? Я там картошку с котлетами сделал.       Антон дал Арсению дубликат ключей на всякий случай, но так как заканчивал он раньше, дверь никогда не была заперта. Однако такой жест доверия прельщал. Арсений свой пока что не давал в целях безопасности: заказов со зверобоем и соком алоэ стало больше с наступлением отпускного сезона. И, в целом, они чаще сидели у Антона. — Конечно буду! — Вот что-что, а аппетит у Шастуна точно звериный.       Антон перекладывает на диван собаку, которая сразу спрыгивает, подскакивает на ногу и бежит в сторону кухни. Арсений уверен, что, если бы у него в человеческой форме был хвост, он вилял им из стороны в сторону.       Иногда Арсений заходит к нему что-то приготовить, потому что слушать завывания бедного ЖКТ невыносимо. Шаст, конечно, уверяет, что всё нормально, но в последнее полнолуние, он столько блевал, что чуть не заработал обезвоживание. Арсений зовёт себя мамочкой привередливого ребенка. И плевать, что ребенок выше на полголовы.       Антон ест за обе щёки, роняет картошку с вилки, пытается что-то рассказать, чавкает и смеется так, что у него изо рта всё вылетает. Арсений с этого не бесится, хотя себе так бы делать за столом не позволил. Он ставит чайник, подсыпает Тишке корма в миску и кидает один кусок Шасту, который тот инстинктивно ловит, будто он собака, а не кот по превращению. — Блин, ну, Арс, этот невкусный! — по началу Арсения удивляло, что Антон наизусть знает все вкусы корма для животных, но в первое полнолуние он съел полкоробки, за что Тишка на него смотрел с осуждением. Ну, Попову показалось, что это было оно. В конце концов, он не мастер разбора собачьих эмоций. — Может тебе вискас купить? — спрашивает Арсений, доставая из шкафа чашки. — Я от него сдохну! Я же породистый! — Антон говорит это привычно возмущенно-весело. — Значит пурину куплю, а потом буду тебя на выставке показывать, — грозит он с серьезной интонацией. Выставки оборотней давно запрещены, но поиздеваться хочется. — Душка, — бросает Антон и снова чавкает. Кажется, он так проголодался, что даже не жуёт. А может он так стресс заедает после психолога, за что Арсений его не осуждает: каждый по-разному справляется. — Будем сегодня дома, или выйдем погулять? Там сейчас как раз не так жарко, как днём. — Давай съездим в центр, я созрел для покупки палочки. — Ещё давно, но получать лицензию, ездить на работу, подрабатывать и Антону время уделять — нереально. Но у Арсения отпуск через неделю, как раз будет время. — О, крутяк, а ты сможешь мне ещё один хвост наколдовать? — Зачем тебе ещё один хвост? — Ну, — Антон запинается, задумываясь, — ну, чтоб было. Тебе жалко, что ли?       Иногда Арсений не понимает бредовых идей Шастуна, но старается не делать на этом акцент, как будто это естественно. Хотя для Антона — читать, как генератора херни, — это естественно. Поэтому они уже купались в фонтане, устроили свидание на крыше, где Арсений всю жопу сплющил о бетон, потрахались в примерочной, сходили в музей страшных кукол, которых Антон боится до пизды, нелегально сходили в кино и покрасили Шастуну пряди в красный фукорцином. Ванна переживала не лучшие свои времена. — Ладно, подумаем над этим. Ты только в магазине ничего не нюхай, а то опять с отёком сляжешь. — Но у тебя же есть зелье, — с котячьими глазами смотрит на него Антон, доедая мясо. — Есть, но тебе надо серьёзней относиться к своему здоровью. — Душка. — За это ты меня и любишь.       