К услугам своего господина

Жавер просыпался медленно, с наслаждением, находя себя в надежном укрытии больших рук. Ему снились ночные баррикады, снилось падение под звездами в море, неуверенность в том, где он приземлится, а проснулся он с уверенностью в безопасных берегах Вальжана. Жавер обладал безошибочным чувством времени полицейского; небо было темным от тишины, которая приходит перед рассветом. Утренняя звезда висела над ними, как откровение. Он повернулся в объятиях Вальжана, чтобы посмотреть на лицо спящего. Сны о Жиске, баррикадах и той июньской ночи наконец заставили его понять, что милосердие может сосуществовать с властью, что мягкость скорее увеличивает силу, чем разрушает ее, что все физическое превосходство Вальжана не притупляется, а только усиливается от его подчинения Жаверу. Все это вызывало у Жавера еще большее желание служить ему: этому в высшей степени могущественному человеку, который обладал своей властью только для того, чтобы дать голос бессильным, чтобы освободить заключенных, который позволял Жаверу брать себя и получать от него удовольствие с большей любовью и щедростью, чем любой мог заслужить. Жавер коснулся губами его ключицы, и белые ресницы Вальжана дрогнули и приподнялись. Моргая, чтобы проснуться, он крепче сжал Жавера, защищая его. — Хорошо ли спалось? — пробормотал он. — Который час? — Еще рано, — сказал Жавер. — И да, впервые за несколько недель. Вальжан нерешительно спросил: — Что тебе приснилось? Все еще прошлое? — Да. О баррикадах, о той ночи, когда ты меня освободил. Странно, как мне раньше это не снилось. — Мне тоже та ночь не снится, — признался Вальжан. — Иногда я думаю, это потому, что ты здесь, со мной, и наша совместная жизнь более невероятна, чем любой сон. Необычная фантазия Вальжана заставила Жавера улыбнуться. — Я забыл, что чувствовал, когда ты возложил на меня руки в ту ночь, — сказал он. — Я удивлен, что мои сны помнят это. Вальжан тоже улыбнулся. — Я тоже забыл! И я был сосредоточен на том, чтобы разрезать твои путы. Я не думал, что могу возбудить тебя своим прикосновением. -— Я был возбужден, хотя ты этого не хотел, — сказал Жавер. Он все еще улыбался, но уже серьезно. — Правда в том, что ты всегда будоражил меня, с того момента, как я впервые прикоснулся к тебе в Тулоне. Вальжан тоже помрачнел. Он сдвинулся, нежно сжал подбородок Жавера. — Скажи мне, чего ты хочешь, — сказал он, и в его глазах появилось многозначительное выражение. Сердце Жавера забилось быстрее; он задышать чаще. — Я хочу вернуть вам ваше достоинство в Тулоне, чтобы вы использовали власть надо мной, как могли бы в Монрейле Приморском. — Он тяжело сглотнул. — Вы спасли меня на реке, я дважды обязан вам жизнью. Я хочу, чтобы вы владели мной, как владели на баррикадах. Я хочу полностью подчиниться вашей службе. Вальжан пристально посмотрел в глаза Жаверу, словно мог прочесть в них все, что Жавер не мог сказать. — Тебе никогда не нужно было быть наказанным или подчиняться — служить мне или кому-то еще. Ты должен знать, Жавер, что я не из тех, кто стал бы использовать тебя таким образом. — Он тоже сглотнул, словно мысль об этом причиняла ему еще большую боль, чем Жаверу. Затем он улыбнулся легкой кривой улыбкой, которую Жавер никогда раньше не видел. — Если ты хочешь подчиниться мне — ну, это другое дело. Жаверу было трудно даже дышать, не говоря уже о том, чтобы понять, что имеет в виду Вальжан. — Я хочу этого. -— Ну что ж, начнем, раз ты так хочешь, -— сказал Вальжан и сел на кровати. — Я хочу, чтобы ты разделся. Жавер провел еще мгновение с открытым ртом, а затем поспешил подчиниться, стянув ночную рубашку через голову. Улыбка Вальжана стала шире. — Очень хорошо, — ободряюще сказал он. — А теперь ложись лицом вниз на кровать. Жавер двигался быстрее, чем все последние месяцы. Но еще быстрее, чем он лег, растянувшись с обнаженной грудью и затвердевшим членом, прижатым к накрахмаленным простыням, задницей в воздухе, он обнаружил обнаженную тушу Вальжана на себе, выдавливающую дыхание из легких и неумолимо впечатывающую его в матрас. Жавер застонал. Недостаток воздуха, беспомощность заставили его кровь петь в жилах. Он выгнулся под весом Вальжана, прижался