punctum caecum

      — Забирайся под стол. Вот так просто Серёжа смотрит на него и отдаёт приказ. Дима тяжело дышит, всё ещё ошарашенный недавним поцелуем, на который он, в общем-то, ответил. Игорь думает: мог действовать на адреналине. А теперь может жалеть или думать о том, как сбежать.       Знает Игорь кое-что. В прошлом у Димы была интересная подружка. Он с его лучшим другом были в неё влюблены. Дима уехал в другой город, а подружка осталась в прошлом. Это был чистой воды побег в новую жизнь без оглядки на то, что был у него с этой девушкой первый поцелуй. И вот теперь Дима, возвращаясь в то самое прошлое, в то место, где вырос, избегает встреч с этой девчонкой. До сих пор не решается взглянуть ей в глаза. Обмолвиться несколькими фразами. Мысль, которую Игорь пытается сформулировать, звучит примерно так: даже самые смелые испытывают страх. Даже Дима, в его идеализированном представлении, может совершать ошибки.       Игорь смотрит на него, пока Дубин этого не видит, но стоит им пересечься взглядами, как оба замирают, не решаясь сделать первый шаг. — Под стол, — повторяет Серёжа. И видит бог, он ненавидит повторять что-то по несколько раз. — Или ты хочешь, чтобы это сказал Дима? Закон Мёрфи не утверждает наверняка, что случится что-то плохое. Этот закон гласит — если что-то должно пойти не так, оно пойдёт не так. Или — что должно произойти, то и произойдёт. И это никак не связано с фатализмом. Таким образом, Игорь понимает, что даже если бы он не усомнился в безупречности Разумовского, ему бы всё равно пришлось опуститься на колени. Найти предлог даже проще, чем убедить кого-то выполнять приказы. Олег вмешивается, когда создаётся впечатление, что весь мир замер, чтобы взглянуть на них и на разрешение образовавшегося конфликта сторон. — Возможно, сейчас не лучшее время для этого. Ничто так сильно не раздражает Серёжу, как собственные ошибки. Как неправильно сложившееся мнение о человеке или о взаимоотношениях между двумя людьми. Серёжа смотрит на Дубина в упор и спрашивает прямо: — Чего ты хочешь? — Я хочу знать, чего хочет Игорь. — А если я за него скажу? — Серёжа улыбается. — Скажу, что он хочет тебя. — Нельзя говорить наверняка. Не заметить болезненной привязанности к человеку — шутка из психологического арсенала Димы. Он говорит об Игоре так, будто тот не сидит рядом, будто не слышит их разговор. — Можно, — Серёжа касается его руки и Дима с удивлением замечает, что улыбка у него искренняя. — Особенно, если человек находится рядом и совсем этого не отрицает. О. Даже сидя в очках, самого важного Дима так и не замечает. А теперь смотрит и да — Игорь не молчит на те вещи, с которыми не согласен, и раз уж сейчас тихо, то вывод напрашивается сам собой.       Дима сглатывает. Дима выдаёт: — Забирайся под стол, Игорь. Как и было тебе сказано. Живее.

***

      Игорь Гром, которого Дима знает, никогда бы не сделал что-то подобное. Игорь Гром, которого Дима привык видеть, никогда бы даже наигранно не изобразил послушание. Но тот Игорь Гром, которого Дима не знает, но видит сейчас, стоит на коленях и расстёгивает жёсткую ширинку на его джинсах. Игорь Гром, которого Дима сейчас только узнаёт, принимает в рот полувставший член с хлюпаньем и сосёт так, что срывает тормоза в первые секунды. И Дима снова возвращается к мысли, что тот Игорь Гром, которого он знает, точно не берёт в рот член до конца с первого раза. Скорее всего — он вообще не берёт член за щеку. Но этот Игорь Гром — он другой. Какой-то особенный и новый, вылепленный чужими руками только для того, чтобы им пользоваться, запуская руку в непослушные волосы. Чтобы надавливать на затылок и вжимать носом в лобок. — Тебе нравится, какой он? — шепчет на ухо Серёжа, и Дима всем телом чувствует, исходящее от него давление. — Он хорошо старается? Думаю, его надо за это похвалить. Дима растерянно кивает. Во рту становится до неприятного сухо. Он смотрит вниз, как старательно Игорь втягивает щеки. Член твердеет окончательно, и Грому явно не так-то просто удерживать его во рту, когда головка упирается в заднюю стенку. Игорю будто тоже шепчут на ухо: открой гортань, не выталкивай, ты сможешь принять больше. Давай, Игорь, старайся. Дима на выдохе произносит: — Игорь? Тот мычит в ответ с его членом во рту, посылая по всему стволу приятную вибрацию. Какое-то особенное блядство. Дима поглаживает кожу его головы, пропуская пряди волос меж своих пальцев. — Мой хороший, ты так стараешься для меня. Знаешь, как мне сейчас хорошо? Ты можешь это почувствовать. Мой член дёргается только от одного осознания, что рядом — ты. И ещё от того, как ты расслабляешь горло. В твоей глотке так хорошо. Её хочется выдолбить до хрипоты в твоём голосе. Слышишь, до чего ты меня доводишь? Ты потрясающий, Игорь. Смелее, продолжай. По другую сторону стола Олег шумно выдыхает, не веря услышанному. Серёжа бросает ему короткий самодовольный взгляд, в котором не просто читается, а ярко высвечивается «я же говорил».       