Сладкий пепел

Мы шли по широким коридорам резиденции. Не сказать, что людей там было много, все в форме шиноби, уставшие, но все еще спешащие по делам. На меня они не обращали внимания, но даже если случайно цепляли взглядом, то на пару секунд задерживали его на украшении, после сразу же уходя. Подойдя к кабинету, возле которого стоял Анбу, только гораздо младше Тори и в маске Пса. Мой сопровождающий кивнул ему и после короткого стука вошел в кабинет, затягивая и меня. В кресле, за широким столом сидел он, Минато Намиказе. Такой симпатичный, с длинными блондинистыми волосами, и яркими, широко распахнутыми глазами. Красавчик, одним словом… Эх, жаль и тут я пролетаю… Рядом с ним стояла молодая женщина с такими же прекрасными аквамариновыми глазами. И волосами, точно такого же цвета, как мои собственные. Кровавая Хабанеро Узумаки Кушина, известная своей красотой и вспыльчивостью. — Хокаге-сама, ваше поручение выполнено. — Хорошо, пока можешь идти, я позову позже, — теперь Минато обратился ко мне. — Здравствуй, Харуми. — Здравствуйте, — неуверенно ответила я. — Можешь не бояться, я просто с тобой поговорю и проясню некоторые детали. Тебя нашли в месте, рядом с которым никто не живет. Еще, у тебя, вроде как, амнезия. Ты ничего не помнишь ни о себе, ни о семье, ни о том, как попала в тот лес? — Когда я очнулась, то помнила только свое имя. Больше ничего. — Что ж, нам было бы неплохо узнать, кем были твои родители. Ведь по результатам анализов, у тебя достаточно большой очаг чакры, который редко встречается даже среди джонинов, — он отложил в сторону какие-то бумаги. — А также есть генетическое родство с кланом Узумаки. Ого, приятно и не сказать, чтобы очень неожиданно. Хм, мое выживание становится немного легче. Это, несомненно, плюс. — И еще заколка в твоих волосах, — мягко сказала Кушина, подходя ближе и садясь передо мной на корточки. — Такие обычно дарят матери своим дочерям. Это традиция клана. — Харуми, поскольку у тебя есть потенциал стать способной куноичи в будущем, — проговорил Намиказе, выйдя из-за стола и опершись на него спереди. — То мы можем заключить сделку. Коноха станет для тебя домом и обеспечит всем необходимым, а взамен ты станешь шиноби и будешь служить на ее благо. Как тебе такое? Можешь не торопится, это серьезное решение и… — Я согласна! — поспешно выпалила я. Черт, дурья башка, надо было хотя бы для вида пару минут поколебаться, а не сразу хвататься за предложение. — Узнаю наш характер! — обрадовалась Узумаки, хлопнув в ладони. — Смелый и решительный! — Может тебе лучше еще подумать? — спросил блондин, малость удивленный моим ответом. — Нет, Хокаге-сама, я решила, — твердо произнесла, попытавшись состроить серьезное лицо. Только вот в прошлой жизни это выглядело бы убедительно и в какой-то степени внушительно, а сейчас лишь смешно, а особых случаях и умилительно. Надо будет потренироваться с мимикой. — Что ж, такая серьезность может помочь тебе в будущим, — мужчина вернулся за стол, начиная что-то быстро строчить. — Я напишу кое-какую рекомендацию и тебя отведут на разговор с одним очень хорошим человеком. Кушина, до этого спокойно стоявшая в сторонке, перегнулась через плечо мужа, внимательно смотря на то, что он пишет. — Минато! — прошипела она, хватая блондина за руку. Красные волосы взволнованно дернулись вверх вместе с пугающей аурой, которую начала источать женщина. Она была настолько плотной и мощной, что даже я без труда ощутила ее. — Что ты делаешь, даттебане?! — Кушина, давай без поспешных выводов, — попытался оправдаться блондин. — И без скандалов на глазах ребенка. Пес, войди! Двери распахнулись и там появился тот самый паренек, охранявший кабинет. — Забери девочку ненадолго. Он кивнул и взяв за руку, вывел наружу, плотно закрыв за собой двери. Отпустив меня, он встал на положенное место, застыв каменной статуей. Внимательно осмотрев парня, кроме топорщащихся белых волос я разглядела еще и то, что вместе левого глаза в маске был только чернеющий провал. Хм, стало быть, это Хатаке Какаши — гений, в данный момент находящийся в депрессии после убийства подруги и героического суицида друга. Как жаль, что мне пока некогда проводить для него терапию — тут бы себя спасти. Скосив глаза в его сторону и пристально следя за движениями, я прижалась к стене, желая услышать, о чем говорят Кушина и Минато. Что же такого написал Четвертый, если Кровавая Хабанеро так взбесилась? Как я не старалась напрячь слух, получалось услышать лишь обрывки предложений. «Иноичи…», «Амнезия…», «Она пострадает…» Ага, Иноичи, значит, Яманака, и к нему на беседу меня хотели отвести. Очевидно, чтобы он покопался в моих воспоминаниях. Говорила пока только Узумаки, со всей присущей ей горячностью и яростью отстаивая меня. Выдвигая предположение о том, что от такого вмешательства моя искалеченная память повредится еще больше, она буквально спасала меня от рассекречивания. Великолепная женщина. Минато же отвечал ей значительно тише, его слова разобрать можно было только если очень напрячься, до той степени, пока не заболит голова. «Опасна…», «Шпионом…», «Разрушит…» Значит, он считает, что я могу быть чужим