Пограничные земли

killer for hire, soldier of fortune

gotta walk through fire for what's important

      Вокруг зеленое болото. Масса листвы, три-четыре замшелых пня в пределах ближайшего метра и – действительно – вода. Застоялый запах гнили. Даже в глазах рябит. Чудненькое местечко.       Выбравшись из скользкой десантной капсулы, они стряхивают грязь с колен. Чарли заканчивает первым и нетерпеливо оглядывается. Замечает его выражение лица:       – Не бывал на Эдеме-6?       – Нет, – отвечает Эггзи, не огрызаясь: нет нужды, плюс куда интереснее осмотреться.       Раньше такого он и правда не видел.       Деревья с толстыми стволами убежали ввысь в попытке проткнуть небо, крон не видать в вязком тумане. На лианах – гроздья ядовито-ярких бутонов, а в лист папоротника можно завернуть взрослого человека. Корни вспучили землю, торчат тут и там рогами подземного зверя. Воздух влажный и прелый, выступающий капельками пота над верхней губой. Не как дома. Дома он пучит глотки песком-пеной и не обещает дождя ближайшую вечность.       – Тогда добро пожаловать, – фыркает Чарли. Подтянувшись, влезает на особо здоровый корень. – Не щелкай клювом: фауна здесь не меньше флоры.       Подает руку. Нейтрально, без ухищрений; для их отношений это почти доброта. Ненавидеть его в такие моменты трудно. Его вообще в последнее время трудно – поймать на космическом корабле, заменяющем базу, завлечь в общий разговор, понять тупую чванливую рожу. Эггзи не то чтобы должен, просто… у них большой путь позади, знаете? И он, вроде как, чувствует ответственность.       Стандартные настройки трещат по швам.       Эггзи хохмит:       – А если щелкну клювом, типа, окажусь в чьем-нибудь еще? – и щелкает пальцами одной руки.       Чарли закатывает глаза. Его живая ладонь такая теплая, а в мимолетном взгляде – чуть презрения вперемешку со смехом. Лучше, чем привычная для этих недель отстраненность.       – Не читал отчетов, да? Обезьяны, генномодифицированные птицы, динозавро-ящеры … Тут действительно много кровожадных клювов, Эгги.       – Динозавры?! – Эггзи вскидывается. – Бля, НАСТОЯЩИЕ?! Такие, с крыльями и чешуей, ДА?!       Чарли вздыхает и коротким, точным движением толкает его с корня в другую сторону. Приземление на задницу в кусты не самое приятное, но Эггзи успевает посмотреть на Чарли снизу-вверх. Это задевает странные струны души.       – Восхищаешься, как малолетка, – Чарли, спрыгнув, смеряет его неутешительным взглядом. – Меня больше вдохновляет встреча с твоими близкими родственниками.       – А?       – Обезьяны, Эгги, обезьяны. Вы же поразительно похожи.       Подкол настолько несерьезный, что не обидно. Эггзи пожимает плечами, отмахиваясь, и встает. Впереди их ждет большой день на новой планете и – однозначно – много неприятных открытий. Незачем растрачивать силы.       Пока ищут тачку, припрятанную связным в каких-то (каких?) кустах, Эггзи рассматривает Чарли. Он всегда на шаг впереди, мышцы спины, обтянутые спецовкой, перекатываются от резких движений. В свете восходящего солнца отрастающие волосы отдают красным. Внезапно здорово сбивает с толку.       Почему?       

***

      Они находят местного лидера. И умудряются договориться. Вытащить его дружбана из бандитской тюрячки в обмен на помощь с галактической угрозой – разумная сделка. Даже если учитывать, что из тех мест не возвращались.       Да как два пальца об асфальт, блять.       Эггзи чувствует себя агентом из фильмов докосмических времен, пока разрабатывают план. Он простой как граната от Торрга: ворвись, стреляй и постарайся выжить. Правда, с поправками на точки входа в вентиляционные шахты и канализацию. Ну а че? Захочешь выбраться целым – и по говну поползешь…       В конце концов, уходят с картой и запасом патронов: большим по здешним меркам и катастрофически малым для их целей. Ладно, для старта достаточно. Дальше сообразят, плавали.       – Что думаешь? – уточняет Эггзи, когда влезают в старенький, проржавевший лифт.       Он привязан тросами к дереву на острие скалы и кряхтит по-бабски, стоит тронуться. В то, что получиться спуститься с базы мятежников на землю без всяких проблем, верится с трудом. Налетевший ветер только усугубляет ситуацию.       – Вернется хоть один – уже удача, – Чарли деланно равнодушно прислоняется к стене; Эггзи видит его синие губы, но молчит. – Дважды удача, если еще и с престарелым гомосеком.       Лифт хрипит и отчаянно раскачивается, и Эггзи замирает, стараясь не делать лишних движений.       Су-ка.       – Фу, грубиян! – Будет глупо и смешно умереть вот так, в консервной банке высоко над землей. – Это крепкая мужская дружба. Как у нас с тобой.       С особенно тоскливым скрипом лифт ухает вниз и – наконец – ударяется о камни, чудом не разбившись. Не сговариваясь, они вцепляются в двери, с усилием раздвигают их. Торопливо отходят на безопасное расстояние и долго, долго молчат. Не стыдно.       На ладонях – оранжево-ржавые круги, похожие на подтекшие купола медуз. Эггзи вытирает их о траву. Поднявшись, натыкается на прямой взгляд.       – Да, как у нас с тобой, – произносит Чарли нечитаемо; секунду спустя уголок губ нервно дергается и ползет вверх, обнажая усмешку. – Было бы забавно разбиться, не выполнив миссию, а? В следующий раз я пешком.       Отворачивается и уходит быстрее, чем нужно.       – Согласен, – хмыкает Эггзи ему в затылок.       Догоняет не сразу.       

