punctum caecum

      Некоторые великодушно могли заподозрить неладное, но коллективным, никому не видимым, мозгом решили, что это лишнее и не стоит тратить время на вопросы и предположения.       Ну подумаешь. Игорь приходит на работу в одно время с Димой уже последний год, они пересекаются обычно у парадного входа, перекидываются словами и идут работать. Ничего удивительного, что уже неделю они либо вместе выходят из метро, либо приезжают на одной машине. Выгода, она ведь не тётка — приоритеты расставляет быстро. Ничего удивительного. Ничего примечательного.       Целая неделя. Из всего важного: за эту неделю Игорь принимает решение, что думать о последствиях нужно, но думать о прошлом и о том, откуда всё взялось — однозначно лишнее. Есть чувства и есть.       Ну подумаешь. Дима вот для себя решает следующее: ему комфортно, ему тепло и он, несмотря на очевидное раздражение на некоторые привычки Игоря, в отношениях (если их можно назвать таковыми) чувствует себя до ненормального счастливым. Хотя меняется в их жизни малое. Лишь детали, которые добавляются, когда двое людей начинают жить вместе, то в одной квартире, то в другой, сохраняя какую-никакую видимость прикрытия. В пятницу, следующую после трёх тяжёлых рабочих дней, Игорь пишет Серёже сообщение: «хочу привести сегодня Диму на ужин. Свободны?» Ответ приходит через пять минут, и ответ этот, конечно, положительный. Игорь усмехается. И на всякий случай (помня прошлый подобный ужин и то, что еда пропала зазря) добавляет: «без еды». Серёжа что-то пишет. И пишет. И пишет. Игорь ждёт ещё пару минут, а после блокирует телефон. Ответ так и не приходит. Зато звонит Олег и уточняет, точно ли не нужно ничего готовить. Игорь лишь смеётся. — Я скучал по этому вопросу. Как вы? — Да хорошо. Серёжа место себе не находит. — Предвкушает? — Переживает. Игорь удивлён: о чём переживать Серёже? Но ответ приходит не сразу. Ответ приходит потом. А пока ему странно, что Серёжа не ударяет себя в грудь честным и справедливым «я всё рассчитал, я всё предвидел, я всё знал». Видимо, не всё.

***

      Обычно Олег не задаёт вопросы. Каким-то неведомым образом он чувствует то, что вертится на языке у Серёжи и заранее знает, что нужно сделать, чтобы лодка, которую Серёжа умеет раскачивать, пусть и перевернулась, но в итоге не осталась плавать кверху дном. Олег умеет многое. Среди прочего — хорошо готовит. И Серёже не нужно никаких причин, чтобы просто его любить. Без сложностей, без оправданий, без слов. — Ничего, если он тебе нравится, — говорит Олег. Он не называет имён, просто зная, что Серёжа его поймёт. — Мне, в общем-то, тоже. — Ты помог мне, когда я сказал, что хочу Игоря, — Серёжа выдыхает, его голос кажется выцветшим. — Помог, когда я захотел Диму. Теперь я хочу их двоих. — И я всё так же буду рядом, — продолжает Олег. — А если, я не просто их хочу? — Всё равно, — Олег целует его в висок. Время до вечера тянется слишком медленно.