агентом под прикрытием? Что ж, я совершенно не имею права его винить. Более того, это логичное предположение и Намиказе показывает себя как осторожный правитель. Да, он позволил возможной дальней родственнице жены находиться в деревне и даже предложил ставку шиноби, но перед этим для начала пройти проверку на местном полиграфе. Логично — доверяй, но проверяй. Решил и своего не упускать, и по максимуму обезопасить Лист. Хотя, при таких опасениях тащить меня в деревню и оставлять в местной больнице выглядит странным, но это полностью действия Тори, поэтому подобное простить можно. — Хорошо, я услышала тебя, даттебане! — двери распахнулись, ударившись о стены и едва не треснув меня с Псом по лицам. Из кабинета вылетела Кушина, волосы которой разметались из аккуратной прически в дикий костер. В руках у нее был зажат какой-то документ. — Я не имею права спорить в Хокаге, но тогда я сама отведу ее. — Кушина, не стоит… Блондину хватило одного взгляда жены, что замолчать, и примирительно подняв руки, отойти назад. Взяв меня за ладонь, женщина уже более мирно произнесла: — Харуми-чан, пойдем. Вместе мы пошли по коридорам, спустившись на несколько этажей вниз. Оказавшись в комнате, полностью облицованной серым камнем, я огляделась вокруг: в центре были полукруглый каменный стол с огромным количеством печатей и перевернутая чаша, от центра которой к краям шли такие же вереницы символов. Рядом копошилось огромное количество людей в серой, безликой форме. Слишком много мрачного, безысходного и нагнетающего. — Иноичи-сан, — воскликнула Кушина, и стоящий недалеко блондин с длинным хвостом обернулся. Она подошла к нему и негромко переговариваясь, поочередно показала что-то на бумаге. Беспокойно переминаясь с ноги на ногу, я пыталась подавить в себе буквально самоубийственное желание сбежать. Поймают и подумают, что мне явно есть, что скрывать. А это только усугубит положение. А если они узнают, что я из другого мира, то… Собственно, что? Попытаются душу мою изгнать в Небытие? Тогда страшно. Но лучше не рисковать вообще. Ведь если начну нести всякое про то, что я из другого мира без ниндзя и чакры, а сюда меня занесло каким-то невообразимым стечением обстоятельств, точно посчитают сумасшедшей и отправят в психбольницу. А я не хочу. Узумаки закончила разговор с менталистом, и тот подошел ко мне. Мужчина добродушно улыбался, и во всем его виде не было ничего того, что могло бы испугать даже настоящего маленького ребенка, не говоря уж обо мне. Все перечеркивало только то, что сейчас он собирался просматривать мои воспоминания. — Харуми, — начала Кушина, вместе с Иноичи подходя к перевернутому каменному куполу. — Это совсем не больно и быстро. Не переживай. Вообще удивительная доброжелательность для той, кого считают потенциальной угрозой. С другой стороны, логика все же есть — в глазах той же красноволосой я выглядела испуганным ребенком, да и остальные это возможно понимали, а кто-то, может, просто не хотел злить «диверсанта». Яманака положил руку мне на голову, когда я оказалась внутри чаши, и тепло, начавшее растекаться сверху, просто отключило меня. Очнулась я уже на коленях Кушины, которая покачивала меня, словно родную дочь и гладила по волосам. — Четвертый-сама зря переживал — ничего такого в ее памяти я не нашел, — вещал Иноичи, сидя за столом. — Полноценные воспоминания начинаются только с момента пробуждения в лесу, есть также неясные образы родителей, но они практически стерты амнезией, как и большинство воспоминаний. Ментальных закладок на ней не делали и память не редактировали. В общем, ничего такого и в дальнейшим, проблем возникнуть не должно. — Слава Ками, опасения были напрасны, — позади нас, у входа, стоял Минато. Хм, надеюсь я не стала причиной разлада супружеской пары, а то как-то совестно становится. — Я даже и не сомневалась в Харуми-чан. За всю историю в нашем клане не было ни предателей, ни даже просто нечестных людей. Что-то неправдоподобно звучит… Узумаки — семья древняя, и если взять за время их существование хотя бы лет пятьсот, но на самом деле это гораздо больше, и за такой долгий период там не появился ни один эгоист, трус или элементарный мститель? Я, конечно, не Станиславский, но я не верю. — Кушина, Третья Война закончилась совсем недавно, мир не спокоен, поэтому необходимо проявлять повышенную осторожность. — Ты прав, — в какой-то степени виновато пробормотала красноволосая, опуская меня на пол, и сама вставая. Намиказе подошел и ласково обняв жену, развернулся так, чтобы практически полностью загородить меня, начав что-то быстро и очень тихо говорить. В это же время ко мне буквально подбежал неизвестно откуда взявшийся Тору и взяв за ладонь, повел прочь. Кушина-сан, у вас, вообще-то, ребенка украли… Но ладно, видимо тут ее забота обо мне прекращается. Да и глупо ей вообще носиться с ребенком, которого она знает меньше дня. Потенциал для становления ниндзя у меня выявлен, своеобразную проверку на вшивость я прошла, а дальше куда? Я мелкая, явно несовершеннолетняя, близких родственником у меня нет, поэтому единственный выход — детдом. Эх, сейчас бы пошутить на эту тему, да не