Clair

День с утра обещал быть невзрачным и печальным. Небо было затянуто серой дымкой облаков, как будто на него накинули огромное серое одеяло. Оно мялось, клубилось, путалось и сбивалось, образуя высоко над головой вихри из мягких туч. Легкий ветер не сбивал с ног, но был очень холодным: ерошил волосы, проникал под джинсовку, морозил до костей. А как только ты собирался топнуть ногой и уйти обратно в теплое помещение — прекращал дуть, как будто его и не было. Шаг вперед — и ты снова обдуваем чудным шутником. Чуя вышел из подъезда, поежившись. Он не был опечален погодой, как соседи, агрессивно закрывающие окна и шторы, вовсе нет. Ему даже нравилась такая пасмурная погода: она дарила спокойствие и остужала все эмоции внутри. Да и такая погода была предсказуема: нет вероятности ливня посреди ясного неба или духоты до ожидаемой грозы, которая так и не прошла. Лишь серое небо и легкий, почти незаметный холодный ветер — вот и все, что тебя ожидает на сегодняшний день. День был нагруженным, при чем не только из-за непосредственной работы. Заказов было больше, чем обычно, но Чуя справился с ними довольно быстро. Что больше расстраивало — это проблемы с документацией, отчетностью и прочей макулатурой, которая не несла в себе никакого смысла. Однако, расходный материал сам себя не рассчитает, а адреса и результаты проверок не смогут подделать твою роспись. Вот и сиди, заполняй бумажки, которые через пару месяцев «сжует» забавный аппарат, режущий бумагу на конфетти. Интересно, вдруг конфетти в упаковках подарков или боксов с чем-нибудь на самом деле тоже были когда-то документами? Истории болезни для упаковки мыла ручной работы или порезанная сводка без вести пропавших, чтобы подарочный сервиз не разбился в дороге. Прийти домой, заварить ромашковый чай и читать книгу, сидя на подоконнике, казалось отличной идеей, пока в арке двора не появилась знакомая высокая фигура. А начиналось так «красиво» … Но нужно отметить, что парень, который сейчас подходил все ближе, уже не внушал такой неприязни, как при первой встрече. Конечно, при его появлении под ребрами начинало резать, а кончики пальцев холодели, но слишком неприятных ощущений не было. Скорее, просто волнение. С каких пор вместо возмущения, чувства азарта и жизненной необходимости показать ему свое место пришло чувство легкого ожидания и радости? — Дазай, неужели ты меня преследуешь? — Чуя улыбнулся, чуть приподнимаясь на носках и становясь обратно, — Я уже начал переживать, почему за все четыре заказа не увидел нигде твоего носа, лезущего в чужие дела. Неужели я тебе наскучил? — Как ты мог об этом подумать, Чуя, — Дазай подошел ближе, но из-за того, что Чуя стоял на несколько ступеней выше, смотрел снизу вверх. Взгляд не был таким беспечным, как обычно, что не могло не обратить на себя внимание. — Просто хотел провести с тобой время вне работы и немного дольше, чем семь минут за чашкой кофе. — Да ты настроен серьезно, как я посмотрю, — Чуя оглянулся на дверь парадной и обратно, — чем же я тебя так зацепил? Дазай встал на одну ступеньку перед собой и снова стал выше Чуи, привычно смотря сверху вниз. — Это мы с тобой и узнаем, если ты согласишься пойти со мной. — И как ты мне предлагаешь это узнать? Дазай чуть наклонился к Чуе, выдыхая прямо в его рыжие кудри, и прошептал на ухо: — Для начала проверим теорию трех свиданий, а там посмотрим. Ровно до этого момента, в голове у Накахары был целый вихрь и мозговой штурм: какие слова подобрать, чтобы поострее ответить? Какой вопрос задать, чтобы заставить его смущаться, а себя смеяться? Что от него хочет этот грузоподъемный кран? Но когда этот молодой человек в потрясающем черном пальто, черных джинсах и черных «мартинсах» наклонился ближе, вытесняя из легких кислород и оставляя только аромат его духов; когда он чуть коснулся своим (как он сказал? Лезущем куда-то там… не важно) носом волос, опаляя горячим дыханием кожу за ухом и этим своим бархатным шепотом сказал что-то про свидания, у Чуи мигом вылетели из головы все мысли. Пустота. Такая мягкая, как вата, пустота и единственно правильные слова, которые Чуя, сам того не замечая, сказал вслух: — Ладно. — Отлично! — от задумчивого Дазая не осталось ни следа, когда тот отошел, чуть ли подпрыгивая на месте, — Тогда поспешим, вдруг погода испортится. — Не испортится, — пробурчал Чуя себе под нос, непонятно чем расстроенный. Лишь засунул руки поглубже в карманы джинсовки и пошел за Дазаем.

