Фосфор

Мона все же немного опаздывает. Не по своей вине конечно, нет. Если бы не Хайтани, то все смогла бы успеть. Она не потерялась бы в городе, потому что осталась без телефона, нет. Всего этого бы не было, если б только не это двое. После встречи с Хайтани постоянно все идёт на перекос. Это уже какой-то парадокс. Неужели никаких нельзя ограничиться случайными встречами с ними в этом мегаполисе? Она печально вздыхает, усаживаясь на стул за одним из столиков. — Прости, не думала, что задержусь, — запыхается. — Мона, почему трубку не брала? Я тебе звонила пять раз! Ох, как же хочется все рассказать. Вот прям все за раз, но понимает, что нет. Она не хочет обременять этим своего нового друга. Она могла бы назвать это своими личными проблемами, которые нужно решить, поэтому придумывает ложь, смешивая её с частичкой правды. — Телефон сломался, — в голосе прослеживаются нотки печали. — Мы созванивались буквально сегодня с утра, как он мог так быстро у тебя сломаться? У тебя что-то случилось? — Кацураги-сан, все нормально, не стоит так за меня переживать! — старается быть осторожной, что выходит очень плохо. Все же её бывший менеджер довольно проницательная женщина, она уже поняла, что ей врут. Девушка старается не вываливать свои лишние траблы на неё, ведь для Моны она стала старшей сестрой, как бы наивно и глупо это не звучало, ведь работала там она буквально ничего.. — Нет, совсем не нормально, — Женщина накрывает её руки своими, заглядывая в глаза, для того, чтобы установить зрительный контакт. — Расскажи мне. Её голос, словно колыбельная. Под таким натиском она и правда раскалывается. Сложно врать, когда человек желает тебе добра. Моне, тем более. Уж слишком она открытая, когда дело касается разговоров. Если будет нужно, то язык за зубами конечно держать будет, но это явно не тот случай. Она сдается. Рассказывая, что произошло за этот день, что произошло тогда в магазине, но про то, что пустила одного из Хайтани за порог своей квартиры решает умолчать, похоронив в своих мыслях с надеждой, что Риндо сделал тоже самое. Этот момент своей жизни она предпочитает держать за семью печатями, не вспоминать и забыть как страшный сон. Кацураги молча слушает её, не перебивая. Выдавало только её выражение лица. По женщине было видно, что та переполнена эмоциями с рассказа, который только что услышала. И то ли она была зла, то ли возмущена, Судо сама до конца не понимала. — Вот гниды, — женщина бьет кулаком по столу, обращая на себя внимание других посетителей. — Я спокойна лишь за то, что ты цела. Мона смотрит в свою чашку с кофе. Лицо у неё мрачное. Она пару минут о чем-то думает, прежде чем сказать : — Я хочу написать на них заявление. Если будет нужно, то буду судиться. — Дорогая, боюсь, что в этом деле ты проиграешь. Девушка не понимающе смотрит на нее, вопрошая, почему это так? Они обычные уличные хулиганы, которые не понимают, что вредят окружающим. Раз уж натворил, то будь добр, бери на себя и последствия. Судо хочет возмутиться, высказать свои мысли по этому поводу, ведь как это так! В её понимании, эта парочка и вся остальная, как выразился Ран, стая, должны сидеть либо в камере, либо отрабатывать в колонии для несовершеннолетних. Они паразиты для спокойной общественной жизни. — Ты наверное не знаешь, но наше кафе уже пыталось таким образом заставить Хайтани возместить ущерб, причем не один раз. В её тоне чувствуется напряжение. Теперь Судо ясно понимает, что эти двое портят жизнь не только ей, хотя, это можно было предполагать. — Дети богатых мажоров всегда смогут откупиться. Теперь, думаю, что ты понимаешь, почему тебя уволили. Владелец как узнал из левых уст, что ты вязана с этими двумя, как с цепи сорвался! Мона теряется. Нет, она все так же хочет написать заявление, но теперь уже явно сомневается в своей победе. Ей явно нужно переосмыслить услышанное. Может, поменять стратегию своего плана. Отступать она явно не намерена, тем более, после сломанного телефона и открытых угроз, которые были посланы ей не один раз. Она уверена, что должна добиться правды и справедливости, чего бы ей это не стоило.

