Долгий сон, длиною в вечность

Наконец-то землю опалил долгожданный дождь. Он лил и лил, сбивая всю пыль, превращая ту в неприглядную грязь. Тяжёлые капли тарабанили по крыше и окнам, будто пытаясь своей силой пробить прочную материю, проникнув внутрь хилого и крошечного здания. В этом самом доме, в одной из комнат, на измятых простынях, продолжал возлежать юноша, сжимаясь в комочек, словно в попытке и вовсе испариться. Подобно потокам дождя, стекающих со стекла, так и прозрачные солёные слёзы, текли по лицу мужчины, впитываясь в подушку. Глаза его были завязаны белой лентой, которая непрерывно, точно имея собственную волю, продолжала дрожать. Так оно на самом деле и было, но Се Лянь, чьи рыдания и оказались слышны, сквозь шум непогоды, не обращал на это никакого внимания. Безликий Бай ушёл, но Его Высочество не находил в себе сил открыть глаза. Только когда плач принца перешёл в непрекращающуюся икоту, Жое самостоятельно сползла с головы, оглаживая влажное лицо, можно подумать, таким действием, пытаясь успокоить юношу. Се Лянь с трудом отворил опухшие веки, слабо приподнимая руку, поглаживая ленту. Та принялась, словно щенок, вилять одним концом из стороны в сторону. Горло ужасно саднило, хотелось пить, поэтому принцу ничего не оставалось, кроме как встать, с трудом удерживая вертикальное положение, на нетвёрдых ногах, подходя к ёмкости с водой, принимаясь умывать отёкшее лицо, смывая разводы слёз, вперемешку с собственной засохшей кровью, которая небольшими струйками продолжала марать искусанные губы. Закончив, он несколько облегчённо выдохнул, убирая влажные волосы за уши. Направляясь на кухню, принимается утолять жажду, большими глотками, осушая содержимое сосуда. Напившись, Се Лянь вернулся в комнату, вновь падая на кровать. Он не хотел думать, не хотел вспоминать и, уж тем более, не хотел ощущать. Но фантомное чужое касание продолжало храниться на его теле. Грубые чужие руки, ласкающие волосы; мягкие губы на его губах; влажные дорожки и укусы на коже. Всё казалось настолько реальным, будто продолжало происходить и в этот момент, даже когда Безликого Бая давно не было рядом. Это всё — большое нарушение многочисленных табу. Это просто… неправильно… Белое Бедствие является его врагом, но враги вряд ли вытворяют друг с другом подобное. Почему же? Несмотря на ответ Безликого Бая, Се Лянь ни на секунду не поверил в сказанные слова. Как кто-то мог подобным образом поступать с понравившимся человеком? В этом нет никакого смысла. Очевидно, что своими действиями, Безликий Бай пытался загнать Его Высочество в большее недопонимание, продолжая издеваться над психикой принца. Кожа горела. Се Лянь не мог этого вынести, дотрагиваясь до тех участков, которых ранее касался демон. Сначала аккуратно, но чем больше времени проходило, тем сильнее делалось его нажатие. Дышать становилось тяжелее, даже дождь не был способен унести с собой духоту и горестные переживания. Цепляясь ногтями за шею, — царапая кожу, словно пытаясь заживо её снять — принц продолжал задыхаться. Он чувствовал себя рыбой, выброшенной на сушу, и сколько бы ни дышал — никак не мог насытить организм кислородом. А, может, всё было наоборот, кислород поступал в чрезмерных количествах, из-за чего уровень углекислого газа в крови просто-напросто падал. В конце концов хоть Се Лянь и не может умереть, он всё ещё подобен человеку. Несовершенный, неправильный, сломанный. Тело чудилось чужим, неудобным. Это в принципе то, что непрерывно испытывал Его Высочество. Неудобно. Было неудобно в собственном теле, в собственном доме, с собственными мыслями и чувствами. Было неудобно каждый день просыпаться и осознавать, что он всё ещё не умер. Было неудобно жить. Этого «неудобно» казалось настолько много, что беспрестанные муки сдавливали сердце в незримый когтистый капкан. Но Се Лянь не мог ничего сделать, и поэтому становилось более невыносимо. Может, он