***

— Итак, ты привез меня на… городскую свалку? Чуя стоял у огромных железных ворот, за которыми виднелись бесконечные груды мусора. Лишь одна неширокая, лишь для проезда одной машины, дорога вела далеко-далеко, а по бокам — бесконечные площади, покрытые старым хламом. Даже не проходя на территорию, было слышно ужасный запах отходов. — Дазай, это шутка такая? Ты решил, что будет очень остроумно привести уборщика на свалку? Тогда просто знай: ты явно ошибся. Я ухожу. — Ну, не строй из себя неженку, — Дазай подошел к Чуе, разворачивая его за плечи обратно ко входу, — я должен кое-что тебе показать. — Во-первых, ты никому ничего не должен, — пробурчал Чуя, все же разворачиваясь и идя за Дазаем, — А, во-вторых, мы разве можем сюда проходить? — Все можно, если осторожно. Стоит опасаться лишь диких собак и людей без определенного места жительства, делящих территории. — А ты разве не боишься? — Я? Нет, у меня тут давно есть на примете одно место, я свое в драке за него отбоялся. А насчет собак ты правильно опасаешься, я их боюсь. Если что, брошу тебя, как приманку и уйду. — Очень смешно, — дышать становилось все труднее: смрад, мелкий накрапывающий дождь и медленный подъем в гору очень затруднял речь и дыхание, — Так что мы вообще здесь делаем? — Сейчас увидишь, — сказал Дазай и резко свернул с утрамбованной дороги влево, прямо по склону. Из-под ботинок посыпался мусор, а отлетающие острые части разбитых телевизоров и «розочек» из бутылок не вселяли оптимизма. Однако Чуя последовал примеру Дазая и спустился, правда, не так быстро, за ним. Спустившись на несколько метров вниз от дороги, пробираясь через груду мусора, старой техники и прочего хлама, Чуя оказался на небольшом разобранном участке земли. Этакая большая чашка, с расчищенным дном и стенками из старых ненужных вещей. Напротив него стоял большой обугленный железный шкаф, а под ногами — поломанные ящики со всевозможным стеклом: бутылки, тарелки, чашки и прочее. Посреди этой «воронки» стоял Дазай и в упор смотрел на Чую. — Соизволишь объясниться, что здесь творится? Дазай сделал шаг навстречу. — Понимаешь, мне показалось, что вчера я затронул тему, которая тебя сильно задевает. Чуя нервно выдохнул и закатил глаза. — Не понимаю, о чем ты. — Ты все прекрасно понимаешь, Чуя, — Дазай шагнул еще ближе, — у тебя явно есть какая-то неприятная история, которая задевает тебя, заставляет гнить изнутри. — Прекрати, — Чуя сжал руки в кулаки. — Как будто что-то произошло очень давно. И тебе стоило бы уже давно забыть об этом, жить дальше, но не проходит ни одного дня, чтобы ты об этом не вспоминал. А когда ты увидел меня, то «спокойная» жизнь и вовсе подошла к концу… — Закрой свой рот! — … и ты бы рад закрыть на это глаза, но ты е можешь. А когда я предложил тебе перейти к чему-то более серьезному, чем болтовня в кафе, и намекнул пойти ко мне домой, то это воспоминание ожило в тебе и физически заставило… — Я сказал заткнуться! — выкрикнул Чуя и со всей силы пнул стоящий рядом ящик. Мутные бутылки с глухим стуком покатились по земле. Чуя стоял, задыхаясь и смотря прямо в глаза подошедшему Дазаю. «Не лед, а синее пламя». — Именно за этим я тебя сюда и позвал, — улыбнулся Дазай, подобрал с земли граненный стакан и бросая его прямо в железный шкаф. Стекло пролетело через всю площадку и разбилось, разлетелось на маленькие кусочки. — Я часто сюда прихожу, когда перестаю чувствовать контроль над собой, — он подобрал бутылку и тоже запустил ее в шкаф, — местные находят и приносят мне стекло, которое не могут сдать, а я угощаю их чем-нибудь съедобным, — Дазай поднял еще один стакан и подал Чуе, — Попробуй. Чуя, который до этого неподвижно стоял и гневно смотрел на Дазая, все же взял стакан и, даже не поворачиваясь в сторону, бросил его. Послышался звон разбитого стекла. — Если я сказал тебе заткнуться, значит, стоит закрыть свой рот с первого раза, — процедил Чуя, — это