Игорь наклоняет голову. Его щеку оттягивает крупная головка. Дима не сдерживается и кончиками пальцем поглаживает лицо. — Ты такой красивый, Игорь, — выдыхает с нежностью, которую никак не скрыть. Игорь с причмокиванием выпускает член изо рта, поднимает голову и упирается взглядом в раскрасневшееся лицо Дубина. Прежде чем он успевает открыть рот, Дима ему говорит: — Не надо, — и большим пальцем мажет ему по влажным губам. — Ничего не говори. Просто продолжай, ладно? Он с осторожностью обхватывает нижнюю челюсть, и ждёт, пока Гром откроет пошире рот, после чего сам натягивает его на свой член, помогает двигаться. И Дима даже забывает, что в комнате они не одни, пока Серёжа снова не подаёт голос. — Олеж, может, ты тоже мне отсосёшь? А то я сижу здесь без всякой ласки. Дима отпускает Игоря и тот продолжает отсасывать в заданном ему ритме. А сам же он проверяет, правильно ли понял чужие слова. Он тянется к Сергею, и тот с готовностью принимает его в полуобъятия, тут же утягивая в поцелуй, будто только этого момента и ждал.       Олег остаётся на своём месте, только руку опускает под стол, чтобы погладить Грома. В глубине души он понимает, какие чувства сейчас Игорь может испытывать: желание, смятение, стыд. Олег и сам помнит, каково было впервые целовать Серёжу, когда единственное, что их всегда связывало — теплые платонические отношения, то, что обычно называют тесной дружбой. Олег садится пониже, чтобы рукой дотянуться до ремня на штанах Грома. Тот не издаёт ни звука против, поэтому Олег свободно приспускает его штаны. На тот случай, если Серёже кто-то понравится или если ему приспичит переспать где-то, помимо их спальни, Олег в кармане своих джинсов всегда носит несколько квадратиков со смазкой. Один из них он открывает зубами, пока все трое оказываются заняты друг другом.       Оставаться в стороне — это точно не про Олега. Его пальцы, смазанные наспех, проходятся между ягодиц. Гром тихо стонет, но даже не пытается сжаться, когда пальцы ввинчиваются внутрь. Олег видит, как Серёжа отстраняет лицо Димы, желающего продлить поцелуй, и, если совсем уж откровенно, Волкову тоже хочется попробовать, хочется почувствовать, как целуется Дима. Достаточно ли он раскрывает рот, понимает ли на подсознательном уровне, чего хочет партнёр и движется ли синхронно с чужим языком. Это не история про то, когда хочется всего и сразу. Олег точно хочет кое-какой последовательности. Для начала — поцелуй и несколько касаний. Потом — более тесная близость и, может, несколько фраз, адресованных друг другу. Олег видит особую красоту в постепенном сближении. Ту красоту, которую с трудом может уловить Серёжа, бросаясь на тех, кто каким-то образом привлекает к себе внимание. Часто — определённой нестандартностью. Серёжа мастерски находит необычных людей. Тех, с кем всегда интересно. Тех, с кем Олег бы хотел видеть это самое постепенное сближение. Возможность прочувствовать. Узнать.       Растянуть под себя. Олег проталкивает пальцы глубже. Легкое сопротивление кажется настолько незначительным, что он повторяет это движение запястьем. Он даже не ставит себе в цель растянуть Грома под кого-то, он просто наслаждается происходящим. А Дима снимает с переносицы очки и сам тянется за ещё одним поцелуем. Серёжа с тихим стоном пропускает его язык в свой рот, не заботясь о нехватке воздуха, о том, что даже не успел отдышаться. Дима в меру настойчив. И он тянет руку к Серёже, чтобы тот её обхватил. Так по-наивному добро, будто только и собирается с ним целоваться до рассвета и не заходить дальше этого. Игорь стонет с членом во рту неподдельно и протяжно. Дима разрывает поцелуй и закатывает глаза, не сразу понимая, в чем причина такой яркой реакции, а когда смотрит, сам едва сдерживает стон, потому что Олег активно двигает рукой под столом. И Дима, чуть наклонившись вбок, улавливает, что это значит. Игорю не дрочат в ответ. Игоря трахают пальцами, пока он продолжает делать минет. Но Дима всё равно уточняет: — Что ты с ним делаешь? Олег усмехается. Он знает этот взгляд — видел его сотни раз у Серёжи, — когда всё заведомо