попал в ад? Или то, что находится по ту сторону, на самом деле простая данность, а ад Его Высочество создал собственными руками? У него нет никого и ничего. Иногда, Се Лянь задумывался о своих друзьях, знакомых небожителях, Небесном Императоре, людях, которые когда-либо были добры с ним. Эти сладко-горькие воспоминания приносили толику успокоения, но также и делали хуже. Потому что потом приходило осознание — как раньше больше не будет. Всех их нет более рядом, а подле принца остался лишь враг. Ногти Се Ляня оставляли красные полосы на нежной коже шеи, дыхание перешло на хрип, глаза застелила пелена. Но даже в такой момент, мозг продолжал думать, и, чем больше мыслей в нём было, тем хуже становилось состояние принца. Эта нечестивая тварь… Он трогал Его Высочество так, как никто и никогда до этого. И, пусть сам Се Лянь оставался невинным, он прекрасно понимал, что обычно подобное делают влюблённые люди. Но, Белое Бедствие не является человеком, да и под понятие «возлюбленного» не подходит. Так каковы же его мотивы? Очередной хитростный план, в желании опорочить Его Высочество? Се Лянь вздрогнул, ощущая мурашки, стоило только вспомнить, как чужой язык нагло ворвался в его рот. Свободная рука тут же накрыла губы, но так и застыла, не решаясь двигаться с места, чудом не задевая запёкшиеся ранки. Если подумать… Разве Безликий Бай не снимал свою маску? Он точно дотрагивался до принца кончиком носа и целовал губами. Кто же он на самом деле? Что ему нужно? Ведь, сначала Безликий Бай явно говорил о каких-то планах, но прошло достаточно времени, а всё, что он делал по приходу, так это болтал о пустяках или засыпал, сгребая наследного принца руками, прижимая к груди, точно мягкую игрушку, с которыми обычно любят спать дети. А сам Се Лянь и не особо что предпринимал против этого. Его разум автоматически отгораживался, выстраивая неприступную стену между происходящим и самим юношей. Просто жалкое ничтожество. Что скажут его родители на такое неблагопристойное поведение? «А, точно. Они ведь больше никогда и ничего не смогут сказать» — принц, словно всё время забывал, что его мать с отцом погибли, прямо в этом самом доме. И стоит только вспомнить, как перед взглядом вновь проносится вид свисающих тел. Серовато-белая кожа, посиневшие губы и стеклянные потухшие глаза. Во рту пересыхает, о ровном дыхании даже не стоит заикаться, а глаза и вовсе перестают видеть. Жое, пригревшаяся на груди принца, можно подумать, ощутив беспокойство хозяина, начала слабо извиваться, плавно проскальзывая к Се Ляню на предплечье. Она плотно, даже несколько чрезмерно, обмотала запястье, оставляя один конец свободно свисать в ладонь, словно желая подарить успокоение. Как бы говоря «я здесь, рядом». Юноша сразу же сжал ткань в руке, благодарно поглаживая материю большим пальцем, жмуря глаза. Со временем, дыхание Его Высочества медленно, но верно выровнялось, а сам принц заснул, чтобы видеть тревожные и громкие сны.

***

Се Лянь находится в каком-то подвешенном состоянии. После ухода, Безликий Бай не появляется сутки, и принц не знает, что должен ощущать, но всё равно чувствует тревогу. «Неужели, он, наконец, оставил меня?» — мысль продолжала скрести подкорку мозга. Если бы расклад и впрямь был таковым, Се Лянь смог бы облегчённо выдохнуть, но оставалось что-то ещё. Что-то мерзкое, тёмное, подобно трупным червям, оно извивалось и задевало сгнившие нервы, вынуждая слабые импульсы эмоций реагировать хоть немного. Он не хотел оставаться один. Как бы ужасно это ни звучало, но греховные эгоистичные желания отказывались покидать Его Высочество, отчего возникал диссонанс. Было противно от самого себя, но и бороться не оставалось сил. Наследный принц с юных лет окружен людьми. Он был окутан любовью и заботой сначала во дворце, а потом и после вознесения. Даже когда государство Сяньлэ пало, а многочисленные храмы разрушили до