Сладкие сны, или Все хотят Нэйта Ривера

Death Note
Смешанная
Завершён
NC-21
Сладкие сны, или Все хотят Нэйта Ривера
midnight indifference
бета
Филика Фиалка
бета
Кира-бог фикбука
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
«Если ты думаешь, что мы исчезли, потому что умерли,– то ответим, что всегда будем с тобой, Ниа...»
Примечания
События начинаются спустя семь месяцев после смерти Киры. Июль 2010.
Посвящение
Этот шедевр будет посвящен Кире и Великому Создателю аниме❤️📓✍️.
Поделиться
Содержание Вперед

Dolore et pulchra

      …Такаду Киёми уже давно можно считать проигравшей, разбитой, сломанной, полностью рухнувшей ниже ядра Земли, прямо в его середину. Это было поистине прекрасно. Осталось всего три приговора, и она отправится в вечную, всепоглощающюю пустоту, где опарыши будут пожирать её, никогда не разложив её тело до конца. Правда, вполне заслуженно, мол, оскорбила живого человека — получай сполна. Не была ему преданной — будешь наказана тоже. Не смогла ему служить — так же в пустоту тебе дорога. Логику искать тут будет сложно. Да и не нужно, кажется мне.

***

      Ниа такой же, как и все живые, гостящие здесь… Он не позволяет наглость и неповиновение, но и награждает за верную службу. Нет, господина лучше, чем Нэйт Ривер, трудно себе представить… Почти все другие должники остальных живых людей с удовольствием бы служили ему. Многие из мёртвых служат настоящим тиранам, уродам и толстякам, от внешнего вида которых скрутит каждого. И всё же никто из них совсем не жалуется на свою участь, так же верно исполняя их волю. Но все эти четверо, кроме неё, праведно служат Ниа — белокурому, хрупкому, молоденькому восемнадцатилетнему мальчику, который не заставляет им себя унижать и благодарит за верную службу (а также даёт себя поиметь). Все они с превеликим удовольствием готовы ему повиноваться и делать ему приятно. Он это безоговорочно заслуживал. А ты не заслужила такого господина, Такада…

***

      Миками — последний из господ Ниа, который ещё не выносил обвиняемой кару, поэтому сейчас это будет исправлено. Шестая казнь будет объявлена его устами, и Ниа помогал ему её выбрать: — Миками, а ты в курсе, что она, ложась в постель с твоим «богом» — Ягами Лайтом, — тем самым ставила под угрозу его существование тут? — Она подвергла существование Бога опасности? — с ужасом уточнил Тэру. — Да, — с ноткой жара в голосе ответил Нэйт. — Если бы он уже принял клятву, то мне пришлось бы наказать их обоих, как бы больно и обидно за него мне бы не было. Тут разница в несколько дней… Сечёшь, на что я намекаю? Какой приговор ты вынесешь этой безбожнице? — Да будет же она распята на кресте за свои деяния. И нарядите её в лучшие, праздничные одежды. Это будет ещё более унизительно, чем если она будет голой или в грязном тряпье. Да здравствуют великие господа — Нэйт Ривер и всемилостивый Бог — Кира! Счастья им, кара Такаде…

***

      Такада, ты слышала? Тебя приказали распять на кресте… Ах, как мне хочется посмотреть на твою реакцию, когда в твои руки и ноги будут вбивать гвозди, а в голову — железный прут. Это будет очень красиво, хоть и болезненно. Ты — божий символ, символ послушания и садистского чувства прекрасного. Молчаливо будешь выносить все эти боли, или каково это, без языка с разрезанным ртом? И какая же ирония — Миками Тэру, тот, кто меньше всего желал тебе ужасных мук, вынес такой жестокий вердикт. Честно говоря, мне в глубине души всё-таки немного тебя жаль. Так же, как и Нэйту. Но, кроме нас двоих, никто из всех этих людей не испытывает к тебе жалости… и вряд ли когда-нибудь испытает.

