Все мои надежды и мечты

      Андайн и Альфис все-таки поженились. Никто из нашей компании не удивился, обнаружив в почтовых ящиках приглашения на свадьбу. Напечатаны они были на розовых открытках с Милашкой-Целовашкой, и мама, глядя на них, громко и долго смеялась. И все-таки все мы были очень счастливы за них. Андайн теперь работала инструктором в спортзале, а Альфис устроилась в одну из человеческих лабораторий. Она была круглосуточно загружена работой, и очень скоро забыла о том, что так и не осмотрела нас с Азом. Думаю, бывшая ученая бы и не вспомнила — весь ее досуг теперь занимали счастливые хлопоты по подготовке к свадьбе.       Мне выпала честь раскидывать лепестки цветов, а Азриэль должен был заботиться о золотых кольцах, лежащих на бархатной подушечке. Девочка-цветочница и мальчик-паж.       Вообще, девочкой-цветочницей хотел быть Папирус, но Андайн насилу удалось отговорить своего товарища от этой идеи. Зря, думала я тогда: платье надевать мне страшно не хотелось.       — Неужели без этого никак нельзя? — спрашивала я маму с самыми жалобными выражениями лица, на какие была способна. — От платьев кожа чешется… и вообще, мне всегда так неуютно в них… может, я просто шорты надену?       Папа задумчиво погладил бороду:       — Ну, только если это будут очень красивые шорты…       Мама просто рассмеялась:       — Доченька, ну это же всего на пару часов! И Альфис с Андайн будут очень тебе признательны, если ты примешь на себя эту жертву.       Я вздохнула. Приму, чего уж тут…       Так что мама повела меня покупать платье. Больше всего на свете я ненавидела примерять одежду и очень хотела, чтобы Аз пошел с нами, но мама отказала мне в этом желании:       — Это самое что ни на есть женское дело! Мужчины будут только путаться под ногами.       Я попробовала сократить время своей пытки, сказав, что сильнее всех платьев мне нравится то, которое я надела самым первым, и дальше смотреть нет смысла, но мама снова рассмеялась и заявила, что мы должны примерить столько, сколько получится, а если первое платье мне к тому моменту так и не разонравится, значит, мы его только тогда и купим. В итоге к нашим услугам оказалась целая дюжина магазинов. Правда, к моему удивлению, процесс выбора в самом деле начал в какой-то момент доставлять удовольствие; под самый конец примерок нам попалось потрясающее платье с желто-зеленым пояском, которое привлекло меня чуть ли не с первого взгляда. Надев его, я встала перед зеркалом. Неужели я правда выглядела в нем так неплохо? Наверно, даже замечательно. Сделав поворот-другой на одном носке, я с удовольствием следила за тем, как его подол надувается воздухом.       Словом, платье было великолепное.       — Вот это, мама. Оно самое лучшее! — сказала я. Мама только улыбнулась. Она поняла, что я говорю это не чтобы побыстрее закончить.       Между тем наступил день свадьбы. Меня как следует умыли, причесали и вообще привели в самый образцовый порядок. Под конец мама помогла мне надеть недавно купленное платье.       — Мальчики нас уже заждались, — весело сообщила она мне, когда все приготовления были окончены. В гостиную я шла, как на расстрел: кровь прилила к каждому сантиметру кожи, а еще недавно роскошное платье казалось тесным и неудобным. Как, впрочем, и все остальное. Даже заколки в волосах внезапно стали такими тяжелыми, будто их отлили из свинца. Папа и Аз сидели на диване. В смокингах они выглядели как два брата-близнеца — повыше и пониже. Аз казался старше, чем на самом деле. При виде меня их глаза широко распахнулись. Я расхохоталась. Неудивительно: ведь я очень нервничала, а тот факт, что они уставились на меня синхронно, будто два зеркальных отражения одного монстра-босса, был просто уморителен.       — Дитя мое, покрутись, — попросила мама.       Именно так я и сделала — правда, гораздо более неловко, чем в магазине.       — Ого… — протянул Азриэль. Его глаза при этом стали еще больше. — Выглядишь отпадно!       Я отвернулась к стене, судорожно прижимая руки к груди. Пунцовый оттенок моего лица Азу было видеть совсем необязательно. Надо сказать, рук с груди я не сняла и по дороге до часовни. Мой сводный брат сидел рядом со мной на заднем сидении и рассматривал пейзаж, мелькавший в окне автомобиля. На каком-то участке пути последний неожиданно въехал в туннель. Стоило этому произойти, и Аз рассмеялся.       — Что смешного? — спросила я.       — Посмотри на отражение в стекле.       Из отражения на нас смотрели человеческая девочка в белом платье и мальчик-монстр в черном смокинге. Я сразу поняла, что его рассмешило.       — Выглядит так…       — …будто это мы сегодня женимся! — закончил за меня Азриэль.       Я рассмеялась, но смех получился фальшивым: мое сердце будто провалилось на дно желудка, когда он это сказал. Через некоторое время он снова подал голос:       — Знаешь… если мы никого себе не найдем, когда вырастем… кто знает, может, нам правда стоило бы пожениться?       Мама на переднем сидении прыснула.       — Ой, батюшки-светы, — протянул папа сладким голосом.       — Дорогой, что такое? — настороженно спросила его мама.       — У меня сердце тает, когда я слышу такие беседы…       Мама пару секунд посверлила его идеально круглыми глазами, а потом легонько шлепнула по плечу. Бывший король монстров захихикал.       Пожениться? Выйти замуж за Азриэля? Да уж, смех да и только! Рассмеяться у меня, правда, уже не получилось: я же не просто так не снимала рук с груди в течение всей поездки. Сердце колотилось, как мотор — вроде того, что спрятан где-то в глубине папиной машины. Даже в часовне и в течение всей свадьбы подумать хоть о чем-то другом не получалось. Папа, несмотря на то, что больше не был королем, все еще мог женить монстров друг на друге, и Альфис с Андайн обратились к нему с этой просьбой первыми. Папирус, забыв о том, что должность девочки-цветочницы так ему и не досталась, вдрызг расспорился с Меттатоном, выясняя, кто же из них будет свидетелем на этой свадьбе. Конфликт предотвратила Андайн, любезно предложившая Меттатону должность фрейлины. Надо сказать, что для скелета в доспехах Папирус выглядел просто потрясающе.       