Антон ещё месяц назад на серьёзных щах заявил Арсению, что он его любит. Не как собачий корм, игры и поспать пару часиков в обед, а прям как Арсения. Шастун так ему и сказал: «Люблю тебя, как Арсения». В ответ он пока не получил ничего вразумительного, но ему, кажется, хватало тех элементов заботы, как незаметно поставленные бутерброды во время стрима, долгие объятия по вечерам и поправление чёлки, если руки заняты. Арсений находится на стадии «ты мне нравишься, и, если продолжишь быть таким лапочкой, я окончательно влюблюсь». А Антон это будто чувствует и не сбавляет оборотов, даже извиняться всегда идёт первый, если они поссорились. — А ты на сегодня с заказами закончил? А то у меня идея появилась, куда можно сгонять после магазина. — Антон говорит это довольно улыбаясь. Он встает и скидывает грязную посуду в раковину, пока Арсений сверяется со своим новым ежедневником с черепахами на обложке. — Да, закончил. А что ты задумал? — спрашивает он, поднимая голову. — Узнаешь, — машет рукой Антон, включая воду. — Должен же быть элемент неожиданности. — У меня штаны не приобретут элемент детской неожиданности? — иронично спрашивает Арсений, вскидывая бровь. — Не. Не должны. — Очень ободряет. — Я с Тишкой погуляю и поехали.       Собаку, по договоренности, Антон всегда выгуливает сам. Арсению не сложно, тем более что Тишка его любит — даже в тапки не ссыт. Но Антон как-то сказал, что это для него святое. Арсений это определил, как время наедине с собой, а оно нужно каждому, поэтому больше не лезет. — Оставь посуду, я помою, — говорит Арсений, когда Шастун открывает воду. — Зачем ты вообще её моешь в раковине, если у тебя есть посудомойка? — Это ты про себя? — смеясь спрашивает Антон. От тупых шуток его, к сожалению, отучить не получилось. Пока что. — Я в тебя водой побрызгаю, чтобы не пиздел. — Арс, я пока в кота не превращусь, мне всё равно, — смеется он, уворачиваясь от летящей в него ручки. — Всё, ладно, прости, перегнул, дурак, признаю.       Тема остается закрытой, потому что Антон быстро ретируется в сторону коридора, громко крича «Тишка, гулять!». Собака несется к нему откуда-то из глубины квартиры. Арсений закатывает глаза и идет к раковине. В голове мечется мысль об «элементе неожиданности» Антона, значит о чём-то другом он не сможет думать, пока не увидит, или не узнает. В сюрпризах от всех остальных людей его бесит ожидание, в сюрпризах от Шаста — нарастающая тревога, потому что у него есть великолепная способность придумывать невероятную хуйню, из-за которой они могут легко поссориться. Точнее, Арсений поссорится с ним в своей голове, но виду не подаст, потому что глаза у Антона по-котячьи наивные в такие моменты.

***

— Арс, ну до цвета докопаться — это пиздец. «Она не алая, а коралловая!». Ну, какого хрена?       Антон прекрасно знает, каково таскаться с его парнем по магазинам, но всё равно упорно продолжает это делать. Сам он больше любил онлайн-шоппинг, если это не касалось штанов, которые довольно сложно найти на его рост, чтобы они не были велики на семь размеров.       В магазине довольно просторно, но душно. Внутри он похож на огромную, убранную библиотеку, только вместо книг — магические принадлежности. Огромные стеллажи под четыре метра минимум в высоту, покрытые позолотой, от которой уже в глазах рябит, стоят вдоль стен, закрывая полностью обои. Полки закрыты защитным стеклом, за которым видны книги, палочки, посохи, травы, готовые зелья, одежда и мини-котлы. Продавец в магазине всего один, но он тактично витает в своих мыслях, не мешая Арсению лавировать от шкафа к шкафу. Максимум его передвижений — открыть дверцы защитного стекла. Антон же сидит в центре магазина на атласном пуфике, слишком пафосном, даже для магов. Он оценивает витиеватые узоры на потолочных плинтусах, красно-золотую плитку на полу, огромные люстры и канделябры. Окон в помещении нет, за счет чего циркулирует воздух — хер поймешь. — Антон, я хочу найти именно алую, это мой единственный каприз, поэтому потерпи, — говорит Арсений, не отрывая головы от палочек в ладони. Он крутит их, рассматривает, прикидывает, как они смотрятся в руке. И всё не то!       