***

      Укол в запястье, и, истекающая кровью Такада отключилась. Пока её уносили «за кулисы», чтобы подготовить к пытке, Ниа задал Элу один волнующий его вопрос: — Эл? — Да, мой хороший? — Мне кажется, что я превращаюсь здесь в тирана… Или я себя не контролирую? Я вообще чувствую, что… меняюсь… — Ты не меняешься и никто тобой не управляет. Но то, что ты — тиран, я отрицать не буду. Но в этом нет ничего удивительного и шокирующего, ведь каждый человек по-своему тиран, но в своей сфере. И я тоже. — И ты?! — Да, Ниа, я ничем не лучше всех убийц, отправленных мною сюда, в пустоту. Нет, ну ты мои крылья видел… Был бы «святошей», то они бы белые были. Черные, блять. Я и убивал, и пытал, и приказывал это делать. Но поскольку я убивал преступников, то я не попал в измерение наказания, правда, разряд разделения у меня… как у Киры, короче. И какая тебе разница? То, что приносит нам удовольствие, не может быть каким-то аморальным. Мне, честно говоря, тоже нравится всё, что тут происходит. А тебе — тем более. Наплюй на всё, ведь это чувствует она, а не ты. Она это заслужила. Не жалей её, а жалей себя и своих верных людей. Ты — то, что ты есть, Ниа. Мне будет трудно это тебе объяснить…молоденький ты ещё, чтобы полностью понять свою личность и сущность. Даже я не до конца это понял до сих пор, когда уже даже не нахожусь в мире живых. Но запомни, чем бы оно ни было — оно прекрасно и совершенно. Я так считаю, не знаю, как остальные… А теперь заверши приговор и как можно скорее. Люди заждались. — Хм, ты прав… Да начнется же шестая казнь.

***

      От наркоза Такада отошла привязанная к кресту. Её одели, как и приказывал Тэру, в парадное красное короткое платье, украшенное драгоценными камнями. Её зловещий вспоротый рот привлекал к себе много внимания, и явно мог напугать многих. Миками и Лайт, как главные палачи действа, были в длинных мантиях с капюшонами персикового цвета. Груди их украшала тяжёлая эмблема Киры — сердце с крыльями. Мелло и Метт же были в чёрных, с буквой «N» на груди. Крест с привязанной женщиной был закреплён на колонне, стоящей посередине комнаты, что давало всем возможность видеть его со всех ракурсов. В зале включился готический свет, и Ниа начал свою пафосную речь: — Кому хватило прошлых казней, прошу на выход из зала, — никто из людей не поторопился к двери. Все желали большего. Больше пыток, больше крови… больше прекрасного. Не каждый же день происходит такое… А тем временем Ривер продолжал: — Ну, а кому хочется увидеть, что будет дальше, прошу оставаться на своих местах и покрепче держаться за спинки кресел… А мы продолжим. Господа мои, прибить её к кресту и покрепче. Закрепить ноги, руки и голову. — Как прикажете, Господин, — хором ответили Х-Кира и его властелин. — Ваши слова услышаны. Мы начинаем.

***

      Первые гвозди стали с силой вколачивать в руки женщины, принося ей колоссальную боль. Такада пыталась закричать, но получался лишь хрип раненой морской коровы. Крайне забавно. Её хрипы довольно тихи, поэтому пытка не вызывала у Нэйта сильного страха и отвращения. Для него это тоже испытание, экзамен, который он не имеет права провалить, иначе… Будет очень много потерь и последствий. Он знал, на что идёт, Эл ему рассказал.

***

      Люди ликовали, просили большего, чтобы было ещё более сурово, больше крови и жести. Кровожадные сволочи, по мнению некоторых и самой Киёми. Все гвозди были вбиты в руки и ноги женщины, поэтому оставалось «короновать» её лоб железным куском арматуры. Это будет последним шагом перед превращением бывшей «избранной» Богом в символ полного безбожия, в один огромный комплекс всея жестокой кровавой красоты. О, её голова отлично бы смотрелась вместо красивой хрустальной люстры, висящей на потолке в спальне Ниа, где в ближайшем будущем её Бог будет вкушать запретное живое тело, доступное лишь достойным. Хах, в пустоте нет спален, можно сказать, что ей повезло хоть в этом плане. Одна маленькая её удача…По сравнению со всем прочим, конечно.