Альфис, одетая в смокинг, топталась перед алтарем. Ее лоб влажно блестел — волноваться в этот день ей пришлось больше, чем когда-либо. И я все время представляла себе Аза, также топчущегося на месте и сгорающего от волнения. Моим фантазиям не мешало даже то, что он ни на шаг не отходил от меня — с самого начала приготовлений к церемонии. Интересно, когда Азу придет пора жениться, он будет нервничать так же сильно, как и Альфис? Не на мне жениться, разумеется. Он бы не смог. Он бы не захотел. Хотя бы потому, что я его сестра. Но от мысли, что он ждет не меня, а кого-то другого, одетого в гораздо более роскошное платье, чем сейчас на мне, стало почему-то невыносимо тоскливо. Я даже чуть не пропустила момент, когда Меттатон окончил шествие по ковровой дорожке и подал мне сигнал — спасибо Азу, ткнувшему меня в бок. Я встрепенулась и, позволив Азриэлю взять меня под локоть, двинулась вслед за Меттатоном, покрывая красный ковер лепесткам цветов. Ни одного желтого среди них не было — Альфис лично на этом настояла.       — Отлично держишься, сестренка, — прошептал Аз.       Мы заняли свои места рядом с мамой — сбоку от алтаря. Она улыбнулась нам обоим. Я прижала опустевшую корзинку к груди так же крепко, как пару часов назад прижимала руки.       Через пару мгновений музыка торжественно усилилась, и в зал вошла Андайн. Ее крепкое тело облегало шелковое свадебное платье самого белого цвета, который я когда-либо видела. По чешуйчатым плечам рыжим водопадом сбегали роскошно завитые волосы. Прекрасней ее в часовне в эти мгновения не было никого. Стоило ей начать свой путь по красному ковру до алтаря, как Альфис начала шататься, потеть и так сильно таращить глаза, что в какой-то момент я успела поверить, что она потеряет сознание. Но Андайн, увидев, в каком та состоянии, лишь широко ухмыльнулась и, в два прыжка преодолев все, в общем-то, немаленькое расстояние, схватила свою невесту прежде, чем та успела лишиться чувств.       Папин голос гулко загремел, летя к высоким сводам часовни и прося молодоженов жить в любви и правде, деля друг с другом все радости и печали. Временами мой отец впечатлял меня самым невероятным образом. Несмотря на то, что мама всегда находила, за что упрекнуть своего мужа, я всегда относилась к нему с настоящим почтением. Когда папе приходилось вести себя «царственно», ему не было равных. Наверное, правление Подземельем складывалось примерно так: харизматичный папа был «лицом», а практичная мама — «мозгами» организованного монстрами государства. Толк в таком правлении, безусловно, был.       — Обменяйтесь кольцами, — наконец сказал папа.       Это уже была задача Азриэля. Я легонько сжала его руку. Мой брат кивнул и двинулся по направлению к Альфис и Андайн, держа на вытянутых руках бархатную подушечку. Но на полпути с Азом случилось то, чего никто не ожидал: из-за алтаря выпрыгнул крошечный белый песик и, схватив то, что лежало на бархате, бросился бежать наутек.       — ЭТОТ ЗЛОДЕЙ ПОВИНЕН В КРАЖЕ!!! — завопил Папирус под всеобщие вздохи и перешептывания. — НО НЕ БОЙТЕСЬ! ВЕЛИКИЙ РЫЦАРЬ ПАПИРУС ВЕРНЕТ КОЛЬЦА!!!       Произнеся эту речь, скелет бросился в толпу, преодолев расстояние между ней и алтарем, как и Андайн, в каких-то два прыжка. Свадебная церемония моментально превратилась в мешанину из беготни, шума и криков: все гости вскочили со своих мест и принялись гоняться за песиком по всей часовне, как по стадиону. Да что уж там: бегала даже я, приподняв полы своего недавно идеально выглаженного платья. Единственным, кто не шелохнулся и не произнес хотя бы одного звука, был Санс: он просто стоял в уголке, наблюдая с ленивой улыбкой, как мы бегаем за крошечным белым пятнышком, опрокидывая скамьи, стулья и замешкавшихся гостей.       Поняв наконец, что без него мы не справимся, он пожал плечами и поднял вверх костлявый палец. Пасть собаки озарилась голубым светом, и кольца, повинуясь магии Санса, взмыли в воздух. Песик, явно не ожидавший подобного развития событий, прыгал вверх и вниз, пытаясь вернуть то, что, по его мнению, успело стать его законной собственностью, но Санс удерживал парящие кольца на достаточном расстоянии. Прямо как пачку с картошковыми чипсами. В точности.       Два сине-золотых сияния поплыли по воздуху — вдоль поваленных стульев на первом ряду по направлению к оторопевшим невестам. Песик, не теряя надежд в конце концов завладеть крадеными атрибутами свадебной церемонии, шел под ними и обиженно тяфкал. Поняв в какой-то момент, что рассчитывать ему не на что, он сдался: прыгнул в купель, налакался святой воды и благополучно покинул часовню, не прекращая лаять.       Кольца снова приземлились на бархат. Аз, последние минут пять стоявший как вкопанный, выдохнул. Мы с Папирусом вернулись к алтарю, а гости, расставив столы и стулья по прежним местам, снова уселись на них, как ни в чем не бывало. Альфис трясущимися пальцами взяла свое кольцо с подушечки, поданной Азом, и взяла Андайн за руку. Последнюю происшествие с похищением колец тоже вывело из равновесия: ее ладонь тряслась ничуть не меньше, чем у Альфис, а в ногах кудрявились желтые опилки: монстр-рыба, ковыряя пол ногой, протерла его, как рубанком.       Надевать трясущееся в руках кольцо на трясущийся же палец непросто — особенно, когда ты носишь очки: Альфис поэтому потребовалось ровно четыре попытки. Зато Андайн управилась сразу же — ловкости ей было не занимать даже в самой безвыходной на первый взгляд ситуации.       Папа блаженно улыбнулся и пропел, в последний раз потрясая стены часовни своим басом: «Можете поцеловать невесту!».       Альфис встала на цыпочки, чтобы дотянуться до губ Андайн, и та ответила ей долгим, глубоким поцелуем. Я представила, как Аз, так и не нашедший себе жену, целует меня, и у меня задрожали колени. Зал гудел: в тысячу раз сильнее, чем когда бы гонялись за кольцами. Неладное заметил только один-единственный человек во всей часовне. Вернее, не человек, а монстр:       — Эй, сестра, ты как?       — Голова кругом идет, — ответила я.       — Облокотись об меня.       Я облокотилась. Его рука обвила мою талию. Вздохнув, я положила голову ему на плечо. Пах Аз тоже «по-взрослому»: наверное, папа позволил ему надушиться собственным одеколоном. Мне стало гораздо легче. Сердце, правда, все равно не унималось — до самой ночи.