основания, подле Его Высочества всё ещё оставались верные соратники, в лице Фэн Синя и Му Цина, а также его мать с отцом. И вот, когда Се Лянь лишился и этого, сразу на смену дорогим людям пришёл Безликий Бай, навязывая свою компанию, не забывая, при каждом удобном случае, напоминать о том, что он единственный, кто у принца остался. Юноша не хотел вслушиваться в его слова, но психика живых существ имела слишком много брешей, чтобы ей можно было так просто управлять. Умом Се Лянь отмахивался от науськиваний демона, но вот где-то глубже, семена сомнений поселились, отравляя душу Его Высочества, точно богомерзкие сорняки. Поскольку Се Лянь не мог умереть, страх одиночества и через сотни лет был почти осязаемым. Конечно, у него есть Жое, но, новорожденная лента-оборотень не имеет ни разговорных навыков, ни разумности, в силу юного возраста. «Отвратительно» — Се Лянь скривился, увидев в стекле окна своё отражение. Видимо, вновь слишком долго смотрел на улицу, пытаясь найти там непреодолимое нечто, обнаруживая лишь пасмурную погоду. Было неспокойно. Се Лянь не знал, от чего именно, но сидеть на месте больше не мог. Он нервно поднялся на ноги, заправляя выбившиеся пряди волос за уши, принимаясь ходить из стороны в сторону. Его светлые одеяния мягко шелестели от резких движений, на ближайшей тумбочке слабо потрескивала свечка. — Странно, — прошептал принц, вновь переводя внимание на окно. Снова ничего. Всё то же тяжёлое тёмное небо, капли дождя и серая дымка. Се Лянь прижал раскрытую ладонь к своему сердцу — то билось не то чтобы учащённо, но очень рвано и интенсивно, словно пытаясь пробить собой рёбра. Принц постарался выкинуть ненужные переживания. Всё плохое, что с ним могло случиться, уже случилось, так какой смысл переживать по несуществующим причинам? С этими мыслями, Его Высочество сел на край кровати, скинул с себя верхние одеяния, задул свечу и улёгся, вжимаясь лицом в подушку. Его мучили кошмары, но на улице было слишком шумно и ветрено, чтобы случайный прохожий умудрился услышать болезненные крики. Следующим утром Се Лянь просыпается в более подавленном настроении. Его голова болит, а желудок неприятно спазмирует из-за долгого голода, но аппетит так и не появляется, поэтому принц не притрагивается к еде. Он принимает водные процедуры, пытаясь отогнать напряжение в мышцах, но ничто более не приносит телу с израненной душой необходимого расслабления. В ушах гудит, и принц игнорирует плохое самочувствие, откапывая в одном из пыльных углов, всеми забытый, меч Фансинь. Тонкое тёмное лезвие опасно поблёскивает в неярком освещении, отражаясь в чёрных зрачках Се Ляня. Юноша проводит кончиками пальцев по холодной стали, желая, чтобы остриё меча пронзило его тело, забрав ненужную жизнь. Но мечта оставалась мечтой, а что же насчёт Безликого Бая — Се Лянь давно потерял даже призрачную надежду на победу. — Владыка, — прикрыв глаза, в который раз, взмолился принц, взывая к Небесному Императору. Хотелось услышать твёрдую поступь и уверенный голос, увидеть спокойные глаза, откликнуться на привычное «Сяньлэ». Цзюнь У наверняка бы помог, он ведь Владыка, тот, кто стоит над всеми, ведёт за собой. Непоколебимый постулат, символ небесных чертогов. Но ничего не произошло. Молитвы Се Ляня не доходили до Императора. Принц не мог попросить снять Проклятую Кангу для того, чтобы наложить на себя руки, да и вряд ли бы небожитель согласился. Но даже так, Его Высочество в тайне грезил увидеть знакомое лицо, не столь важно, кто это бы был, сам Правитель Небес или же какой-нибудь бог литературы. «У тебя не осталось никого. Никого кроме меня» — и вновь слышится отголосок чужого голоса. — Нет! — Се Лянь кричит, со звоном роняя меч, обхватывая руками голову так сильно, будто пытаясь раздавить её. Это сводило с ума. Безликий Бай продолжал преследовать Его Высочество и в миг своего отсутствия. — Нет-нет-нет, — продолжал