Общие дела капитана и винодела

      Утром следующего дня Феми вместе с торговцами из Сумеру в составе небольшого каравана двинулась в сторону родных земель. В сумке покоился небольшой подарок, когда Чарльз услышал, что она собирается на свадьбу к брату, он предложил выбрать в подарок бутылочку хорошего одуванчикового вина, ей пришлось вежливо отказаться, говоря, что в их семействе такое не совсем поощряется, пусть сумерцы и употребляли алкоголь, но её семья была выходцами из пустыни, которым по вере подобное было запрещено, одна из немногих, которым пусть и не на поприще науки, но всё равно удалось пройти через стены Самиэля, лишь благодаря делу деда косые взгляды их не коснулись, происхождение было затронуто лишь во время того скандала, одна из немногих причин, заставившая её бежать.       От этих мыслей её брови насупились, а выражение лица скривилось в недовольстве, внезапно на короткий момент подул ветер, обдувая её, заставив зажмуриться, сбил с головы капюшон плаща, и довольный своим действием, будто забирая с собой мимолётное недовольство, скрылся, унося листья и поднимая небольшое облачко пыли. Это помогает отвлечься и напоминает о вчерашнем вечере, его взгляд, тёплые руки на талии, то мягкое прикосновение губ. Когда опомнилась, то поняла, что пальцы лежат на губах, она снова густо покраснела, отдёрнула от себя руку и спрятала лицо за капюшоном, пока кто-то из караванщиков не заметил этих действий. Этот капитан нагло влез в её голову, занял множество места в её мыслях, а она и не воспротивилась этому. Невольно взгляд опустился на руки, на фестивале он всё время держал её за руку, его руки были большими и тёплыми, хотелось бы ещё вот так подержаться. Поймав себя и на этом, она ещё сильнее стянула капюшон на лицо, а с языка полетели тихие ругательства.       Никто не занимал в её голове так много места, чем это хитрое смуглое лицо, сверкающее своим звёздным взглядом. Пришлось задуматься, никто из мужчин не заставлял её так реагировать: ни жених, с которым казалось бы в начале всё равно были очень тёплые чувства, да что тут говорить, раньше в её мыслях он был самым лучшим, ни любой другой, который пытался заводить с ней знакомства. «Кэйа Альберих, наглый лис, да как ты смеешь дурманить мой разум?!» воскликнула она в уме, снова потянула за капюшон, но в этот раз мучения несчастной ткани прекратились, стоило ей заслышать треск ткани. Негодуя из-за мыслей о мужчине, она подобрала ноги свисающие с телеги, обняв их, она подложила на колени одолженный плед из шерсти вьючного яка, и устроила на нём голову. Рассматривая скалистые пейзажи Ли Юэ, через которые тянулся их караван, она так и продолжала думать о том и другом, о прожитых в путешествии годах, о семье и их отношениях, о брате и предстоящем ему событии, о Мондштадте и небольшом времени проведённом там. Мысли о последнем заставили глупо улыбнуться. Так витая в полудрёме, она и не заметила, как они пересекли границу. В гавани Ли Юэ они сели на корабль, мерное укачивание волн помогало приводить мысли в порядок и уснуть, а проснуться уже в Порт Ормосе. С последней телегой она доехала до города Сумеру, чтобы поприветствовать будущую невестку и вместе с ней двинутся в Караван-рибат.       Невестка благоухала красотой и здоровьем, всё время рассказывала о её брате, о том как они встретились, о их свиданиях и предложении. Все слова сквозили любовью и она не могла не улыбнуться на её рассказ. Её не смутил тот многолетний случай, и она искренне с лучащейся из глаз радостью, улыбалась ей, расспрашивала о её путешествиях, о том каким был её брат в молодости.       После долгого разговора у неё осталось время для прогулки по городу до того как они поедут в Караван-рибат. Гуляя по шумным переулкам, она чувствовала лёгкую ностальгию, раньше она жила тут какое-то время в качестве студента академии, она изучала звёздное небо, её взгляды часто петляли по ночному небосводу, Ртахавист ей был выбран не просто так, в детстве дедушка часто рассказывал о звёздах, о том как он по ним прокладывал себе маршрут в бескрайних песочных морях, о том какие звёзды были его путеводителями, иногда он продолжает упоминать в письмах о звёздах и давать им причудливые имена. Вспомнив о деде, она лишь надеялась, что написанное ею письмо спокойно было доставлено, и что он сам не ввязывается во что-то опасное.       