***

      Время шло. Подходило к концу наше обучение в начальной школе под руководством мамы: на горизонте маячил быт учеников средней школы. Несмотря на волнение, я была в предвкушении. У Аза, к сожалению, унять волнение предвкушением не получалось.       — Я же никого там не знаю, — причитал он. — Я слышал, там несколько сотен детей! И почти нет монстров — одни люди!       — Да ладно тебе! — смеялась я. — Принцу монстров — и бояться людей!       — Некоторых не бояться не выходит… — сказал он, глядя на меня с серьезным выражением лица.       — Не волнуйся ты так, — утешала его я. — Я же буду с тобой!       Он улыбнулся мне немного неуверенной улыбкой. Но все же улыбнулся!       — Разве твоя старшая сестричка тебя когда-нибудь подводила? — спросила я, пытаясь сделать его улыбку увереннее.       Вообще, по возрасту Азриэль меня превосходил. Если считать также многочисленные прожитые им в обличие Цветика жизни — превосходил значительно. Но я все время чувствовала себя старшей сестрой, и ничего не могла с этим поделать.       Увереннее улыбка не стала, поэтому я привстала на цыпочки и потерлась своим носом о его морду. Мама и папа часто проделывали что-то подобное, и мы с раннего возраста подражали им, но, похоже, с возрастом это превратилось в наш «фирменный» жест. Аз отстранился, хихикая. Расстроить его было проще простого, но, стоило нам потереться носами, и от плохого настроения не оставалось и следа.       В одно погожее утро тех бесконечно длинных летних каникул, которые переживают все школьники, которым в новом учебном году придется учиться в новом месте, Аз подошел ко мне после завтрака с предложением:       — Слушай… ты не хотела бы сходить на смотровую площадку?       Я посмотрела ему в глаза. Смотровая площадка, действительно, не посещалась нами уже очень давно — ни вместе, ни поодиночке: с возрастом мы становились все более занятыми, и времени на это у нас просто не находилось. А если и находилось, то мы охотнее проводили его со своими школьными друзьями: бродили по Городу, устраивали ночевки, и все такое прочее. Но поскольку друзья у нас были общие, мы никогда не разлучались и, следовательно, приводить мысли в порядок нам не приходилось. Оттого, едва услышав о площадке, я почувствовала такую щемящую горечь, что чуть не заплакала: наше детство кончалось, и я ничего не могла с этим поделать. Может, жалеть об этом было глупо, ведь в нашей жизни ничего не обещало кардинальных перемен — даже в среднюю школу мы бы ходили, как и прежде, вдвоем, но стойкое чувство тоски от этого осознания все же не притупилось. Может, правда, дело было в том, как протекают любые летние каникулы: тебе все время кажется, что ты теряешь время попусту, и когда лениво тянущийся, душно разогретый день сменяется сиреневой ночной прохладой, ощущение того, что ты навсегда утратил частичку блаженного бытия, мучает тебя, пока ты не уснешь и не начнется новый день. Это периодически переживаемое чувство утраты было сравнимо и с той моей мгновенной горечью. Вряд ли детям часто приходится сталкиваться с такого рода мыслями, но я, во-первых, уже прощалась с детством, а во-вторых, повидала достаточно тяжелых вещей, чтобы быть серьезнее, чем можно ожидать от ребенка.       Я согласилась. Встретиться мы условились там, где всегда — перед этим мне нужно было допить кофе. Я тогда пыталась приучить себя к его вкусу, потому что, как мне казалось, этот «взрослый» напиток придаст мне более серьезный вид к началу нового учебного года, но давалось мне это тяжело — даже если я разбавляла его таким количеством молока и сахара, что у меня першило в горле. Сделав пару глотков на глазах у Аза, я выплеснула содержимое кружки в раковину, когда он хлопнул входной дверью.       Папа в тот день был занят черепицей и ползал по крыше. Он помахал мне рукой, когда я вышла на улицу, щурясь от света стоящего прямо над головой солнца:       — Как денёчек, пирожочек?       Я ничего не ответила, но помахала в ответ. Азгор становился мне все роднее и роднее с каждым годом. Это было странно. Если вы помните, когда-то давно он пытался меня убить — наверное, чувство вины так и не покинуло его, он старался обходиться со мной как можно ласковее.       Я же говорила, что тяжелых вещей на мою долю выпало немало. Хорошо, что они позади…       Азриэль был на месте и нетерпеливо прохаживался около знакомого кедра. Едва заметив мою голову, показавшуюся из-за куста дикой азалии, он бросился ко мне.       — Смотри, смотри! — затараторил он, уткнувшись лбом мне в подбородок, чтобы я увидела его темя. Он даже плотно прижал волосы к голове.       Не понимая, чего он от меня хочет, я на всякий случай сделала пару шагов назад, недоуменно изогнув брови. На мой вопрос, что, собственно, я должна увидеть, Аз нетерпеливо фыркнул и взял меня за запястье, приложив ладонь к тому же самому месту между лбом и затылком.       — Вот, сказал он. — Так точно почувствуешь!       По-прежнему держа меня за запястье, он начал водить моей рукой по своей голове. И тут я поняла, о чем он. Рука нащупала пару отчетливых бугорков — уже довольно твердых и острых.       Рожки.       — Ну надо же, — произнесла я, убрав руку из уже растрепанных волос. — Тебе рога наставили! Клёво!       Азриэль, гораздо менее испорченный, чем я и дети его возраста вообще, моего каламбура не понял и только заулыбался, плюхаясь на кедровый ствол и закидывая ногу за ногу:       — Клёво! Очень-очень клёво!       Я присела с ним рядом.       — Как думаешь, мои рога хоть когда-нибудь будут такими же, как у папы? — спросил он, сияя, как июльский день.       — Может быть, — ответила я. Откуда мне было знать? Восторга Азриэля я разделить не могла, хотя понимала, что чем больше рога у монстра-босса, тем он, вероятно, красивее для представителей своего вида. Это, наверное, как грудь у женщин — чем она больше, тем женщина привлекательнее, так, что ли? Я посмотрела на свою футболку и тут же пожалела, что подшутила над Азриэлем, даже если моя непонятая ирония его не задела. Грудь у меня была плоская — как ни посмотри. О какой же привлекательности могла идти речь? Я вспомнила о Терпии — девочке из нашей школы, которую все за глаза назвали «та, с бантом на голове», потому что бант этот она берегла как зеницу ока и никогда не снимала, несмотря на то, что ее, как и нас, ожидала средняя школа, в которой пора отказываться от всяческих «детских» атрибутов. Но не в этом дело: ее грудь уже была просто огромной. А ведь мы были ровесницами…       Вообще, Терпия мне не нравилась. А все потому, что когда-то в школе она, заговорив со мной, вдруг вынула из своего рюкзака нож. Я жутко перепугалась — пусть нож и оказался игрушечным и вообще неопасным. Но лично мне на любой нож смотреть тошно. Всегда их опасалась!       Ножи напоминали о ней.       А зачем она его показала? Очень просто: ее папа работал в цирке (как можно догадаться, метателем ножей), и она хотела пойти по его стопам, а для этого надо постоянно тренироваться — вот она и хотела продемонстрировать мне пару приемчиков, которые уже успела освоить.       — Терпенье и труд все перетрут! Когда-нибудь я смогу проделать это с настоящим ножом! — гордо сообщала она всем, кто был готов ее выслушать.       Терпенье и труд все перетрут.       Терпенье и труд.       Терпенье.       Терпия.       Это странное имя ей подходило.       Аз часто укорял меня, что я слишком несправедлива по отношению к Терпии. Ну да. Я несправедлива. А нечего было махать ножом у меня перед лицом!       Еще и эти ее громадные сиськи… какой же лютой ненавистью в тот момент было переполнено мое сознание.       