***

      — Ого, — выдыхает Игорь искренне, когда Серёжа его целует прямо в пороге вместо приветствия. Маленькая очередь из желающих — Олег тянет его после к себе, и на фоне он слышит, как шумно выдыхает Дима, стоит Серёже его обнять и опустить руки на зад. — Так сразу? — Сам сказал, что без ужина, — Олег помогает стянуть с его плеч кожанку. В спальню поднимаются все вместе, толпясь в лифте. Игорь не уверен, кто именно гладит его бедро, но сам касается Димы и смотрит на него, спокойного и уверенного, точно взвесившего в своей голове все за и против.       Или только все за. — Никогда ещё такого не говорил, — Серёжа улыбается, — но кажется, кровать в спальне… недостаточно большая для всех. — В тесноте, да не в обиде. Олег снимает футболку, оставаясь только в спортивных штанах. С Димы он стягивает рубашку, а сам кивает Игорю на Серёжу. И Гром начинает с самого интересного: стягивает чужие штаны, пока Серёжа снимает с себя всё остальное. В одном белье он притягивает Игоря ближе. — Ты задержался с выполнением задания, майор, штрафной минет полагается, как думаешь? И не проходит и десяти минут, как он находится в этом доме, а уже опускается на колени, смотря на Серёжу снизу вверх. Щекой к паху — так правильно и даже привычно. Игорь задаётся вопросом, когда такие категории стали входить не просто в пределы его нормы, но и в то, что кажется ему необходимым. Ответ не укладывается в определённое число, но начинается всё точно с первого ужина в этом доме. — Так надолго нас оставил, — начинает Серёжа, он гладит Игоря по загривку. Причитает негромко, будто бы осуждает за то, что тот оставил их на целую неделю.       Без звонков, без следствия. — Думаю, это моя вина, могу её искупить, — голос Димы звучит внезапно, Серёжа вздрагивает, оборачивается и сталкивается с Дубиным лицом к лицу. Довольный Олег стоит поотдаль и наблюдает. — Что мне сделать для тебя? Для вас? Серёжа сглатывает шумно. Его обделили вниманием, разве теперь он не заслуживает сразу двойное? — Вставай на колени, рядом с Игорем, — чеканит строго. Дима улыбается: сразу к приказам? Но выполняет тут же. Игорю становится даже спокойнее, когда Дубин оказывается рядом. Вдвоём сподручней, уж в четыре руки довести до исступления Разумовского — раз плюнуть. Второй раз плюнуть и размазать по всему стволу, отдрачивая рукой, пока не понадобится ещё немного слюны. — Поцелуйтесь. Так, чтобы я отчётливо всё видел. Дима тянется первым, а Игорь раскрывает навстречу губы. Их языки сплетаются, пока Олег подходит ближе и стягивает с Разумовского бельё. Он резинку опускает под яйца, улыбается, шёпотом спрашивая: — Они так хорошо смотрятся вместе, ты тоже это видишь? Это маленькое представление двух для двоих. Сталкиваясь зубами, они морщатся, но продолжают лизаться, трутся языками, проталкивают их друг другу в рот, пока и вовсе не начинают задыхаться. Дима думает: просто пиздец. Игорь его мысли выдыхает вслух. Олег смотрит на них из-за чужого плеча и, надо же, взгляд у него такой тёмный, что даже не верится. — Если хочешь, займи их рот тоже, — мурлычет Серёжа, заводя руку за спину и касаясь паха Олега. Спортивные штаны и отсутствие белья: Олег точно готовился к этой встрече. И к лучшему это или к худшему, он качает головой, отказываясь от такого предложения. — Сейчас всё для тебя, насладись этим. Олег целует его шею. Игорь облизывается и первым языком ведёт вдоль ствола. Потом это повторяет Дима. Они по очереди лижут его член, меняя лишь направления. Очерчивают вены. От головки к основанию. От основания к головке. Дима в рот берёт головку, а Игорь, не найдя ничего лучше, начинает вылизывать яйца, и от его слюны бельё вкраплениями становится влажным. Руки Олега крепко удерживают Разумовского: он никогда не даёт ему упасть, даже в собственные безрадостные мысли. Болото в голове может схоронить добрый десяток возможностей, и пока Олег рядом, Серёжа чувствует себя — ни больше, ни меньше — достойным этой любви и заботы по отношению к себе. Так просто встать и сказать: хочу. Сказать: я имею право. Без угрызений совести классического образа Раскольникова, который невидимой рукой объединяет целые поколения. И вот момент. Серёже отсасывают в два рта, а он думаёт о ёбаной классике. И если бы Олег спросил, что сейчас творится в его голове, ему бы пришлось импровизировать и врать, потому что как можно признаться, что в таком блаженстве он думает не о глубокой глотке, не о том, как Дима пытается сглатывать слюну, сжимая горлом головку члена, а о том, что Достоевский гений психологических дилемм. Классик, публицист, философ. Олег руку опускает на его задницу и сжимает слабо, хотя может сделать это сильнее. Не торопится, в отличие от него, и носом зарывается в рыжие пряди. Дышит так тяжело и громко, что невольно Серёжа подстраивается под каждый выдох и вдох. — Растяни себя, — шепчет Серёжа. — Я не в состоянии сейчас, но потом помогу. Олег и слово против не говорит. Он грудью чуть сильнее прижимается к Разумовскому, одной рукой приспускает свои штаны. Старается сделать так, чтобы оголить только задницу. — Возьми смазку, — командует тут же, чтобы Олег не подумал растягивать себя как попало. И за это получает легкий поцелуй в шею. — Я позабочусь о себе. Подумай пока о собственном наслаждении. Или тебе не так уж и хорошо? Они недостаточно стараются? Игривый тон, но слова привлекают внимание и Грома, и Дубина. Они тут же поднимают взгляд на Серёжу и чуть хмурятся. — Я понял, — выдыхает Дима. Он оставляет для Игоря больше пространства, а сам переползает за спину Серёжи. — Серёж, лучше держись за плечи Игоря. Скепсиса Серёже не занимать, он после этой фразы ухмыляется, и только когда Дима по шву разрывает его бельё, то понимает, что задумал тот что-то определённое. Что-то с языком. Что-то, что можно было бы назвать грязным, не будь это таким ахуенным. — Бляяять, — Серёжа хватается за Игоря, с трудом расставляя ноги шире, а Дима бесстыдно своим языком вылизывает края его ануса, и, кажется, из всех присутствующих, только его одного это ничуть не смущает. Серёжа не видит, но слышит, как выдыхает Олег, и он может представить, как вздымается его грудь, как он смотрит на действия Серёжи, не желая верить своим глазам. Серёжа даже собственным ощущениям поверить не готов, чего уж говорить… о другом. Игорь хочет отстраниться и взглянуть, убедиться самолично, но Серёжа его останавливает, сжимая руками плечи. Серёжа одними губами говорит ему: «просто продолжай». И Игорь рот открывает, целиком впуская член, сходу начиная отсасывать глубоко и старательно. Серёжа между ними двумя застывает напряжённо, прогнувшись, запуская одну руку в волосы Грома, другую — в волосы Димы. И кончает, кончает, кончает, пока два языка делают с ним что-то невероятное.

