менянетинебыло

      Ёбанный. Билли. Харгроув.       Стив в приступе ярости сплёвывает куда-то в сторону.       Да нахрена он вообще сюда припёрся?       Харрингтон прислоняется раскалённым лбом к успокаивающе холодному кафелю, тяжело дыша, шумно втягивает воздух через ноздри, пока в грудной клетке распространяется лесной пожар. Огонь лижет его внутренности, растекаясь злобой по внутренним органам, пока в голове набатом отдаёт насмешливое:       Держи стойку.       Стив обессиленно рычит.       Ресницы смачиваются в солёном поте, ручейками стекающим за шиворот. Да, ему нужно в душ. Опредёленно.       А ещё ему нужно, чтобы ебаный Билли перестал всё портить.       Иногда ему кажется, что он — его херова карма, посланная небесами за всё то хорошее и не очень, что он успел совершить в жизни. Да, вот так вот всё вышло, совершенно по-идиотски, тупо и нелогично — ангелы на небе долго думали, как бы засунуть ему в рот ложку дёгтя, а потом, видимо, сошлись на том, что идей ни у кого нет и ебнули сраную бочку этого самого дёгтя, изящным почерком подписав Билли Харгроув.       Кретинизм высшего уровня.       А ещё больший кретинизм тот факт, что Стив помнит в мельчайших деталях, как он сюда пришёл — как вышел из припаркованной машины с зажатой сигаретой в зубах с таким видом, будто всех пялящихся вокруг него людей просто не существовало. Не существовало девчонок всех возрастов, у которых слюноотделение работало примерно так же, как у голодной собаки, учуявшей сочный кусок мяса, не существовало оцепеневших от его вида преподавателей, не существовало посвистываний настороженных участников баскетбольной команды, словно вообще, блять, никого и не существовало, а ёбаное солнце на небе вышло сегодня только для того, чтобы Билли Харгроув надел сегодня более лёгкую джинсовку, чем вчера.       И он даже не знает, что из этого дерьма походило на чан ледяной воды больше — тот факт, что Билли походил на злокачественную раковую опухоль всей старшей школы, или то, что он ухмылялся Стиву так, словно обыграл его в покере на сраные миллион долларов.       — Просто к чёрту это, — шепчет Харрингтон куда-то в сторону. — Просто, мать его, к чёрту.       Почему его вообще не исключили? Это же незаконно, разве нет? Приходить с расстегнутой на несколько пуговиц алой рубашке, растрёпанными волосами и таким исходящим самодовольством, что с него может начать капать серной кислотой. Это незаконно. Не в мире Стива Харрингтона, где он тот самый заводила всей компании и которому подмигивают самые сексуальные девчонки Хоукинса в школьной столовой. Не там, где он герой и тот, чьё имя гордо высвечивается на доске почёта.       Потому что Билли украл у него всё. Вот так, по щелчку пальца. Просто пришёл в мир Стива, ворвался туда с ноги, выбив двери, и забрал то, что хотел. Не спрашивая. Не оправдываясь. Будто это всё ебучая сделка и всё идёт в точности таким образом, как они оба планировали.       Потому что теперь у Билли есть всё.       Он похищает взгляды, внимание, титулы, восхищения, даже друзей, которые вообще-то нихрена не его. Иногда у него есть настроение на то, чтобы отмерить себе дозу дорого одеколона и похитить чью-нибудь девственность, заставляя Харрингтона до красных гневных пятен на лице слышать влажные шлепки и стоны из мужской раздевалки.       А Харгрову, кажется, это даже в кайф — он выходит оттуда с таким видом, что в один момент Стиву кажется, что всё это выступление было разыграно для него — помятого, лохматого и исходящего бурлящей яростью. Сверлящего взглядом затылок Билли с такой херовой самоотдачей, что последний даже не может удержаться от шутливого хмыканья.       Ну, как тебе? Понравилось?       Внезапно тишину рассекает хриплый голос:       — Ты ошибся дверью, Харригнтон, — доносится до него насмешливый голос слева. — Кабинет психолога дальше по коридору.       Все мышцы тут же разом напрягаются.       — Пошёл ты, — Стив харкает эту фразу вместе с кровью, тут же исчезающей в сливе. Билли в ответ издает лающий, исперещрённый острыми иглами смех, рвущий барабанные перепонки. — Помой свой зад и свали отсюда.       Его взгляд жжётся между лопаток.       — Знаешь, — звучит вкрадчивый голос, — ты бы мог хотя бы поблагодарить меня за бесценный совет. — Его голос растворяется в шуме воды, но Стив — будь он проклят — всё равно его слышит. Слышит с такой парадоксальной ясностью, что хочется размазать Билли по стенке прямо сейчас. А потом заодно лишить себя слуха. — Обычно я беру плату.       Харрингтон фыркает.       — Мне стоит записать тебя как шлюшка Харгроув?       Эта реплика вырывается у него прежде, чем он успевает подумать. Кипяток необдуманного решения омывает его с головой, заставляя кожу краснеть, когда Билли, прислонившись к нему непозволительно близко, обдаёт горячим дыханием его ухо.       Во рту появляется невообразимая сухость. Слишком неправильная для тех слов, которые вот-вот выпрыгнут из горла.       — Претендуешь на скидку?       Его вопрос заставляет молекулы замереть. Застыть в воздухе, словно кто-то прямо сейчас нажал время на паузу.       — Тогда я весь твой, Харрингтон. — Голова сейчас похожа на консервативную банку, в которую засунули чёртову армию фейерверков. Вот-вот взорвётся к херам. — Будем считать, — хмыканье, — что это по старой дружбе.       Сердце продолжает биться загнанным зайцем в горле даже тогда, когда Билли медленно отстраняется, возвращаясь к душу и пене, стекающей по его отчётливо видным кубикам пресса.       Догадка, стремительно разъедающая мозг, заставляет его оцепенеть. Конечно же, это был не Ад. Всего лишь очередной его цикл.       И Билли, кажется, прямо сейчас начал новый.