хочется. — Тори-сан, — пискляво протянула я, не желая идти в гнетущей тишине, разбавляемой лишь гулкими шагами спешащего оперативника. — А теперь мы куда? — В место, где тебя смогут обучить основам владения чакры и где ты найдешь новых друзей, с которыми потом, возможно, будешь в одной команде. В детский приют Листа. Это хорошее место, там много доброжелательных людей. Угу, насколько вообще могут быть доброжелательны наемные убийцы. Да и помнится, именно оттуда Данзо набирал себе деток на промывку мозгов для службы в Корне. Позволяя вести себя за руку, причем чуть ли не в сотый раз за день, который даже еще не закончился, мы вышли из здания, и окольными путями, по всяким переулкам и подворотням, добрались до окраины селения и детдома там же. Прикольное здание, если сбоку смотреть, на амбар похоже. На его крыльце уже стояла полная женщина, скрестившая руки на груди. Судя по ее недовольному лицу, пополнение приюту вообще не нужно. — Тори-сан, — раздраженно начала она. Странная штука, что моего сопровождающего, вроде как, члена Анбу, знают все подряд, да и он сам носится тут с неизвестной сироткой. Подозрительно много ко мне чести. — Понимаете, детей и так много, ни денег, ни даже места на нее просто не хватит. — Постойте, но указ Хокаге… — Да приносили мне его, — отмахнулась женщина. — Только вот от этой бумажки финансирование у нас не прибавилось. Может вы ей сразу опекунов найдете или в общежитие определите? — Свое жилье дают только после поступления в Академию, — устало ответил Тори. — А с опекунами… История запутанная. В общем, выручайте, выхода все равно нет. — Ладно, идите уже, — она грубо вырвала мою ладонь из мужских рук, начиная тащить за собой. Пытаясь успеть за широкими шагами, я запуталась в собственных ногах и чуть не приложилась носом о доски, некстати запнувшись о выступ ступеньки. — Что ж ты неуклюжая-то такая, — риторически спросила надзирательница этого, несомненно, прекрасного места. — Быстрее ногами шевели, а то еле плетешься. Черт, какая-то детдомомучительница. Дайте мне комнату в общаге, я одна жила, я знаю, как это делать. — Правил немного, советую запомнить их все. Первое: комендантский час в девять, после этого времени появляться в коридорах запрещено. Второе: без крайне уважительной причины самовольно покидать приют запрещено. Третье: устраивать шум запрещено. Четвертое… Дальше мне было слушать неинтересно, да и бессмысленно. Поздно шастать нельзя, территорию покидать тоже, и все в таком духе. Бунт, что ли устроить, ради разнообразия… — Эй, тебя как зовут-то? — женщина дернула рукой, привлекая внимание. — Харуми. — А фамилия? — Не помню, — хмыкнула я. Конечно, учитывая, что у меня алые волосы, заколка с символом Водоворота и генетически подтвержденное родство с Узумаки, я могла причислить себя к клану, но пока, думаю, этого лучше не делать. — Ну и ладно, меня можешь называть Кейри. Как только вернутся остальные, познакомлю тебя с ними. Мне выдали все необходимое для жизни, так как ничего своего у меня не было. Разложив вещи в отведенный лично мне шкафчик, который Кейри подписала, она отвела меня в огромную комнату, ткнув пальцем в дальний угол. — Там будешь спать, футон у тебя уже есть. Так-с, значит, все дети, видимо, спят в одном помещении, уложенные в рядок. Практически в лучшей традиции детских садов. Несколькими вопросами мне удалось узнать, что все остальные воспитанники сейчас зарабатывают для приюта деньги — подрабатывают в больнице, леча мелкие травмы. Неплохо, тут обучают медицинским ниндзюцу — штука полезная, мне это тоже пригодится. Но сейчас мне бы узнать, где тут можно взять книжек почитать, желательно, каких-нибудь обучающих. Здесь явно должна быть библиотека, без этого никак. На этот вопрос надзирательница пожала плечами. — Вроде есть дальше налево склад с книгами, если очень надо, иди посмотри. Только без шума и беспорядка. Согласно кивнув, я чуть ли не вприпрыжку поспешила в указанном направлении навстречу знаниям. Дверь с заветной, хоть и немного выцветшей надписью была найдена — прекрасно, я могу не только говорить, но и читать на местном японском, осталось только узнать, могу ли я на нем еще и писать. Внутри было темно, в нос ударил неприятный запах затхлости и старости. Поморщившись, я попыталась нашарить на стене выключатель, но ничего похожего не обнаружила. Ладно, обойдусь без электричества, только дверь приоткрытой оставлю, чтоб хоть что-то разглядеть. Ходя между полок, я щурилась, силясь разглядеть названия на корешках. В прошлой жизни на зрение я не жаловалась, но здесь, почему-то оно у меня было хуже. Причем явно хромал правый глаз, возможно, раньше хозяйка тела получала сотрясение, от него и могли начаться проблемы. Ничего интересного я найти не смогла — это были сплошь детские сказки и рассказы. Ни одной более-менее научной или обучающей книги. Хотя нашлась одна тонкая брошюрка на тему начального обращения с чакрой. Поскольку я даже ей пользоваться не умела, то сойдет, возьму с собой, почитаю, разберусь. Почему-то упорно вспомнился вопрос Минато о том, хочу ли я стать шиноби. Учитывая, что ответила я положительно, то как это повлияет? Мне выдадут книги и каких-нибудь