***

      – Твою мать, – присвистывает Чарли, вытянувшись на скалистом выступе. – Ночью лезть не стоит.       Темная спецовка почти не выделяется между камней, и Эггзи, подойдя, вымеряет, куда поставить ногу. Неторопливо ложится рядом, достает бинокль.       Да. Твою ж мать.       Местный бандитский синдикат не поскупился, и тюрьма по периметру освещена прожекторами. Они дают достаточно света, чтобы видеть, но недостаточно, чтобы ориентироваться на новой территории. Нехорошо. Слышно громкую музыку и звук моторов. Людей много: шумно ругаются, пьют, но никто не покинул поста. Кто-то блюет с вышки, кто-то хором поет. Не слишком интеллектуально, но дело-то не в этом.       Им просто не взять числом.       Эггзи пытается посчитать хотя бы для галочки, но быстро сбивается.       – Не меньше трех дюжин, – примерно прикидывает он и сам делает вывод: – Хуевенько.       Чарли кивает:       – Хуевенько, – хлопает его по плечу и отползает от края. – Пойдем утром. Надо выучить карту.       Достает коробок спичек, вынимает одну и застывает, взвешивая. Где-то в лесу хлопки выстрелов и звериный вой, но ветер не приносит запахов людей или дичи. Они далеко, забрались в пещеру на самом обрыве, и темно-зеленые тени папоротников отгородили их от остального мира. Впереди только твердыня-тюрьма, камни и сырость. Хорошая защита, никто не увидит. Так чего?..       Чарли разглядывает спички, Эггзи разглядывает Чарли. Если не развести костер, ночью их ждут ледяные камни, а утром – отмороженные яйца. Не лучшее состояние для боя. Огонь необходим, очевидно.       – Чего ждешь, Хескет? – повторяет свои мысли Эггзи.       Чарли качает головой:       – Не в этот раз.       – Придурок?! – уже сейчас кончики пальцев покалывает прохлада. – Да мы загнемся от холода быстрее, чем вытащим того чувака. И как изучать карту?!       – У нас есть прометейские спальники, а для карты подойдет фонарик, – ровно возражает Чарли. – Не хочу быть схваченным за жопу из-за блядского костра. Не перед завтра.       Эггзи недовольно шипит, возвращаясь в пещеру, и пинает воздух. В такие моменты он терпеть не может снобскую взвешенность. И себя терпеть не может: что согласен больше, чем хотелось бы.       Расшнуровав один из рюкзаков, мстительно забирает новенький черный спальник. Они добыли его сравнительно недавно, отвалив внушительную сумму на подпольном рынке, и не успели поистрепать. Чарли достается трофейный темно-красный, с наполовину оторванным днищем. Он воняет кровью и пойлом, и был снят с чьего-то трупа.       Удивительно, но Чарли не возражает. Напротив, примирительно говорит:       – Ложись первым, я посторожу.       В его поведении достаточно странных перемен, чтобы Эггзи недоверчиво сощурился и замер. Что-то висит в воздухе, пугающее, неназываемое, совсем не похожее на их обычный мандраж. Но предательством оно тоже не пахнет.       Эггзи напряженно оценивает обстановку, не находя подвоха. Зачем-то грозит пальцем, отодвигая свои вещи подальше. Чарли фыркает.       – Блять, заебал. Отваливай спать, хоббит, – и это звучит попроще, знакомо.       Эггзи обустраивается в углу пещеры. Рюкзак, снаряга, спальник. Проверить трижды. Ложится и, поворочавшись, пялится в потолок. В целом, логично: ночь только начинается, они перли сюда больше суток. Сначала отдых, а планы – утром, на восходе. Они всегда быстры на подъем, а последние несколько месяцев и обстоятельства слепили из них неплохую команду.       Эггзи прикрывает глаза и осторожно косится на Чарли, присевшего на камне у входа. Ночные блики играют на его лице неверными тенями, делают призрачно белыми скулы, острый нос. Он похож на себя обычного в «поле» – собранного, напряженного, скрупулезно оценивающего каждый шаг. В любой момент готового к прыжку. И все же – что-то не так.       Эггзи следит за ним из-под полуприкрытых век, пока не засыпает.

