Лунный свет

      Лог и Мицуки заимели привычку тренироваться каждый день, обычно вечером хотя бы по часу. Если у Лога не было свободного времени, он просил Суйгецу позаниматься с ребёнком. Хозуки, хотя и возмущался для вида, но свои обязанности учителя прилежно выполнял.       На одной из тренировок на просторном полигоне братья разучивали змеиные техники. Лог кинул в Мицуки кунай, а змея должна была его перехватить, но не успела — кунай задел плечо. Мицуки чуть вскрикнул — Лог, не помня себя, подбежал к нему, стал озабоченно рассматривать рану. Он понимал, что ничего страшного не произошло, рана быстро заживёт, но всё равно знатно испугался. Даже как-то холоднее стало.       — Это я виноват. Наверное, метнул кунай слишком быстро, — говорил Лог.       — Всё нормально, — сказал Мицуки, посмотрев на плечо. –Уже начало заживать.       — Надо показать тебя Орочимару.       — Не стоит беспокоить его по таким пустякам.       Лог и сам это понимал, но тогда это малое ранение казалось ему самой настоящей трагедией. Мицуки больно. Из-за него. Он всегда старался как можно меньше подвергать его опасности на тренировках, что сильно раздражало Орочимару.       — Я тебя так не жалел на тренировках, как ты его, — говорил отец.       — «Ты меня вообще не жалеешь, даже доброго слова от тебя не дождёшься», — всегда думал при этих словах Лог.       — Родитель говорит, что в будущем я буду выполнять много миссий. Опасные тоже будут. А тебе даже маленькая рана показалась чем-то страшным, — сказал Мицуки даже с неким недовольством.       — Не обращай внимания. Все старшие братья такие, — сказал внезапно появившийся Суйгецу. Он держал в руках бутылку с водой. — Давай я тебя, мелочь, тренировать буду, от меня жалости не дождёшься.       Мицуки взглянул на Лога.       — Делайте, как знаете. Я и сам понимаю, что слишком мягкий, — ответил старший клон.       Он и Мицуки ещё немного потренировались со змеями, и после оба отправились по своим делам: младший брат — к отцу, старший — в свою комнату. Идя по длинным коридорам мимо кучи комнат, где пищали приборы и плавали в сосудах различные образцы, Лог размышлял о любимом младщем брате. Он не хотел отпускать его в Коноху. Не хотел, чтобы Мицуки учился в Академии, становился шиноби, выполнял опасные миссии, испытывал боль. Стоило Логу подумать, что брат может погибнуть, ему становилось дурно. Орочимару создаст ему нового брата, но ему нужен именно Мицуки. Лог, возможно, и привязался бы к новому клону, но боль от гибели первого брата от этого никогда не утихнет.       Оставалось совсем чуть-чуть до испытания.       Когда Мицуки уснул, Лог и Орочимару репетировали. Репетиция проходила у той башни, где Лог якобы и должен скрываться от своего создателя. Было мерзко притворяться тем, кто не хотел своего «рождения» и «рождения» Мицуки.       «Искусственное существо человеком никогда не станет», — в детстве Лог и сам так думал, но с возрастом убедился, что он мало чем отличается от обычных людей, его всего лишь не родила женщина, а вырастил в лабораторных условиях учёный.       «Мы сосуды его жадности, проекция нарциссизма Орочимару», — говорить эти слова было не по себе: Орочимару сам писал реплики. Может, всё написанное им — правда?       — Лог! — вдруг раздалось рядом.— Снова в облаках летаешь. И говоришь так, что сразу понятно, что врёшь, — сказал Орочимару. — Соберись.       — Хорошо, Орочимару-сама, — кивнул Лог и попытался не отвлекаться, но получалось не очень. Язык не поворачивался говорить все эти реплики, нужные, чтобы психологически давить на ребёнка, внушать ему его неполноценность, злить, выводить из себя. И всё ради амбиций создателя. Конечно, Орочимару говорил, что это на благо Мицуки, но понятие о благе у него, мягко говоря, специфическое.       — Орочимару-сама, я так больше не могу, — сказал Лог и опустил руки.       — В смысле? — спросил Орочимару немного раздраженным голосом: он последние дни постоянно нервничал.       — Как-то это всё неправильно, — с трудом произнёс Лог не в состоянии противиться тому, кому он всю жизнь служил верой и правдой.       — Если ты о том, что на Мицуки нельзя так давить, то ты зря высказываешь своё мнение. Я уже твёрдо решил, что добьюсь задуманного. Меня уже не остановить, — Орочимару растерял всё своё спокойствие. Он стал похож на себя в прошлом. Лог вспомнил прежнего отца: тогда он был более жёстким, мог давить на Лога авторитетом, наказывать сына за проступки. Только незадолго до появления на свет Мицуки Орочимару подобрел и стал даже более… ласковым?       — Он мой эксперимент и ребёнок. И я решаю, что для него лучше, — произнёс Орочимару, слегка хмурясь. — И да, ты такой же мой сын, как и он, пускай ты уже и взрослый, но живёшь со мной и работаешь на меня, поэтому слушайся родителя.       — «Наверное, переживает за результаты своей работы, боится, что Мицуки будет таким же, как я. Скоро успокоится», — подумал Лог и, стиснув зубы, повиновался.       Ему стало противно от своей рабской покорности.       Репетиция закончилась ближе к ночи. Орочимару заперся в одной из тайных комнат; Лог поболтал с Суйгецу и пошёл к себе. Лёжа на кровати в небольшой комнате, уставленной свитками и книгами, и гладя маленькую змею, Лог вспоминал детство и невольно желал, чтобы у Мицуки жизнь сложилась иначе.       Воспоминания о первых днях после «рождения» были обрывочными, мутными. Лог помнил только ощущения и хриплый голос родителя, который сопровождал повсюду. Но одно он понимал точно — никакой душевной боли он не испытывал. Было лишь страшно и неуютно в неизведанном мире. Даже лаборатория казалась огромной, во внешний мир Лог и вовсе боялся выходить. Раньше мог гулять только за руку с отцом или Суйгецу. Хозуки называл его трусишкой. Мир с самого начала показался ему враждебным. Но это довольно быстро прошло, и уже через полгода Лог спокойно прогуливался сам и знал всю лабораторию вдоль и поперёк. Чувство ненужности пришло чуть позже. Наверное, на третьем году жизни. Тогда Лог уже много читал, активно общался с другими жителями лаборатории, ходил на первые миссии. Мир открывался и начинал играть новыми красками. Лог узнал, что такое любовь, понял, что у других детей есть родители и они их любят и безумно берегут. Многие люди возводили вокруг детей чуть ли не культ. «Всё лучшее детям», «Дети — это главное в жизни», «Ребёночек у всех должен быть», «Дети — цветы жизни». В книгах, которые читал Лог, было много написано про материнскую и отцовскую любовь. Но он был её лишён. Орочимару не играл с ним, не обнимал, не говорил, что любит. Он постоянно пропадал за экспериментами, поручая всю заботу о Логе другим людям. Орочимару максимум, что мог сделать, это провести медицинское обследование сына, потренировать, попросить помочь с экспериментами и редко похвалить за что-то. Похвала… В дальнейшем она стала основой всей деятельности Лога. Что бы он ни делал, он делал это ради родительского одобрения. Орочимару всегда был чем-то далёким. У Лога одновременно и был родитель, но одновременно как будто и не было. Отец-призрак. С Логом любил возиться Суйгецу: они тренировались вместе, разгребали архивы Орочимару, играли в карты, слонялись по Отогакуре, в редких случаях даже ходили в Коноху в гости к Кабуто и Анко. Но это не заполняло пустоту внутри. Не хватало самого главного — родителя.       Когда Логу надоело гадать, испытывает ли Орочимару к нему хоть какие-то чувства, он осмелился спросить об этом прямо.       