преподавателей или инструкторов? Скорее, пустят все на самотек. Но на такой случай у меня уже есть вариант… Закончив осматривать склад пыли, я вышла обратно на свет, прикрыв глаза ладонью, чтобы не обжечь их слишком ярким сиянием предзакатного солнца. В отдалении, как раз в спальне, слышалось с десяток детских голосов. А в мою сторону уже бежала Кейри. — Иди сюда, остальные вернулись, будешь знакомиться с ними. Разговоры стихли, стоило мне только появиться на пороге. Пятнадцать пар глаз, возрастом примерно от пяти до семи лет неотрывно вглядывались в мое лицо, хотя многих больше привлекли яркие волосы. — Дети, это новенькая. Ее зовут Харуми, появилась она в деревне сегодня. Дружите и не обижайте ее. Кейри исчезла из-за моей спины, перед этим чуть толкнув меня между лопаток и вынуждая пройти дальше. — Новенькая, значит, — ко мне вразвалку подошел очень упитанный, даже крупный мальчик. Он был старше меня, от этого и выше. Во внешности пацана ничего особенного не было, светлый ежик волос вместе с серыми, мелкими глазками, в которых было нечто отталкивающее, — Как тебя там звать? Харуми? Нет, отныне ты будешь Кетчупом! Остальные же лишь искоса подглядывали на нас, не решаясь ни заговорить, ни сделать ничего другого. Ясно, значит это местный хулиган. — Это почему же? — холодно спросила я. В таком случае игнорировать оскорбления нельзя. — Да потому что у тебя им вся голова полита! — пацан заржал в голос. В гордом одиночестве. Интересное дело… Хулиган без подхалимов, еще и осуществляющий наезды таким откровенно странным способом. Кажется, его пора отправить в другое госучреждение. — Мое имя — Харуми и никаких прозвищ, тем более, таких, я принимать не собираюсь, — отчеканила я, пройдя мимо мальчика и направляясь к своему месту. — Ах, так! — вскрикнул он и собрался ударить меня по затылку. Почувствовав надвигающуюся угрозу, я отскочила и обернулась — руку моего обидчика держал мальчик лет семи с длинными, гладкими каштановыми волосами, жилистый и тонкий, совершенно не соизмеримый с габаритами противника. Однако хватка была крепкой, лицо первого постепенно расплывалось в гримасе боли. — Уруши, а ну отошел! — гневно зашипел он. — Чего ты не в свои дела лезешь, герой, блин! — Да потому что, Кен, надо иметь границы. Нападать на девочку, тем более со спины — это низко! Настоящий мужчина не может себя позволить так поступать, — пламенно произнес он. — Ты и так ничем не помогаешь приюту, а тут… — Кен, Уруши, опять сцепились! Ну я вам устрою! — в комнату ворвалась Кейри. Кажется, опять что-то намечается. А я на спокойный сон рассчитывала. — Вот же негодники! — женщина без особого труда схватила мальчишек за уши и потянула вверх, вынуждая их прыгать на цыпочках. — Что у вас на этот раз?! — Уруши, — начал всхлипывать Кен, выдавливая фальшивые слезы из крохотных, заплывших глазок. — Он хотел меня избить! У меня даже синяк огромный на руке остался! — Неправда! — упрямо повторял второй. — А ну замолчали! Оба останетесь без ужина! — сурово отреза надзирательница. — Извините, — произнесла я, выходя вперед. Конечно, логичнее было бы просто промолчать и оставить их разбираться самостоятельно, но одна мысль, что из-за моего эгоизма пострадает человек, пытавшийся мне помочь — это заставляло мое сердце ныть, а горло болезненно сжиматься. — Все было не так… Кен…хотел ударить меня, а Уруши защитил. Толстяк оскалился, грозно раздувая ноздри. Совершенно без слов он чиркнул пальцем по шее, показывая, что ничего хорошего меня не ждет. Вот и пошли они, первые враги. — Что ж, — Кейри задумчиво пожевала нижнюю губу, медленно отпустив ухо шатена. Блондина же она потянула за собой. — На этот раз прощаю… Но только пока. А с тобой будем проводить воспитательные беседы. Идите в столовую, скоро будет время ужина. — Ух, вот так дела, — протянул Уруши, подходя ко мне и неожиданно протягивая ладонь, чтобы поздороваться. — Спасибо тебе. — Да не за что, в общем-то, — ответила я, отвечая на рукопожатие. Несмотря на юный возраст, пальцы мальчика были цепкие, сильные и уже загрубевшие. — Смотрю, суровые у вас тут нравы. — Есть немного, но жить можно. Особенно, если правильно себя представить, а ты с этим уже справилась. — И обзавелась одним недоброжелателем. — Кен не настолько страшен. Пару дней попристает, а потом отстанет. Он так со всеми. Тем более, если еще раз сунется, я всегда рядом. — Защищать меня захотел? — вспыльчивые мальчишеские слова вызвали во мне улыбку. — Охранять честь леди — долг любого мужчины, — гордо заявил он. — Так отец всегда говорил. — Видно, хорошим человеком был твой отец. — А то! Самым лучшим! Неплохой пацан, правильные. С принципами, идеалами, кумир у него есть. Всего семь лет, не больше, а уже практически сформировавшаяся личность, в моем мире некоторые и в тридцать пять не знают, что им надо и к чему стоит идти. С другой стороны, это особенность местной эпохи — детям некогда проживать детство, важно выжить, а для этого надо думать, как взрослый и вести себя соответственно. — Эй, Уруши, идите с новенькой, поешьте, — крикнула какая-то девочка у входа. Отвлекшись от внезапной мысли, я увидела, что в комнате мы теперь