очень трогательно, что ты переживаешь за мое моральное состояние, — он взял из рук Дазая чашку с отломанной ручкой, — но я не нуждаюсь в жалости! — чашка полетела в шкаф и жалобна звякнула, разбиваясь на осколки. — А никто тебя и не жалеет, — Дазай присоединился к Чуе, одновременно с ним поднимая и бросая вещи из ящиков. Попеременно с их голосами, звуки подавали тарелки, старые сотовые и другие хрупкие предметы, разбиваясь о железные двери шкафа. — Правда? А то мне показалось, что именно это ты и пытался сделать. — Нет, я просто хочу выслушать тебя, вдруг, это поможет. — Думаешь, я буду откровенничать перед тобой? — А если история за историю? Чуя застыл со старым зеркалом. Оно было в очень красивой красной оправе с узором из васильков, но от угла до угла ползла роковая трещина. Зеркало полетело и разбилось. — Да о чем здесь рассказывать, это даже проблемой не назовешь. Любой на моем месте радовался бы. В голове знакомо зашумело, а перед глазами начали всплывать образы. — Мы с ней дружили с самого детства. Наши мамы дружили, так что мы постоянно проводили вместе время, я считал ее своей младшей сестрой. Маленькая девочка, с короткими черными кудрями подбежала ближе. От нее так приятно пахнет медом и молоком, а маленькие руки обнимают за шею. «Покружи, покружи!» зовет девичий высокий голосок. Совсем как у маленькой птички, которую он сейчас подхватывает и раскручивает, слушая заливистый смех. — Мы постоянно вместе играли, ходили к друг другу с ночевками, спали в одной кровати, менялись одеждой. Она была такой милой и веселой. За черные кудри и светлую кожу я прозвал ее Луной, а она меня за рыжие волосы — Солнцем. Мы правда были на них похожи — такие же неразлучные. До одного дня. «Чуя, так надо, я не виновата» кричит заплаканная девушка, цепляясь пальцами за футболку. Она почему-то мокрая в том месте, где ее лицо касается моего плеча. Ключицам холодно. «Ты предала меня» говорит чужой голос. «Это не я, это все мой отец! Солнышко, я не хочу уезжать, не заставляй меня ненавидеть себя! Пожалуйста, помоги мне, я не могу ничего сделать!». «Ты предала нас» — еще тише, чьим-то чужим, не своим голосом. — Ее отец должен был переехать в другой город, вроде, из-за работы. Она ни разу не пыталась связаться со мной. Я думал, что вместе с ней уехало все хорошее, что было в моей жизни. Что было во мне. Будто вместе с ней исчезла и большая часть меня. Бесконечные гудки. Абонент занят, абонент не доступен, абонент вне зоны действия сети. Вы не можете написать этому пользователю, так как вы заблокированы. — Я честно пытался искать ее. Находил в ком-то другом по частям, но ни разу не находил всю. Моя Луна, моя сестра — она ушла, и я проживал очередной день без нас. Каждый на моем месте б уже давно погас, я догорал каждый вечер, травил себя этими мыслями, уже не чувствуя тупой боли. А потом решился переехать ради института в большой город поблизости. Первый день в новом университете. В светлый коридор из больших окон льет чистый, теплый свет. А из-за темного поворота выходит она. — Как иронично, но мы учились в одном университете на одном факультете и даже в одной группе. Я знал, что она всегда была очень умной, хотя и самой младшей среди одногруппников. Она так изменилась, Дазай. Так повзрослела. Красивая девушка с темными волнистыми локонами и светлой, почти белой кожей стояла напротив и смотрела прямо в глаза. Ее же налились слезами. Аккуратная и красивая, словно сошедшая с картин о прекрасных лесных нимфах или хрупких принцессах, она подлетела и, совсем как в детстве, обняла своими тонкими руками шею. — Я не мог ее избегать, все мое детское неслучившееся тянулось к ней, пыталось забрать обратно себе, но я не мог. Она выросла в очень привлекательную самостоятельную девушку, а я видел в ней все ту же маленькую сестренку. Чуя грустно ухмыльнулся, поднимая мокрые глаза на Дазая. — Кто бы мог подумать, что она не считала так же.