***

      Через пару часов Чарли начинает ходить кругами. Сначала Эггзи не замечает: сон про маму и Дейзи, ждущих его в крошечной каюте на космокорабле, действительно приятный. Дарит давно забытые ощущения тепла и стабильности, и Эггзи больше всего на свете хочет разобраться с местным дерьмом и вернуться к ним. С ними он дома.       А потом он просыпается. Нехотя, не открывая глаз, чувствуя рядом мельтешение. Спустя непродолжительное время оно по-настоящему раздражает. Эггзи жмурится, с головой зарываясь в тряпки спальника. Пытается вернуться в сон. Не получается.       Вздыхает:       – Еще шаг, и я стреляю.       Чарли вздрагивает и садится. Вид рассеянный. Трет переносицу здоровой рукой, вторая – на колене. Она будто безумно тяжелая и тянет к земле.       – Разбудил?       – Пошел ты, – Эггзи садится, сжимаясь над ускользающим теплом. Морщится от хлестнувшего по лицу холода. – Какого хера, Чарли?       Чарли отводит взгляд, лицо в свете луны по-прежнему белое. Костяшками пальцев недовольно простукивает перепайки на протезе.       – Понятно... Надеюсь, ты замерз, – Эггзи меняет тему, не до конца осознавая собственной уступчивости; старается звучать саркастичным, а не слабым: – Тогда я смогу сказать, что нам нужен был костер!       На подколы Чарли реагирует моментально и жестко, не зная пощады, но не сегодня. Да что ж такое-то, блять.       Напряжение, хорошо ощущаемое перед отбоем, становится гуще. Набивается в глотку, заливает грудную клетку свинцом, что трудно дышать. На мгновение Эггзи чувствует головокружение, тошноту и бессилие. Бесится.       – Ничего не скажешь? Неужели в ваших интернатах не учили поддерживать диалог?       – Институтах, – машинально поправляет Чарли.       Сильный порыв ветра доносит разговоры и музыку. Вот бы они все спились там к утру, было бы чудненько. Минуту сидят в тишине, прислушиваясь к обрывкам фраз. В скалистой местности годная акустика, но важной информации – ноль. Жаль. Было бы здорово узнать про тайный лаз или еще что-то, облегчающее задачу. Самоубийственные миссии нравятся не всем, знаете ли.       Чарли отмирает и усаживается поудобнее. В руке незаметно появляется пистолет, его любимая ярко-розовая пукалка, стреляющая точнее, чем автоматы Эггзи вместе взятые (нечестно).       – Я бы тоже не отказался выпить, – тянет он, оглаживая рукоять.       Эггзи медлит с кивком. Нормального пойла здесь, наверное, не найти; какие из браконьеров и оружейных баронов виноделатели? Зато самогонку сто пудов гонит каждый второй. Интересно, из чего?       – Смотаемся на Прометею, когда все кончится? Прошвырнемся по барам. Покажешь, как кутит богатая молодежь.       – Моя родная планета в осаде, Эгги, – Чарли делает свое обычное «ты дурак?» лицо.       Ощущение, словно выбирается из скорлупы на четверть – и тут же сдает назад. Эггзи бросает вдогонку:       – Но парочка сносных баров на ней осталась?       Чарли выдерживает паузу, обдумывая.       – Осталась, – и усмехается, сверкнув глазами.       Боже, что за невозможный сноб! Эггзи старается не замечать внезапного прилива радости.       Их обрывает резкий крик. В чаще леса раздаются звуки: небольшая погоня, потом громкий удар, шлепок и хруст костей. Довольное звериное рыканье. Тишина. Такая же пролегает между ними.       Еб твою мать, опять.       Эггзи ждет какое-то время, но само не рассасывается. Да блять, он же из штанов выпрыгивает!.. Дергает за собачку молнии и раздраженно выпутывается из мешка. Чарли наблюдает за ним, не предпринимая никаких действий. Только когда Эггзи нависает над ним, поднимает взгляд.       – Хескет, ты меня заебал, – говорит Эггзи с чувством.       – Че?       – Нет, это ты скажи, че, Чарли, – продолжает Эггзи и сильнее опирается на руку; поза должна выглядеть угрожающе. – Тебя как в говно макнули сегодня. Че происходит?       По лицу Чарли, загороженному от луны, сложно прочитать эмоции. Его глаза по-прежнему острые, но губы сжаты в полоску, держат все внутри. Как же заебало. Правда. Они не могут хоть раз поговорить словами через рот?       – Я в порядке.       – Хватит заливать, – агрессивно толкает в плечо.       Чарли медленно поднимается. В нем мало неприкрытой угрозы, но волосы на затылке встают дыбом. Близко, слишком близко. Эггзи чувствует приглушенное тепло его кожи, слышит запах металла и пота. Видит сеточку старых выцветших шрамов на шее, напряженную челюсть и хмурые брови. От бездействия чешутся пальцы, и в голове сотни вопросов, летят и летят, молниеносно сменяясь. Непонимание, предвкушение. Одуряющая злость. Чарли выглядит странно, ведет себя странно и, если пойдет и дальше, – угробит их обоих. Эггзи не знает причин, но знает, что нужно что-то решать.       Сейчас, срочно, на опережение Чарли и собственных мыслей.       Эггзи снова толкает – ниже и значительно сильнее. Второй рукой хватает за подбородок, тянет к себе.       – Только укуси, козлина, – шипит прямо в губы.       У Чарли горячий, пересушенный рот, жесткая щетина. Поцелуй смазанный, злой – и отрезвляющий, лучше пощечины. Эггзи замечает, как удивленно распахиваются глаза, ощущает болезненную хватку на боку; металлическая рука вгрызается в плоть, наверняка оставляя багровые следы. Похуй, феерически похуй. Прижимается крепче, перехватывая пальцами за загривок. Кожа под подушечками пылает, щекочутся короткие волоски (ты чем за ними ухаживаешь, сучонок?), и есть чувство, что что-то лопается внутри. Взрывается гноем и слизью, очищает легкие. Эггзи свистяще, долго вдыхает и вжимается в чужое тело. Сил оторваться нет.       Чарли еще удивлен, иначе ничем не объяснить его уступчивость. Рука с бока сползает к бедру, оттягивает разгрузочный пояс, два пальца гладят кожу. Запрещенный прием. Эггзи от неожиданности качается на ногах, но не оступается. Запускает в жгучий рот язык, ненадолго отрывается, чтобы широко мазнуть по губам. Смотрит: слюна блядски блестит, и это настолько пошло, что красиво. Присасывается снова, оттянув нижнюю губу. Чарли жмурится, мычит. Звук глубокий, глухой и восхищенно-яркий, вибрацией отдается в ладони, прошибает до позвоночника. Жарко. И сладко. И хочется, хочется разложить Чарли прямо здесь, на чертовых камнях, вытрахать дурь до последней капли. Чтобы даже думать не было сил.       Эггзи отталкивается на последних морально-волевых. Чарли сначала протестующе рычит, подтаскивая здоровой рукой. Потом вздыхает, видно, что сам себя останавливает. Он расхристанный, помятый и готовый на все, но во взгляде уже проступает рациональная осторожность. Недоверие. Ахуй, прямо сказать.       Эггзи отчаянно не хочет, чтобы он забрался под маску.       Облизывает губы, и они оба в курсе: это – показательное выступление. Пробегается пальцами по вздувшимся венам на шее, скрадывая мимолетную дрожь, прежде чем отпустить.       – Легче? – и улыбается мягко, уголком.       Чарли не в силах сдержать смешок.       – Ублюдски нечестно, – выдает он обиженно, но Эггзи видит разгладившуюся морщинку между бровями и не верит ни на дюйм.       Отходит, чтобы притяжение не бросило их обратно. До сих пор громко стучит сердце.       – Отлично, – кивает на спальный мешок. – Рекомендую поспать. Утром поговорим.       Чарли пару секунд пялится. Потом ложится.       Отрубается сразу.       Эггзи наблюдает, как он спит. Еще за долиной и тюрьмой, конечно. Больше за ними. Да.       