повторять, оседая на пол, раскачиваясь из стороны в сторону. Ему не становилось лучше. Этого «лучше» в принципе больше не существовало. Он казался пустым сосудом, с многочисленными трещинами, иногда наполняемый водой. Были времена, когда Се Лянь осознавал происходящее, мог мыслить и даже переживать. Но вот трещины вновь давали сбой, и сосуд становился пустым, сухим и безжизненным. Ненужным. С помощью него не утолить жажды, не омыть лица и не полить увядающих цветов. Подняв глаза, всматриваясь в неприглядную стену, Его Высочество встал. Он устал, не было сил продолжать слушать голоса в голове. Один принадлежал ему самому, другой — Безликому Баю из его воспоминаний. Никого из них Се Лянь не мог терпеть, поэтому поплёлся в спальню, укладываясь на кровать, даже не пытаясь расстелить постельное бельё, оставляя одеяло под собой. Он поджал колени к груди, прикрыв веки, и уснул, как делал это много раз до этого. И вот, очередной день Се Ляня стал рутиной, в виде пробуждения и погружения в сон. Новой причиной проснуться оказался громкий звук. Его Высочество наследный принц вздрогнул, резко открывая глаза, несколько раз моргая, пытаясь свыкнуться с накатившей темнотой. В этот самый момент, комнату осветила вспышка молнии, после чего послышался очередной рёв грома, от которого Се Лянь и встрепенулся. Юноша проводит ладонью по лицу, убирая влажные пряди со лба. Стояла по-прежнему сильная духота. Из-за пота, нижние одеяния и волосы липли к коже, вызывая дискомфорт. Без особого энтузиазма, Его Высочество встал, зажигая свечу, унося её с собой, желая освежиться. Вода оказалась холодной, но принц вовсе не был против. Искупавшись, Се Лянь, на скорую руку, расчесал волосы и надел свежие белоснежные монашеские одеяния, которые выглядели так же, как и предыдущие. Он возвращается в спальню, ставит скромный подсвечник на тумбочку и подходит к покосившемуся мутноватому зеркалу. Зажав в зубах простенькую тонкую белую ленту, подцепляет пальцами передние пряди, собирая их на затылке. Ветер за стенами дома завывал так громко, отчего Се Лянь то и делал, что кидал обеспокоенные взгляды на улицу. И вновь та же самая мерзостная нервозность поселилась в груди, играя на струнах его внутренних органов, скручивая желудок в крепкий узел. Подвязав волосы, Се Лянь опустил руки вдоль тела, и, именно в этот момент, его оглушил гром. Очередной порыв ветра оказался настолько сильным, что ворвался внутрь, насильно отворяя окно, задувая свечу, неистово раздувая свободные одеяния Его Высочества. Его широкие рукава трепетали из стороны в сторону, вместе с только-только приведёнными в порядок волосами. Принц зажмурился, когда крошечные капли попали в помещение, орошая лицо. Он приблизился к окну, с трудом закрывая створки на ржавый засов. В спальне стало относительно спокойно, Се Лянь выдохнул и подошёл к одинокой свече. Он пытался зажечь фитиль, но тот никак не желал поддаваться. С четвёртой попытки, слабый огонёк озарил лицо божества. Се Лянь выпрямляется, делая шаг в сторону. Только он успел обернуться, как комната опять погрузилась в темноту. Всё внутри Его Высочества вмиг похолодело, мурашки прошли вдоль загривка, прямо к позвоночнику. Потому что окно оказалось по-прежнему закрыто, не было сквозняка, способного, в очередной раз, затушить огонь. Стало ужасно тихо. Да, за окном ещё завывал ветер, дождь ударял по стеклу и крыше, где-то вдали гремел гром. Но Се Лянь ощутил странное безмолвие. Лишь стук собственного сердца, да шум крови, отчётливо гудел в голове. Наследный принц пытался убедить себя, что всё в порядке, но, когда в нос ударил непонятный запах, мысли тут же оборвались. Тело разом окаменело, не способное двинуться с места — Жое беспокойно заёрзала на предплечье. «Кровь» — отрешённо констатировал, стараясь дышать через раз, крепко сжимая ладони, до боли от ногтей. — Ваше Высочество, — позвал некто за спиной, чей