***

Воскресенье. Громкий стук в дверь ранним утром насильно заставляет подняться с мягкой постели. Такими темпами она в свой выходной и не поспит. На ноги цепляет тапочки, шоркая ими от спального места до входной двери. Стук был непрерывистым и громким. Наверное сейчас и соседей разбудят. Время то..ладно. Уже полдень. Судо на носочках тянется к глазку, чтобы посмотреть, кого к ней такого важного занесло. Смотрит, напрягается, ведь никого не видно. На ум приходят дети, что решили поиздеваться над жителями, но стали бы они ради какого-то розыгрыша так долго долбиться в двери? В мыслях крутятся другие лица, которые она старалась не брать во внимание. Когда дверь стали колотить ещё сильнее, то Мона уже напугалась. В душе затаился вновь страх за свою жизнь, ведь стук звучал довольно грозно. Она прислоняется к двери, в надежде, что сможет услышит чьи-нибудь голоса. — Моня, открывай. Я знаю, что ты дома, — пролепетал человек по ту сторону двери, словно зная, что она слушает его. — Твой топот было очень хорошо слышно через эти тонкие стены. Этот кто-то знает её имя. Ну, почти знает, коверкает. Это явно парень и она ещё больше не хочет открывать дверь. Теперь она точно уверена, кто это мог быть. Старший Хайтани под её дверью и это не то, чего ты хочешь узреть с утра пораньше. — Свалил нахер. — огрызается девушка, полотно придерживая ручку двери. На всякий случай, вдруг ломиться начнет. — Я хочу с тобой поговорить. Это важно. Важно? Судо кривит губы. У нее все в печёнке сводит от него и его брата. То, что он заявился к ней посреди дня ради разговора, выводило ещё больше. По её мнению, они даже права не имели на глаза ей попадаться, не то что говорить с ней. Уж больно много чести для одного. Жила себе спокойно, а тут на тебе. Два отбитых уголовника прицепились. — Я уже написала на вас заявление в полицию, так что разговаривать будешь не со мной, а со своим адвокатом и дядей в форме! Врёт. Нагло врёт, лишь бы он ушёл. Заявление она никакое не писала, хотя бы просто потому, что просто не успела за вчерашний день. Но сейчас понимает, что после его ухода это будет её первой задачей с пометкой на галочку в своих планах. Может их и не посадят, но дистанцию соблюсти должно помочь? — Я хотел извиниться, — честно признается он. — В качестве компенсации я принес новый телефон. В голове невольно всплывает вчерашний диалог с Кацураги и её брошенная фраза о богатых детях мажоров, что могло означать статус чужой семьи. Не каждый человек, тем более хулиган, будет позволять шиковать себе, покупая каждому второму пострадавшему от их рук телефон. — Решил жалостью давить? — в голосе усмешка. — Я на такое не поведусь. Свои подачки можешь оставить себе, просто свали с глаз моих. Она приоткрывает дверь, чтобы он отчётливо смог услышать эти слова. Ран Хайтани и правда стоял с небольшим пакетом из магазина с техникой, наряженный, словно на парад. — Мона, — называет её по имени. Как-то в одной из книг по психологии Ран вычитал, что если ты хочешь расположить к себе ближе человека, то стоит называть его по имени. И кто бы мог подумать, что этот метод можно будет попробовать применить на практике. — Что? Я сказала, проваливай. — Мне правда искренне жаль. Я хочу загладить свою вину и наладить с тобой отношения. Она не верит ни единому из его слов, ведь боится. Боится за свою жизнь и остерегается. От него за километр уже веет опасностью, а на лице либо эта гаденькая улыбочка, либо жуткая безэмоциональность. Видимо, у них с Риндо это семейное. — А я не хочу этого, так что уходи, — пытается закрыть дверь, но похоже, что зря её вообще приоткрывала. Хайтани удерживает её рукой, подставляя ногу, чтобы та не смогла закрыть. — Не уйду, пока не впустишь меня и мы не поговорим, — настойчиво упирается, лишь бы впустила. — Заметь, я пытаюсь перед тобой извиниться, унижаюсь тут стою, а ты ломаешь как- — Как-то? Телка? Шлюха? Мне не нужны твои извинения. Кажется, что её хватка все же ослабла. Дверь громко хлопает, открываясь ещё шире. Ран