Ближе к вечеру они уже были в Караван-рибате. Свадьба состоится только через два дня, поэтому единственное, что оставалось сделать, это к ней подготовиться, все эти два дня дом тщательно убирался, готовилось большое застолье. И все эти два дня ни она, ни её родители не перекинулись даже словом, поприветствовал их в первую встречу лишь брат, а во время подготовки она кружила вокруг невестки, помогая ей всё время. Так незаметно и пролетели два дня… Торжество было пышным, фонари в темноте вечера горели так, что было больше похоже на солнце не опустившееся за горизонт, все приглашённые поздравляли и прославляли молодожён. Феми не могла не порадоваться за своего брата, хоть у него вышло жениться по любви и любовь оказалась взаимной. Когда они оказались наедине, Феми не преминула воспользоваться этой возможностью, тихо подобравшись к новобрачной паре.       — У нас не принято дарить свадебные подарки, так как считается, что женщину должен полностью обеспечить муж, но надеюсь Дауд не обидится, если я немного нарушу традицию, — она испуганно оглянулась на брата, ища одобрение на свои действия, но тот лишь посмеялся и ласково улыбнулся, приобнимая невесту.       — Только у тебя и деда всегда хватает смелости нарушать семейные заветы, — он с любопытством уставился на свёрток, покоящийся в руках сестры. Свёрток с лёгким шорохом был раскрыт, и в руках Феми развернулось полотно: тёмно-синяя ткань давала причудливые отблески в свете фонарей, а на самой ткани мерцали золотистым цветом звёзды, их было великое множество. Мужчина удивлённо подскочил, вглядываясь в ткань.       — Это… — он практически лишился дара речи, слова застряли в горле.       — Копия звёздной карты дедушки, — девушка смущённо замялась, глядя на ошеломлённое лицо брата, — Я была немного импульсивна в выборе подарка, перед тем как закончить, я подумала, что он не подойдёт, но видя сейчас твоё лицо, думаю, что он всё-таки подходит.       Брат чуть не упал на месте, завидев свадебный подарок, и с непонятным всхлипом прикрыл лицо руками, его невеста лишь разглядывала причудливо вышитые звёзды на шёлковом полотне.       — Эти названия звёзд не похожи на обычные       — Наш дедушка имел манеру давать всему своё название, вот я и решила вышить всё как было на его карте, мы с братом часто слушали его рассказы о том, как-то или иное название появлялось на его карте       — Сестрёнка, это самый лучший подарок, — на мгновение мелькнуло красное лицо брата, а потом его сильные руки сомкнулись вокруг неё, потом она лишь видела его благодарный взгляд, невестка тоже благодарно обняла Феми, шепча о том какие они оба хорошие и прекрасные, и как же ей повезло попасть в такую семью…       Празднование понемногу сходило на убыль, люди расходились, брат с невесткой уединились в подготовленной комнате, а Феми начинала потихоньку собираться. Путь обратно до Мондштадта далёк. Чтобы добраться до Сумеру понадобилось чуть меньше двух суток, учитывая, что тот маршрут со всеми передышками и вынужденными остановками, был наибыстрейшим.       — Феми, ты спишь?       Из коридора раздался мамин голос, девушку аж передёрнуло, мама впервые что-то ей сказала за всё время, что была здесь. В одно время на душе стало и радостно и противно, радость лишь на короткое время встрепенулась внутри, слушая голос любимого родителя, что баюкал по ночам, утешал при неудачах, хвалил при малейшем случае, что заставлял гордиться. Даже вспомнилось как мама на радостях с папой сделала прекраснейший ужин и обнимала так крепко, когда выяснилось, что Феми передалось бабушкино ремесло, вышивание золотыми нитями, те всегда были настолько хрупкими и тонкими, что при любой попытке затянуть посильнее рвались, а ткань неизменно портилась и оставались большие дыры стоило прошить нити слишком сильно. Нужны ловкость и лёгкие руки для такого дела. Противно же стало сразу после того, как радость отступила, тогда они нашли источник нового дохода.       