голос обычно звучит ребячески, но на этот раз — тихо и подавляюще. Се Лянь сглотнул слюну, медленно поворачиваясь, словно пытаясь отсрочить неизбежную встречу. Что-то было не так, и наследный принц не горел желанием разбираться в этом. Но выхода не оставалось. Безликий Бай в принципе никогда не оставлял ему выхода. Когда демон предстал перед Его Высочеством, тот смог различить лишь тёмный силуэт, будто сотканный из теней. Белое Бедствие стоит недвижно, Се Ляню даже показалось, будто его грудь и вовсе не вздымается, всё чаще, имитируя человеческое дыхание. — Ваше Высочество, — вновь позвал незваный гость, по-прежнему неправильным низким голосом, без тени обыденного веселья. — Ч-что? — выдавил из себя в ответ, облизывая пересохшие губы. Всё его нутро кричало об опасности. Но, признаться, не существует момента, в котором можно почувствовать себя в безопасности подле этой твари. Так что же отличалось сейчас? Се Лянь не знает, но на душе у него кошки скребут, а короткие волоски на руках встают дыбом. Хотелось ринуться наутёк, но вместо этого, наследный принц слегка сощурился, пытаясь разглядеть хоть что-то, сквозь мрак ночи. — Ваше Высочество, — продолжал повторять Безликий Бай, делая неторопливые шаги вперёд, — мой дорогой, дорогой наследный принц. Мурашки уже вовсю бегали по коже Се Ляня, когда он попятился назад, натыкаясь на всё то же окно. Подоконник неприятно впился в его поясницу, но юноша не изменился в лице, и вовсе этого не заметив. Стоящее напротив существо представляло гораздо больше опасности. — Что ты делаешь? — ещё тише, чем демон, на уровне шёпота, нервно поинтересовался Се Лянь, сильнее вжимаясь в препятствие позади себя, когда Безликий Бай становился всё ближе и ближе. Стоило мужчине оказаться на расстоянии согнутой руки, как где-то в небе вспыхнула яркая молния. В тёмную комнату проник свет, проливая на фигуру серебристое сияние. К горлу Се Ляня поднялась тошнота, а сердце упало в район желудка. Даже кончики пальцев охватил мандраж, отчего взволнованная лента на запястье также принялась подрагивать. Вслед за молнией, как это и должно быть, прогремел гром, но Се Ляню оказалось не до громкого беспокоящего звука. Глаза продолжали неотрывно глядеть на Белое Бедствие, можно подумать, в тщетной надежде, что увиденное — просто дурной кошмар. В конце концов Его Высочество последнее время так много спал, что не было ничего удивительного в очередном горестном видении. Но боль от ногтей, впившихся в ладони, убеждала в обратном. — Что же ты убегаешь, Ваше Высочество? — склонил на бок голову демон. Его волосы мягким шёлком последовали закону гравитации, вторив повороту шеи, открывая больше вида на, до тошноты привычную, маску. Вот только, на этот раз, обычно идеально чистая маска Скорби и Радости, оказалась наполовину раскрашена засохшей и свежей кровью, что пятнами, брызгами и неровными потёками, растекалась на твёрдой поверхности. И в обычном состоянии ужасающая, мимика половинчатых сторон, стала более пугающей, зловещей. Некогда белые траурные одеяния Белого Бедствия окрасились в насыщенно красный, кажущийся практически чёрным в слабом освещении комнаты. — От-откуда, — Се Лянь с трудом заставлял себя говорить, — откуда эта кровь? — Хм? — демон приподнял широкие рукава, с любопытством рассматривая их, точно и впрямь видя впервые. — Что ты… — принц желал добавить «натворил», но не был уверен, сможет ли справиться с ответом. Хочет ли он его слышать. — Ах, это, — будто опомнившись, легко кинул Безликий Бай, опуская рукава. — Не стоило приходить к тебе в столь непрезентабельном виде, но я хотел как можно скорее увидеть Ваше Высочество. Безликий Бай плавным движением, как дети, просящие родителей взять на руки, протянул ладони, обхватывая сжавшуюся фигуру наследного принца. Металлический запах стал настолько сильным, из-за чего Се Ляню казалось, что он въелся во все нервные окончания, в