***

      Утром не до разговоров. Они разъебывают тюрьму по камушкам и находят нужного чувака. Мужик – киборг и интеллигентный кузнечик пополам – безостановочно благодарит, семеня тонкими ножками к решетке камеры. Эггзи подает ему разбитое пенсне, ковбойскую шляпу и неаккуратно шутит про братцев-акробатцев, тыча пальцем в протезированные руки и руку Чарли.       Путь на свободу прокладывают в неловком молчании.       – Че, вы правда похожи, – шепчет Эггзи, когда они возвращают мужика заказчику.       Или мужика заказчика, учитывая развернувшуюся романтическую сцену. Понятно, чего сопротивление такое сопливое; куда ни плюнь – бомж или пидарас. Да и вообще, местные повстанцы все больше смахивают на детский сад: ноют про пропавшего механика и захваченную бандитами бывшую базу Релайанс, но делать ничего не делают. Если выполнять их просьбы поэтапно – застрянешь на несколько месяцев. Прикинув, разделяются в тот же день. Лишние недели на планете с комарами размером с крупную овчарку и шмаляющими из обреза обезьянами абсолютно не вдохновляют.       Темки крутятся, времени думать нет. Они выполняют работу, для которой пришли, изредка перемежая ее кормежкой и сном. Дни пролетают: штурм повстанческой базы требует подхода и сноровки, а найти умника-инженера, спрятанного в очередном бандитском схроне, – задачка из невозможных. Но Чарли в деле, и Эггзи не сомневается, что он разберется.       Наконец Эггзи и храбрецы отбивают Релайанс. Бандиты, роняя кишки и кал, мотают куда подальше. Они точно вернутся с новыми силами, но до того момента – передышка. Спокойные дни, о которых и не мечталось.       Городок постепенно наполняется людьми: они заняты уборкой и приведением в порядок знакомых мест. Восстанавливают заправочную станцию, укрепляют аванпосты, мужики выставляют охрану. Умельцы чинят крышу старенького бара и другие, чистят дорожки, обновляют двери, тщательно закрашивая оставшуюся кое-где кровь.       Эггзи не трогают – он свое отработал в числе налетчиков, устроив бандитам ад на земле. Первые дни он валяется в лазарете: уебки шрапнелью раскурочили бок и плечо. Постепенно выползает на улицу. В тишине безинцидентных дней и под защитой электрической сетки, одинаково пригодной и против людей, и против диких животных, приходит в себя.       Пишет матери и Дейзи голосовые через ЭХО-передатчик, пару раз болтают в прямом эфире. Пробует достучаться до Чарли – ничего. На шифрованных общих частотах передают сводки: «Релайанс свободен!», «Сопротивление в Релайансе!». Возможно, опрометчиво и опасно, но к ним приходит больше своих, кто-то даже семьями. Впервые за все время на этой планете Эггзи задумывается, что сопротивление – не полтора землекопа. У них правда есть шанс.       Ждет новых приказов от космоначальства (те молчат) и вестей от Чарли (он тоже).       В один из дней на расхлябанном грузовике приезжает барышня в кричаще-синем комбезе, привозит с десяток ящиков самогона и другого бухла. Деловито подряжает молодняк среди дозорных на разгрузку, бойкая, как горная козочка, и языкастая. Эггзи впрягается за компанию и отхватывает полулитражку в благодарность. Барышня, на вид его ровесница, называется новой хозяйкой бара: говорит, покойный папаша владел еще до бандюг. Предлагает халтуру на складе. Эггзи сначала отказывается, но к понедельнику меняет решение. ЭХО-передатчик Чарли вырублен (Эггзи упорно оставляет голосовые), начальство рекомендует оказывать сопротивлению любое содействие. Вот он и содействует: помогает бадяжить перцовку, разгребает пристройку-сарайчик от бандитского хлама. Работа пыльная, но здорово отвлекает.       Вечерами зависает в баре, куда заглядывает все больше людей, шумит хриплый патефонный джаз, много смеха и разговоров. Иногда Роксана – хозяйка – наливает за счет заведения. Пойло оказывается что надо: с душистым привкусом трав, не тянущее голову поутру. Оно дает сто очков вперед всему, что пробовал на родной планете, и Эггзи стыдливо меняет мнение.       – Еще по одной? – интересуется Рокси, когда закрываются глубоко за полночь.       Эггзи она нравится: высокий хвостик, полдюжины штопанных комбезов разных цветов (его фаворит – выцветший черный), запах фруктовых духов. Удивительно внимательная и чуткая к местным, но держит ситуацию под контролем. Если что – разберется, револьвер за широким охотничьим поясом точно не для красоты.       – Нет, спасибо, – Эггзи поднимает пустую кружку и забирает у нее поднос.       Рокс вроде отдергивает руку, но сдается. Легко пожимает плечами и уходит протирать пустые «столики»: настоящие столы разбили в бойне за Релайанс, и вместо них пока старые ящики и большие металлические бочки. Впрочем, местную публику устраивает. Закончив с уборкой, щелкает рубильником: неоновая вывеска над входом, мигнув, грустно гаснет. Эггзи запирает парадную изнутри. Бар – это отвлечение и радость, но за своим хозяйством важно смотреть, а электричество на Эдеме-6 вообще на вес золота.       Роксана ночует тут же, в комнатушке за барной стойкой, Эггзи обосновался на кривой раскладушке в сарае. После месяцев разбоя в Релайансе мало целой мебели, но жалеющих себя тут тоже не найти. Чем богаты, тем и рады.       – Когда попросишь повысить зарплату? – Рокси задает вопрос мимоходом, провожая от задней двери.       Лицо с хитринкой, расположенное к беседе. Эггзи хмыкает, не стесняясь смотреть в глаза. Она не поймет его неправильно.       – Деньги мне не нужны.       Останавливается на крыльце, не рискуя опираться на перила. Сам недавно швырнул на них здорового мужика, собирали потом по досочке – и перила, и мужика. Роксана забавно морщит нос:       – Добродетель?       – Наемник, – Эггзи разводит руками, размышляя, как уложить всю его космическую одиссею покороче.       Но Рокс отмахивается:       – Это я знаю, – нельзя сказать, что он не потрясен. Он потрясен. – Люди говорят многое, а я умею слушать. – Лукаво подмигивает. – Вернемся к вопросу: ты добродетель?       Повернутый таким боком, он ставит в тупик. Нет, правда, как ответить? Последние месяцы Эггзи действовал на рефлексах: бежал, когда били, бил, когда некуда было бежать. Пытался защитить семью. Спрятать от угрозы. Выполнял приказы, заключив сделку. Попал в команду с Чарли, честно его терпел. Опять выполнял приказы. Спасал свою планету от тирании и – случайно, по касательной – мир (в процессе). У него есть выгода. Но…       – По возможности, – решает он и коротко машет на прощание.       От раздумий разболелась голова.       – Хороший ответ, Эгги. Спокойной ночи, – за спиной раздается смешок, хлопает дверь.       Кажется, они подружились.       В сарае ложится не сразу. Снимает одолженную кем-то из жителей рубаху, осторожно проверяет подживающие раны. На некоторых образовалась сухая корка, но ковырять ее так, в ночи – дурацкая идея. Проверяет ЭХО: ноль сообщений. Диктует короткое голосовое сестренке, интересуется положением дел и новостями. Откладывает передатчик.       Неожиданно думает о Чарли. У них есть темы для обсуждения, незакрытые с последней встречи и раньше, но не то чтобы он знает, что конкретно сказать. В голове только теплый, влажный, манящий рот. Вспоминаются чужая дрожь, бешеный стук в грудной клетке и тихие стоны. И собственное сильное, страстное желание. Что тут скажешь?       Эггзи прикусывает губу. Они столько раз целовались и ни разу не трахались. В ночной тишине положение вещей впервые кажется большим упущением. Эггзи чувствует нарастающую злость: на себя, на Хескета, на происходящее. Пальцы мнут призрачный затылок, тянут за вьющиеся пряди. Очень хочется, чтобы на самом деле. Почувствовать чужое тепло под рукой, укусить, зарыться носом в шею. Не отпускать.       Блять.       – Козлина, – присвистывает Эггзи гневно-восхищенно, щурясь в маленькое окно.       Закрывает его и делает пять подходов по двадцать отжиманий. Ему противопоказано оставаться наедине с собой.       