ясно, но требуется словесное подтверждение. — То, что ты хотел с ним сделать, но не решался, — Олег с усмешкой вынимает пальцы и поднимает руку над столом, показывая то, насколько блестит его рука от смазки. — Я трахаю его этими пальцами. И он насаживается на них в ответ. Ты можешь себе это представить? Дима может, но не хочет это представлять. Лучше один раз ощутить, чем постоянно воображать. Олег снова опускает руку под стол. И через несколько секунд Игорь выпускает член изо рта со стоном, выгибаясь и лбом прижимаясь к животу Димы. Так прекрасен и так невыносимо не похож на себя привычного. На ту версию Игоря Грома, которую Дима видел столько дней за рабочим столом. Игорь пытается облизывать его член, не забывая, для чего он вообще забирался под стол. Дубин его подбадривает нежными поглаживаниями по загривку. Видимо, Игорь прикладывает достаточно усилий, чтобы не думать о последствиях, о том, в каком он положении. Он просто действует без лишних мыслей. — Вы так хорошо смотритесь вместе, — мурлычет Серёжа. И когда он откидывается на спинку сидения, становится отчётливо видно, как топорщится его ширинка. Стол становится непреодолимой преградой. Серёжа смотрит, но коснуться не может, разве что, Димы. А Олег сидит по другую сторону, и Разумовский только взглядом может его всего изласкать. — Олеж, Игорь хорошо растянут? — Достаточно. — Сколько в нём уже пальцев? — Три принимает свободно. Дима сглатывает. Игорь с трудом держится. Всю свою волю он явно сжимает в кулаке, и языком обводит по кругу головку члена. Впрочем, если бы Игорь просто дышал у основания и капал слюной ему на бедро — Диме бы уже было хорошо. — Ты можешь просто наслаждаться, Игорь, — Дима гладит его по виску, пытаясь щекой прижать к своей ноге. Дать понять, что не обязательно лезть из кожи вон: порой достаточно просто получать. — Не ослабляй хватку, — Серёжа плечом касается Дубина. — Поверь, Игорь может куда больше, чем ты думаешь. Хотя если хочешь — мы можем разложить его на столе. К своему же удивлению, Дима отрицательно качает головой. Он смотрит на Грома, явно не привыкшего к тому, что что-то находится внутри него. Такая простая стимуляция доводит его до исступления. И Дима ревниво хочет видеть, как Гром будет себя чувствовать, если стимулировать различные точки будет только он сам, без чьего-либо вмешательства. Игорь открывает рот. Дима ему кивает в знак разрешения, и вскоре головка оказывается в горячем плену. Гром посасывает её, и вся слюна, которую он не проглатывает, стекает вниз по стволу и подбородку. Игорь вбирает член наполовину, и стоит только Диме подумать, что такую ласку он будет переносить проще, как Гром начинает лучше работать языком. Он и без своей глотки хорошо знает, как довести до частых стонов. К счастью, Диму спасает Олег, чья рука полностью скрывается под столом. Шелест одежды, и Гром стонет в несколько раз громче, чем Дубин. — Как ты его доводишь до такого? — Дима облизывает губы и смотрит на самодовольную ухмылку Волкова. — Мне тебя научить? Этот оскал напоминает что-то опасное, нездоровое, но Дима кивает согласно: его мозг и так наполовину отказывается принимать, что происходящее реально. — Как только кончишь, я тебе покажу парочку его слабых мест, — обещает Олег. Серёжа рядом хмыкает. Его рука тянет Диму вбок, ближе к себе. В самое ухо Серёжа шепчет: — Я тоже кое-что знаю. Придуши его, как будешь кончать, а потом посмотри, как на это отреагирует Игорь. Дима с лёгким сомнением смотрит Серёже в глаза, но это чувство притупляется, когда он смотрит на Грома — на единственного человека, который связывает их всех. На единственного человека, который бы ни за что не оказался под столом, однако. Рука Димы впивается в сидушку, он бёдрами толкается вперёд, и Гром с готовностью принимает его член, даже головой подаётся навстречу, и все усиливающиеся толчки не сбивают его настрой. Дима почти доходит до грани, но останавливает Грома фразой «дальше рукой», на что Игорь кивает, выпуская его член. Теплая и грубая ладонь обхватывает весь его ствол у основания. Верх-вниз. Эти движения грубее и сильнее. У Димы надсадный стон прямо из глубины грудной клетки вырывается, когда он напряжённо замирает всем телом перед оргазмом. И пока он кончает, он собственные пальцы сжимает на шее Игоря — душит его, пока изливается в кулак. А потом смотрит вниз, где Гром пытается вместе с ним отдышаться. Когда их взгляды пересекаются, Дима в ужасе думает: это конец. Но в чужом взгляде читается только обожание. И немая просьба ничего не говорить.