каждую клетку. Тяжёлый ржавый привкус осел на кончике языка, пока Безликий Бай всё больше прижимался к Его Высочеству, склонив голову тому на плечо. К горлу подступил ком, можно было ощутить, как чужая одежда марает чистые одеяния принца, окрашивая его красными мазками. Се Лянь не являлся холстом, или нечто вроде того, но Безликий Бай, из раза в раз, продолжал рисовать на нём нечестивые узоры. А пока Его Высочество судорожно думал, рвано вдыхая отяжелевший горячий воздух, Безликому Баю словно казалось всё мало. Он не прекращал, с каждой секундой, сдавливать пленника в крепкой и болезненной хватке, точно пытаясь и вовсе слиться с ним воедино. Стать одним целым. Се Лянь не спешил оттолкнуть демона, просто потому что ему элементарно не хватило бы на это сил. Не тогда, когда Безликий Бай находился в таком состоянии. Он старался не поддаваться панике, сиплым, почти неслышным голосом, спрашивая, говоря куда-то в волосы Бедствия, раздувая волоски своим дыханием: — Ч-чья, — принц снова облизнул сухие губы. — Ты слышишь? Чья это кровь? Руки, покоящиеся на талии Его Высочества, на секунду замерли, прежде чем Безликий Бай обнял принца ещё сильнее, затрудняя тому дыхание. — Чья? — переспросил негромко. — Чья же… Всех и не перечислить. Се Лянь дёрнулся. Снова и снова, пытаясь вырваться, желая оказаться далеко от этой твари, не чувствовать на себе его странное помешательство, не ощущать этой ненужной и неподходящей привязанности. В глотке скребло от мучительной скорби. Он не понимал, он просто не хотел понимать греховных поступков падшего существа. — Отпусти! — Се Лянь закричал, и это стало первым громким звуком за вечер, не считая шума природы. — Отпусти меня, или клянусь, я… Его Высочество задохнулся, когда обхват на его теле стал намного сильнее, чем раньше, такой крепкий, что можно услышать чёткий хруст. Рёбра, в объятиях Белого Бедствия, беспощадно хрустели, и то не было красивым лирическим крылатым выражением. Нет, его кости буквально трескались, или даже ломались — удостовериться не представлялось возможности. Больно, так адски больно, что не хватало сил, дабы выразить это. Рот Его Высочества приоткрылся, но никакой звук не вырвался, так и застряв в сдавленных лёгких. Расширившиеся от агонии глаза стали влажными, но Се Лянь старался удержать сознание ясным, несколько раз моргая, отгоняя непрошеные слёзы. Руки юноши повисли, а тело перестало оказывать сопротивление. Его голос не был похож на свой, когда принц с трудом выдавил, смотря потерянным взглядом на пустую стену за плечом врага: — Кто это был? Что ты с ними сделал? — Убил. Се Лянь знал ответ, но не смог на секунду не прикрыть глаза. — Что? — Я убил их. Всех. Всех, кто посмел сделать тебе больно. Всех, кто хоть раз причинил тебе боль или неудобство. Казалось, что Се Лянь умирает. Он просто больше не может дышать, и дело даже не в крепком объятии, и не в сломанных рёбрах. Кровь отлила от лица Его Высочества, делая юношу похожим на призрака, но Безликий Бай не мог видеть этого, продолжая стоять, слегка сгорбив спину, возложив голову на плечо божества. Демон будто вовсе и не замечал возникшей атмосферы. Если раньше из него приходилось вытягивать информацию, то сейчас, он продолжал и продолжал говорить, убивая бессмертного принца в своих руках всё сильнее, становясь его личным палачом. — Тех жалких тридцати трёх небожителей… Я четвертовал всех, никто не смог избежать кары. Каждый человек, посмевший занять дворец Сяньлэ, нового правителя, его приспешников и наследника. Те, кто нашёл в себе смелости разрушать храмы Его Высочества, порочить лик, измываться над статуями. Этот отброс Ци Жун также пал от моей руки. «Этого не может быть» — слёзы давно текли по лицу Его Высочества, но он не осознавал данного факта. Тело колотило дрожью так неистово, что даже одержимый Безликий Бай сумел заметить данный факт. Се Лянь же не верил собственным ушам. Это