***

      Неделя близится к выходным, Релайанс расцветает. В среду Эггзи видел первую в городе собаку, здоровую и дружелюбную дворнягу, кинувшуюся вылизывать ему лицо, хотя он просто подошел поздороваться. Эггзи припас для нее шмат сала, но пока не встречал.       В баре сегодня мало народу, и он уходит после обеда к себе. Разбирает и чистит снарягу. Процесс ленный, почти медитативный, если бы не стук. Мощный, резкий.       Эггзи моментально поднимается; тело уже напряжено и готово к броску. Бандиты вернулись? Или буянят пьяные? Криков не слышно, ситуацию не оценить. Руки действуют инстинктивно: перепроверяют магазин, вскидывают пушку к плечу. Жаль, нет времени натянуть спецовку – в ней шанса спрятаться в траве больше, чем в старой гавайке.       Стук повторяется. Эггзи, пружиня при шаге, подбирается к двери. Раз, два, три. Толкает ногой. И останавливается.       – Привет, Эгги.       На пороге Чарли. Уставший, изрядно заросший. Пахнет тиной и потом. Под глазами фиолетовые круги, и скинул килограммов пять, не меньше. Он не торопится войти, а Эггзи теряется, протянуть ли руку. Опускает пушку, рассматривает.       Все неожиданно и представлялось иначе. Вспышка растерянности, гнев – и что-то другое. Мягкое. Оно бросает вперед без сомнений, и Эггзи шагает навстречу, вдруг ясно понимая, что скучал.       Чарли открывает рот, но не успевает, схваченный за грудки. Эггзи втаскивает его в сарай, дергает на себя и вбок, впечатывая в хлипкую стену. Чарли охает, но не сопротивляется. Не хочет? Устал? К черту. Пускай считает Эггзи эгоистом, но сейчас ему нужно не задумываться, а ощутить.       Остальное потом. Все потом.       – Да я же…       – Похуй, – отрезает Эггзи и впечатывается ртом в рот.       Нутро разжимается. Словно внутри разрубили клубок, пустив журчащий ток по венам. Кровь шумит в ушах, он будто оглушен взрывом. Дрожат ладони, выпуская ткань разорванной местами спецовки. С нажимом по животу и выше, крепко ухватиться за шею. Чарли едва слышно всхлипывает, когда Эггзи сжимает загривок, и расслабляется. Податливый, кроткий, блядская овечка. Крышу от него рвет пиздец.       Эггзи застывает на несколько секунд, чувствуя на языке привкус крови. Отступает. Морщится, не в состоянии сдержать улыбку:       – Ужасно воняешь, Хескет.       Чарли тонко усмехается в ответ. Есть в нем что-то змеиное, хищное, но (парадокс) опасности Эггзи не видит.       – Пришлось повозиться.       Эггзи отходит назад, не разрывая зрительного контакта. Напряжение, забытое с вылазки в тюрьму, возвращается и накатывает огромной душной волной. Совершенно нечем дышать, но он продолжает улыбаться.       – Спас инженера?       – Спас, – Чарли изучает его лицо, взгляд опять непонятный, нечитаемый.       Отлипает от стены, подходит ближе. Эггзи думает: надо сказать. У него было время, и он знает, как сдвинуть все с мертвой точки. Ничего не случится, если он скажет. Но язык сохнет и прилипает к небу. Кружится голова. Еще чуть-чуть, и он сдохнет прям так.       – Ты подаешь неоднозначные сигналы, ты в курсе, Эгги? – тихо произносит Чарли, склонив голову набок. Волосы лезут в глаза. – И я, я просто не знаю, что с этим делать.       Эггзи его почти жалко. И себя жалко.       Ебать. Е-бать… Как все привело к этому?       Он поднимает руку и аккуратно трогает Чарли за плечо, скользит пальцами по протезу. Напряжение между ними кристально хрупкое. Только, блять, не сломай.       – Я могу сказать прямо, – старается звучать легко, но желудок уже свернулся дугой. – Давай вымоем тебя.       Чарли кивает, как если бы одобрял план действий. На его лице слишком много чувств.       – А потом?       – А потом потрахаемся.       

***

      Чарли отжимает бритву, чистое полотенце и занимает уличную душевую на полчаса. Воду льет нещадно, сраный транжира. Эггзи приносит два ведра про запас, но молчит. Он видел синяки на шее. Хрен с ним, пускай.       В ожидании слоняется по сараю, полный предвкушения и волнующийся. Несколько раз начинает представлять, как Чарли вернется, и они… Быстро себя обрывает. Блять, такие грязные фантазии сводили его с ума в пубертате, но он давно не подросток. Какого хуя? Какого хуя все впервые вот так?       Когда Чарли действительно возвращается, то выглядит настоящим собой: посвежевшим, собранным и самовлюбленным. Найденные по соседям вещи – футболка с длинными рукавами, милитари-штаны – не портят картины. Наоборот, облепляют в самых нужных местах. Эггзи присвистывает:       – Выглядишь отлично.       – Чувствую себя так же, – согласно хмыкает Чарли.       Эггзи еще немного любуется (без! комментариев!), но быстро замечает: один рукав пуст и завязан узлом.       – Где протез?       Чарли равнодушно ведет плечом:       – Оставил на улице, – брови дергаются, угадывается боль. – Закоротило еще на миссии. Могу принести, если интересно.       Смысл сказанного доходит не сразу. Настигает уже в дверях, бьет вместо подзатыльника. Че?       – «Принести»? – Эггзи свирепо изображает в воздухе кавычки. – Да мы щас найдем этого чертового механика и заставим его чинить твою руку. Он тебе должен, в конце концов.       – Он инженер-проектировщик, Эгги, – поправляет Чарли. – Не его сфера.       – Ваще не ебет, – весомо парирует Эггзи, хватая Чарли за живую руку.       Инженер-не-ебет-как-его соглашается (ну конечно, у Эггзи за поясом пистолет), но предупреждает, что пересобрать сбоящие системы – работа нескорая. Протез Чарли, выпотрошенный на столе, слегка светится синим, потрескивает. Шипит. По металлической оболочке пробегают маленькие искорки, колючие даже на взгляд. Эггзи трогает их кончиком пальца, тут же отдергивает руку. Больно. А как может быть больно, когда ты носишь это на себе? Постоянно?       – Я не захочу знать?       Чарли молча качает головой.       Эггзи тащит его в бар, нужно отвлечься. Возможно, стоит начать с экскурсии, рассказать байку, как в начале месяца обезьяны пытались спереть бухло. Выгоняли буквально всем городом. Вот только займут удобную бочку у входа.       – О, Рокс, – говорит Чарли, прежде чем они успевают сесть.       Высокий хвостик оборачивается от стойки и бросается навстречу.       – Чарли? – Рокс с разбега виснет на шее, тщательно рассматривает его лицо. – Ты еще жив, просто фантастика.       Немая сцена. Эггзи чувствует себя третьим лишним.       – Вы знакомы? – осторожно уточняет он.       Верится слабо: в жизни не бывает таких совпадений. Но откуда Чарли знать, как ее зовут? Вспоминает палящее солнце, трогает собственный лоб. Сто процентов смотрится растерянно и глупо – Рокс хихикает над его выражением лица, но сразу смягчается.       – Конечно.       Дальше время летит незаметно. Оказывается, они и правда знакомы, сначала из-за детства и отцов, что-то там на богатом и благородном, Эггзи улавливает не до конца. Потом – из-за контрабанды алкашки, в ней лишних нет, все и всегда друг друга знают.       – Поверить не могу, что ты контрабандист, Хескет, – фыркает Эггзи, разливая на троих по второй. Хмель потихоньку стучит в висках, но пока это приятно. – Ты же сноб.       Роксана ярко сверкает глазами:       – Эгги, милый, тебя ждет много открытий, – складывает губы в звучную, яркую «о». – Я расскажу.       И действительно рассказывает. Чарли отмахивается, краснеет, иногда ржет, запрокидывая голову, иногда вставляет дохуя важные комментарии. Роксана косится с дружеским снисхождением, но все равно заканчивает истории по-своему. Эггзи не хочется их прерывать. И дело не столько в новых фактах (пиздец, Чарли красился в розовый), сколько в атмосфере.       

