Clair

      Что приходит вам на ум, когда вы слышите слово «уборщик»? Мир сколько угодно может обращаться к толерантности и принятию всех людей, а дети в детских садах заучивать стихотворения «все профессии важны, все профессии нужны», но от этой так и веет затхлым запахом несвежих тряпок, моющего средства и ноткой неудачливости.       Может, вам на ум пришел миловидный старичок со смешными пушистыми усами, подметающий желтые листья на углу улицы? Или неловкий паренек, подрабатывающий в общепите и выносящий мусор из большого зеленого бака? Дайте угадаю: перед глазами всплыла та самая женщина, бросающая из-под куцых, но густо накрашенных бровей и нарощенных ресниц-гусениц недовольный взгляд.       Однако в нашей истории речь пойдет совсем не об избитом образе уборщика. Наш герой не совсем обычный, потому что фронт его работы — места преступлений.       Почему-то этих людей незаслуженно обделяет как кинематограф, так и книги, истории и даже анекдоты. Почему во всем известных сериалах про умных детективов, смелых полисменов или таинственных убийц показано все, вплоть до обведенного мелом трупа и оружий убийц, но не показаны обычные трудяги, разматывающие с люстр кишки, оттирающих со стен остатки мозгов и подметающих разбросанные по всему полу зубы? Если бы Тарантино включил хотя бы в один из своих фильмов этих персонажей, кадр с фирменными ботинками, с которых бережно вытирают кровь и остатки чьей-то кожи, сразу бы разлетелся по всей Всемирной Паутине. Однако, приходится довольствоваться привычной раскадровкой «место преступления — полицейский участок — уже убранное место преступлений — улицы с разбитыми фонарями».       Но наш рыжеволосый уборщик, на вид лет двадцати максимум, в белом рабочем комбинезоне и кроссовках на высокой платформе стоит сейчас на лестнице с кровавой шваброй наперевес. Взгляд голубых глаз направлен на высокого юношу в новенькой, выглаженной полицейской форме. Ясно, очередной стажер.       По бледному, как обведенный на полу контур человека, лицу и растерянному взгляду ребенка, узнавшего, что их попугайчик не улетел в окно, а был съеден миловидным котом Барсиком, можно сделать вывод, что убийство парень видит впервые. Да уж, для первого раза можно было бы показать хотя бы висельника, а не сразу вести на полет пули из дробовика через хозяйский череп.       Кожа практически слилась цветом со светлыми волосами, губы превратились в синюю сжатую линию, а необычные глаза, награжденные от жизни за общее хилое телосложение гетерохромией, как в спасательный круг вцеплялись в глаза уборщика на несколько ступеней ниже.       — Мальчик, с тобой все в порядке? — действительно, мальчик. Измельчали нынче стражи порядка, как он вообще физподготовку сдавал?       Стажер тяжело сглатывает и отрывисто кивает.       — Первый раз?       Снова кивок головы.       — Что ж, — уборщик поднялся и аккуратно обошел стоящую фигуру, слегка улыбнувшись, и продолжая уже откуда-то сверху как ни в чем не бывало, — советую по приезде домой сразу сходить в холодный душ, а то трупный запах еще неделю не сойдет с волос.       Казалось, бледнеть еще больше было невозможно, но стажер не только доказал обратное, но еще и позеленел, буквально летя по лестничной клетке вниз на свежий воздух.       За спиной раздалось чье-то недовольное цыканье.       — Нехорошо младших пугать.       Уборщик обернулся.       В дверях квартиры, огороженной желтой с черным лентой стоял высокий юноша. Синий пиджак небрежно накинут на плечи, через запястье перекинут ремешок фотоаппарата, а сами кисти с длинными тонкими пальцами обтянуты полупрозрачными белыми перчатками. Следователь-криминалист с длинными волнистыми каштановыми волосами, ну-ну.       — Нехорошо брать новичков на такое месиво, чтобы вместо погоняла у них зеленым было еще и лицо. А ты патлатый, уже успел оставить свое ДНК рядом с трупом?       — Ну, до тебя, Златовласка, мне еще далеко.        Уборщик недовольно фыркнул, скинув с плеча за спину свой рыжий хвост.       — Тебя как зовут?       — Дазай, — следователь ухмыльнулся, — Дазай Осаму. А тебя?       — Чуя, — скривив губы и передразнивая ответил юноша. Не каждый день его называли Златовлаской, и его это вполне устраивало. — Чуя Накахара.       — Что ж, Чуя Накахара, — Дазай вышел с лестничной клетки и прошел на пару ступеней вниз, — будем знакомы. А ты, смотрю, везде таскаешь за собой кровавые швабры, чтобы везде капать кровью убитого? Ах, или просто в первый раз?       Горячая кровь приливала к лицу, делая его оттенком идентичным рыжим волосам. Еще никто не смел так нагло высмеивать его, никто. Видимо, у этой длинной каланчи, которая из-за ступеней возвышалась сейчас на добрых тридцать, а то и все сорок сантиметров, вся сила ушла в рост, а до мозга так и не дошла.       — Да нет, швабра мне как раз для таких высоких шпал, чтобы помечать их как особо токсичное вещество: руками не трогать, не смотреть и ни в коем случае не разговаривать.       На удивление Дазай очень мило ухмыльнулся, одной ладонью слегка прикрывая рот, а на другой раскачивая на ремешке фотоаппарат.       — Ты такой милый, когда злишься. Так и тянет сфотографировать. Твоя мордашка среди фотографий трупа в разных позах, ну что за прелесть.       — Еще одно слово, и уже тебя надо будет фотографировать. Причем с десятком желтых номерков рядом с твоими расчлененными конечностями.       — Обязательно, буду ждать!       Дазай спустился ниже Чуи, но все равно смотрел на него сверху вниз.       — Ладно, мне пора, дело само себя не раскроет. Как закончишь свою работу, еще поболтаем!       — Обязательно, — гневно крикнул в спину уже уходящему следователю Чуя. И добавил совсем тихо, с непонятной для себя смесью раздражения и удивления, — буду ждать.