Антон закатывает глаза, продолжает пялиться по сторонам, иногда поглядывая на Арсения. Он уже, кажется, может водить сюда экскурсии, зачем и что нужно вряд ли расскажет, но покажет точно. На некоторых полках вековой слой пыли, хотя магазину вряд ли больше десяти лет. Может, это ещё один обязательный атрибут магии, без которого не выдадут лицензию. В таких тонкостях Антон не разбирается, искать протокол Роспотребнадзора ему лень. Зачем он вообще обратил внимание на какую-то пыль? Да чёрт знает, скучно.       Арсений кладет все палочки на места, оглядывая остальные полки. Кажется, они тут уже часа два, что неплохо отвлекло от мысли об идеях Антона. У него кружится голова от духоты и мук выбора. Неужели так сложно показать все расцветки? Сначала он долго выбирает цвет, потом будет ещё примерно полчаса ждать, пока продавец оформит все бумаги, выдаст направление на получение лицензии вместе с чеком. — Можете ещё вот эти показать? — спрашивает Арсений, кивком головы показывая на полку. Продавец подскакивает к нему, открывает шкаф и уходит обратно к кассе. — Спасибо.       Он ещё недолго примеряет палочки, пока не находит подходящий оттенок алого. — Шаст, ну как тебе? — Арсений красуется, держа в руке палочку, пока Антон пытается придумать хоть что-то. Какой тут вообще может быть критерий оценки? — Тебе идёт, — выдаёт он то, что всегда прокатывало, когда мама спрашивала его мнение насчёт нового платья.       Арсений довольно улыбается и наконец идёт на кассу. Антон выдыхает, слишком громко, что в полной тишине магазина слышится слишком хорошо несмотря на то, что он полностью заставлен. Арсений слышит это, но не закатывает глаза, а хмыкает.       Продавец на кассе расписывает бумажки от руки корявым почерком, просит показать паспорт. На столе стопка бумаг формата А4, значит можно пойти пока к Антону. — И всё-таки, — начинает Арсений, закидывая ногу на ногу, — что ты задумал? — Я же говорю, это сюрприз, — отвечает Антон, кладя ему ладонь на коленку, ради чего приходится пригнуться. — Но тебе понравится, не переживай. — Я хотя бы одет соответствующе? А то вдруг ты меня потащишь на скалолазание? — Соответствующе, не волнуйся. Я бы ещё добавил побольше блеска в глазах, тогда вообще идеально будет.       Антон самозабвенно улыбается ему, машинально поглаживая коленку. Он выглядит таким счастливым, хотя пять минут назад сидел с отстранённым лицом. Арсений умиляется, кладя голову ему на плечо. Неудобно, потому что Антон костлявый даже через мягкое худи, но так романтично, будто они не в магазине, куда в любой момент может зайти гомофобный покупатель, а на уютном балконе с видом на море. Голова продолжает гудеть от духоты. — Всё готово, Арсений, можете оплачивать, — сообщает продавец спустя продолжительное время, когда парочка уже успевает задремать сидя.       Арсений подскакивает с места, не обращая внимание на то, что в глазах потемнело, идет к кассе. Антон сонно хлопает глазами. Арсений достает вместо сберовской карту пятерочки, потому что картинка всё ещё не прогрузилась. Продавец смотрит на него скептично, еле сдерживаясь, чтобы не приподнять одну бровь. — Ой, извините. — Арсений достает нужную и прикладывает к терминалу. — Пользуйтесь с удовольствием, до свидания, — дежурно улыбается продавец, скрепляет чек с бумагами и отдает ему.       Выходя из магазина они будто попадают в другой мир, где не остается и следа от той магической ауры, что пропитала даже лепнину. Всё кажется другим и чуждым, но оно и понятно — надышались магическим воздухом, пылью и духотой. — Давай постоим, голова кружится, — предлагает Антон, когда они выходят на парковку. На счетчике накапало сто двадцать рублей, значит внутри они провели гораздо меньше времени, чем могло показаться, опираясь на курс сто рублей в час. — Давай.       Они стоят ещё некоторое время, пока Арсений наконец не отмирает, возвращаясь в быструю московскую реальность. — Ну что, вези, куда ты собрался. — Думаю, тебе понравится.