***

      В какой-то момент начинают сталкиваться локтями.       От количества выпитого не опьянеешь, но он все чаще натыкается на скользящий, зовущий взгляд. Бок обжигает тепло. Одно, второе, десятое случайное соприкосновение: бедрами, пальцами, коленями. По касательной, едва заметные; Эггзи прошибает до вставших дыбом волос.       Прячется за кружкой, переводя дыхание. Разговор не кончен, перцовки в бутылке на целую ночь, стоит успокоиться и не придумывать разное. Медленно поднимает глаза. Чарли смотрит в упор. Показательно облизывает губы. Боже. Волшебная блядь!       – Рокс, – в горле пересохло, и голос хриплый, предательски слабый, – думаю, нам пора закругляться.       Рокси стреляет глазами из-под длинных ресниц и подхватывает кружки. Хитрая, блять, лисица.       – Конечно, ведь уже очень, очень поздно, – почти выталкивает изо «стола», неожиданно настойчивая. – Валите, я уберу.       Через минуту они на заднем крыльце. Эггзи жмурится, он заметил ее лукавое, проницательное лицо. Стыдно. И блядски неловко.       – Она все поняла?       Вместо ответа Чарли берет его за руку. Щеки обжигает дыхание, губы у губ. Горячо. Крышесносно. Ладно, к черту, забыли.       – Пойдем, – шепчет Чарли, и Эггзи скорее ощущает слова кожей, чем слышит. – Не здесь.       Заторможено спускаются по ступеням. В голове белый шум, мир плывет, бросает их к сараю. Чувство, что рядом взорвали гранату. Последний ярд практически ползут по стене, прижимаясь друг к другу, держась на упрямстве.       Под козырьком сарая Чарли улыбается светло и пьяно, даже морщинками у глаз. Что-то замирает внутри. Пиздец.       И Эггзи сдается.       – Блять, – стонет, поднимая руки к лицу, зажимая челюсть под ушами, – ты пиздец, пиздец какой. Невозможный.       Чарли сдавленно смеется, словно не веря. Поддается первым. Целует. Вот теперь гранату действительно взорвали. Она впилась в тело осколками, разъебашила, вывернула наизнанку. Ничего не осталось.       Эггзи впихивает их в дом на остатках здравомыслия, наугад захлопывает дверь, толкает к ней Чарли. Притискивается всем телом, ладони шарят по груди, животу, цепляются за талию. Чарли стонет, стоит лишь надавить на поясницу, прогибая навстречу. Запрокидывает голову, отчаянно ища воздух. На шее капельки пота – Эггзи ловит их языком, прикусывает кадык. Мускус, травы, ваниль. Откуда последнее? Неважно, важно, что Чарли крупно, довольно дрожит. Протягивает руку, обхватывая спину, оттягивает ворот, щекотно гладит лопатки.       И вдруг отстраняется. Сбитый с толку, растерянный, злой.       – Что-то не так? – Эггзи ищет ответ в его глазах, чернющих, обдолбанных, как у наркомана.       Чарли скалится, мотает головой.       – Ты мне скажи, Эгги. Это проблема?       Эггзи опускает взгляд: между ними пустой рукав. Секунду тупо разглядывает узел. Если честно, он об этом не думал. Не думал, что это может так задевать.       – Все в порядке, Чарли, – ласково говорит он, прижимаясь снова. Рот Чарли искривлен усмешкой; хочется сцеловать даже крошечные сомнения с его губ. – Никаких проблем. Никаких проблем, правда.       Чарли смотрит пронзительно и сдается. Откидывается затылком на дверной косяк, позволяет себя целовать. Повторного приглашения не нужно.       Ключица под зубами острая, терпкая, мокрая. Эггзи прикусывает сильнее разумного, с удовольствием размышляет, как утром красным расцветут следы. Чарли гортанно хнычет, тычется ртом в его рот. Горячий, требовательный, расхристанный донельзя. Жадный язык оглаживает небо. Шепчет:       – Какого хуя мы одеты?       Эггзи согласно стягивает с него футболку. Чарли помогает, задирая руку, потом нетерпеливо дергает гавайку за ворот. Одна или две пуговицы, звякнув, падают на пол. Эггзи снимает ее через голову. Прижимается. Все великолепно.       В ночном свете не видно и половины, но Эггзи ведут ощущения. Пьянея от восторга, он оглаживает заживающие царапины, пробегается по длинному шраму на боку. Пальцы леденеют, когда прикасается к культе у правого плеча. Кожа там неровная, бугрится после десятка операций. Эггзи ласкает ее осторожно, задерживая дыхание, чувствуя останавливающееся сердце. Наклоняется поцеловать.       