одни. — Ну что, Харуми, идем. Видимо, он единственный здесь, кто мое имя запомнил. — А ты вообще откуда? — поинтересовался он, когда мы уже шли в столовую. — Да не помню я ничего. Когда очнулась, только имя свое знала и все. — Понятно. Здесь много тех, кому память отшибло. Большинство даже не знали, как их зовут, поэтому, тебе, считай, повезло. — Своеобразное везение. — Главное, что жива. А память вернется. — Скажи, а часто у вас тут такие стычки, как сегодня, происходят? — Когда как. Чаще все спокойно. — А этот Кен?.. — Просто хулиган. Папа его, вроде как, мелким бандитом был, и его когда не стало, Кена сюда и отправили. Вот он ходит, дичится, да цепляется иногда. — Ясно. А у тебя что в жизни случилось, что ты здесь? — Да, — он почесал затылок. — Родители погибли во время боевых действий, еще на территории Скрытого Дождя. В клане наша семья была опальной, поэтому они тоже меня на воспитание взять не захотели. Вот поэтому я здесь. У всех остальных практически такие же истории. — Грустно как-то… — Просто жизнь, а она всякая бывает. Грустить не стоит. Тем более, скоро у некоторых из нас появится билет в будущее. — Это каким образом? — Примерно через полгода начнется набор нового класса в Академию Ниндзя. Все, владеющие чакрой и достигшие возраста шести-семи лет могут подать документы на поступление. В наш приют тоже придут для сбора. Тебе, кстати, сколько лет? — Пять, — протянула я, назвав примерный возраст. Я его прикинула из-за размеров, а настоящий, при проверке в больнице, мне никто не сказал. Но, скорее всего, я недалеко от правды. — Ну вот, еще годик, и сможешь поступить. Очаг я у тебя чувствую, а чакрой ты владеешь? — Эм, наверно, — на деле, хрен его знает. Сама никаких манипуляций я не проводила, а бывшая владелица, может, что-то и могла. — Если хочешь, могу, когда будет время, с тобой позаниматься в этом. Ты не против? — Нет, я с радостью, — так, какой-никакой учитель нашелся. Только вот мы знакомы минут двадцать, а тут уже такие предложения. Хотя, мальчик, вроде, хороший, а вдобавок еще и добрый, и отзывчивый. А главное, ко мне лояльный — можно сказать, свезло мне. За первый неполный день получила и врага, и союзника. Уравновесила, блин. Хм, значит, поступают в шесть или семь лет. Мне пять, по идеи есть год или два, но вот тянуть совсем не хочется. Гораздо лучше начать тренироваться с тем, что имею, прямо сейчас, и попытаться поступить в этот набор. Может, если хорошо себя проявлю, смогу пройти. Так, а с кем я могу при таких обстоятельствах встретиться? Наруто, а заодно и практически все его поколение можно сразу отметать — им еще только предстоит появиться. Из оставшихся знакомых персонажей — Какаши, Итачи и Шисуи. Первого я уже видела, но если в Анбу я не попаду, то пересечься вряд ли сумею. Хотя, он на протяжении всей беременности охранял Кушину, но не знаю, смогу ли я ее увидеть. С другой стороны, ему неплохо было бы менталочку подлечить, а то страдает, бедный. Хм, на такой случай стоит попробовать еще сделать вылазку в деревенскую библиотеку, скажем так, для осмотра ассортимента. Что-нибудь по психотерапии, может, даже психиатрии. Моя специальность психолога тут, как минимум, совершенно бесполезна. Ведь я рассчитывала работать хотя бы с около здоровыми людьми. По крайней мере в связке с каким-нибудь психотерапевтом, и уже с обязанностью помощи в адаптации людям с легкими душевными расстройствами. А не самостоятельной диагностике и лечении этих самых расстройств, тем более, в трудных формах. Видимо, что не узнала в универе, буду доучивать здесь. Мда, такой практики у меня точно не было. Вот в таких условиях самое то проверять молодых специалистов. Если с такой литературой не сложится, найду что-то про ремесло шиноби. Уверенна, этих книг будет навалом. Посмотрю, может, выберу для себя тактику боя. Ножи, которыми я владею, тут не прокатят, у кунаев другой метод использования. Насколько я помню, в моем мире они вообще изначально не использовались в качестве метательного оружия, а были инструментами фермеров, которыми при надобности можно было нанести колющий удар, ведь кончик у них заточен. Хотя ножи этого мира я еще не видела, возможно, мне даже не придется переучиваться для их использования. Неплохой я себе навык выработала, полезный. Но это лишь дополнение, надо и что-то для основы. Думаю, присмотрюсь к гендзюцу, штука больно интересная. Особенно полезными кажутся звуковые. Пусть скорость света гораздо больше скорости звука, но от него спрятаться в разы труднее. Чтобы не попасться в плен визуальной иллюзии, достаточно не смотреть на противника, а вот звук может пройти через большинство материалов, поэтому затыкать уши бесполезно. К тому же, работает этот вид гендзюцу массово. К сожалению, никаким музыкальными инструментами я не владею, чтобы проводить такие иллюзии. Обучиться не проблема, но вот доставать условную свирель, флейту, барабан или губную гармошку, набирать дыхание, вспоминать правильную мелодию — прирежут меня быстрее, чем я успею что-то выдать. Поэтому есть вариант транслировать иллюзию словами и через рот. Буду, как один из персонажей Ван Пис, своими сладкими, мотивирующими речами