***

      Представьте себе, что вам в голову буквально с силой вколачивают железный толстый прут, пробивающий насквозь ваш череп, и всё это наживую. Вы хотите кричать, орать от боли, но вы не можете: язык-то отсекли. Вы разбиты, вы хотите сдохнуть… Но вы не можете. Вы уже, блять умерли! Ужас это всё, не так ли… А Такаде и не нужно представлять. Никому не пожелаешь оказаться на её месте (разве что дьяволу). Она хотела вырубиться от нового болевого шока, но Ягами быстро вколол ей специальный раствор, лишая её такой желаемой возможности. Ниа не дал ей передохнуть от шестой пытки и сразу объявил седьмую, уже полностью сам: — Что ж, шестая казнь завершена, пора объявить седьмую… — голос дрожащий, безразличия больше нет.Даже страх. — Вы, как мне донёс Эл, мечтали облить моё лицо кислотой. Вы вообще сама по себе очень кислотная личность. Кислота — вот седьмое наказание. Я прикажу кинуть вас вас в бассейн, наполненный кислотой, не снимая с креста. Объявляю приговор открытым…       Для Ниа, я повторюсь, это тоже испытание, проверка: достоин ли он этой власти и своих любимых господ. Над слабыми и жалостливыми смеётся небытие. То, что он не сможет покарать неверную, будет означать, что он попросту… слабак. Другие мёртвые не будут тогда к нему учтивы, у них не будет к нему уважения и страха, мол, посылай на три буквы сколько хочешь, этот белый комок ртути даже в ответ не тявкнет. Неспособных должников можно простить, но их, как правило, не прощают. Не хотят падать в глазах других. Но также и ужасно быть тираном, а именно — издеваться и унижать способных платить долги, не благодарить их за добросовестную службу.       Таких ненавидят ещё больше. Им служат без удовольствия, от нужды, прямо-таки ждут смерти такого выродка. Ну, а дальше… только месть, и месть бывших должников бывает страшной. Тираны не понимают, что когда они умрут, то им вечность проводить именно с ними (если не в пустоте) и именно от отношения человека при жизни к ним будет зависеть, кем они будут тебе после снятия долга: врагами, приятелями, друзьями, близкими людьми или супругами. Пока что Ниа попадал в категорию «пять». Надеюсь, что так будет и дальше…