В этот день отец не работал. Тогда он соизволил позвать к себе Лога, чтобы не скучать, а поговорить о чем-нибудь с ребёнком. Орочимару спрашивал о физическом самочувствии, просил доложить, не страдает ли ерундой Суйгецу на рабочем месте, и прочее по мелочи. Лог тогда очень удивился: раньше по пустякам отец его к себе не звал. Когда такое было, чтобы Орочимару-сама хотел простого общения? Тогда Лог предположил, что в отце проснулся какой-то интерес к сыну. Интерес, несомненно, был и до этого, но раньше он был больше исследовательским.       — Тебе нравится новый рентген-аппарат? — неожиданно спросил Орочимару. — Карин сказала, что он какой-то «навороченный».       — Нет, я рассмотрел его: несильно, как по мне, отличается от старого, — ответил Лог и смущённо посмотрел в пол, слыша, как колотится сердце.       — Наверное, завтра на миссию в страну Рек не пойдёшь. — Орочимару задумчиво взялся за подбородок. — Нужна будет твоя помощь в лаборатории.       — Я с радостью вам помогу, — улыбнулся Лог, но после быстро скрыл улыбку.       Когда Орочимару сказал всё, что хотел, Лог решил не упустить шанс и задать самый важный вопрос в его жизни.       — Орочимару-сама, а вы… меня… ну, вы видите во мне сына? Любите хоть как-нибудь? — спросил мальчик, и ему тут же захотелось убежать от отца как можно дальше. «Что же сейчас будет? Вдруг он разозлится». Он плотно сжал губы и отвернулся. Он никогда не был настолько эмоциональным, предпочитая держать образ сдержанного и спокойного человека. Всё ради того, чтобы в лишний раз не беспокоить отца.       — Не знаю, — ответил Орочимару.       — Что? — от волнения не понял Лог.       — Не знаю, как к тебе отношусь, — произнёс отец. — Для тебя это так важно?       — Нет, Орочимару-сама, — соврал Лог. — Мне просто интересно было. Суйгецу тут о любви говорил, вот я и спросил. Спасибо за ответ. Извините, если смутил. Я не хотел.       После такого внезапного вопроса Орочимару попросил отпрыска уйти. Лог, дойдя до своей комнаты, лёг на кровать и уставился в потолок. Мыслей в голове не было, шёл какой-то неосознанный анализ произошедшего. Потом настиг стыд, после — сожаление о содеянном.       — Лог!       Голос Мицуки выдернул его из воспоминаний. Вернувшись в реальность, он увидел брата, стоявшего в проходе.       — Ты ещё даже не ушёл, — удивился ребёнок.       — В смысле? — не понял старший из братьев.       — Перед сном ты обычно всегда выходишь курить на улицу и стоишь там в одиночестве. Спать я сейчас не хочу. Можно с тобой сходить?       — Да. Да, конечно, — слегка взволнованно произнёс Лог, взял пачку сигарет, лежащую на тумбе, и медленным шагом отправился на улицу. Рядом шагал довольный младший брат.       Миновав бесконечные коридоры лаборатории, они вышли на улицу. Лог всегда выходил с той стороны, где не было Ямато и его шиноби. Курение было для него способом почувствовать единение с самим с собой, своими мыслями и чувствами, оно помогало успокоиться и отдохнуть от работы, подчинённых в Отогакуре, отца и обязанностей. И Ямато и другие люди могли помешать. У Лога не было зависимости, ему просто нравилось. Другого способа собраться с мыслями и расслабиться он для себя так и не нашёл. И бросать не хотелось: вред на его искусственный организм всё равно был минимальным.       Мицуки же спокойствию не мешал. Наоборот, становился важной его частью. Он бегал рядом, рассматривал небо и с любопытством смотрел на брата золотыми, до боли красивыми глазами. Лог смотрел на него и видел в нём себя в прошлом, вспоминал детство и клялся, что так, как он, Мицуки жить не будет никогда и ни за что. Лог позаботится об этом.       Небольшой месяц выглядывал из-за облаков, стояло безмолвие. На дереве ухнула сова, нарушив его. Она захлопала крыльями и полетела во тьму. Мицуки повернулся в сторону совы, и его глаза при виде неё заблестели. Лог невольно улыбнулся и погладил брата по непослушным волосам. Его радость, его лучик света, был счастлив такой мелочи, и Лог радовался вместе с ним. Безумно ему была дорога эта минута гармонии с природой, с собой и с самым родным, что у него есть.