Близнецы

      Стена. Стена разделяла мир на Восток и Запад. Стена разделяла их, но они не были настроены оставлять всё так просто.       ФРГ каждый день пытался проникнуть на свои истинные земли, однако его всё время ловили и уводили. Казалось, что надежды на чудо нет, но тут же в поле зрения мелькает его родной брат, но, вместо криков радости от долгожданной встречи, он слышит:       — Уходи от сюда! Тут не рады тебя видеть! — кричал немец, кажется он говорил что-то ещё, но ФРГ его уже не слушал, в нём будто что-то лопнуло и в ушах звенело. На глазах начали наворачиваться слёзы и вместо разговора, ФРГ предпочёл сбежать.       — Слышал о том, что произошло в Берлине? — звучал спокойный голос по телефону с заметным британским акцентом.       — Разумеется! Ужас! Уму непостижимо! Что за молодёжь нынче пошла?! — ругался француз на той линии попутно попивая из своего бокала вино.       — Даже США молодежь для тебя? Я получается тоже? — с долей ехидности поинтересовался Британия, услышав в ответ ворчание собеседника.       — Я предлагаю нам встретиться у тебя и обсудить всё за чашечкой чая! Ты согласен?       — Я буду сильно занят, бумажной работы уж очень много, извини... — начал оправдываться британец, как вдруг услышал:        — через 3 дня в полдень я буду у тебя под дверьми, не обсуждается! И только посмей проспать! — строго пригрозил француз, в серьёз намереваясь наказать Британию, если тот выберет работу, а не друга.        Пусть Франция и всё понимал, но принять как данность не смог около часа ждал свою спящую красавицу, пока сам не проник в чужой дом, начав хозяйничать.       — Может уже развяжешь меня? - недовольно ворчал британец, пока Франция разливал им чай по кружкам.       — Чтобы ты опять за свои бумажки сел и меня совсем не слушал?! Ну уж нет! Я сюда летел, не чтобы на тебя красивого посмотреть, а чтобы новости последние обсудить! — в ответ возмущался Франц. Он сел напротив своего коллеги, лукаво улыбаясь из-за его положения.        — Вот налил ты чаю нам, а пить я его как буду? — тут же улыбка с лица француза ушла, он ударил себя в лоб, поспешив освободить британца, пока сам Британия победно улыбался.        — Ты так много перерабатываешь, что я готов украсть тебя, отвезти в Париж, холить и лелеить, лишь бы ты начал отдыхать!       — Я не так беспечен как ты, я не привык не работать, я родился и сразу за работу, я рождён, чтобы править, жизнь себе такую не выбирал и ты не в праве менять мои устои... — с ноткой печали говорил британец, наблюдая за долькой лимона у себя в чашке.        Франция не знал, что и ответить, во время каждой попытки оправдать свои слова он мямлил и звенел ложечкой в чашке. Подобное поведение забавляло британца, веселило и вызывало на лице легкую улыбку.       — Ты так давно не улыбался... — вдруг прошептал француз, вызвав у своего коллеги бурный румянец.       — А ты так давно не был столь неуверенным... Кажется последний раз ты был таким неуверенным ещё во время Наполеоновских войн! - оправдался Британия, вызвав и у Франции улыбку.       — А ты там как-будто был! Хотя... Ты в те годы любил наблюдать за разборками континента, будто был выше всех нас вместе взятых! — воскликнул француз.        — Что значит "будто"? Я в самом деле считал вас странами не моего уровня — с усмешкой говорил королевство.       — А сейчас то что с тобой? Совсем размяк, сидишь здесь у себя на острове, пытаешься кого-то помирить и каков итог? Не тебе их мирить! — с ноткой грусти и возмущения бубнел Франция и теперь британцу было нечего сказать в ответ, а француз не унимался: — Ну чего ты молчишь? Чего ты вообще смог добиться? М? Что у нас сейчас? Не метафорическая стена, а реальная! Этого ты хотел? Разве этим должна заниматься...       — Замолчи! — воскликнул британец, тут же встав и ударив по столу. — Я уже неоднократно говорил тебе, почему нянчусь с этой парочкой. Разве я виноват в том что...       — В том что ты уже не имеешь такого авторитета как раньше? Нынешнее поколение смотрит только на прошлого тебя, а ты пытаешься доказать им свою нынешнюю важность — парировал Франц на ходу, продолжив: — единственная страна, которая действительно готова из кожи вон лезть, лишь оправдать твоих личных ожиданий — США, а все остальные, когда смотрят на тебя, понимают, что в случае удовлетворения твоих требований, разговаривать им придется с ним. Ты может и захочешь лично высказаться, но это такого эффекта уже не окажет. Пора уже принять это.        Внимательно выслушал Францию, его собеседник молча покинул гостиную и направился в свой рабочий кабинет. Сам француз отказывался мириться с таким окончанием разговора, уже через пару секунд он тащил Британию обратно, а когда Франция усаживал его в кресло, то заметил пару слез на щеках.        — Зачем тебе вообще нужны эти отношения? У тебя уже есть я! — ободряюще говорил француз. Он уже хотел предложить своему другу объятия, когда тот всё же подал голос:        — Я хотел, чтобы он был моим достойным приемником, чтобы всё было как раньше... Торгуют все, воюют соседи... А что я получаю? Ничего я не получаю, одни только убытки...       — Может ну его эту политику? Я же вижу как тебе не нравится бумажная работа! — не теряя энтузиазма высказывается Франц.       — Да чем мне ещё заниматься, если не ей? — с грустью интереуется британец, в ответ получая нежный поцелуй в лоб и шепот на ушко:       — Я же знаю, что ты очень любишь вязание и рисование, а у меня как раз стена в гостиной голая, как... — но договорить Франции не дали, только его флирт начинал приобретать нотки возврата, как прилетала пощёчина. — Ну Брити! Хотя бы что-то вязанное от тебя! Как...       — Как старому заклятому врагу?       — Да! Ну разве мог ты себе представить, что будешь воевать в первой мировой бок о бок со мной?       — Разве мог я представить как французы не привередливы в своих объектах воздыхания? — усмехаясь ответил брит.       — Ты хочешь назвать себя чем-то незаурядным? А может я люблю антиквариат? М? — наигранно возмущённо парировал Франция и, не дожидаясь ответа, Британию за воротник, чтобы как можно отчётливее услышать ответ.       — Так в любви мне ещё не одна девушка не признавалась — с лукавой улыбкой прошептал британец в чужие губы.       — А может это потому что им нужно добиваться империи, которую ты из себя строишь, а мне нужен маленький хрупкий островок? — прошептал француз в ответ, не сдержав своего похотливого желания затянуть Британию в долгий поцелуй.        Очередной день, который начинается с давящей тишины. После того как у Польши забрали возможность видеться с юным немцем, он осознал насколько же ему порой бывает одиноко.       Месяц май, самое время достать из шкафа пластинку с музыкой Вивальди. Весенняя партия скрипки особенно цепляла, даже сам Польша не решался взять свой инструмент для того чтобы подыгрывать исполнителю, уж слишком была виртуозна игра для такого любителя как он. Ему оставалось лишь эмитировать движения игры, полностью отдаваясь процессу, пока его вдруг не отвлёк звон чайника с кухни.       Завтрак проходил уже под летнюю часть серии, дополняя своей мелодией свежие вафли и чашечку чёрного чая с лимоном и домашним ивовым медом. Мед также дополнял вафли, насыщая их вкусом лучше всякого сахара, эта вязкая блестящая субстанция так и наровила растечься по ячейкам свежего мучного изделия, пока Польша нарезал себе в качестве десерта яблочко. Когда все приготовления были окончены, поляк с радостью принялся за трапезу, мелодия скрипки его настолько восхищала, что он даже откусывал в её такт, иногда используя вилку в качестве смычка, пытаясь скопировать дережера.        