с довольным видом проскальзывает вперёд, пока хозяйка квартиры пыталась остановить его и удержать несчастную дверь. Снимает обувь, отдавая в руки злой хозяйке пакет с новой техникой и вальяжной походкой проходит к дивану, усаживаясь на нём, как на троне. — Теперь можем и поговорить. В первые секунды она словно в трансе, не понимает, что произошло, но потом на нее накатывает волной злости. Ран Хайтани, чтоб его. Она кричит на него, пытается выставить вон за дверь, но он словно скала. С места не сдвигается, сохраняет полное спокойствие, в отличии от Моны, что готова рвать и метать молниями, лишь бы он покинул её квартиру. Мой дом – моя крепость, и сейчас в её крепость проник посторонний. Она смотрит из под лобья, словно обижены ребёнок и так забавно хмурит брови, что в душе Ран смеётся. Злиться она явно не умела. — Сядь. Поговорим, — зовет её, словно собачку, похлопывая по поверхности дивана. — Нам с тобой разговаривать не о чем. Проваливай. Парень хмыкает себе под нос, понимая, что ничего другого он от неё не дождется, но терпение как его второе я. Он будет выжидать. Не важно сколько, ведь на данный момент у него полно времени. Если нужно, то он и целый день на неё выделит. Хайтани посматривает на часы, оглядывается, разглядывая обстановку в квартире. Судо смотрит на него презренным(?) взглядом, словно на жука. Резко замолкает, ведь все её слова «пошёл вон» пропускает мимо ушей. Хочет позвонить хоть кому-нибудь, прося о помощи, но у нее нет даже стационарного телефона. По истечении молчаливых пяти минут и слежки за действиями парня, что то ногти свои рассмотрит, то волосы покрутит, она сдаётся. Лучший способ атаки – нападение? Вот и она решает, что вариантов нет. Придётся действовать. Девушка тяжело вздыхает, присаживаясь рядом. — Хорошо, — тянет на выходе, облокотившись на одну руку. — Давай поговорим. Временно, но вынуждено принимает правила неизвестной ей игры. Он получит от неё этот разговор, который, как она думает, ничего не даст ему. У нее свои правила, с которыми придётся смириться уже ему. Ран меняется в лице, мягко улыбаясь ей. Отлично, он явно рад, что дело пошло в его пользу. — Замечательно, — тянет он с ехидностью. — Расскажи что-нибудь о себе. Передает слово, от чего ей хочется рассмеяться ему в лицо. И это все, о чем он хотел поговорить? Выглядит как насмешка с его стороны. Она была настроена на серьёзный разговор, в последствии которого они смогли бы расставил всё точки над "и" и больше не контактировать, но как она могла не учесть непредсказуемость поведения. — Ты и твой брат действуете мне на нервы. Хочешь услышать что-то ещё? — Ты же гайкокудзин, не из Токио? — кажется, что он пропускает все её слова, что его не интересуют, мимо. У него, честно говоря, уже уши вянут от её односложных предложений. Неужели с ней придется туго? Судо кусает губы. Ей не хочется отвечать на его вопрос. Совершенно нет. Она вновь молчит и ничего не говорит. Хайтани не тот человек, которому она могла бы рассказать такое. В голове её настигает штурм панических мыслей, от которых она хочет избавиться. Повырывать волосы на голове, а может и ресницы. Станет легче, от этого всегда становилось легче. — Я заметил это по твоей речи, да и внешность говорит сама за себя. Ты довольно хорошо говоришь по-японски, акцент у тебя практически не заметен. Она все так же молчит. Если он продолжит в таком духе, то.. она не знает. Ей просто очень не хочется говорить на эту тему, тем более с человеком, которого не выносишь. Тем более затрагивать тему про её семью, жизнь. Она вообще не хочет, чтобы Хайтани знал о ней любую информацию. Это заставляет её чувствовать себя под прицелом смерти. Словно это будет знак того, что в любой момент её жизнь сломается на до и после. — У тебя есть братья или сестры? Ещё один вопрос. Словно нож в спину, глубоко и режет больно. Пальцы на руках подрагивают, пока она теребит края спальной футболки. Кажется, вот-вот и заплачет, да так, что на взрыд. И не остановиться потом, потому что