Дело тогда еще было совсем не в зависти: у моей мамы грудь тоже была немаленькая — но ведь ее я не ненавидела. И не смогла бы! Хотя надоесть ее общество мне очень даже могло. Я даже помню один такой случай…       В тот день мама предложила мне посетить пару магазинов и купить новые лифчики. Наверное, этим ритуалом она хотела показать свою любовь к своей неуклонно взрослеющей дочери. Но вообще поначалу это было даже забавно: перед началом покупок ей пришло в голову перекусить замороженным йогуртом. Пока мы ели, мама шутила о том, что даже если в такой простенькой кафешке, как та, в которой мы сидели, нет йогурта с улиточным вкусом, день можно считать потраченным зря. К концу походов по магазинам считать день потраченным зря стала уже я: из всего ассортимента мне подошли лишь скучные спортивные бюстгальтеры, похожие либо на чехлы с лямками, либо на детские купальники. Примерять их было неловко. Мама же, кажется, была мной искренне горда.       Вообще, если б я могла, я бы вообще не переживала о несовершенстве моего формирующегося тела: ну, проживу я всю жизнь, как плоскодонка, и что с того? Но мама постоянно давала мне какие-то советы, от которых я начинала нервничать и убеждаться, что выгляжу плохо — например, просила, чтобы я отрастила волосы. Мне приходилось отчаянно отказываться.       — Но тебе бы так пошло!.. — настаивала мама. — Не хотела бы ты носить хвостики, как паучиха Маффет?       Я ответила, что мне гораздо больше нравятся прически Тэмми, и папа так рассмеялся, что его чай пошел не в то горло. Мама смерила его ледяным взглядом.       Но факт оставался фактом: у Аза начали расти рога. Он вообще очень быстро рос, почти ежемесячно обгоняя меня еще на сантиметр-другой. Я же, кажется, вообще перестала расти.       Но характер у меня продолжал портиться.       С началом обучения из-за него у меня начались проблемы. Новая школа казалась просто громадной, и монстров там почти не было. Подросток-козел и узкоглазая девчонка, похожая скорее на щуплого мальчика, смотрелись как две белые вороны. Поэтому мы старались проводить друг с другом как можно больше времени, хотя учеба наша протекала в разных классах.       Однажды я застала его перед шкафчиком — он просто стоял и смотрел в узкое пространство, как будто вот-вот готовясь залезть туда с головой. Это было в самом начале второй перемены, когда ученикам, согласно расписанию, полагалось завтракать. Мы с Азом предпочитали безвкусной столовской стряпне мамины завтраки, которые она заботливо укладывала в пакеты и, будьте уверены, готовила в тысячу раз вкуснее, чем самому лучшему повару самой лучшей школьной столовки снилось. Пакеты с завтраками мы хранили в шкафчиках — поэтому-то мы и непременно встречались с ними в коридоре на второй перемене. Но в тот раз Аз выглядел явно как-то не так…       — Эй, брателло, — сказала я, положив руку ему на плечо. — Что с тобой?       Он вздрогнул. Я подошла ближе и все поняла. Он прижимал к разбитой губе кусок какой-то ткани. Глаза у него были красные.       — Ненавижу это место, — только и просипел он.       Он так и не сказал мне, кто его побил. Боялся, что я пойду выяснять отношения, ведь когда девочка заступается за избитого брата, у них обоих могут быть еще большие неприятности. Боялся он не напрасно. Драться я не любила, но зла во мне в тот миг хватило бы на десять драк.       Я отвела Аза к медсестре, которой он тоже ничего не сказал. Избитым я его встречала еще несколько раз после этого. После небольшого расследования у меня появилась наводка на того, кто издевался над ним. Вы таких детей точно знаете: крупные, грубые и безнаказанные. Жертвами таких становятся только те, кто слабее их. Или же монстры, потому что те меньше сопротивляются. Помню, как к ним в лапы однажды попал бедный Том-Тэмми: причиной стал тэммийский язык, который они, стараясь оскорбить Тома, извратили до неузнаваемости, и внешний вид. Кажется, хулиганы требовали объяснить, какого Том пола.       Вообще пол Тэмми — загадка для них самих, но что уж ты попишешь против горстки подростков, которым хотелось кого-то унизить?       Я решила немного подождать, пока под их горячие руки опять попадет Аз, и ждать мне пришлось, к моему собственному удивлению, совсем недолго.       Я забыла рассказать, что наша компания пополнилась третьим участником: у меня появился еще один друг. Тихоня из тихонь, носящая толстые очки и прижимающая к груди старую потрепанную тетрадь. Когда я спросила о назначении этой тетради, она только крепче сжала ее, а ответ дала только спустя время, когда мы стали уже совсем близки друг другу:       — Я пишу рассказы… вообще, в основном фанфики… о Меттатоне, Папирусе, и, ну, других монстрах… — она посмотрела на меня и тут же выпалила: — Это же благодаря тебе монстры теперь живут с людьми, да? И живешь ты тоже в семье монстров, если я не ошибаюсь…       На все ее сбивчивые вопросы я отвечала так подробно, как только могла. Звали ее, как она сама мне сообщила после пары встречных вопросов, Филиппия. Однако тут же попросила меня, чтобы ее звали просто Липпи.       Дружба с Азом у Липпи поначалу не клеилась: едва только я их познакомила, как тот оказался по уши засыпан вопросами о Подземелье, наших родителях, культуре монстров и обо всем подобном. Чувствовал себя он неловко. Ему хотелось просто общаться, а не отвечать на вопросы, некоторые из которых ставили его в тупик. Быть центром чьего-то внимания ему не нравилось от слова «совсем», и именно по этой причине он нисколько не расстраивался от того, что унаследовать королевский титул своих родителей ему не придется.       Неожиданная экскурсия в зоопарк с классом дала нам шанс сблизиться друг с другом. Наверное, цель ее заключалась именно в этом; несмотря на то, что перед входом в широкие ворота нам раздали пластиковые планшеты с парой листов бумаги, на которой шариковой ручкой надлежало писать все, что мы узнаем о животных, никто серьезно не отнесся к этому заданию, предпочитая просто ходить между вольерами и болтать, о чем придется.       Лично мне хотелось просто прогуляться с Азом. Я очень скучала по свободному времени, которое раньше мы тратили друг на друга. Даже если мы всегда обедали вдвоем, или же иногда пересекались в классах, это было уже совсем не то.       От Липпи он поначалу отмахивался, ожидая новых вопросов, на которые ему пришлось бы отвечать, как на уроке. Но ничего подобного моя новая подружка и в мыслях не имела: ей хотелось того же, чего и мне. Дать голове отдых.       Мы носились по всему зоопарку. Свобода, довольно нечасто достающаяся школьникам посреди недели, дурманила наши мозги. К остальному классу мы вернулись, только когда настала пора обедать. Не успел Азриэль раскрыть свой пакет, как я тут же вспомнила, что забыла планшет с бумагой и ручкой в вольере с окапи. Я пыталась нарисовать их с натуры. Ключевое слово «пыталась» — рисовала я неважно.       Возвращаясь к ребятам с планшетом, я оторопела: у дальнего угла собралась небольшая толпа, а взволнованная Липпи, едва увидев меня, начала кричать:       — Фриск! Фриск! Аза бьют!       Я протиснулась сквозь толпу. Аз катался по земле, сцепившись с каким-то мальчишкой. Его звали Лука, и я о нем была наслышана: высокий, грубый и высокомерный — может, именно он и разбил Азриэлю губу много дней назад. Двое его дружков отталкивали тех, кто кидался, чтобы растащить их. Из толпы кто-то выбежал. Его я тоже знала: Алекс. Он часто угощал нас домашними кексами и вообще считался душой компании.       — Я за учителем, — только и сказал он, скрываясь из виду.       Ждать, когда в дело вмешаются взрослые, я не стала. Помогая себе локтями, я отпихнула дружков-шестерок и нависла над комком сцепившихся тел:       — Не трожь его! — крикнула я на Луку, еле сдерживаясь, чтобы не врезать ему ногой: он сидел на Азриэле, как на коне, и тянул его за уши. Из носа у моего брата текла кровь, а из глаз — слезы. Вцепившись своему обидчику в запястья, он пытался оторвать его от себя, но тот только хохотал и тянул еще сильнее.       