***

      До раздражения счастливый, как и любой другой влюблённый человек, — Олег теперь видит Игоря под неожиданным углом и понимает — он сам приложил к этому руку. Так старательно подталкивал каждого, что теперь мог любоваться прекрасной картиной. В четыре руки они переносят Серёжу на кровать. — Хочешь остановиться на этом? Мы можем продолжить потом, — Олег его тянет к себе, целует нежно в плечо. Серёжа почти что подрывается, поспешно вставляя своё «нет». — Мы продолжим прямо сейчас, — говорит строго и на чужую улыбку хмыкает. — Не испытывай моё терпение, Олеж, — чуть помедлив, он добавляет мягче: — эти двое… — Да, я догадываюсь, — Олег кивает. — Лучше на себе испытать. Ты уже закончил себя растягивать? — в ответ на вопрос Олег снова кивает: хочется если и говорить, то только шепотом, но лучше молчать, любоваться происходящим и ни в коем случае не нарушать этот покой, пропитанный теплом и сексом. — Я проверю? — Дима, не забравшийся на постель, как Игорь, обходит кровать и останавливается у того края, на котором устроился Олег. Так удобно: он упирается руками в кровать, лежит на животе, а задница открыта, что сжать её — секундное дело.       Серёжа усмехается, наблюдая за Дубиным. — Ты хочешь его трахнуть? Ответ и не требуется, Олег отлично помнит тот голодный взгляд Димы, которым он смотрел на него в своей квартире. Те пылкие движения бедрами, когда он не мог ничего, кроме как тереться вставшим членом. А теперь мог коснуться, мог ощутить пальцами тот жар, о котором воображал. — Не без этого, — Дима сухими пальцами проводит между ягодиц, чтобы собрать лишнюю смазку. И только после проталкивает их внутрь тела. Никакого сопротивления — только отзывчивость и тяжелое дыхание Волкова. — Достаточно растянут, но можно и больше. Третий палец входит, и Олег начинает дышать чаще. Он чуть бедра приподнимает, позволяя Диме продолжать. Серёжа целует Олега, а руку тянет вперёд, чтобы Игорь её обхватил. — Иди к нам, — шепчет Серёжа, и Игорь перебирается выше. Он нависает будто бы сразу над двумя. И Олег, и Серёжа тянутся к нему за поцелуем. Это что-то совершенно новое, когда три языка сталкиваются между собой. В мыслях крутится: эти двое, эти трое.       Похоже на сон. Возвращает в реальность голос Димы: «он полностью готов, уступаю кому-то из вас». Серёжа смотрит на Игоря, ждёт его реакции, но тот лишь с лёгкой улыбкой кивает ему, мол, ты первый, давай. Трахни его. И отстраняется, чтобы Серёжа мог перекатиться и нависнуть над лежащим на животе Олегом. — Заскучал? — Серёжа зубами прихватывает чужой загривок. Олег в руках сжимает подушку. — Да, знаешь, как-то не успел, постоянно был кем-то занят, — Олег в подушку же и усмехается. — Презервативы подать? Отвечает Серёжа шёпотом: «ну уж нет, пусть они трахают тебя по моей сперме, Волчонок». И, кажется, никто кроме Олега этого не слышит, потому что только он покрывается мурашками.       Игорь вскоре устраивается неподалёку. Олег поворачивает к нему голову. Дима как раз снимает с себя и Игоря оставшиеся вещи. Обнажёнными они прижимаются друг к другу. Зеркально отражают то, что находится рядом — положение, тяжёлое дыхание и движения рук. Игорь бы никогда не подумал о том, что его будут трахать на глазах у кого-то, что он будет целовать Волкова, пока в него будут проталкивать влажные пальцы. И каждый из присутствующих будет знать эти ощущения, когда он сжимается, если на простату надавить сильнее, чем ожидает его тело. И Серёжа смотрит и ждёт, когда Дима будет готов войти, чтобы сделать это одновременно. Это всё не кажется возможным. Но Игорь стонет хрипло, когда вместо пальцев, Дима направляет в него свой член, а Волков рядом раскрывает губы в беззвучном стоне. Они смотрят друг другу в