не могло быть правдой. Не мог Безликий Бай, за несколько дней, зверски убить стольких людей. Его двоюродный брат… Они не так хорошо ладили в последнее время, но он всё ещё оставался кровным родственником Его Высочества. Се Лянь видел, как растёт Ци Жун. Тот постоянно бегал вокруг принца, повторяя «мой царственный брат, мой царственный брат», смотря на него, как на новое чудо света. И, пусть их отношения пали вместе с государством Сяньлэ, Се Лянь не хотел его гибели. — З-зачем? — с трудом прохрипел принц. Безликий Бай, который, наконец, осознал состояние Его Высочества, непонятливо ответил: — Ты ведь сам говорил. Говорил, что я отнял у тебя всё. Что человек не будет делать такого, с понравившимся ему человеком. Собственные слова, и впрямь, звучали в ушах замершего Се Ляня. «Моя страна уничтожена, родители мертвы, а друзья ушли. Люди и небожители принимают меня за ничтожество, бывшие последователи сожгли мои храмы и снесли постаменты. У меня не осталось ничего, ровно, как ты и хотел, но тебе и этого мало. Ты продолжаешь приходить и убивать меня! Каждый чёртов день. И теперь ты говоришь, что я тебе нравлюсь?». Да, он это сказал, но он же… он не… Се Лянь перестал дышать, он не знал, как ему вынести эту нестерпимую боль. Она, подобно яду, разлилась по венам и артериям, сжигая на своём пути всё, в том числе и сердце мужчины. Больно-больно-больно. Но боль была внутри, где-то гораздо глубже - Се Лянь перестал ощущать дискомфорт от сломанных рёбер, ровно, как и не чувствовал потока слёз, непрерывно льющихся из глаз. «Я не могу. Не могу! Лучше смерть. Это слишком» — мысленные мольбы принца оказались обрывочными, они не достигнули ни одного из богов. Никто не посмел вознести кару небесную, оставляя Его Высочество с криком в пустоту. — … чество. Ваше Высочество! — слова звучали, но Се Лянь их не слышал. Наследному принцу казалось, что его вывернет наизнанку собственными органами. Невыносимо. Слишком невыносимо. Безликий Бай немного отстранился от Его Высочества, лишь настолько, чтобы можно было заглянуть в чужие глаза. Он обхватил ладонями мокрое от слёз лицо Се Ляня, и последний был готов поклясться, что на тонких бледных пальцах всё ещё хранилась кровь бесчисленных невинных жертв. Наследный принц Сяньлэ не был безгреховным, он также отнимал жизни, но то были вынужденные меры. На поле боя, или ты убьёшь, или убьют тебя. Безликий Бай же действовал совершенно с другими нездоровыми мотивами. — Ну-ну, Ваше Высочество, — принялся привычно ворковать демон, вытирая большими пальцами солёные дорожки на щеках. — Ты говорил, что не можешь жить в прошлом, потому что его больше не существует, но и будущего для тебя нет. Ты взывал ко мне, вопрошал, что же тебе остаётся. Ваше Высочество, если для тебя нет прошлого и будущего, то я собственными руками построю настоящее. Ты можешь вернуться в свой прежний дворец, стать полноправным правителем, возродив государство Сяньлэ. Я построю для тебя тысячи, сотни тысяч храмов, возведу постаменты, воскурю бессметное количество благовоний. Я даже оставил для тебя в живых этих отбросов — Фэн Синя с Му Цином. Хочешь, я могу привести их сюда? Живыми или мёртвыми. Безликий Бай всё шептал и шептал, нежно сжимая лицо принца, смотря прямо ему в глаза. Но сам Се Лянь видел лишь наполовину смеющуюся, наполовину рыдающую маску, покрытую багряной кровью невиновных. Принц принялся отчаянно качать головой из стороны в сторону, то ли пытаясь прийти в себя, не то желая откинуть чужое обжигающее прикосновение. Он что-то прошептал, но то было настолько тихо сказано, что Безликий Бай придвинулся ближе, переспрашивая. — Я не позволю тебе, — осевшим голосом, рыкнул принц, говоря прямо в губы Безликому Баю, если бы они не были скрыты плотной материей. — Я не позволю тебе взвалить ношу грехов на мои плечи. Следуя собственному маниакальному желанию, ты убивал всех этих людей, оправдывая это