Глаза заволокла красная пелена. Я все-таки бросилась на Луку и повалила его на землю. Главарь хулиганской шайки не увидел, кто посмел напасть на него. В глаза окружившей нас толпы полетела пыль, в которой бешено закрутился смерч с четырьмя ногами, двумя руками и таким же количеством кулаков. Крутился он недолго — Лука пришел в себя и оттолкнул меня прочь. После попробовал наподдать и мне, но, к моему счастью, битвы с монстрами в Подземелье научили меня быть увертливой, так что это у него не получилось. В какой-то момент я вскочила на ноги и так саданула его по коленке, что он повалился прямо на меня. Инстинктивно выбросив руки перед собой, чтобы смягчить падение, он заехал мне прямо в глаз, и я, вскрикнув первый раз за всю драку, упала на землю.       — Фриск! — крикнул Азриэль в ужасе. Его заплаканные глаза налились кровью. — Гад ползучий, ты побил мою сестру!       — Азриэль, не надо!.. — пискнула Липпи в отчаянии.       Шепоток окруживших нас одноклассников стремительно перерастал в крики, которые заглушал один — самый надрывный и громкий. Запахло дымом.       Я ощупала пораженное место. Мой правый глаз уже опух, и в нем мелькали пятна света, но левый был в полном порядке, и я увидела, что происходит с Лукой. Дым шел от его одежды, которую он тщетно пытался потушить, со всей силы хлопая по ней руками. Азриэль стоял чуть поодаль — там же, где пару минут назад его колотил Лука. Его рот искривила гримаса гнева, в обычно добрых лиловых глазах, полных слез, плясало пламя, которым были охвачены его ладони.       Эти глаза… такими я их еще никогда не видела. Я была потрясена.       Дружки-шестерки, кстати говоря, не спешившие на помощь своему главарю, замерли, как вкопанные. Парнишка, которого они пару минут назад схватили за плечи, чтобы тот не оттащил Луку от Азриэля, воспользовавшись ступором своих мучителей, бросился к Азриэлю:       — Остановись! Остановись сейчас же! — тряс он Азриэля за плечо. — Ты его убьешь!       Азриэль моргнул и будто очнулся ото сна. Огонь потух, и я увидела прежнего Азриэля с такими же добрыми лиловыми глазами. Опустив руки, он разрыдался.       Наконец прибежавший учитель накинул на Луку одеяло, толкнул на влажный газон и принялся катать влево и вправо, пока тот не потух.       На этом экскурсия в зоопарк окончилась.       Скоро я узнала, что произошло в мое отсутствие. В школе об этом только и разговоров было, так что не узнать было невозможно: Лука забрался в загон к козам и, встав позади одной из них, схватил ее за рога:       — Эй, Аззи, — крикнул он, слегка качая бедрами. — Зацени! Прям как с твоей мамашей!       Кто-то засмеялся. Азриэль подошел к своему обидчику и оттолкнул его от козы — как, мол, он вообще посмел заикаться о его маме?       — Хотя вру. От козы душок поприятнее будет, — не унимался Лука.       Аз замахнулся на него, но наглый хулиган легко увернулся и, пользуясь значительной разницей в росте, поднял его над землей за уши, отчего тот закричал от боли. Наверное, всеобщий смех и тот факт, что никто не пришел к нему на помощь, просто довел моего брата до ручки, и он сцепился с Лукой, а я влезла в самом начале драки.       Естественно, в школу вызвали родителей. Выглядели мы ужасно: в грязи, ссадинах, он — с кровоточащим носом, а я — с распухшим глазом. Директор начал распинаться о том, что подвергать чужую жизнь опасности при помощи магии неприемлемо, в отношении нас обоих будут приняты соответствующие меры, и вообще…       Но мама не дала ему договорить. Одного взгляда на нас ей хватило, чтобы вскочить на ноги:       — Вы в своем уме?! О чем вы? — кипела она. — Посмотрите на моих детей! О каких мерах вы вообще говорите?! Как вы можете? Кто сделал это с ними?! Да я его…       Если бы папа вовремя не схватил маму за руку, она бы продолжила бушевать. Он вообще был более снисходительным. Разговор с директором продолжался уже с его стороны. Стоило только мне услышать его речь, как я тут же поняла, что монстры не ошиблись, избрав его своим королем: вежливые слова и мягкое, но настойчивое убеждение делали свое дело. С каждым новым папиным замечанием директор менялся в лице и, кажется, начинал нервничать, поняв, против кого следовало бы применить меры на самом деле. Под конец совещания директор выглядел совершенно уничтоженным и уверял наших родителей, что хулиганские выходки учеников отныне будут пресекаться на корню. Это же было сообщено и другим родителям. Не все из них встали на нашу сторону, но помощь пришла неожиданно: со стороны Маленькой-Мисс-Совершенства. По крайней мере, именно так Элли прозвали в нашей школе. Впрочем, она все-таки пользовалась уважением среди одноклассников, что было нетипично: она была из очень богатой семьи, а ее родители, вдобавок ко всему, были членами школьного совета. Друзей у нее было мало, но те, что были, в один голос заявляли, что не любить ее нельзя: честнее и надежнее ее не было во всей школе.       Элли видела всю драку от и до и пересказала ее своим родителям в мельчайших подробностях, и поэтому, когда по школе поползли слухи о нанимаемых родителями «пострадавших» адвокатах и судебных разбирательствах, они обратились к ним, и слухи угасли так же быстро, как и распространились. Ученикам прочитали пару лекций о том, как решить любой конфликт без насилия, и больше о произошедшем не вспоминали.       С другой стороны, подобные лекции почему-то никогда не посещают те, ради которых они и затеваются: если Лука и его шайка и присмирели, то капельку. Они знали, что Азу теперь, как главному представителю монстров в людском коллективе, было запрещено пользоваться огнем — мама строго настояла на этом запрете. Драться отныне он мог только по правилам. Правда… мама не учла, что дрался ее сын неважнецки. Я не всегда могла быть рядом, и его нередко задирали.       После очередного раза — когда Аза вытолкнули из очереди в столовке, — к нему подошел крепко сложенный парень — Джаред, по кличке «Перчатка». Его отец был боксером, и он, чтобы стать таким же, как он усердно тренировался.       — Вот, — сказал он, вручая Азриэлю пару боксерских перчаток. — На здоровье. На твои лапы налезут в два счета. Жду тебя в спортзале после занятий.       С тех пор Азриэль стал заниматься спортом. Я часто приходила посмотреть на него. Это было не слишком интересно, но у самого Аза, похоже, от тренировок значительно прибавилось уверенности. Джаред был отличным товарищем, и они крепко подружились. Я была рада за него: друзей-парней моему брату, по вполне понятной причине, недоставало.       Со временем наши разговоры за едой становились все страннее и страннее. Когда мы были младше, тем для общения было гораздо больше: прогулки по лесу, ссоры из-за еды, мама, папа… как вы помните, я была очень общительной и даже немного развязной девочкой.       Что ж, а теперь… теперь все было иначе. Я и сама не заметила, как стала больше времени проводить с Липпи, беседуя о таких вещах, как сериалы и фанфики. Мы часто стали прохаживаться по магазинам, как раньше — с мамой. В один из таких заходов я даже купила себе заколки для волос, которые раньше ненавидела настолько, что просто просила маму стричь меня покороче, чтобы избавиться от необходимости их носить. Сейчас же я позволила своим волосам отрасти — и довольно сильно. При этом я сама не понимала, зачем это делаю. Возможно, потому что все в классе носили длинные, а мне не хотелось чувствовать себя белой вороной, как в первые дни учебы. Волосы Терпии, перешедшей вместе со мной и Азриэлем из начальной школы, были длиннее всех. Ее мама была из Японии, и одни только волосы — черные-пречерные и густые-прегустые, так что расчесать их было целым делом — буквально кричали о происхождении своей владелицы. Выглядела она всегда неотразимо, какую бы прическу не решалась сделать. Чернее этих волос была только моя зависть. Хотя внешности Терпии вообще все завидовали. Правда, ничего и никогда ей не говорили. Если вы приплюсуете к прекрасным волосам не менее прекрасную внешность и, как я уже говорила, привлекательную фигуру, вы сможете понять, что Терпия пользовалась популярностью как у парней, искавших ее любви, так и девушек, искавших ее дружбы. Несмотря на то, что Терпия была еще и очень доброй и открытой, я продолжала ее ненавидеть. Вы сможете меня понять: в подростковом возрасте зависть — это почти всегда отражение ненависти. И наоборот.       