***

— Блять, Арс, прости, я не думал, что тут такая пробка будет, — обреченно говорит Антон, утыкаюсь лицом в руль. Срабатывает клаксон. — Да епта!       Они стоят уже в общей сложности минут сорок на третьем кольце. Навигатор показывает пробки на девять баллов, значит доберутся они не раньше, чем через два часа. Если повезёт.       Арсений не нервничает, принял такой исход и сидит расслабленный, в отличие от Антона, который нервно перебирает пальцами. Были бы у него длинные ногти, по всему салону разносился бы стук. Он постоянно смотрит на дорогу, бегая глазами туда-сюда, не фокусируя взгляд на чём-то дольше, чем на пять секунд. Арсений мягко гладит его по плечу в надежде успокоить, но выходит хреново. — Антош, не нервничай, это всё равно от нас не зависит.       Да, это зависело от Антона при планировании, в котором он допустил проёб, но тыкать его в это значит ещё сильнее завести. Это в его планы не входит. Шастун наконец откидывается на сиденье и зарывается руками в волосы, оттягивая. — Я просто хотел сделать хорошо, а получилось, как всегда. Мы двигаемся по сантиметру в минуту. Бесит! — Он обреченно выдыхает, опуская руки болтаться вдоль сиденья. — Зато мы можем побольше времени провести вместе, классно же, — старается поддержать его Арсений, перемещая руку на бедро. Сказал бы кто Арсению, что он станет таким ярым оптимистом — не поверил бы. — Ты прав, — соглашается Антон, — но всё равно жалко.       Арсений на секунду задумывается, чем может отвлечь ещё, но в голову ничего не приходит. Вокруг них куча машин, выйти куда-то нельзя, музыка в динамике стала раздражать ещё на пятнадцатой минуте в пробке. Хотя нет, одна мысль в голову приходит. — Антош, сколько нам ещё стоять? — Арсений может посмотреть сам, но он хочет услышать это от Антона. — Ну, минимум час. — Тогда следи за дорогой, вдруг ситуация изменится. — Арсений быстро смотрит прощупывает сумку на предмет салфеток. Лежат на месте. — Главное, не нервничай. — Он поднимается рукой выше по внутренней стороне бедра. — Арс? — Чшш, не отвлекайся, говорю же. — Игривый тон выдает его с потрохами.       Арсений одной рукой вытаскивает пачку влажных салфеток из сумки, беззастенчиво накрывая пах Антона другой. Шастун машинально напрягает ноги, сглатывает, но больше ничего не говорит. — То-то же. Умничка.       Он гладит уже настойчивее, с легким нажимом. Антон дышит глубже, но не часто. Арсений улыбается такой реакции: всё делает правильно. Так продолжается около пяти минут, пока он не чувствует, что член стал тверже, после чего расстегивает штаны. Антон понимает намек и приподнимается, позволяя стянуть с себя штаны. Арсений отодвигает кресло максимально назад и стекает на дно. Одной рукой он нащупывает головку, скрытую дурацкими трусами с утятами, и начинает гладить по часовой стрелке. Второй же вытягивает две влажные салфетки разом. — Арс, нас же могут увидеть, — запыхано говорит Антон. Но в противовес своим словам кладет свою руку поверх арсеньевской. — Не думай об этом, Антош.       Арсений удивлен, что это смущает Антона, который нагнул его в примерочной, где народу тоже было предостаточно, а шторка как обычно не закрывала весь обзор, но он подумает об этом позже.       В машине неудобно: мало места, коврики холодные, спина и бока затекают. Но Арсений идёт к своей цели до конца, поэтому подцепляет трусы, стягивает их, обнажая член, и тянется к нему через сиденья. Антон отодвигается до конца, чтобы дать ему сесть, чем Попов пользуется. Он обтирает влажными салфетками член за невозможностью отправить Шаста в душ. Пытается сделать это эротично, полностью обхватив член у основания, ведет к головке, протирает её круговыми движениями. Бёдра Антона дрожат, он дышит часто через рот. Арсений смотрит на него снизу вверх, потому что не может позволить себе упустить такую прекрасную картину: покрасневшие щеки, испарина над губой, мутный взгляд из-под ресниц. Антон смотрит прямо ему в глаза так доверчиво и мягко, что пробивает на улыбку. — Ты такой милый, когда заводишься, — говорит ему Арсений и обхватывает головку губами.       Антон ничего не отвечает. Он хрипит, сипит, и это лучшая реакция, что мог услышать Арсений. Пропустить член дальше довольно проблематично в его положении, поэтому Попов помогает себе рукой, водя ей вдоль ствола. Он смотрит вверх в попытке увидеть лицо Антона. Глаза у него зажмурены, на лбу проступила морщинка, но губы растянуты в подобии довольной улыбки, и Арсений вообще не понимает, как Шаст умудрился состроить такую физиономию. — Арсюш, какой же ты замечательный, — вырывается у него, за что Арсений благодарно стонет, пуская вибрацию по головке.       Он держится свободной рукой за его бедро. Арсений двигает языком по кругу, чаще проводит по стволу рукой, пытается втянуть щеки, чтобы создать давление. Он знает, что Антон долго не продержится. Улыбается этой мысли, уверенный, что Шаст это чувствует. — Я люблю, когда ты улыбаешься, — неожиданно говорит Антон, от чего Арсения затапливает нежностью. Он выпускает член изо рта, поднимается к лицу Шастуна, что выходит не без труда, и быстро чмокает его в губы. — Арсюш, пожалуйста.       Тон Антона такой жалкий и умоляющий, но вместе с тем такой милый, что Арсений не может не выполнить его просьбу. Он возвращается обратно, двигает рукой и ртом так быстро, что кружится голова, и чувствует, как Шастун с тихим стоном кончает ему в рот. Они оба ещё с минуту пытаются отдышаться.       А пробка так и стоит на месте.

