Ядовитый бабл-гам.

      Коля с удовольствием говорил со своим другом — Барнаулом. Он правда был искренне рад их дружбе, которая началась ещё тогда, когда сам Коля был ещё очень маленьким, но уже весьма амбициозным. С Кару всегда было о чём поговорить, хотя больше всего в друге Сибиряков ценил его тягу к науке, такую же, как у него. Новосибирск тупым не был, хотя в нужные моменты прекрасно притворялся, и замечал очень двусмысленные сигналы от Белоярского, но ответить на них он не мог. К своему же огромному разочарованию Коля оказался однолюбом, который и сам не заметил, как детское восхищение переросло сначала в наивно-сопливую подростковую любовь, а затем в уже крепкое и серьёзное взрослое чувство. А когда понял… Деваться куда-то с тонущего корабля было уже поздно. Новосибирск вырос довольно быстро, взяв разгон до восемнадцати лет физических всего за шестьдесят девять лет обычных. Но это не помешало ему вырасти не только телом, но и мозгами. В конце концов, он с самого детства был очень умным и быстро схватывал новые знания.       В начале двадцатого века он смог очень быстро понять, куда дует ветер, и занял правильную сторону, в отличие от остальных сибирских городов, упорно хватавшихся за умирающую в конвульсиях империю. А ещё он смог понять, кто встанет у руля корабля, поэтому высказывал всяческое расположение именно Москве. И он угадал полностью со всеми своими выборами, получая в награду новый статус. Да, Коля был очень милым и добрым, немного странным учёным, но была у него и другая сторона: хитрая, безжалостная, амбициозная и властолюбивая. Иногда она пугала его самого, поэтому он редко давал ей волю, запирая её и себя в клетки ограничений. Новосибирск точно знал, его таким не поймут и не примут. Томск смотрел на него поражённо-испуганно тогда, в начале двадцатого века. Сибиряков навсегда запомнил этот взгляд и больше никому не раскрывался полностью. Ладно, это было небольшой ложью. Никому, кроме Москвы. Потому что именно ему, чтобы доказать свою способность управлять Сибирью, Коля показал всего себя, даже эту черноту, которую старательно запихивал внутрь себя. Михаил Юрьевич тогда только кивнул довольно и вручил ему Сибирь на блюдечке. Но Коля так и не понял, считать это за принятие его или нет. Любимый наставник, конечно, старался потратить на него время, но был слишком занят всегда, чтобы присутствовать рядом с ним и стать кем-то действительно близким, родным, действительно стать ему родителем. Рядом был Томск, а потом и Омск, но первый его не принял, предпочитая забыть тот эпизод и обманываясь вновь его плюшевой мягкостью, а второй… Рисковать больше Коля не собирался. Вот и прятал клыки и когти.       Барнаул же… Может быть и не испугался его, принял бы, но Коля не мог с ним сближаться, наоборот старался всегда выдержать между ними максимальную дистанцию, чтобы не дать случайно другу ложной надежды. При всём желании, полюбить его он бы так и не смог. Его сердце попало в плен зеленоглазого колдуна, который с огромным удовольствием всё это время топтался по нему туфлями с каблуком. Новосибирск наивным и в детстве то не особо был, а спустя столько произошедшего и вовсе растерял и те жалкие крупицы. Резкая перемена отношения имела под собой какое-то основание, двойное дно. Он это понимал, чувствовал, но пока не знал причины, а ещё ничего не мог с собой поделать. Его несбыточная мечта сама шла к нему в руки, говорила с ним, целовала… От этого он бы не смог отказаться, даже зная, что потом обязательно будет больно. Потому что Руслан не из тех, кого можно привязать к кому-то одному.       Диалог с Кару прошёл как всегда тепло и приятно, вызывая на лице Сибирякова тёплую улыбку и всколыхивая печаль в душе о том, что он выбрал не тот город. Он мог быть с Барнаулом, тем спокойным и тихим счастьем, о котором мало говорят, находя скучным. С долгими беседами обо всём подряд за чашкой чая, с уверенностью в партнёре, со знанием, что есть дом, куда можно прийти в любое время и где тебя примут и поддержат. Но видимо Коля никогда не искал ни лёгких путей, ни простой судьбы, раз выбрал эти горящие американские горки посреди шторма с цунами. Всё же Енисейский обладает не только красными волосами, он сам и есть один большой красный флаг с подписью: «Не влезай — убьёт». Но было в нём что-то… Манящее, таинственное, прекрасное. И дело не только во внешности, хотя назвать Красноярск уродом не сможет даже Челябинск. В нём самом было что-то интригующее, загадочное и поломанное. Мимо чего Новосибирск так и не смог пройти мимо, добровольно кладя голову на плаху, надеясь, что всё же сможет хоть немного починить возлюбленного перед тем, как умрёт сам. Пусть и не физически. Уловив немного злой взгляд, Коля решил тоже сыграть на чувствах Руслана, отомстив хоть немного за все годы. Изнутри поднималась тёмная часть личности, личным бесом нашёптывая ему на ухо, как нужно поступить. Сибиряков в Бога не верил и в Дьявола тоже, но он верил в монстров, ибо сам был одним из них. — Да, родной, это очень интересная тема для беседы. И я абсолютно не против к тебе приехать и посмотреть на это лично. Это просто потрясающе! — сказал он немного громче, якобы пребывая в полном восторге.