На одной из семейных встреч была большая ссора. Отец, желая увеличить семейный доход, решил нанять рабочих для того, чтобы научить их особой огранке драгоценных камней, которую разработал дедушка, и с помощью которой он, как выходец из пустыни смог пройти через стену Самиэля. Но один из особо ушлых работников украл дедушкин свиток с описанием техники и открыл свою лавку в Сумеру, отец стоя на коленях просил деда рассказать о технике, как единственного, кто знал её, кто приложил руки к её созданию, чтобы вернуть дело в ход. Дедушка лишь назвал его наивным дураком и ушёл из семьи, чтобы исполнить свою мечту, начав путешествовать из одного уголка Тейвата в другой, как в старые добрые времена он бороздил пески Пустыни, изучив её вдоль и поперёк, оставив детям в наследие «Секреты Золотого Моря» — увесистая такая книжонка, которую Дауд держит подле себя, храня как зеницу ока. А спустя время, когда дела отца пошли ещё хуже, из семьи ушла бабушка, сказав, что возвращается в отчий дом. Скандал тогда был огромнейший, потому что бабушка тогда хотела забрать с собой годовалую Феми со старшим братом.       Противно стало от того, что мать её показательно избегала все те дни, что она провела дома, она держалась ближе к отцу, что одним своим видом показывал, что разговаривать с дочерью не хочет, что и слова не скажет, пока она на коленях не приползёт, вымаливая прощения. Отец был всегда таким, казалось, что за малейшую провинность он готов отказаться от члена семьи, а мать тенью следовала за ним, молча выслушивая его крики и только после того, как он уходил принималась успокаивать детей, говоря, что он не плохой, просто дела идут не очень хорошо, вот и злится. Брат рассказывал, что до того как пропал свиток, отец был милейшим существом на земле, но после всё пошло наперекосяк. Он нашёл себя в том, чтобы стать частью охранников, останавливать набеги пустынников, но и тогда он не изменился. В доме всегда главенствовало одно правило: слово отца — закон. А не следуешь ему, будь добр покинуть дом.       — Нет мам. Собираюсь понемногу, завтра домой поеду.       За дверью тоскливо пронеслась тишина, послышался мелкий топот — знаменитая мамина манера ходьбы. От старости ей стало трудно ходить, она приспособилась ходить мелко, от того со стороны её ход слышался как неуверенный детский топот. Постепенно звук сошёл на нет, значит мама ушла из коридора в какую-нибудь комнату, оставив Феми в умиротворяющей тишине. Спустя какое-то время, когда она уже завалилась спать, в двери послышался щелчок. Пришлось встать и проверить, но сколько ручку ни крути, она не поддалась.       — Куда ручку дёргаешь.       Холодный голос отца раздался из-за двери, голову словно ушатом холодной воды окатили. Он закрыл дверь? Зачем?       — Что происходит?       — Никуда ты не поедешь. Завтра с рассветом отправишься в деревню Аару, будешь под присмотром тёти.       Феми поборола желание упасть прямо на месте, по телу прошла дрожь, спину окатил холодный пот, даже сил сглотнуть слюну не оказалось. Она лишь медленно опустилась на колени, рот раскрылся в безмолвии, а глаза раскрылись так широко, что раскрой их больше и кажется, что они пересекут границу глазниц. В чём она провинилась? Ведь ссылка в глушь была наказанием за большой проступок.       — Почему? — слова из горла не лезли, хватило лишь на шёпот, но этого было достаточно, чтобы её услышали.       — Хватит. Мне надоело слушать от других, что ты шатаешься по кабакам и каждого желающего пускаешь в свою постель. Так себя ведут лишь проститутки.       — Ты обвиняешь меня?! А послушать, что я скажу не хочешь? Да от кого ты такое услышал?!       Она затарабанила по двери. Из глаз полились слёзы от несправедливой обиды. Шатаешься по кабакам? Да с тех пор как она покинула Сумеру в её рту и капли спиртного не было! Каждого желающего пускаешь в свою постель? Да к ней никто кроме мужа не прикасался! Так себя ведут лишь проститутки. Кому ты веришь?       — Довольно! Жених твой видел тебя в таверне во время поездки в Фонтейн! Видел как ты общалась с мужчинами оттуда! Ещё чуть-чуть и прямо там бы начали сношаться! А после такие слухи пошли! Вовек семье не отмыться от этого позора!       -Кому ты веришь! Лгун он! Какому-то мужлану с улицы поверил, а я кто?! Не было такого!       Феми вслух зарыдала, от злости начала биться головой об дверь, пинала её. Со стороны двери шла тишина, по любому где-то там рядом стоит мама и слушает. Она ему и рассказала, иначе не стал бы он сразу закрывать дверь.       — Мама! Ты почему молчишь? Скажи хоть что-нибудь?       — Мать не приплетай! Раз сказал, значит было! Как я скажу так и будет!       Не было бы между ними двери, Феми бы уже столько получила, что встать бы не смогла. Мешало только то, что была вероятность побега прямо через открытую дверь. А эта конечная фраза значила лишь то, что отец больше слова не скажет, решение принято.       — Знаешь кто он такой! Лжец и похотливое животное! Он к любовнице своей бегал от меня! Говорил, что не желает водиться с пустынной кровью!       Отец продолжал упрямо молчать, лишь было слышно, как он уходит по коридору, а следом за ним семенит мать.       — Я сбегу! Больше ты меня не увидишь!       Где-то раздался хлопок двери, с коридора пела тишина, отдавая звоном в ушах. Феми зарыдала ещё громче. В приступе она начала опрокидывать вещи, метать мамины горшки с цветами в стены, рвать подаренные отцом книги, даже гардину со шторами умудрилась сорвать. Внутри шипела досада и обида. С языка лилась ругань.       Лишь со временем она успокоилась и с тихим скулением сползла по стене, зарывшись тонкими пальцами в волосы. С глаз не переставали течь слёзы. От нового крика её отделила лишь благополучно зацепившаяся за одежду с плеча серьга. Новый приступ злости удалось погасить, лишь усилием воли она удержала себя от того, чтобы с психу не оторвать серьгу, к чему была неимоверно близка.       Ещё немного времени ушло на то, чтобы прекратить плакать. Уже потом она начала думать о побеге. Дверь была заперта, единственным выходом из комнаты оставалось окно, которое, как потом выяснила Феми, тоже было закрыто на ключ, в окнах у них дома были встроены замки, их повесили, когда в дом один раз пробрались с целью кражи. Если его выбивать, у неё не хватит времени выбраться, отец поймает её, прежде чем она успеет из него вылезти. Если уж и выбивать, то это надо было делать, когда она тут бушевала, чтобы никто не удивлялся новым звукам разрушений, после того как она утихомирилась. В бессилии она облокотилась о дверь, время текло как песок сквозь пальцы, луна встала ровно посередине ночного небосвода, сон уже не лез, а возвысившаяся луна показала, что и до рассвета осталось лишь несколько часов.       — Феми, ты не спишь?       Резкий шёпот брата за дверью напугал так, что поднявшаяся голова с колен затылком удачно встретилась с дверью, а тело встрепенулось, заставив лишь в непонятных эмоциях уставится на дверь.       — Дауд?       На вопрос ответа не последовало, зато под дверную щель протиснули ключ.       — Тихо открывай окно и как можно скорей выбирайся, пока не рассвело.       После лишь было слышно тихо удаляющиеся шаги брата, тот старался идти как можно тише, чтобы не вызвать подозрения родителей. А Феми, как ужаленная, подбежала к окну, руки еле заметно тряслись, засовывая ключ в скважину замка, окно пришлось отворять очень медленно, ведь те имели манеру очень громко скрипеть. Ударивший в лицо холодный ночной ветер пустыни её впервые порадовал, когда поддавшиеся ставни покорно раскрылись. Быстро накинув на себя плащ и взяв собранную сумку, она мигом вылезла из дома, вдыхая внутрь тела кусачий холод, приходящий вместе с песком и ветром. Тут же из-за угла вылез закутанный в плащ Дауд, за спиной покачивалась походная сумка.       — Тебе же до Порт Ормоса нужно?       Та кивнула, недоумевая, он поволок её за собой, ведя по улочкам спящего городка, на выезде стояла телега с торговцами, те загружали товар и собирались в путь. Брат подошёл к одному из них и начал договариваться, а после, видимо получив положительный ответ, взял сумку Феми и вместе со своей положил в одну из телег. Он собирался уже снова отойти, но в голове Феми вертелось столько вопросов, что та всё же схватила его за руку.       — Дауд, что происходит? Ты-то почему сбегаешь? У тебя же всё было хорошо, а как же твоя жена?       Стоило упомянуть о его супруге, как к Феми со спины кто-то прижался, обнимая крепко так, что казалось, вот-вот и треснут рёбра. А потом красивое женское лицо, показалось на глаза, жена Дауда улыбалась, а потом завидев недоумённое лицо золовки засмеялась, она подошла к мужу и крепко его обняла, вновь смотря на Феми.       — А жена последует вслед за мужем.       — Не у одной тебя проблемы, Феми. Пойдём, по дороге всё и обсудим…       Выяснилось, что Дауда хотели заставить встать на передовую против пустынников, Дауд желанием не горел и хорошими данными для борьбы не обладал, в итоге он рассказал о своей страсти — писательство. Отец его порывов не оценил и конфисковал все рукописи. После было множество дней внутренней борьбы, ссор и скандалов, но позволения покинуть дом отец так и не дал, что в итоге? Дауд сбегает сейчас.       — Я даже и не думала, что всё так плохо.       — От тебя отличились только тем, что эта проблема не вышла за пределы семьи.       Невестка умостилась на мужском плече и дремала, сжимала в своих руках его, тот заботливо прикрыл оголившиеся руки плащом, ночь холодная. На некоторое время воцарилась тишина, слышались лишь переговоры торговцев, стук колёс телеги о землю, изредка мычали вьючные яки, ещё не рассвело. Как только солнце поднимется, и родители обнаружат их пропажу, весь Караван-рибат встанет на уши и кинется на их поиски, поэтому сейчас жизненно важно добраться до порта до рассвета.       — Она знает?       Феми тихо намекнула на спящую, тот приобнял её за плечо и тихо кивнул, ей вспомнился её милый сосед, и лицо мигом залило краской, благо Дауд в темноте ничего не видел.       — Мы решили сбежать в Инадзуму, мы отправили туда мои черновики, и издательский дом Яэ, зная мою ситуацию, предложил помощь, буду писать под псевдонимом и издаваться.       — Рада за вас.       Телега подпрыгнула на камне, заставляя всех покачнуться, невестка заворочалась и спряталась под плащом Дауда, он накрыл её спину ладонью, смотрел с такой любовью, что у Феми что-то защемило в груди и она отвернулась, смотря на заходящую луну. Снова стало тихо, аж неловко.       — Как тебе в Мондштадте? Что за загадочный капитан бегает за тобой?       Девушка возмущённо обернулась, насупилась, и Дауд тихо рассмеялся, невольно Феми засмеялась тоже. И так они разговорились. Феми всё щебетала о своём переезде, о впечатлениях, подаренных городом, о жителях, о хмуром хозяине таверны и о соседе, вечно щурящимся подобно лису. Говоря о двух последних, она изредка замирала, будто вспоминала лица, потом только словила хитрые искринки в глазах старшего брата, отчего состроила обиженное лицо и перестала говорить с ним о Мондштадте.       — Я снова видела её.       Дауд насторожился и встревожился, подсаживаясь с невесткой на коленях поближе.       — И что?       — Пыталась обнять.       — До сих пор думаешь, что это Кусанали? Вдруг это джин, что хочет тебе навредить?       Один раз, когда Феми была маленькой, ей начали сниться сны, в них она видела фигуру маленькой девочки вдали, Феми всё время пыталась добежать до неё, но стоило подойти достаточно близко, фигура к ней оборачивалась, улыбалась и таяла в воздухе, так и не давая к себе прикоснуться. А когда она проснулась в горшке, стоящем около кровати, выросли небольшие росточки, которые она посадила совсем недавно. И каждый раз после такого сна, цветок рос всё сильнее и сильнее, пока не зацвёл, и цвёл он долго, дольше чем должен. Позже она выросла, сны сниться перестали, после поступления в академию. Но каждый раз, когда душа находилась в смятении, когда нужно было делать выбор, та же фигура подавала ей знак, к ней неестественно тянулись растения, иногда виднелась улыбающаяся фигура вдали, и одними губами, беззвучно, отвечала ей, иногда слышался чей-то шёпот в голове, такой детский и звонкий. Дедушка назвал её божеством мудрости, а брат перепугался, сказав, что это джин толкает её на тропу, ведущую к разрушению.       — Почему же тогда каждый раз становится так хорошо? Дауд снова глянул на неё и выдохнул, расчёсывая ладонью волосы. Телега остановилась. Они прибыли… Разгрузка была быстрой, брат посадил её на корабль до Ли Юэ, вместе с невесткой обнял напоследок.       — Я буду издаваться под псевдонимом Суди.       — Совсем как дедушкин герой.       Феми рассмеялась, растрепав ему голову, начали кричать об отплытии.       — Пиши мне, не теряйся.       Дауд ловко спрыгнул с трапа и подошёл к жене, они улыбались и махали на прощание, и так они сбежали из Сумеру…