Осенняя партия подходила к концу, когда Польша доедал последний ломтик яблока. Мыть посуду было ему особо в радость, губка будто плясала в руках своего хозяина, натирая тарелку до чиста. Наконец-то у поляка появляется возможность переодеть льняную пижаму на свободную рубаху и брюки, попутно вспоминая свой список предстоящий покупок на рынке, но от мыслей о молоке и сливках Польшу отвлёк внезапный стук в дверь с особой настойчивостью.        — Хм, кого могло ко мне принести в такую рань? Может у кого-то из соседей закончилась соль? — рассуждал шатен пока подходил к двери. Стук продолжился и кто-то по сторону явно желал выбить дверь из-за своего нетерпения. На такое хулиганство Польша вдруг закричал, ударив дверь в ответ: — Кто там?! Что вам надо? Вам там заняться совсем нечем?        — Ой, Польша, братик! Я знал, что ты дома! Я пришёл в гости! Проведать, как ты, как там...       — Так я тебе и поверил, правду начинай говорить. — резко бросил поляк, почти шипя на БССР по ту сторону.       — Ой, как грубо! Перебивать вообще-то не красиво! И не вру я вовсе! Ну если чуть-чуть... Я просто получил от СССР разрешение самому вершить суд над тобой за тот инцидент с ГДР! Помнишь ведь? — слащаво лепетал беларус, пока поляк по ту сторону начал осознавать, что про тот день совсем не позабыли.       — Ну помню и что ты решил? Вновь докучать мне? — сухо ответил старший, облокотившись на дверь спиной и неожиданно для себя услышал злорадный смех, за которым последовало:       — Ох, совсем нет! Я хотел, чтобы ты был со мной у меня! И чтобы ты не сбежал, я прибью твои ноги к доске! Не волнуйся, только чистым и стерильным работать буду!       — Ты совсем больной? А если в тебя что-то вонзят, ты этого человека тоже будешь боготворить? — отойдя от двери поинтересовался Польша, в ответ на что БССР вновь посмеялся.       — Ну конечно же нет! Я ведь не нарушал с отцом договоров в отличие от тебя! Он когда узнал, в Сибирь тебя хотел послать! Но я, как любящий брат, спас тебя! Ты должен меня... — пока младший занимался самовосхвалением, прословляя свой надуманный героизм. А тем временем поляк уже отошёл на кухню на поиски ножа, для чего? Через пару мгновений Польша уже раскрывает дверь перед белорусом и вонзает холодное лезвие в чужое тело, с лёгкой улыбкой наблюдая за тем, как одежда багровеет,а из уст его самозваного брата звучит истошный крик, вместо слащавой речи. Пускай он понесет наказание и за это, но разве может быть хуже? Потеря советской жемчужины, своей ответственности, высшее преступление из возможных для него, рана какого-то БССР будет не столь уж и важна.       — Нож в печень, никто не вечен, так у вас говорят, да? Оу! Моя любимая партия! — и поляк тут же поспешил в гостиную насладиться зимней партией в концерте. Судьба ножа его не особо волновала, новый приобрести не помеха, хотя вещь всё равно жалко.        После грандиозной зимы звучит куда более весёлая и энергичная мелодия, которую прекрасно дополняла истерика за дверью, награда для ушей да и только. Вскоре Польша для себя отмечает, что его территориальный сосед устал кричать и по всей видимости отправился искать себе любимому помощи. Мелодия продолжается и её слушателя так и тянет на танцы, пусть и без партнера, но он привык разделять классику наедине с собой.       Через некоторое время слышится более аккуратный и тактичный стук в дверь, настолько аккуратный, что он некоторое время остается без внимания, однако на этот раз гость из терпеливых и тактично ожидает, когда музыка стихнет и к двери вновь подойдут.        — Пришёл вернуть мне нож, да? Оставь себе на память! — с ехидством говорит Польша, ликуя от своей маленькой победы, однако ответа не слышится, ровно как и стука. Может ошиблись дверью?        