сподвигать людей на революцию. Или суицид. Смотря, какое настроение будет. Погруженная в мечты о том, как обрету невиданные доселе способности, я не заметила, как споткнулась о выпирающую доску пола, осознав происходящее в полете. Зажмурившись, я выставила руки вперед, надеясь не впечататься туда носом. Не везет мне что-то, второй раз падаю. Надо хоть координацию проверить и понять, от чего же меня земля не носит. Благо столкновения удалось избежать. Уруши был не таким мечтательным, поэтому успел схватить меня за плечи и вернуть на место. — Ты аккуратней, а то до карьеры шиноби может и не дойти, — хихикнул он. — Очень смешно, конечно. Но спасибо, второй раз за день спас. — Всегда пожалуйста. Вместе зайдя в столовую, я села на свободное место как раз рядом с мальчиком. Передо мной уже стояла тарелка с супом. Правда, для супа он был слишком пустоват… Посуда была наполнена лишь бульоном с ярко-желтыми капельками жира. На вкус, правда, оказалось неплохо, по крайней мере, теперь об угрозе голодной смерти можно не переживать. Достаточно большое помещение было разделено на две секции тонкой перегородкой. С одной стороны был большой стол с нами, а с другой стороны с какими-то другими ребятами. — А почему столовая так разделена? — тихо поинтересовалась я, придвинувшись к Уруши. — Очень просто. В приюте два крыла, левое для тех детей, у которых есть потенциал использовать чакру. То есть, это мы. А правое для тех, кто этого лишен. Опа, классовое неравенство в странной его форме. Какой смысл таким образом разграничивать детей? Хотя мысль есть — чтоб хулиганы с чакрой не могли калечить тех, кто от такого защититься не мог в принципе. Уже после ужина нас отправили обратно в общую спальню — готовиться ко сну. По невероятному совпадению мой футон был по соседству с Уруши в углу, так что соседей, кроме него, у меня не было. Если захочется, можно будет поболтать. То ли из-за недавнего инцидента, то ли по какой-то еще причине, но знакомства со мной местные обитатели избегали. Впрочем, с моем новоявленным другом они тоже не особо беседовали. Честно говоря, общения с шатеном мне уже было достаточно, других связей в месте, в котором я рассчитываю побыть не так долго, мне не нужно, поэтому нет никакого смысла разбираться в причинах того, почему же меня начали игнорировать. Пока я готовилась ко сну, Уруши испарился неизвестно куда, но скоро вернулся, улыбающийся и буквально сияющий. — Я смог отпроситься у тетки Кейри, чтоб завтра научить тебя управляться с чакрой. Утром пойдем на площадку, заодно выпрошу кунаев и сюрикенов, буду учить тебя метать. — А ты чего сам такой счастливый? — Потому что можно будет выбраться отсюда и погулять. — Всего-то? А что, вы тут безвылазно сидите и выходите только в больницу, как волонтеры? — Неа, в госпитале мы работаем только два дня в неделю и то, сейчас максимум три часа в день. Четвертый-сама издал указ о том, что больше нагружать нас нельзя. За этим строго следят, — мальчик присел на свой матрас, а я на свой, чтобы быть с ним на одном уровне. — Во время Третьей Войны, бывало, сутками в больнице торчали, много народу было раненных. А сейчас нет, военные действия прекратились, настала тишина. — То есть, ты прям… Серьезно людей лечил? — Конечно нет, максимум неглубокую рану залечить или перелом срастить. Но таких случаев мало, с основном все с более опасными повреждениями. Некоторые, прям там, в коридорах… — Уруши замялся, отвел глаза в сторону. — В общем, ты поняла. Угу, куда уж понятней. Бедный ребенок, это ведь жуть как страшно в его возрасте. — На самом деле, я трупов никогда не боялся. И ничего такого в них нет… — Ты правда так считаешь? — Нам всегда говорили, что бояться надо живых людей. Мертвые уже не воскреснут и ничего не сделают, — он мельком глянул на часы. — Через пару минут отбой, если застанут за разговорами во время него — выпорют так, что месяц сидеть не сможем. Хотя за порядком тут следят очень посредственно, нарываться не стоит. Значит, на сегодня диалог можно считать оконченным. В принципе мне хватило. Положив голову на узкую и твердую подушку, на которой помешалась только если лежала на спине, я начала ерзать, ища самое удобное положение. Только вот его не было, ведь спать я привыкла животе или боку. Ладно, попробую перетерпеть. Пялиться в белеющей потолок было скучно, поэтому глаза я закрыла, принявшись думать над тем, о чем не успела додумать по пути в столовую. Итачи. С этим, без сомнений, гениальным пареньком мне бы хотелось попасть в один класс, а желательно и встретится лично. Имея возможно смотреть на него только через экран, он все равно основательно запал мне в душу и печальной судьбой, и поистине удивительными чертами характера. Прекрасный юноша, переживший так много дряни. Но меня основательно смущала местная временная линия — что-то полностью соответствовало канону, а вот что-то отклонялось, причем очень сильно. Почему то при просмотре воспоминаний меня это не смутило, а может я была слишком сильно потрясена, и не обратила внимание, что Кабуто уже был взрослым молодым человеком, хотя по изначальной хронологии должен был быть всего на год старше меня. При