больно. Зачем он вообще спрашивает о таком? Судо не вспоминает об этом, не хочет вспоминать, но если напомнить, то всегда как в первый раз, разочарование и боль. Сейчас наверное сидит и радуется, что довел её. Голос у Рана спокойный. Он вновь замолкает, ждёт её ответа, но получает лишь звенящую в ушах тишину. Когда он говорил о том, что хочет с ней поговорить, он не имел в виду молчание и жалкий плаксивый вид. Хайтани осматривает её, подмечая для себя её трясущиеся пальцы. Глаза бегают, волнуется. — Хорошо. Раз не хочешь говорить, то буду говорить я. Мона бросает на него свое внимание, смотря пустым взглядом, но похоже, что рассматривать собственную футболку для неё более увлекательное занятие, чем слушать ненужную ей информацию. — Риндо — мой брат, думаю, что ты уже знаешь это. Мы с ним везде и всегда вместе. Дороже него у меня никого нет, — сам того не замечая издает смешок, ловя в своих воспоминаниях древние флэшбеки. — Знаешь, я- — Пожалуйста, хватит, — тихий голос издается с небольшим хрипом после молчания. Он дрожит. Хайтани рассматривает её лицо, что она закрыла волосами. Светлая ткань ее футболки покрывается каплями от слез. Все же Кацураги не соврала, — думает Ран. С такой информацией он имеет хороший рычаг давления, что срабатывает моментально. Может видеть её на сквозь, ведь сейчас она прямо на его глазах дала трещину своей обороны, стоило лишь надавить на слабые точки. Он видит её, как на ладони. И хоть он радуется, на деле Хайтани поворот событий с этим плачем не устроил. Он не думал, что довести её до слез будет настолько просто. Рассчитывал на то, что она будет открыта к нему, но перегадал.. — Мона, — называет её по имени. — Что? Что ты от меня хочешь? Нравится доводить людей? Нравится смотреть, как кому-то плохо? Она убирает волосы с заплаканного лица, из глаз все еще бегут слезы, но уже непроизвольно. Она не хотела плакать, но это было выше её сил. Лицо покраснело от слез, а нос заложило. От чего-то в душе у Рана все сжимается. Наверное, оказавшись на её месте и потеряв Риндо, ему было бы тоже горестно. Он садится перед ней на колени, убирая выпавшие пряди ее волос за ухо. Мона ворчит, говоря, чтобы он не трогал её и уходил. Бьёт его по рукам, но Ран слишком напорист, поэтому его это не сильно то и останавливает. — Хочешь, можешь мне рассказать, — предлагает ей, уже зная, что та откажется и с этим отказом обнимает её. В его объятиях она показалась Рану очень худой. Словно если он будет обнимать сильнее, она сломается, словно фарфор. Судо онемела, не ожидая таких действий. Она напрягается и через пару секунд тут же пытается его с себя спихнуть, но Хайтани прилип как липучка, которая не хочет отцепляться. — Тебе нравится море? — наконец отстранившись спрашивает у неё. У Моны мысли в кашу, но она неуверенно кивает. Ей не нравится этот поворот, ой как не нравится. На душе появляется камень, тащащий все её внутренности на дно, а в голове пустота, из-за чего ей немного сложно думать. — Отлично, тогда поехали. Даю тебе время на сборы, — выгоняет её в уже найденную им ванную комнату. Судо и правда решает себя привести в порядок. Умывается, наносит немного косметики и в чистой одежде выходит, закрывая за собой дверь. В голове прокручивает мысли, что нельзя сдавать свои позиции. Она ведь хочет заявление на них писать, а не гулять под ручку по городу. Ругает сама себя, пока обувается, спускается вниз с Раном на лифте, что, спасибо, починили. И все ещё думает, как правильнее поступить в такой ситуации, пока глаза её не встречаются с грудом железа, которое любители таких вещей называют байком. — Это что? Ран озадачено смотрит на неё, уже успев усесться поудобнее. Мона успевает заметить, что тот ездит без какой-либо защиты. Не удивиться, если он ещё скажет, что у него прав нет. — Просто садись уже, — и она слушается его, понимая, что согласилась на авантюру, что не входила в её планы на этот день. Садится сзади, окольцовывая руками водителя и прижимаясь к нему жмуриться, уже готовая ехать.