***

      Дима с удивлением обнаруживает, что случившееся совсем не влияет на их работу. Будто кто-то в голове Грома стёр все воспоминания о времени, проведённом в клубе. Гордый, непредвзятый и спокойный. Игорь держится рядом с ним слишком обычно, чтобы уловить хоть какие-то тревожные сигналы. Диме хочется подойти и спросить: ты помнишь, как стоял передо мной на коленях? На вместо этого он говорит: — Ты не хочешь выпить кофе? Игорь согласно мычит, даже не поднимая на него взгляд. Дима приносит ему кружку с горячим кофе. И после всего случившегося, после всего того обожания, теперь Гром даже не может слегка на него взглянуть. Это непрофессионально, повторяет себе Дима. Гром делает верно — он занят работой. Диме тоже нужно этим заняться. Нейробиологи говорят, чтобы что-то лучше делать — это нужно любить. Хорошо учить какой-то предмет, если питаешь любовь к преподавателю. Мозг с особым усердием запоминает каждое слово, которое говорит объект симпатии.       Каждый жест. Только толку в этом сейчас, если Дима видит чужую задумчивость, то, как пальцы взъерошивают волосы. Что ему запоминать? Шрамы на руках? Излом бровей? То, как падает тень на чужое задумчивое лицо? Дима берёт в руки скетчбук. Карандаш. В конце концов, когда у него складывается ощущение, что он упускает что-то из рук, у него всегда остаётся искусство. И возможность через это искусство удержать невозможное. Он останавливает время, пока Игорь пьёт заваренный им кофе.       Вечером снова приезжает машина, но теперь Дима знает, кто сидит за рулём. То самое яркое пятно перестаёт быть лишь набором выдуманных черт. Оно очень даже чётко складывается в образ неординарного и богатого человека. В образ Сергея Разумовского. Игорь неторопливо собирается. Прежде чем уйти, он пожимает Диме руку. Дима растерянно пожимает её в ответ, который чётко складывается в «какого хрена, Игорь Гром?» Случившееся на работу, конечно, не влияет. Но Дима совсем не понимает, что между ними теперь происходит. И ответы из своей головы он достать не может — там не волшебная шляпа с кроликами. Ещё через час подъезжает другая машина. Дима как раз выходит из участка, когда ему сигналят. Олег Волков открывает ему дверь, перегнувшись перед коробку передач. — Забирайся, — говорит он. — Нужно поговорить. Дима выдыхает: ну хоть кто-то настроен на диалог. И садится в машину.