задницей к и без того напряженному члену Вальжана. — О, Боже, — сказал он хрипло. — То есть — я не могу этого объяснить, это так приятно. — Тише, — сказал Вальжан, водя своими большими ладонями вверх и вниз по рукам Жавера одновременно успокаивающе и так, что они оказались прижаты к бокам. Он начал раскачиваться между ягодицами Жавера, и Жавер снова застонал, когда член Вальжана снова и снова терся о его дырку. Он беспомощно извивался на матрасе, пойманный в ловушку под весом Вальжана, пытаясь вопреки себе выгнуться под огромной физической силой, удерживавшей его. — Тебе нравится это? — Вальжан промурлыкал ему на ухо, и Жавер издал сдавленный, постыдный звук, не в силах коснуться своего попавшего в ловушку члена, не в силах даже бороться с превосходящей силой Вальжана. — Лежи спокойно, — сказал Вальжан; несмотря на неуверенный тон, его приказ прошел прямо сквозь тело Жавера, и он мгновенно замер, сдержанность дрожала во всех конечностях. Вальжан сел, обхватив бедра Жавера своими сильными ногами и удерживая его на месте. Жавер услышал, как он роется в ящике со стороны Жавера, и вскоре после этого теплый, скользкий от масла палец провел по ободку мускулов вокруг входа Жавера. Жавер не мог сдержать судорожных вздохов, когда толстый узловатый палец скользнул в него, осторожно открывая его, как научился у него Вальжан. К нему не прикасались так много лет, но его тело помнило, бесстыдно растекаясь под пальцами Вальжана и отдаваясь наслаждению. Вальжан сказал с удивлением, почти про себя: — Значит, это так же хорошо для тебя, как если бы ты сделал это для меня. Он попробовал согнуть пальцы, и Жавер издал низкий, отчаянный стон. — Не останавливайся, — прошептал он, и Вальжан не остановился, настойчиво тер его изнутри, пока Жавер не начал корчиться и тяжело дышать под ним. — Ладно, хватит, — наконец решил Вальжан, снимая вес с бедер Жавера. — Перевернись. Я хочу видеть твое лицо. Жавер с готовностью подчинился. Он знал, что покраснел и дрожит, что испачкал их простыни, и не мог заставить себя беспокоиться об этом. Вальжан сел на корточки на кровати; он схватил бедра Жавера своими большими руками. В сгущающемся свете утра он казался больше, чем на самом деле, голая грудь вздымалась и румянилась от усилий, плечи широки, как у гораздо более молодого человека — самого могущественного и авторитетного человека, которого Жавер знал в своей жизни. От размера его массивного члена у Жавера перехватило дыхание. — Прикоснись к себе, — скомандовал Вальжан, и Жаверу не потребовалось никаких других слов. Он положил руку на себя, застонав от облегчения. Вальжан усадил его на свои сильные бедра, обхватил руками колени Жавера и удерживал Жавера на месте, пока, наконец, не вошел со всей своей силой. Жавер откинулся на подушки; смущающие звуки вырывались из его горла. Толстый член Вальжана заполнял его медленно и мучительно, заставляя беспомощно подчиняться каждому дюйму, пока Вальжан получал удовольствие глубоко внутри тела Жавера. Жавер снова застонал. Его дырка болела из-за неописуемого натяжения и жжения, от Вальжана внутри него, обладающего им. Последний человек, который грубо обращался с ним и отдавал ему такие приказы, может, и освободил его много лет назад, но только сейчас уступил свой последний титул, и вот Вальжан требует его с любовью. -— Жавер, -— сказал Вальжан. Жавер с опозданием понял, что закрыл глаза, охваченный ощущением наполненности. Его друг вспотел, белые волосы падали ему на лицо, непобедимый в свете раннего утра. — Это чувство... оно такое другое, я… Ты готов ко мне? — Да, — сказал Жавер, и Вальжан начал то осторожно, то менее осторожно толкаться в него; это было все, чего жаждал Жавер, и даже больше. Борясь за самообладание, Вальжан приподнял колени Жавера к своим плечам, чтобы взять его еще глубже, и Жавер увидел звезды, пронесшиеся под веками. — Пожалуйста, Жан, — умолял он, с трудом подбирая слова, пытаясь насадиться на член Вальжана, схватившись за собственный нетвердой рукой. — Сделай меня своим; — он уже не понимал, что говорит, отчаянно желая, чтобы Вальжан овладел им, изгнал всех прошлых завоевателей, стер следы пальцев Шабуйе своими. Вальжан схватил его за