***

      Одно слово Ривера, и пол в зале буквально провалился. Возникла глубокая яма, доверху наполненная кислотой, которая бурлила и периодически шипела. Крест отвязали и понесли к бассейну, не обращая внимания на из последних сил двигающую туловищем раздробленную массу, уже слабо напоминающую человека. А ведь это ещё не конец… Толчок рук, и крест стал падать в жидкость. Кислота медленно, но верно стала разъедать лицо Киёми, как и все её тело. Можно сказать сразу: она испытала на себе самую сильную боль, существующую где-либо. Сильнее боли, наверное, во всех мирах не бывало. И она больше никогда не закончится… Вот он, ад после смерти. Едкая смесь почти разъела её до костей, оставив лишь скелет, облепленный обугленными кусками мяса, но… Она должна дотянуть до восьмой пытки. Ниа это всё было не видно, он сидел высоко на троне, а вот людям — да. Многие уже начали жалеть её на этом этапе, кто-то испытывал отвращение, но… Шестидесяти процентам всех присутствующих, внимание… Хотелось чего-то ещё более жестокого. Куда уж, скажу я вам…       Хотя нет предела жестокости людской и её могуществу. Я не могу уже давать тебе советы по спасению, Киёми, ибо ты сама ни за что не пожелаешь спастись. Как ты бы существовала в таком виде дальше? Твой процент существования теперь ещё более жалок и ниже, чем минус бесконечность. Тебе повсюду и везде создан сущий ад, муки и преисподняя. Твоей цитаделью станет пустота, а Ниа будет молиться в обратную против тебя, в постели и объятиях Ягами Лайта. Болезненно, скажешь ты? Прекрасно, — отвечу я. Ты заслужила, повторю в миллионный раз, этого наказания. Суров, по мне так, закон небытия… Но сейчас мы отошли от темы. Настало время восьмого, завершающего непродолжительные пытки, приговора. Последнего шага на пути к вечной…       Из резервуара Такаду удалось вытащить только после того, как полностью спустили кислоту. Не станут Кира с Миками свои белесые ручки марать об такую мерзость. Мерзость — вот, во что её превратили: сгусток красной, обугленной, непохожей уже толком на человека, массы. Когда женщину привели Риверу под ноги, его чуть не вырвало при виде неё. Ох, как же было велико желание парня сказать эти грёбаные слова в третий раз, чтобы и не видеть это убожество, но… нельзя. Эл, видя колебания наследника, наклонился и прошептал ему на ухо: — Ниа, я понимаю твои чувства, но ты должен. Ты должен. Ты обязан завершить все девять казней. Осталось ведь чуть-чуть… — Я… я просто не могу на это смотреть… Мне не жалко её, но… её внешний вид… — Закрой глаза, если тебе настолько противно. Запомни: она — не сам ты, не кто-то из дорогих тебе людей, она — твой враг и бывшая любовница одного из твоих возлюбленных, и её нужно по-ка-рать. Понял? — Да… Не смею возразить словам наставника моего… Восьмой приговор объявит большинство, поэтому, — усталым голосом произнес Ниа. — Внесите золотой ларец.

***

      Мелло и Метт поспешно удалились и, через непродолжительное время, вернулись в зал со шкатулкой из чистого золота, на крышке которой сиял драгоценный рубин. Они отдали ларец Нэйту, и он ловким движением пальцев вскрыл замок на нём. В сундучке лежали небольшие клочки пергамента. — Я обращаюсь ко всем вам, — заявил Нэйт. — Слушайте меня внимательно: всем людям, присутствующим здесь, будут выданы листы пергамента, и на их столах появятся перья. Их задача будет заключаться в том, что они напишут, каждый на своем листке, название пытки для обвиняемой. Мы воспользуемся той, за которую будет больше всего голосов. На голосование будет отведено десять минут. Бумажки с записями нужно положить в этот ларец. Всё понятно? — Да, господин, — ответили хором все люди, сидящие на трибунах, и все четверо его должников принялись быстро раздавать листки. Началось голосование, и чтобы Ниа не было скучно, Эл решил немного поласкать наследника: он запустил руку под тонкую рубашку, дразня тонкими пальцами тельце парнишки, что заставило его расслабиться, сосредоточив всё внимание на прикосновениях наставника. Люди подходили и кидали свёрнутые листки в «ящик для билютеней», возвращаясь на свои места. И вот, когда листок с вариантом наказания вбросила последняя девушка, Ривер снова устало начал свою речь: — Голосование окончено, и я прошу своих господ подвести итоги. Мы продолжим через несколько минут.       Воля Ниа, и все четверо его верных слуг удалились за дверь зала, ловко подхватив сундучок. Зайдя в одну из комнат, они стали доставать листки и фиксировать написанную на них казнь, предлагаемую Такаде. Вариантов было много, например: посадить на кол, казнь крысами или груша страданий. Но всё же выбор многих был установлен на конкретной и черезвычайно жестокой пытке…