***

— У тебя тут… — Чисто? — Сдержанно, — уклончиво отвечает Олег. Квартира, в которую его запускают, отличается минимализмом. Никаких фотографий на стене с портретами убийц и их жертв. В детективных фильмах всё украшают доски и книги по психологии. У Димы дома из книг одна зарубежная классика. Всего одна фотография в рамке на всю квартиру — видимо, с семьёй. — Это твоя сестра? — он ждёт, пока Дима согласно кивнёт, будто уже не просматривал о нём информацию. — Вы похожи.       Дима улыбается: так им говорят все. — Чай? Кофе? — Нет. Я пришёл только поговорить. Не думаю, что это займёт много времени. — Почему тогда не начал говорить в машине? — Хотел другую обстановку. Дима поворачивается к Олегу, вскинув брови. Получил ли тот нужную обстановку? Вряд ли. Но Дима в любом случае всегда готов на диалог. Он усаживает гостя на диван и сам устраивается наподалёку. — У нас не было времени , чтобы обсудить произошедшее. Ни я, ни Серёжа не видим в этом никакой проблемы. Более того. Серёжа ждёт, что ты захочешь всё повторить. Он надеется, что ты как-нибудь придёшь к нам на ужин. — А что Игорь? — А что Игорь? — переспрашивает Олег. — Только слепой не видит то, как его к тебе тянет. К той стороне, которую он теперь начинает замечать. Он ведь не хотел изначально, чтобы мы все пересеклись, думал, что тебе нужны другие связи и другие отношения. Он ошибся, а для детектива, видимо, это особо болезненно — видеть разные детали, но не видеть то, что происходит перед собственным носом. Дима хмыкает. — Говоришь так, будто знаешь меня лучше. — Так и есть, — Олег улыбается, но это больше напоминает вызов. — Я не отношусь к тебе предвзято, меня с тобой ничего не связывает. Поэтому я вижу больше. — И что ты видишь? — Дима приподнимает бровь. Олег стягивает с него очки и примеряет на себе с усмешкой. — Я вижу, — отвечает, подумав, — что ты очень зол. И что сомневаешься. И я могу тебе помочь с этим справиться. Я ведь знаю твои методы. Пробирает на смех. Дима возвращает себе очки, но обратно их не спешит надевать. Порой, думает он, лучше оставаться слепым. — Не уверен, что ты до конца понимаешь, о чём говоришь. — А ты проверь. Дима смотрит незатуманенным взглядом на Волкова. Смотрит через увеличительное стекло. Смотрит так, как обычно ни на кого не смотрят. Выжидает чего-то. Но первый шаг делает сам. Как по методичке — сначала целует, потом позволяет своим рукам огладить всё тело, изучить изгибы и те места, к которым прикасаться стоит интенсивнее и чаще. — Я готов на методы и пожёстче, — между поцелуями выдыхает Олег. Дима смотрит, а у него зрачки во всю радужку, и неясно — на него он смотрит в ответ или сквозь него. Дело в собственные руки так просто не взять. Дима придерживается определённых правил, поэтому не спешит сразу окунаться в возможность с головой. Последствия его волнуют. Да и перед глазами маячит недавняя ошибка — Игорь сам не способен оценить свои силы, бросается в пекло, когда надо переждать и смириться с тем, что здание сгорит и он ничего с этим не сделает. Хотя невозможное — это про Игоря Грома. Дима с особой любовью лелеет каждую мысль о нём. — Ты всё ещё сомневаешься, и это нормально, — Олег отстраняется. Видимо, слова о том, что он здесь ненадолго — пророческие. — В конце концов, я пришёл, чтобы убедиться, что случившееся не повлияло на тебя так, как на Грома. — В отличие от него, я точно знаю свои желания. И принимаю их. — Я в тебе не сомневался, — Олег улыбается. Он накрывает его руку своей, сжимая её по-дружески. — Если возникнут какие-то проблемы, ты всегда можешь ко мне обращаться. Даже если эти проблемы связаны с Громом. — Скажи мне, почему Игорь не хотел, чтобы мы все пересеклись? — У него свои мысли на этот счёт. Свои представления о Серёже. Я думаю, что они начали не с того, поэтому их впечатление друг о друге неполное. Проще говоря: Игорь хотел тебя защитить. — От Разумовского? Это смешно. — От его желаний, скорее. Но, видимо, рыбак рыбака. Вы с ним в чём-то похожи. Может, поэтому Игоря к нему тянет, хотя он совсем этого не желает признавать. Как и своих чувств к тебе. Ко всем нам. Дима пожимает плечами. У него остаётся в запасе всего два вопроса, и первый из них звучит так: — Как он сейчас? — В порядке. Я отвечаю за безопасность, знаешь? И ручаюсь, что он разберётся с тараканами в своей голове. Верить кому-то на слово Дима не привык, но расслабленный голос и эта уверенная позиция располагают к слепому доверию. Дима поднимается на ноги и уходит в спальню. Когда он возвращается с аптечкой и небольшой коробкой в гостиную, он выглядит уже куда спокойнее.       Олег приподнимает бровь. Кое-что в голове Дубина проясняется: он, отпустивший ситуацию, поддавшийся чужим эмоциям, нуждается в том, чтобы снова почувствовать контроль — над своими действиями, над чужой жизнью. А Олег, говорящий про безопасность, привыкший всегда полагаться на свои ощущения и на корню обрубать опасность, нуждается в обратном — в возможности не думать о других и себе. Одному нужен контроль, другому — его полная потеря. Поэтому второй вопрос звучит так: — У тебя есть какое-нибудь стоп-слово?