Круг друзей Аза тем временем пополнялся. Помните паренька, который рвался на помощь Азриэлю, несмотря на то, что ему мешали шестерки Луки? Это, оказывается, был друг Джареда, Джастин. Он тоже оказался классным, хотя порой был чересчур серьезен. Я почему-то совершенно забыла сказать о том, что он тоже посещал мамину начальную школу, как и Терпия и Том-Тэмми. Тогда он щеголял в ковбойской шляпе и всегда держал наготове пару игрушечных револьверов.       — Пиф-паф! — вопил он, выпрыгивая из кустов, когда тот, кто посягнул на его территорию, поворачивались к ним спиной. И нет, он играл не в бандита. Он был шерифом. Храбрым и отважным шерифом, который всегда был готов защитить слабых и обделенных. Эти качества он пронес через всю школу, хотя больше и не носил ни шляпы, ни револьверов. Пожалуй, он был даже выше, чем Джаред, и всегда искал, кому бы помочь. Когда он был рядом с Азом, хулиганы и близко не подходили.       Аз… наши пути разделились уже тогда. Я даже внимания на это не обратила. Я слишком зациклилась на учебе, вечеринках и общении со своими друзьями.       «Друзьями?» — спросите вы. Ага, друзьями. Я перестала играть в одиночку и сама не верила в то, какой стала моя жизнь. Но мы с Азом по-прежнему были близки. Ближе, чем можно представить себе брата и сестру…       Брат, сестра… как же меня воротило от этих слов.       В один из дней в конце учебного дня я укладывала учебники в шкафчик, как тут ко мне подскочила Липпи:       — Фриск! Фриск! — кричала она. — Они же сейчас подерутся!       — Кто? С кем подерутся?       — Да Аз! К нему опять пристал Лука!       Найти их было проще простого: знавшие о предстоящей битве двигались в одном направлении ровно с той скоростью, которую может соблюдать только подросток, который хочет одновременно и не опоздать, и не привлечь лишнего внимания. За территорией школы располагался старый пустырь, на котором уже собралась небольшая толпа. Сквозь нее пришлось протискиваться, но меня, в общем, никто не останавливал — все знали, что одному из затеявших драку я считаюсь сестрой. В первом ряду я столкнулась с Терпией.       — Ой, Фриск, какой же он красавчик! — протянула она, затаив дыхание.       — Ты о ком?.. — глупо заморгала я.       — О твоем брате! О ком еще? — уставилась она на меня, как на сумасшедшую.       Я махнула на нее рукой и стала смотреть на происходящее в кругу из стоящих плечом к плечу школьников, как на своеобразную арену. Аз и Лука стояли в самом центре.       — Этот дурак снова прикопался к Тому… или к Том?.. — тараторила Терпия. — Тискал ее, как кошку, и заставлял говорить по-тэммийски…       Я сразу поняла, что послужило причиной конфликта: Том на самом деле неплохо владел (или владела? Пол этого маленького котоподобного монстра теперь не давал и мне покоя…) английским, но стоило ей занервничать, как английская речь превращалась в чистейший тэммийский язык, для человеческого уха звучащий, как тарабарщина. Такой негодяй, как Лука, просто не мог пройти мимо этого факта.       Зрители вдруг заволновались и загудели: Лука без предупреждения бросился на Аза, и мне на мгновение стало нечем дышать, но, к счастью, тот увернулся, и Лука потерял равновесие, после чего мой брат оттолкнул его от себя. Задира чуть-чуть не упал на землю, оставшись на ногах буквально чудом. Он поднял красное от ярости лицо, и бросился во второй раз — в этот раз увернуться у Аза не получилось, но он не растерялся и просто выгнул шею, когда нападавший был в полуметре от него — в результате Лука налетел прямо на рога, которые, увеличиваясь день ото дня, недавно стали закручиваться назад: случись эта драка на пару месяцев раньше, и, вероятно, живот главного хулиганы школы оказался серьезно поврежден на тот момент еще довольно острыми концами. Ухнув, он упал на землю и что-то процедил сквозь зубы. Сомневаюсь, что это были слова благодарности… Аз тем временем отступил назад. Глаза его полыхали до боли знакомым огнем…       — Остановись!!! — закричала я, выбегая на центр «арены». Я уже чувствовала запах гари и слышала крики подожженного Луки, сопровождаемые хлопками по одежде — совсем как в тот раз. Ярость на лице Аза заставила меня дрожать.       — Да-да, Аззинька, не огорчай свою сестренку, — подал вдруг голос Лука, вставая с земли и притягивая меня к себе, сомкнув руки кольцом. — Магия запрещена. Вдруг тебя исключат?.. — пропел он издевательским голосом, после чего пристально посмотрел мне в лицо. — Скажи ему, Фриск!       — Аз, оставь его в покое! Он не стоит этого! — протянула я сквозь плотно сомкнутые зубы, пытаясь освободиться.       — «Онь ни стёить этава…» — передразнил меня Лука. — Хорошие братья слушаются своих сестер! Особенно если эти сестры втюрились в них!       Аз оторопел и замер.       — Замолкни! — крикнула я.       Лука разжал руки, и я плашмя упала на землю.       — Не лезь не в свое дело, шмара толстозадая! — прорычал он, разбрызгивая слюну. Долго ждать Аз не стал.       Он бросился на Луку с такой энергией, что от страха я закрыла глаза руками. Но нет, магией Азриэль так и не воспользовался. Отведя кулак в сторону, он врезал Луке прямо по зубам. Хлюпнув кровью, потекшей сразу из двух губ, главарь хулиганской шайки рухнул на землю, проехавшись по ней мягким местом.       — Только попробуй еще хоть раз подойти к моей сестре! — прошипел Аз.       — УУУУЧИИИТЕЕЕЛЬ!!! — завопил поверженный Лука. Толпу как ветром сдуло. Очень скоро подоспели и учителя, которые взяли бойцов за руки и повели в школу, соблюдая значительное расстояние друг от друга. Впрочем, этого можно было и не делать: после драки кулаками уже не машут. Это знал даже Лука.       Само собой, в тот же вечер в школу прибыли родители. Разговоров на этот раз не было: и Луку, и Аза исключили. Полагаю, педсовету было все равно, кто начал драку: они просто не захотели утруждать себя долгими разбирательствами, поэтому и наказали всех, до кого дотянулись руки.       Мама наказала Аза дополнительно. На месяц. Папа… ну, естественно, он был им горд, а вы чего ожидали?       Вообще, я тоже была горда. В ту ночь, стоило мне лишь закрыть глаза, передо мной вставал Азриэль, бьющий своего обидчика окровавленным кулаком. Аз выглядел… красиво. Терпия не ошиблась, а уж она-то знала толк в красивых мальчишках, вившихся перед ней днями напролет. Но красота эта пугала. Очень пугала. В гневе Азриэль был прекрасен и страшен: подобную смесь из противоречивых эмоций я чувствовала, когда стояла в ужасающей пустоте, где не было ничего, кроме воя ветра. Даже возможности «СОХРАНИТЬСЯ». Воспоминания о самой драке внушали скорее страх. Но я все равно не могла остановиться, прокручивая ее в голове вместе со всем, что было до и после.       «Только попробуй еще хоть раз подойти к моей сестре!»       В темноте я обнимала подушку, надеясь, что сквозь ее набивку стук моего сердца окажется не таким оглушительным.       Аз смог восстановиться. Чудом, но смог — через пару недель он снова был в школе. Он изменился. Удивительно, но за время своего отсутствия он стал еще выше, еще сильнее раздался в плечах. Даже его рога удлинились. Может, он просто стал прямее держать спину, а может, я просто нафантазировала себе все изменения.       И все-таки чувство, что Азриэль нарочно растет только тогда, когда я на него не смотрю, меня не покидало.

