Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах Швейцарии. Фиджино.

— Всё-таки камины подходят для мягкого климата, — проговорила мерзлячка Аня и поёжилась. — Думается мне, кто-то просто слишком нежный, — заметил Штольман и накрыл жену одеялом. — С каких это пор Швейцария стала страной со слишком холодной зимой? — Ты, пожалуй, прав, — раздумав пару секунд над его словами, ответила Аня. Она поерзала, примериваясь к горячему, длинному и родному телу мужа и блаженно вздохнула, найдя такую позу, в которой ей было тепло и удобно. Штольман с интересом наблюдал за её шебуршанием, а после не удержал улыбки, глядя на её выражение лица. — Я не верю, что я об этом говорю, но может быть тебе следует надеть ночную рубашку? — почти с сожалением и посмеиваясь над собой, проговорил Яков. Аня хихикнула, а потом покрепче прижалась к мужу, для надежности перекинув через него ногу. Штольман, сам того не желая — очень уж они хорошо лежали — стал смотреть на неё заинтересованней. Вот интересно, когда он перестанет так на неё реагировать? И перестанет ли вообще? Нет, ну как тут можно не откликаться, если прекрасное, мягкое, теплое и родное Анино тело прижимается к нему во всю длину? — Не-е-ет, — протянула Анна, и для надежности уцепилась за талию Штольмана, будто он собирался выпихивать её из постели, чтобы заставить надеть рубашку. — Она вон где! Я замерзну, пока буду идти! Яков поднял голову. Действительно. Ночной Анин наряд белым пятном мёрз на полу, где он оказался, не успев быть использованным по назначению: Аня просто очень опрометчиво решила переодеваться сегодня не в ванной или за ширмой, а прямо в комнате. — Ну тогда я встану и подкину дров в камин, — решил Штольман, пытаясь найти в себе силы для подобного героизма. Вот правда говорят, что военным нужно быть холостыми. Как мужчина может добровольно куда-то идти, когда рядом… такое? — Ну нет, — решительно воспротивилась Аня. — Тогда постель остынет, и ты сам замерзнешь. Её рука скользнула по его спине, а губы прижались к груди. Штольман поднял бровь и посмотрел на жену. Глаза у неё сверкали совершенным озорством, но всякий намек на флирт подавлялся неимоверным Аниным усилием, отчего она сейчас напоминала лисичку. — Так что же вы предлагаете, Анна Викторовна? — спросил Яков. — Замерзать, как солдаты Наполеона в 1812? При мысли о Наполеоне Штольман скривился, памятуя о страстной привязанности, которую испытывал великий полководец к его жене. Аня заметила этот невольный жест и усмехнулась про себя. Нет, этот мужчина неисправим! Ну когда он поймет, что даже Наполеон в её глазах меркнет перед ним? Она неожиданно для Якова подскочила, в мгновение ока оказалась сидящей на нём и натянула на них сверху одеяло. — А это значит, Яков Платонович, что мы возвращаемся к привычным нам способам обогрева? — сказала она и поцеловала Штольмана за ухом, решив сразу идти с козырей. Он от удовольствия зажмурился и прижал жену крепче, проводя ладонью по спине до самого затылка. Приоткрыв один глаз, Яков обозрел нависшее над ними одеяло, Аню, порозовевшую и довольную, и спросил: — Алеуты? — Они, — улыбнулась Анна и застонала, подставляясь под руки мужа. Он притянул её к себе и поцеловал. Потом вдруг оторвался от неё и произнес: — Только не обряд плодородия! — Почему? — удивленно подняла голову Аня. — Мы же в итоге с ним разобрались! Штольман несколько секунд на неё смотрел, а потом сказал: — А чёрт с ним! Он перевернул жену на спину и поцеловал её прямо в правую грудь. Аня запрокинула голову и запустила пальцы в волосы Штольмана. Алеуты за столько лет ни разу их не подводили! Спала Аня очень беспокойно, несмотря на то, что сил у неё не хватило даже надеть в конце концов рубашку. Ей снилось что-то страшное: толпа, взрывы, операционная и много крови. Встала она с утра в дурном расположении духа, потому что не смогла вспомнить, что же точно было в её сне. Лидочка в отличии от неё всё помнила прекрасно. Она с криком села с утра на кровати, потому что к ней пришли мужчина и женщина, обезображенные и окровавленные, и сказали, показывая разрушенное здание и трупы за их спиной: — Торопись! Остался один день! Всего один день!