***

      Арсений стоит посреди малого заброшенного театра и понимает, что Антон очень даже угадал. Сам Шастун ушел доставать что-то из багажника. Арсений осматривается по сторонам, забирается на сцену с прогнившими досками, молится, чтобы не провалиться и не разодрать себе ноги. Характерный затхлый запах отвлекает от эйфории. В театре остались даже несколько рядов стульев, с надломанными ножками.       Арсений осматривается, брезгливо трогает. Антон ожидаемо появляется в дверях, нагибается, чтобы войти. У него в руках пара светодиодных прожекторов, которые он еле тащит. Кажется, один из них сейчас упадёт, поэтому Арсений подбегает к нему, подхватывая. — Так, ну и что ты задумал? — спрашивает он, проходя вглубь театра. — Устроим тебе фотосессию. Ты ж такое любишь.       Конечно, блять, любит. Арсений может спокойно признаться, что он обожает театр и заброшки. Но на первое ему жалко денег, потому что ипотека наступает на пятки, а на второе ему соваться уже несолидно — взрослый же (как мама часто упрекает). Фотографироваться он тоже обожает, но на это ему не хватает времени (или это просто отмазка). — А как ты их включать собрался? — спрашивает Арсений очевидное. — Ща к аккумулятору подключу в машине.       Ахуительный план, если вы собираетесь остаться на этой заброшке, потому что прожекторы жрут столько, что не вывезет даже вся коллекция Формулы 1, но Арсений мысль не озвучивает, потому что надеется на то, что Антон продумал такой исход. Как именно он собрался подключать — не спрашивает тоже, потому что всё равно в этом не разбирается, да и вряд ли ему в жизни это пригодится. Он молча перетаскивает их туда, где собирается позировать.       Иногда его поражает, как хорошо они друг друга дополняют, заполняя пробелы там, где кто-то из них не разбирается.       Арсений двигает прожектор, меняя положение на считанные сантиметры, пока оба не включаются и не бьёт светом в глаза. — Арс, работает? — кричит с улицы Антон. — Работает! — кричит в ответ Арсений, параллельно промаргиваясь. — Но в следующий раз предупреждай! — А чё? Током шарахнуло? — Да не приведи Господь. — Нет, ослепило!       Антон забегает в театр с перепуганным выражением лица. — Бля-бля-бля, — повторяет он без конца, подбегая к Арсению. — Ну, вот так всегда: хотел как лучше, а получилось, как получилось!       Есть у Антона такая замечательная черта — самостоятельность: сам натворил — сам себя отругал прежде, чем это успел сделать Арсений. Ну, если тот сразу не заведется. Только из-за этого количество их ссор ограничивалось пятью в день. Но с этим надо что-то делать, естественно, поэтому к психологу и пошли. — Спокойно, сейчас в глаза закапаю, — говорит Арсений и лезет в свою сумку, где у него всегда лежит альбуцид. Чаще, он его использовал, когда было пыльно на улице, но и сейчас должно помочь. У него чувствительные глаза. — Бля, прости, я еблан, — подытоживает Антон, смотря на Арсения такими котячьими глазами, что больно становится. Но самолюбие тешит. — Я поэтому с тобой и встречаюсь. — Арсений не обижается, он хихикает. — Поможешь двинуть? — Я тебе и так уже светом двинул, — говорит Антон, смотря на то, как Арсений запрокидывает голову. — Ой, дурак, — опять смеется Арсений. — Поэтому ты со мной и встречаешься.       