«У меня есть не только ты, видишь? Меня любят и другие. Ну что, неприятно? По глазам вижу, что неприятно. Пойми моё состояние теперь хоть немного, вкуси то, что подавал мне на завтрак, обед и ужин столь долго.» — мстительно думал Коля.

      Пользоваться вот так другом было неправильно. Давать ему какую-то непонятную надежду было неправильно. Но всё это меркло перед той наградой, которую получил Сибиряков. Недовольно-возмущённый взгляд зелёных глаз, злобно глядящих на телефон в его руке. И было что-то откровенно нездоровое в злобной радости Новосибирска, но как же было приятно, что Красноярску не плевать. Что его глаза смотрят не с равнодушием, не с насмешкой, не с завистью и не с притворным теплом. — Да, я с радостью тебе всё покажу, Коль! — радостно ответил Кару ему через динамик телефона, — Я тебя встречу! Ты на поезде, на машине или на самолёте? — На машине приеду, ты же знаешь, я питаю небольшую слабость к дальним поездкам на машине. Проведём вместе выходные? Я приеду в пятницу вечером. Не потесню тебя? — Нет, что ты! Ты же знаешь, что я всегда тебе рад. С нетерпением жду выходных! — воодушевлённо ответил Барнаул.       Они поговорили о мелочах ещё немного, не то, чтобы Новосибирску хотелось, он уже чувствовал вину перед другом, но взгляд прожигавший его становился всё яростнее и яростнее. Наконец, Коля закончил диалог, прощаясь с явно почти летающим другом и повернулся с улыбкой к Красноярску. Пришлось усиленно правда ради этого запихивать внутреннего беса глубоко внутри, чтобы улыбка не смахивала на оскал, полный мрачного торжества. — С кем ты говорил? — Руслан умудрился каким-то чудом в тихий голос внести высокую злую нотку. — С Барнаулом. — спокойно ответил Новосибирск. — И ты проведёшь с ним выходные? — тем же тоном произнёс Енисейский, недовольно стискивая зубы. — Да, а что такого? Ты же сам говорил, что мне нужно больше отдыхать от работы, у меня как раз есть немного времени на перерыв после пятницы. — Почему с ним, а не со мной?! — наконец не выдержав, взорвался Красноярск, переходя на очень громкий тон. — А почему нет? — якобы не понял Коля, продолжая говорить спокойным тоном, — Он мой друг и уже очень давно, к тому же мы едем в НИИ, у него там очень интересное открытие. — Потому что ты мой. — злобно отчеканил Руслан, — И у меня тоже есть НИИ, я не тупой. — Во-первых, я свой собственный, во-вторых, я и не говорил, что ты тупой, просто у нас немного разные области исследования и научные интересы. — Что? В смысле? — действительно опешил Енисейский, — Мы вообще-то пара, ты больше не кот, который ходит сам по себе! — Эм… Ну я был об этом не в курсе, если честно. — развёл руками Сибиряков, — Так что…       И тут до Руслана дошло, резко, как обухом по голове: это он там что-то себе придумал. Коля не говорил ему, что любит, их отношения не были никак закреплены словесно. Он так давно состоял в отношениях последний раз, да и не с тем, с кем нужно было, что забыл про все эти правила и условности. Новосибирск действительно был абсолютно свободен и мог спокойно ехать трахаться с Барнаулом, в перерывах между научными дискуссиями. — Теперь в курсе. — злобно сказал Руслан, сквозь зубы, — Мы пара. — он задумался на секунду и понял, что требовать отмены встречи он пока не может, но вот напроситься с Колей и лично всё проконтролировать вполне, — Поэтому я еду с тобой, погляжу хоть, что за открытие, ради которого ты так резко решил сорваться. — А если я против? — спросил Коля, весь этот диалог кормил его внутреннего монстра, заставляя чувствовать радость и удовлетворение, — Может я не хочу с тобой встречаться? Откуда такая уверенность?