Хочется сказать Чарли, какой он красивый, но он жмурится. Тихо, отчаянно стонет. Пиздец.       – Хватит, – резко толкает их к кровати. – Хочу тебя, не могу.       – Прости, детка, я сегодня без гандонов.       – Плевать, разберемся.       Падая, Эггзи прячет улыбку и ловит за пряжку ремня, щелкает, быстро вытягивая ремень из шлеек. Не стесняется надавить на пах, пройдясь по длине. Чарли охает, брови заламываются. Он разнузданный, чутко отзывающийся на каждое прикосновение, и на него так приятно смотреть. Член натягивает собственные штаны, в голове шумит, хочется больше движений, контакта. Эггзи упирается ботинками в матрац, толкается выше, зажимая руку между их телами.       Чарли занят его родинкой: присасывается блядским ртом, оставляя следы. Глаза темные, радужку съел зрачок. Неуправляемый, нежный на грани. Целует еще раз, а потом ложится, съезжает по плечу. Обгоняя, живой, теплой ладонью ныряет под пояс. Эггзи обвели вокруг пальца.       – Это нечестно.       Чарли смеется. Звук грудной, насыщенный, идет глубоко изнутри. Пальцы уже обхватили член, ощутимо провели от головки и ниже. Блять.       – Не люблю долго возиться.       Эггзи не дурак, решительно вжикает молнией. Прихватывает за яйца (держи, сноб, не зазнавайся), прослеживает вены. Бросает вниз короткий взгляд. Член у Чарли как все остальное: прямой и твердый, по-настоящему красивый. Рот непроизвольно наполняется слюной, и хочется так много, так много всего сразу. Пульс стучит в висках.       – Сожми покрепче, – сипит Чарли, кусается в поцелуе.       Задает темп. На сухую получается остро, практически больно и ярко до мурашек. Чарли ведет, берет властно, со всей силой. Иногда от удовольствия закатываются глаза, Эггзи ничего не может с этим поделать. Ему кажется, еще немного, и звезды станут ближе.       – Погоди.       Чарли плюет в руку, соединяя их члены. Его лоб покрыт испариной, капли пота текут по лицу, но он не останавливается и все смотрит, смотрит, двигая в едином темпе жаркой, влажной ладонью. Да, так хорошо, хорошо. Они трутся друг о друга просто фантастически. Не останавливайся, Чарли.       Эггзи тянется к нему и целует, передавая весь свой восторг, чуть присвистывает на особо ощутимом толчке. Под веками – кровавые мушки. Он оголенный нерв, чувствует каждое прикосновение и точно не вынесет долго. Сжимает Чарли за бок, головой упирается в подушку, выгибается. Жар накатывает волнами. Блять, блять, блять.       – Тебе нравится? – у Чарли загнанный, низкий голос. Он прокручивает руку под хитрым углом, прижимается ртом к ямочке между ключиц, шепчет: – Скажи, что тебе нравится.       Ахуеть как, думает Эггзи, кончая. Обязательно повторим.       Чарли делает еще несколько рваных движений и, упав, застывает. Напряженное, крупное тело бьет дрожь. Эггзи аккуратно гладит его по спине, пока она не прекращается.       – Я могу лучше, – отдышавшись и уткнувшись ему в грудь, признается Чарли. – И дольше.       Эггзи чувствует, как горят его щеки. Свои собственные, кстати, горят тоже.       – Ты не видел мою растяжку.       Чарли фыркает:       – Это предложение? Жаль, гандоны остались на корабле.       – Значит, есть повод быстрее вернуться.       Эггзи рисует на лопатках Чарли невесомые круги и слушает стук сердца, пока их не накрывает волной разнеженной дремы. Такая бывает только после отличного траха, приятная, размеренная и пьяная.       – Мне было хорошо, – тихо говорит Эггзи. Его уже уносит, но это важно сказать сейчас. – Но ты ужасно тяжелый.       Чарли тоже плывет, его теплое тело расслабляется, пальцы сползли на бедро. Он отвечает не сразу:       – Угу. Мне уйти?       – Ни в коем случае, – улыбается Эггзи.       Елозит, кое-как доставая из-под них одеяло. Вытирает краешком сперму с живота, сухой частью укрывает их обоих. Пахнет сексом, дождем и распаленной кожей. Чарли что-то сонно ворчит, потом успокаивается, обнимает до хруста.       Эггзи утыкается носом в его макушку. Дальше не помнит.       