том, что Какаши, надеюсь, возле кабинета Хокаге был действительно он, был того возраста, что и положено. Да и Минато никуда не делся с поста Четвертого, Третья Война тоже, вроде, недавно закончилась. Впрочем, никто не обещал, что все будет ровно так, как я ожидала. С другой стороны, раз пост Хокаге уже занят, то Орочимару, тот, кто и украл мое нынешнее тело, теперь не ошивается в деревне, а вдоволь экспериментирует в другом месте, обезопасив меня от своего присутствия. Конечно, с огрехами, но жизнь-то налаживается. Интересно, а могла ли я условные два года назад, даже гипотетически представить, что все так сложится? Честно говоря, навряд ли — тогда, когда мне только-только исполнилось восемнадцать и я заканчивала одиннадцатый класс, я была малость мечтательна, но вместе с этим довольно подозрительна, и поэтому о путешествиях в иной мир не задумывалась. Тогда мои мысли занимали пополам подготовка к экзаменам и нереализованная потребность в отношениях и внимание от противоположного пола. И история в то время складывалась поинтересней, чем в каких-нибудь фильмах или новеллах. По серьезному я не влюблялась — были увлечения, влюбленности, мелкие страстишки, но высокой и чистой любив со мной не случалось. Пережив первую привязанность к симпатичному однокласснику, от поведения которого меня потом воротило в старших классах, я спокойно плыла по течению суетной школьной жизни. До одного момента — слияния двух классов после девятого. Именно тогда я ближе познакомилась с ним — высоким, худощавым блондином, с водянистыми и крохотными голубыми глазенками и практически белыми ресница, что я, к слову, разглядела гораздо позже, когда дымка сошла с глаз. В первое время он был для меня, будто на ангела похожий. «На ангела похожий» любил курить, выпивать и устраивать в таком состоянии дебоши с неоднократным приводом в полицию. Типичный плохой парень, легко устраивающий вокруг себя суету. Шумный, яркий, беспардонный и жутко харизматичный. Меня это странным образом привлекало. Тем более, с Сашей, так звали того парня, меня связывала не только односторонняя симпатия. Он тоже проявлял ко мне внимание — извращенное и неприятное, от которого хотелось скрыться. Уже тогда я осознавала, что мой платонический интерес к нему и своеобразная отдача от него — что-то из области крайне нездорового. Но почему-то какое-то время игнорировала это. Саша считал, что при всем классе в двадцать пять человек падать на колени, хватать меня за руки и по весь голос кричать признания в любви — невероятно смешно. Его компашка считала точно также. Я же сохраняла спокойное лицо, отбрасывая его ладони и холодно прося не устраивать цирк, уходила из кабинета. И в те моменты, вопреки внешней отстраненности, в душе появлялись зачатки поистине сумбурных чувств и ощущений, от чего щеки начинали слегка краснеть. Я металась между двух огней: его собранного и серьезного, в такие моменты словно озаряемого сиянием красоты, когда мне хотелось смотреть на него, и того клоуна и балагура, что лишь отталкивал показными эмоциями. Все решилось в один длинный октябрьский вечер. Спонтанно было принято решение всем классом собраться в нашем парке с незамысловатым названием «Юность», и культурно провести время в компании пива. Пусть ни до того момента, ни после я не пила, но пойти решила, лишь бы приятно потусить в небольшом кругу друзей. Тем более, мои родители тогда были в командировке, а старший брат давно переехал в другой город, поэтому ничего меня не сдерживало. Вечер быстро перестал быть томным, переливаясь басом громкой музыки и криками разгоряченных выпитым подростков. Большинство были заядлыми гуляками, и быстро дошли до кондиции, отрываясь по полной, словно в последний раз. Я же со своей гоп-компанией, как я иногда ласково называла друзей, была чуть в стороне от этого веселья. Они тоже пили, но не так много, лишь для того, чтобы поддержать градус веселья. Мы разговаривали, обсуждали общих знакомых, танцевали под нормальные песни, которые, в прочем, звучали из колонки раз в тридцать минут. И вот, когда темнота сгустилась, зажглись фонари и мрак подкрадывающейся ночи ласково провел по коже, приглашая спрятаться, а лучше уйти со злополучной тусовки, начало твориться странное… Саня, и так являвшийся объектом всеобщего внимания, неожиданно, неся разнообразную чепуху о том, что он меня любит, а я его совершенно нет, потянул меня за руку, выводя к ярко горящему фонарю. Там уже собрались все остальные, приготовившись записывать происходящее на камеры смартфонов. Саша, пьяно покачиваясь и обдавая меня жарким запахом дешевого алкоголя, говорил много, большую часть монолога я разобрать просто не смогла, а после, попытавшись выпрямиться, решительно заявил, что если я сейчас его поцелую, то я докажу искренность своих чувств, о которых я вслух никогда не говорила, и мы всегда будем вместе. Он прикрыл глаза и немного наклонился ко мне. Все замерла в ожидании. А меня начало трясти. Ни от пронизывающего ветра, и ни от учащающегося пульса — от того, что меня захотели сделать развлечением толпы, сыграть на чувствах, просто унизить. Сжав враз похолодевшие пальцы, я решительно шагнула