бедра так сильно, что остались синяки, и начал трахать всерьез, как будто мог изгнать из памяти любого другого мужчину, который был там, мог доказать свою победу над любым другим притязанием на тело Жавера. — Ты мой, ты больше никому не принадлежишь, — выдохнул он. Мир Жавера сузился до напряжения мощных мускулов Вальжана, гладкости его голой кожи, того, как Вальжан наполнил его до отказа огромными толчками, выбивая из него стоны и дыхание, и все мысли, за исключением невообразимой силы этого человека, который завладел им так легко. — Жавер, я не могу остановиться, — выдохнул Вальжан, в его голосе появилась нотка страха из-за потери контроля над собой. В ответ Жавер схватился за него еще крепче, и Вальжан кончил внутрь, содрогаясь и крича, отмечая его своим финалом. Вальжан на мгновение затих, тяжело дыша и прижавшись вспотевшим лбом ко лбу Жавера. Жавер держался за него с ужасающей, взволнованной близостью. Затем: — Излейся для меня, — прошептал Вальжан, сжимая одной рукой руку Жавера в сокрушительной хватке, и Жавер судорожно застонал и выплеснулся беспомощными струями на их соединенные тела и простыни. Солнце вынырнуло из облаков, яркое утро осветило их постель. Жавер был измучен, побежден; у него ничего не осталось. Он сдался в объятиях Вальжана, словно тонул или возрождался. Наконец Вальжан пошевелился. Он вынул свой обмякший член из Жавера и, не обращая внимания на беспорядок, снова притянул Жавера к себе. Когда он заговорил, его голос был полон удивленного удовольствия. — Я никогда не думал... Почему ты не сказал мне, каково это? С трудом собравшись с мыслями, Жавер обдумал это нежелание в контексте своего прошлого, скрытого стыда. — Я не знал, понравится ли тебе это? — сказал он наконец. — Казалось, тебе нравилось подчиняться, и я был так рад, что ты согласился на мое присутствие в твоей постели, что никак не хотел тревожить тебя. — Это не проблема. Мне нравится подчиняться тебе, не думай, что нет. — Вальжан слегка застенчиво улыбнулся. — Это что-то особенное — быть таким открытым для тебя, чтобы ты взял меня таким образом. Однако я не осознавал, что мог быть эгоистичным, не предложив тебе того же раньше! Он сделал паузу и выглядел еще более смущенным. — И теперь я могу сказать вам, что я тоже наслаждался этим захватом власти. Совсем другое дело быть внутри вас, я едва мог контролировать себя. — Он уткнулся головой в плечо Жавера, искоса взглянул на него, неуверенный. — Обладать тобой в свою очередь, заставить тебя подчиниться мне? Это было очень приятно. Он усмехнулся и слегка сжал плечо Жавера. — Возможно, нам придется обсудить вопрос о наказании дальше, если ты все еще этого желаешь, но верь, что не будет проблемы с тем, чтобы впредь силой взять тебя и сделать моим, если ты только попросишь. Жавер долго не мог говорить. Он закрыл глаза; он крепко держал Вальжана. — Я твой, ничей другой. Ты первый мужчина, которому я когда-либо подчинялся из любви. — А я твой, — сказал Вальжан, лениво рисуя круги на его коже. — Не странно ли людям говорить о любви друг к другу? Я не говорю это Богу, но я думаю, что Он знает. Жавер открыл глаза от удивления; он увидел, что Вальжан улыбается, полный радости от ясного дня. — Бог знает, что ты любишь Его больше, чем кого-либо, больше, чем Козетту, больше, чем меня. Я бы ревновал, но Он был достаточно добр, чтобы отдать меня тебе на реке, и каждую минуту с тех пор. Вальжан посерьезнел. — Ты действительно принадлежишь мне, мы были даны друг другу. Тебе больше никогда не придется служить или быть наказанным, если только ты сам этого не пожелаешь. — Я знаю, — сказал Жавер. Это было чудо: что Вальжан все еще хотел быть с ним, что Вальжан мог получать удовольствие от владения им, что Жавер мог быть полезен своему другу после стольких сломов. — Я просто не уверен в том, чего хочу, или буду ли я дальше желать этого, или как долго будут тянуться тени прошлого. Буду ли я все еще хотеть наказания от твоей руки. Это может продолжаться всю жизнь. Вальжан взял его за руку, его глаза были очень спокойными и уверенными, вторя милосердному звездному свету, отражая солнце. — Тогда, мой друг, у нас есть все время в мире, чтобы выяснить это вместе.