***

      Покидают Эдем-6 через месяц. Бурный, полный мата, боли и побед. Сопротивление укрепляется на местах, свергает своего диктатора и радостно вступает в их тухленький космический союз. Начальство довольно, разрешает вернуться на базу. Десантную капсулу как обычно трясет, и они успевают несколько раз попрощаться в полете, но все-таки добираются до корабля. Потрепанные, с десятком новых шрамов. Но живые.       Сдают казенную часть снаряги, докладываются, проходят кучу проверок и наконец останавливаются растерянно в жилом отсеке. Чарли выпрямляется, вскинув нос:       – Тебе направо? – избегает смотреть в глаза.       У Эггзи каюта на троих с сестрой и мамой, стопка непрочитанных ЭХО-сообщений (у Рокс по-прежнему достаточно историй) и куча обычных, домашних дел. У Чарли – комната напротив, абсолютно пустая, если не считать ящика инструментов и пушек на стене. Эггзи видел, больше там ничего нет.       Посыл понятный: они разные. Тут можно спокойно разойтись, забыв о душных болотных деньках. Ага, щас, трижды хуем по всей морде.       Эггзи молча протягивает руку, цепляет Чарли за ремень и тащит за собой. Лицо у того удивленное, не сказать хлеще.       – Че? Ужин у ма ровно в семь, опоздания недопустимы. Для тебя она миссис Анвин, но посмотрим, как будет дальше, – замечает дрогнувший уголок губ, улыбается тоже. Ласково и безапелляционно. – Ночую, кстати, у тебя.       У двери каюты Чарли прижимает его к себе и восхищенно целует. Другое дело.