***

— И мы снова здесь, продолжаем кару Такады Киёми. Пора объявить восьмую казнь нашей обвиняемой. Последнюю, перед пустотой. И это будет… «Ангел!» Именно за эту казнь проголосовало большинство. Её суть заключается в том, что за её грудь будут закреплены специальные железные тиски, которые оторвут ей ребра при активации механизма.       Ниа мутило от самого чтения этой кошмарной информации. Вот теперь действительно ничего прекрасного нет и близко. Все тут явно сумасшедшие садисты, это он понял ещё давно, но… Блять, у него нет слов, чтобы продолжить внутреннюю мысль. Ему мерзко, противно, но жалости нет. Просто отвращение… Он устал. Ривер просто от всего устал. После таких ночей никакого небытия, как минимум месяц! Ему нужно отойти от всего пережитого. Но через три дня у него свадьба с Амелией, и скоро у него день рождения… Чё-ё-ёрт, как же не хочется всё это отменять и портить… В эти три дня он будет просто отдыхать, ни о чём не думать и ничего не расследовать. Хах, а ты выучил текст свадебной клятвы на латыни, Ниа? Ну, естественно, ни-фи-га. Или выучишь его за пять минут до венчания? Вот будет весело… Ладно, Нэйт, покончи с этим и проснись. Тебе осталось недолго.

***

      Женщину приковали к специальному механизму и закрепили на груди железные ржавые прутья ловушки, которая была в фильме «Пила 3», где детектив был казнён на ней жестоким маньяком, с помощью неё. А здесь же дробь перевернулась: детектив будет карать преступницу всея двадцать первого века, оторвав ей ребра вместе с костями. Также сходством является то, что у обоих жертв не было шанса на спасение. Ситуации схожи, но в то же время отличаются друг от друга. Всё как при делении дробей, которое, кстати, заменяется умножением. В нашем случае мы умножим только боль и страдания Киёми… Первая дробь ведь остаётся прежней.       Одно слово разрешения, и механизм активировался, вырывая из этой, уже непохожей на человеческое тело, субстанции, грудную клетку, открывая её мертвые, но чувствующие боль, внутренности. Сказать по правде, героине из фильма повезло намного больше, чем Такаде, ведь она умерла сразу после этого. Второй же не будет такой роскоши теперь никогда. Киёми издала болезненный, истошный хрип, похожий на предсмертный стон огромного змея. Кровь стекала на пол вместе с небольшими кусками её сожжённой кислотой плоти. Отвратительно… Но всё так же прекрасно…       Такаду сняли с устройства и швырнули на колени перед Ниа. Вот и встретились эти два, ненавидящих всем сердцем друг друга, взгляда (ну, а как может быть иначе?), готовые убить друг друга лишь глазами, и Ниа объявил свою последнюю на сегодня речь: — Вот и пробил твой час, Такада… Надеюсь, ты усвоила все уроки за сегодня? Ну, не волнуйся, в пустоте у тебя будет куча времени, чтобы об этом подумать. Думаешь, что мне тебя жаль? Тогда ты сильно заблуждаешься, дорогая моя. Запомни, Киёми: ты всегда была достойна только пустоты.

***

      Это был последний, третий раз, когда Ривер произнес нужную фразу, и сразу после этого комнату заволокло свечение, разбивающее приговоренную на тысячи мелких искр, которые разлетелись по всему дворцу и вскоре окончательно сгорели, перенося её в место назначения.       Она ушла красиво… — Мы завершаем нашу церемонию наказания. Можете расходиться по домам. Ох, я так устал от всего этого, — истошно жаловался Ниа. — Мы проводим вас в покои, где вы сможете дождаться утра, — ответили Мелло и Метт, уводя парня в королевскую, судя по убранствам, спальню.       Ривер совсем не жалел о том, что сделал с ней, и он с уверенностью мог сказать, что сдал на отлично этот экзамен, получив посвящение в так ему полюбившийся роскошный загробный мир, приняв его законы и иерархии. Ему плевать, что сейчас происходило с Такадой, он даже не желал думать о ней. Он вообще не хотел думать сейчас ни о чём. Но он в один миг прошептал про себя: «И всё-таки это было прекрасно… Трудно, болезненно и прекрасно».

***

      Неважным было всё, кроме того, что он увидел в эту ночь, ибо она была продвижением. Ниа закрыл веки и стал засыпать, дожидаясь такого спасительного для него, утра, но… Следы её страданий навсегда останутся воском от проклятия на его руках, и под этим знаменем за него на латыни прошепчу я:       «Et tamen finita».       (И всё-таки это завершилось).
Вперед