Звучит щелчок внутреннего замка и голова поляка просачивается в подъезд. Первое что он видит, свой нож прямо у лица, а второе это массивное высокое тело, и когда Польши встретился с чужим, он увидел холод, ненависть, отвращение, шквал из негативных эмоций, которые уж очень хорошо держали. Сомнений нет, беларус предвидел возможное сопротивление и привез с собой РСФСР, сражение с которым уже неравный бой. Польша спешит вернуться в квартиру и всем телом навалиться на дверь, чтобы поскорее создать преграду реальной угрозе. Мысленно, поляк уже думал план побега, как вдруг заметил чужой сапог, который не давал двери закрыться, а уже через мгновение по двери пришёлся удар, который сбил старшего с ног, став лёгкой мишенью для русского.        — Я бы простил вам инцидент с ГДР, всё же вы не стали скрывать его. Но за этот нож вы понесете наказание уже от меня. — строго проговорил РСФСР, подходя к лежавшему телу. Мощная рука берётся за воротник и бросает тело на плечо. Пару минут русский осматривал квартиру на наличие ключей и включённой техники, дабы на душе Польши было спокойно за свою нору, которую он мог не скоро увидеть.       — Просыпайся, братик! Твой братик Белоруссия скучает без тебя! – слышится где-то в далеке знакомый голос. Кажется он не видел еды уже несколько дней и потерял сознание в пути. Одно ведро с ледяной водой и Польша бодречком, тяжело дышит, осматриваясь по сторонам, пока не видит перед собой чужую надменную улыбку. — с пробуждением, братишка! Я так рад, что ты наконец-то навестил меня! Чаю? Яблок?        Поляк почти сразу догадался, что связан, но потом он заметил у своего стула биту для бейсбола, вдруг испуганно установившись на БССР.        — А ты догадливый братик! К сожалению РСФСР разрешил мне сломал только две конечности... Начну с той руки, в которой ты держал нож, а закончу твоей ведущей в танцах ногой! — лепетал обезумевший беларус, тут же хватаясь за свою игрушку и нанося первый удар в корпус.        Одного раза оказалось мало. Сначала БССР использовал тело жертвы в качестве пиньяты, где вместо конфет были кровь и осколки костей Польши. Сначала в негодность пришла левая рука, сломанные кости, а затем сворачивание этого месива в спираль, чтобы услышать самые громкие крики на памяти беларуса. К ноге был иной подход, сначала были нанесены ранения ножом, который в последствии остался внутри, после чего по нему начали приходится удары с целью оторвать ногу. К счастью Польши за ними наблюдали со стороны и лишить его ноги не дали, вынудив бросить восстанавливаться. Но стоило восстановить все переломы за неделю, как БССР возвращался и менял конечности, так раз за разом, в течение месяца.        В очередной раз восстановившись, Польша уже ожидал встречу с тем психом, что называл себя любящим братом, но вместо него пришёл РСФСР, на удивление с пустыми руками.        — Задушишь?.. - всё что мог прохрипеть поляк сорванным голосом, как вдруг услышал знакомого Вивальди из громкоговорителей, даже не сразу поверив своему счастью.        — БССР давно хотел научиться играть на скрипке, я предложил учиться играть ему по твоей любимой музыке, а тебя использовать как учителя, слушателя и оценщика. Естественно он воспользуется твоей скрипкой. — спокойно ответил русский, с тоской наблюдая, как жертва ломается, начинает плакать, но не в силах умолять пощадить дорогие ему вещи. В глубине души он и сам понимал, чтобы сравнять чувство утраты ему необходимо пережить подобное.       Прошёл следующий месяц, близился август и к БССР поступает указ об освобождении Польши с полноценным курсом реабилитации и как бы это не звучало противоречиво в сравнении с изначальным планом наказания, пришлось повиноваться. И только во время медицинского осмотра врачи обнаружили на руках и ногах шрамы, которые не поддавались исцелению по средству регенерации. Поляку было уже совершенно плевать, всё чего он хотел, это увидеться перед немцем и обнять его.