***

      До выпуска оставалось совсем немного. Старшие классы. Мне начинало казаться, что как только нам удавалось привыкнуть к чему-то и наконец-таки освоиться, как тут же надо было начинать сначала и в новых условиях. К счастью, без исключения все наши друзья начинали сначала вместе с нами, и осваиваться было не так уж и тяжело. Тем более, что монстров в старшей школе оказалось гораздо больше, и Азриэль тут же стал своим в этом новом коллективе.       Ближе к концу лета десятый класс, в котором нам к тому времени надлежало учиться с первых чисел сентября, отправился в лагерь. Это была традиция, которая должна была помочь незнакомым друг с другом ученикам сблизиться благодаря таким занятиям, как походы, катание на лодках, стрельба из лука, и прочие типично «лагерные» вещи.       После приезда, пользуясь внезапно свалившимся на нас с неба свободным временем, мы переоделись в купальники и побежали плескаться в озере.       У Липпи были месячные, поэтому она тихонько сидела на крошечном деревянном молу и рисовала, а я, Терпия, Элли и другие девушки ныряли, покачивались на волнах, брызгались и визжали.       — Смотрите, — прошептала Элли восторженным шепотом, указывая в сторону. — Мальчишки…       — Только посмотрите, какой Алекс бледный! — рассмеялась Терпия, чего ей можно было и не делать. Алекс был хорошим парнем, и бледность этого не отбавляла. Я нахмурилась.       — Кстати… Это что, Аз? — прошептала Элли мне в самое ухо.       Я проследила за ее пальцем. Да это, был он: прыгая от охватившего их беззаботного веселья, они с Джаредом хлестали друг друга полотенцами. Подойдя к озеру, они расстелили их на земле и вошли в воду.       — Ничего себе… — продолжала шептать Элли. — Твой брат такой качок…       Качок? О чем она?       Я оглядела Азриэля, который, выждав момент, подкрался со спины и толкнул Джареда в воду. Качок. Ну да, мышцы у моего брата были развиты неплохо. Он очень вытянулся, став, пожалуй, не ниже Джастина. А я и не заметила. Ничего удивительного: они с Джаредом не вылазят из спортзала. Плюс он недавно записался в школьную команду по плаванию. С чего бы ему не иметь именно такое тело?       Папа у нас тоже неслабый. Так что тут замешана еще и генетика. Только у Азриэля и в помине не было такого огромного живота и круглых бицепсов: стройный и крепкий, он был просто ходячей иллюстрацией к словосочетанию «атлетическое телосложение». А еще у него на груди рос густой пучок меха. Ну что за прелесть…       Прелесть. Это слово приходило мне на ум каждый раз, когда я видела его. И испытывала при этом совсем не то, что может испытать любой другой человек, называющий «прелестью» милого котенка или щеночка.       Я посмотрела на Терпию и Элли. Из глаза были прикованы к Азриэлю.       — Так, — сказала я. — Ну-ка перестаньте пялиться.       — Чего?.. — недоуменно произнесла Элли, как будто впервые видя меня.       — Того. Прекратите пускать слюни. Он же мой брат!       Терпия пускать слюни не прекратила:       — Вы же сводные…       — Ну, а живем, как кровные. Причем с малых лет.       — Тогда чего ты пыжишься? — спокойно спросила Терпия. — Не на парня же твоего мы смотрим!..       Да уж. Не на парня…       Элли, видимо, решив подыграть мне, шлепнула ладонью о водную гладь, обрызгав легендарные черные волосы Терпии:       — Одно дело — смотреть… а другое — пожирать глазами! Хватит! Оставь мне хоть кусочек!..       — Ох, сестричка, нажила ты себе врага… — проговорила Терпия, вынимая из глаз слипшиеся черные пряди. Последовал всплеск и взвизг. Потом другой. Мои подруги начали брызгаться с новой силой. Если бы в тот миг я чувствовала себя хоть чуть-чуть лучше, может, я бы к ним и присоединилась…       Азриэль… как же хорошо ты выглядел. Не просто «мило» или «красиво». Нет. Ты выглядел сногсшибательно. С е к с у а л ь н о. Раньше я этого просто не замечала.       Ну, ты был всего лишь моим бра…       Хотя погодите…       Нет. Не был. Никогда не был. Мы же сводные!       Через какое-то время мокрый Азриэль в одиночестве поплыл к берегу. Я оставила плескающихся девчонок наедине друг с другом и забарахталась, чтобы догнать его. Удалось мне это сделать, только когда он уже наполовину вылез из озера и вода плескалась у его колен.       — Братан, здорово! — протянула я, хватая его за плечо.       Он резко обернулся, но, поняв, что это я и бояться нечего, расплылся в широкой улыбке:       — О! Здорово! Водичка что надо, а?       Я кивнула.       Аз смерил меня взглядом. Я моргнула и постаралась понять, что именно привлекло его внимание. Наши взгляды столкнулись, и он, застенчиво улыбаясь, отвел свой в сторону.       — Ты не замерзнешь на ветру? Пойдем, надо обсохнуть. Знала, что тут можно сплавляться вниз по реке?       Я взяла его за руку, слегка повиснув на ней. Он удивленно заморгал, но даже и не подумал отталкивать меня. Что ни говори, последний раз, когда мы могли так прогуляться, я и не вспомнила бы. И только сейчас я поняла, что мне, оказывается, очень сильно не хватало этих прогулок…       Какой же он был красивый! А его рука… как бы ее описать… под мягкой шерстью буквально переслаивались твердые, рельефные мышцы.       Он смотрел на меня. Жизнь в отдельных комнатах избавила нас от многих детских обыденностей. Например, мы ни разу не видели друг друга без одежды. А под ней порой скрывается так много всего…       Может, Аз, как и я, считал, что взросление колдует надо мной только тогда, когда он не смотрит. Плюс я всегда носила довольно мешковатые свитера. Моя грудь, отсутствие которой перед началом средней школы так меня расстроило, все-таки «отросла», заняв довольно неплохой объем. Потягаться с фигуристой Терпией я по-прежнему не могла, но от Фриск-плоскодонки не осталось и малейшего следа. О зависти речи больше не шло: я даже отчасти сочувствовала своей подруге, потому что понимала, растирая перед сном свою ноющую поясницу, насколько большие габариты определенных частей тела иногда осложняют жизнь; честно говоря, иногда я все-таки скучала по плоскодонке, хоть и не сильно…       Впрочем, если бы дело окончилось только на этих женских прелестях, я бы и слова не сказала… но бедра… каким-то непостижимым образом я умудрилась достичь маминых обхватов… не успев окончить школу. И если мамины круглые ягодицы, скорее всего, очень шли ей в молодости, разя всех мужчин наповал на пару с ее полной и широкой грудью, мои лишь наотрез отказывались влезать в подавляющее большинство брюк, рассчитанных на девушек с тонкими талиями. Да-да, средняя часть моего туловища была тонкой.       