вперед и смотря прямо на казавшееся некогда симпатичным лицо, влепила хлесткую пощечину. Так, что голова блондина мотнулась набок, а сам он чуть не упал. Один точный удар, в который я вложила и гнев, и разочарование, и злость, и ростки ядовитых, но к счастью, умерщвленных чувств. Круто развернувшись, я, не обращая внимание на крики и ругань в свой адрес, поспешила домой. Уже там, захлопнув дверь квартиры, я медленно сползла по стенке, стирая горячие слезы. Потом, гораздо позже, я сама не могла понять, от чего рыдала, безудержно крича в пустую темноту дома. Возможно, от обиды… Или надругательством над тем, что я так и не решилась никому рассказать. Я разочаровалась в Саше как в объекте симпатии. Для чего-то большего мы были слишком разными. Потом, в личных беседах с друзьями, которые там были, меня часто упрекали в том, что я — просто зануда и душнила, не способная нормально развлекаться. Надо было подыграть, поцеловаться, разыграть спектакль, а не портить всем настроение глупыми истериками. Часто они говорили, что может, Саша и любил меня, и выражал это своеобразно… Со временем выяснилось, что со своими многочисленными пассиями он способен вести себя нормально и адекватно, что лишний раз подтвердило мои догадки о том, что я была объектом шуток, просто чтобы немного посмеяться. Ведь пытаться играть на чувствах скромных и стеснительных людей, какой я была по натуре, это ведь очень весело, правда? Многие считали, что да. На удивление отпустило меня достаточно быстро. Учитывая, что весь инцидент произошел в пятницу, а в понедельник мы снова встретились в школе, я не почувствовала былого трепете. Я вообще ничего не почувствовала. В голове было ясное осознание, что поступила я правильно, как минимум, для своей дальнейшей жизни. Весь оставшийся десятый и одиннадцатый классы мы держали отношения на одном уровне — никто друг для друга, ровным счетом. По странному стечению обстоятельств, в парке он напился до беспамятства, совершенно не помня, что случилось тогда. И все знал со слов своих дружков, в красках рассказавших, каким зверем я была. Одна-единственная пощечина превратилась в жестокое избиение, а я сама была не меньше, чем демоном, желавшим пустить кровь несчастному парню. Конечно, быстро выяснилось, что все было не так, но Саня на всякий случай все равно не подходил ко мне ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Со временем, к середине последнего года обучения, мы даже нормально общались, он — уважительно и с осторожностью, а я — ровно, как и со всеми. А в душе к нему не осталось ничего, кроме безразличия и раздражения на очередные выходки. К сожалению, мое пустое сердце, начавшее подергиваться инеем, решило, что без фаворита жизнь не мила, поэтому интерес пришел к еще одному моему однокласснику, на этот раз тому, с кем я изначально общалась неплохо — доброму и хорошему парню Дениске. Знали мы друг друга долго — тринадцать лет из восемнадцати прожитых. Спортсмен, волонтер, для кого-то даже симпатичный парнишка… Только вот меня он вежливо, аккуратно и галантно оставил в глубокой френдзоне… Я расстраивалась, когда даже самые очевидные намеки он не понимал, а на любые приглашения провести время в моей компании он отвечал тем, что будет в этом время с кем-то из наших общих знакомых. А на прямое признание в симпатии, с улыбкой сказал, что это только все испортит. Лучше забыть этот разговор и дальше быть просто друзьями. Тогда я немного виновато улыбнулась и подтвердила, что так будет даже лучше. А после, сразу после школы пошла в парикмахерскую и отстригла половину волос, длина которых теперь едва доставала до плеч. Помню, тогда я еще и покраситься хотела в пепельный, но остановилась. Несмотря на старание мыслить в позитивном ключе, я предполагала, что ничего хорошего из этого не выйдет. По итогу, я даже не расстроилась — почему-то вместе со срезанными волосами ушло и прошлое разочарование. Я просто приняла это, решив, что это знак и лучше сосредоточиться на учебе. Параллельно, я наконец-то смогла научиться играть в карты, в которых мне до ужаса везло. Все, как известной пословице, только вот ровно наоборот. Я легко обыгрывала всех, даже самых лучших картежников с их невероятными уловками. После своих личных неудач я удивительно легко смогла жить дальше, причем, радуясь этой жизни, получая от нее удовольствие. И мне было гораздо легче. Примерно в тоже время я окончательно решила с тем, на кого же буду поступать. Выучусь, разберусь со своими проблемами и может быть, помогу и другим людям. Уехав на учебу, я даже смогла завязать вполне неплохие отношения с одним парнем из института. Вместе мы были год, и расстались из-за того, что просто поняли, что совместного будущего у нас нет. Мы одновременно охладели… И просто остались знакомыми, ведь друзья — слишком громкое слово для такого. Я не была совсем неудачлива в любви — просто часто влюблялась не в тех. Все объекты моих симпатий были не самыми плохими людьми, просто мы были полярными и несовместимыми. Или же не успевали выстраивать хоть что-то адекватное. — Как трагично, будь возможность, я бы расплакалась, — раздался ровный женский голос. В моей голове…