Они продолжают эту дурацкую перепалку, пока настраивают свет. Антон идет опять к машине за камерой, пока Арсений ходит по сцене, чтобы понять, куда можно наступать. Некоторые доски скрипят, но держат. За те полчаса-час, что он будет скакать, провалиться не должен. Выделываться не получится. Арсений мельком жалеет, что не взял на прокат какой-нибудь театральный костюм. — Шаст, а ты сюда уже заезжал без меня? — как бы между делом интересуется Арсений. — Не-а, я сам про это место случайно узнал, решил сразу с тобой приехать. А чё? — Тут много чего осталось, может в гардеробной что-то ещё осталось. — Арс, этот театр заброшен со времен, когда я ещё маленький был. Хорошо, что тут всё не развалилось к чёртовой матери. — Ты это к чему? — Ну, типа, даже если что-то осталось, то оно уже плесенью покрылось. Ты уверен, что хочешь это надевать?       Арсений не уверен, но удовлетворить любопытство очень хочется. За это денег не берут. — Ну, давай походим, посмотрим, вдруг повезёт! — Тон Арсения такой детский и воодушевленный, что Антон не может не согласиться, и Попов это прекрасно знает. А ещё знает, что это его козырь. — Ладно, но давай быстро, я хуй знает, на сколько зарядки хватит. — Тогда идём вместе, чтобы быстрее было.       Арсений действительно бегает, как заведенный, напрочь забывая про скрипящие доски, из-за чего пару раз чуть не проваливается. Антон на это смотрит с восторгом, старается не отставать, но Попову в жопу энерджайзер вставили.       Многие проела моль, какие-то не пощадило время. В итоге ничего нормального они не находят, поэтому Антон клятвенно клянётся нафотошопить ему то, что Арсению захочется. Попов наконец успокаивается, бежит обратно на сцену — время работы прожекторов поджимает. Как и их шанс уехать отсюда на машине. В конце концов, ему уже всё пообещали, а пренебрегать чужой помощью глупо.       Арсений двигается плавно, меняет выражение лица, расслабляется и пару раз кривляется для личного архива. Антон пытается вести себя, как профессионал: приседает, ложится на пол, подходит, отходит. Арсению остаётся надеяться, что его парень достаточно наупражнялся на летсплеях, «подчеркнул» что-то лично для себя. Он уже фоткал его, но это были чисто домашние живые снимки для души. Антон объясняет это тем, что лучше, чем такой Арсений уже никакой не будет. Но ту, где у него изо рта вытекает сметана, он когда-нибудь удалит.       Они заканчивают, когда Арсений выматывается исполнять. Антон сразу бежит к машине отключать прожекторы. В театре становится так темно, что Попов не может найти телефон, приходится шариться в сумке наощупь. — Слушай, ну ты прям сегодня мистер световик: сначала ослепил, теперь затемнил! — кричит он так, чтобы Антон точно услышал. Горло саднит. — Арс, ну я же извинился! — кричит ему с улицы Антон.       Извинился, но Арсению надо как-то поддерживать свою репутацию сучки. Больше по привычке, чем из реальной нужды, но и курить тоже бросить сложно. Арсений хватает прожектор свободной рукой, другой освещая себе дорогу и идет к машине. Антон бежит обратно в театр, жестом показывает «секунду». Арсений замечает, что он тоже подсвечивает себе фонариком. Возвращается быстро, прожектор прижимает к груди, чтобы удобнее было. — Так, ну всё поехали, — говорит Антон, закидывая всё в багажник. — Да, давай, а то поздно уже, — Арсений открывает свою дверь. Антон подлетает быстро, усаживается. — Ой, да ладно, тебе же завтра не на работу. — Всё равно не хочу сильно портить режим. — В дополнение к своим словам он зевает. — А покажи фотки, пока мы не уехали.       Антон отдает ему камеру, заводя машину. Некоторые Арсению очень нравятся, которые он специально помечает, типа «вот эту хочу видеть».       Они едут уставшие, но оба довольные.