мной. — Что? — Безликий Бай перестал ворковать, его голос стал грубее, а руки на лице Се Ляня твёрже. — Я не просил тебя их убивать! — несмотря на боль в горле, Се Лянь кричал так, будто в последний раз. — Я лишь хотел, чтобы ты оставил меня в покое. Эти люди, какими бы плохими они ни были, не заслуживали смерти! О, Небеса, да что вообще для тебя значит чья-то жизнь? — Их жизни? — Белое Бедствие, не впервые, склонил голову на бок, напоминая любопытного пса. — Они лишь мусор, Ваше Высочество. И ты тоже должен это понимать. Они — пыль под нашими ногами. Недостойные. Се Лянь с неверием уставился на демона, его губы приоткрылись в немом шоке. Так вот чем для него являются живые существа? Пыль под ногами? Но ведь и сам принц некогда был этой самой пылью для Безликого Бая. Так что же изменилось теперь? Нет никакого желания знать. Он просто спятил! Окончательно выжил из ума, но и наследный принц не был уверен в собственном здравом рассудке. Демон сводил его с ума, ломал что-то внутри, каждый раз выкручивая нервы, доводя до приступа агонии. Чем больше они проводили времени вместе, тем меньше Его Высочество что-либо понимал. Не услышав ответа на своё изречение, Безликий Бай приподнял опустившееся лицо Се Ляня, заставляя смотреть только на себя, и никуда более. — Пойми, Ваше Высочество, я сделал это ради тебя. Никто более не смеет смотреть на тебя свысока, — Безликий Бай любовно провёл по бескровным губам кончиками пальцев. — Никто не причинит тебе боли. Мёртвые не могут высказываться или действовать. — Ты говоришь, что убил моих врагов. Всех, кто посмел сделать мне больно, — хрипло и совсем не весело, усмехнулся наследный принц, — но что же насчёт тебя? Ты наказал этих несчастных, но как же ты? Для тебя кара не предусмотрена? Атмосфера мигом сделалась холоднее, пальцы демона, на секунду, впились во впалые щёки Его Высочества, но, уже в другое мгновение, всё вернулось на круги своя. В тайне, Се Лянь надеялся, что Белое Бедствие, как некогда раньше, взбесится. Что причинит ту нужную физическую боль, которая смогла бы отвлечь от душевной. Вколотит принца головой в стену, да так, чтобы тот потерял сознание. Се Лянь и сам хотел получить должное наказание, потому что, несмотря на то, говорил он или пытался думать, принц всё равно не верил в свою невиновность. Голос в голове продолжал нашёптывать «Он убил их из-за тебя. Ты снова стал причиной множества смертей. Только и можешь причинять окружающим страдание. Какое же жалкое ничтожество». — Я бы убил себя, если бы от этого тебе стало легче, — прошептал на ухо Се Ляню демон, — но тогда я не смогу быть с тобой рядом, а это непозволительно. Ничто не может отнять тебя у меня. Мы будем с тобой вместе. Вечно. «Нет, неправда!» — хотелось кричать до разрыва связок, но наследный принц сомневался в самом себе. Оцепеневший Се Лянь не имел возможности этого заметить, но Безликий Бай, совсем немного, сдвинул маску со своего лица, так, что было видно только подбородок со ртом, но и даже этого не имелось бы возможности разглядеть из-за темноты комнаты. Да Его Высочество и не пытался. Он продолжал стеклянными пустыми глазами смотреть в никуда, даже когда его губы накрыли чужие. Безликий Бай целовал Его Высочество, словно не принимая во внимание то, что за этим не следовало никакого ответа. Настолько нежно, точно держа в руках самое дорогое сокровище на свете, демон обхватил лицо юноши, сминая его губы, проникая в рот языком, что легко скользнул внутрь, потерявшего любое понимание реальности, принца. Он целовал его и целовал, аккуратно покусывая губы, лаская чужой язык. Вокруг них стоял удушливый кровавый шлейф, одежды демона и бога продолжали быть осквернёнными багровыми каплями, каждый думал о чем-то своём. Крошечная комнатка, во всеми забытом ветхом домике, походила на юдоль отчаяния и скорби. Здесь не было места спасению, лишь вой псов преисподних, да скрежет зубовный.