Аз смотрел на меня как-то странно. Разглядывал ли он меня?.. кажется, нет. Смотреть было просто не на что: на мне был закрытый купальник, так как администрация лагеря запрещала плавать в бикини. Может, Азриэль думал, почему он выглядит так по-детски? Хотя, даже если бы устав и позволял более откровенные купальники, я бы такой ни за что не надела — цену своему телу я ставила довольно невысокую. Вот Терпия бы точно была неотразима в бикини — это ясно, как день.       Как только мы вышли на берег, я тут же обернулась. Как я предполагала, на нас смотрели во все глаза. Я отпустила его руку, и к горлу подступил горький комок. Да что ж такое? Да, сводные. Но все-таки брат и сестра! Тогда почему же я так ревновала его?       Однако осознание своей ревности не помешало мне ходить с ним парой в течение всей смены. Если я ему и надоела, он этого никак не показал. Мы вдвоем прекрасно провели время. В последнюю ночь перед отъездом было решено разжечь костер на берегу озера. Из-за ветра мне очень скоро показалось, что ничего из этой затеи не выйдет. С доверенными мне обязанностями у меня почему-то очень часто не клеилось — и чаще всего не по моей вине. Неслышно осыпая ветер проклятиями, я почувствовала, что кто-то положил руку мне на плечо.       — Дай-ка я тебе помогу…       Над кучей хвороста повисла вторая рука, белый мех на которой в лунном свете блестел, как натертый фосфором. Спустя мгновение в когтистой ладони вспыхнул красный огненный шар.       — Аз! — зашипела я, хватая его за локоть. — Ты же знаешь, что по правилам ты…       — …не могу пользоваться магией в целях обороны. Разве я с кем-то сражаюсь? — шепнул он мне в ответ. Прикосновение его уха к моей щеке, остуженной порывами холодного ночного ветра, было теплым, а в ноздри так и полз аромат его тела. Почти все мальчишки моего возраста пахли, как мартышки. А вот Азриэль — нет.       Его рука накрыла мою. Огненный шар упал на сухие ветки, и красный язык пламени взвился почти до самой луны.       — Ничего себе… — пробормотала я. Его магические способности невероятно улучшились с того злополучного дня в зоопарке. Вскоре он отвел руку в сторону. Все видели, что произошло, и восторженно перешептывались. Потом начали хлопать. Моей гордости не было предела, но, заметив, как ему улыбаются девушки из моего отряда, я снова ощутила горечь проклятого комка, подкатившего к горлу.       — А если тебя накажут? — спросила я. Вопрос был предельно глупым, но задала я его только потому, что хотела побыть с Азом подольше. Рядом с ним было тепло, а дувший от реки ветер не спешил нагреваться, несмотря на жар пламени костра.       — Скажу, что помогал тебе, — недоуменно пожал он плечами. — Есть же разница между человеком и хворостом, ведь так? Кстати, — вдруг произнес он, поворачиваясь к остальным. — Кому показать еще пару фокусов?       Я встревожилась. Я не хотела, чтобы он попал из-за своих «фокусов» в какую-нибудь неприятную историю, но также и не хотела прослыть ханжой, сующий свой нос куда попало по поводу и без. Все замерли, когда Азриэль вышел к приозерному пляжу. Он поднял руки, и ночное небо рассекли разноцветные лучи света. Все задохнулись от восторга — даже сопровождавшие нас учителя. После секундного молчания последовали вздохи, переросшие в настоящие вопли восхищения: лучи соединились в двенадцать радуг, которые повисли над водой идеальными дугами.       Удивительно, но даже такие по-настоящему прекрасные вещи не утихомирили кошек, скребущихся у меня на сердце. И я понятия не имела, на что все это время был способен Азриэль. Вообще, своей магией в быту он пользовался не единожды: например, чтобы сократить путь до дома, или чтобы поднять мне настроение, когда я чувствовала себя хуже некуда: скажем, валялась на кровати в обнимку с подушкой, потому что с треском провалила контрольную. В такие дни я могла ожидать, что дверь приоткроется, и в воздухе заплавают десятки крошечных сверкающих радуг, сплетающихся друг с другом в одну большую. Честно сказать, когда я столкнулась с его поддержкой в первый раз, то не на шутку струхнула: вспомнила давнюю битву с ним, когда была еще совсем маленькой. Но я тут же опомнилась. Порхающие по маленькому пространству моей комнаты радуги не шли ни в какое сравнение с его улыбающимся лицом. Я обожала его «фокусы», и до той ночи на озере он показывал их только мне.       Теперь же радуги висели над озером, у всех на виду. Их мог любить кто угодно. Они больше не были только моими.       Я чувствовала, что моя власть над Азом постепенно ослабевала. Это бы…       Стоп. Какая власть? О чем это я вообще? Он же мне не раб! Какая я эгоистка…       Азриэль был хозяином той ночи. Правда, ровно до той поры, как остальные монстры, поддавшись его уговорам и собственному желанию, продемонстрировали свои способности. Отличился (или все-таки отличилась?..) даже Том-Тэмми, показав, на какие сумасшедшие расстояния может растягивать свои лапки.       Да уж. Та ночь выдалась по-настоящему волшебной. Во всех смыслах.       Но расслабиться у меня не получилось: я знала, что после это удержать Аза при себе будет труднее. Я вспомнила глаза Терпии, пожирающие, по выражению Элли, его роскошное тело издалека.       Пожирать глазами…       Господи, как же я боялась, что глаза, каждый день смотрящие на меня из зеркала, в один момент не оставят от Азриэля даже самого маленького кусочка…