глаза и переплетают пальцы. — Я хочу слышать, как тебе хорошо, — шепчет Олег. И, видимо, поэтому он подавляет все стоны, пытается вытянуть голову, чтобы коснуться губ. Серёжа даже не так сильно сжимает его бёдра, позволяя пошевелиться, придвинуться и провести языком под подбородком. — Не сдерживайся, Игорь. Не нужно. Игорь пальцем большим гладит их сцепленные в замок руки. Олег не даёт ему перевести стрелки, сцеловывая каждый стон, и время от времени шёпотом напоминая «громче, Игорь, покажи мне, как тебе хорошо». И под размеренными толчками, под установленным ритмом, Игорь действительно стонет громче. Дима коленом шире раздвигает его ноги. Он действует свободно и уверенно, и так плавно, что Серёжа с ухмылкой ловит его взгляд. — Ты всегда такой нежный? Дима опускает взгляд, отводит ягодицу Грома в сторону. — Думаешь, — говорит он, облизывая свои пересохшие губы. Он не останавливается, смотря на то, как растягиваются покрасневшие края ануса. — Он сможет принять больше? Серёжа понимает, что в ответ подначивают его и вместо того, чтобы продолжить, хватает Диму за загривок и тянет к себе. Тот наклоняется, замирая внутри Игоря, и пока его целуют, он не шевелится, но прекрасно чувствует, как из-за бесконечной заполненности дрожит Игорь.       Его тихий скулёж поцелуями и языком собирает Олег. — Глубоко? Да? — Волков целует его руку. — Я помню, как ты дрожишь, когда тебе особенно хорошо. Игорю и правда хорошо, только это ощущение настолько всеобъемлюще, что он не знает, куда от этого хорошо деться. Он ведёт бёдрами, чтобы соскользнуть с члена, и Дима отстраняется от Серёжи, чтобы погладить его по напряжённой спине. — Тише, мой хороший, — Дима подаёт бедрами вперёд. Ускоряется постепенно, хотя из головы никак не выходит мысль о том, сможет ли Игорь принять больше. Спрашивает себя: стоит ли попробовать сейчас? Игоря почти размазывает. Он настолько не привыкший к таким ощущениям, что хочется немного помедлить, дать ему отдышаться. — Игорь, — Дима зовёт его и наклоняется ниже. Он прижимает разведенные ноги Грома своими и оплетает голени, засаживая глубже и резче, с небольшими перерывами, в которые Игорь дышит жадно и шепчет Олегу что-то, чего разобрать Дима не может. А шепчет он вязкое: «боже, так хорошо, продолжай». И Олег его губы терзает своими, ощущая примерно тоже самое, потому что Серёжа старается не отставать, увеличивая и амплитуду, и частоту движений. Дима почти доводит Игоря до оргазма, когда разочарованный стон Олега привлекает к себе внимание. Серёжа выходит из него и член ударяет по низу живота. Дима открыто смотрит, любуется, ему в руке не хватает только простого карандаша. — Я бы и дальше тебя трахал, Олеж, но мы не одни, — это самое странное извинение, которое Диме доводилось слышать, но вопреки всему, слова Серёжи он понимает сразу. Он читает между строк, будто только так с Разумовским и общается: на том языке, который не виден и не слышен никому, кроме них. Увы, но Дима отстраняется от Игоря, перестаёт его вжимать в кровать всем весом. Выскальзывает из него под тихий стон. Игорь приподнимается. Его руки дрожат, но он всё ещё пытается выглядеть так, словно способен держать и себя, и ситуацию под контролем.       Он так очарователен. Из всего большого списка тех черт, которые Дима любит в нём, одна из них — находящаяся почти на пьедестале — именно эта. Гром сильнее, чем кто-либо может предположить, но он гораздо уязвимее, чем сам об этом думает. И даже он не в состоянии мыслить разумно после долгих ласк. Его покрасневшая от шлепков задница доказывает, что нихрена он сейчас не может. Серёжа Игоря переворачивает на спину, как только Дима с кровати встаёт. Их смена мест не предполагает лишь смену двух слагаемых. Дима утягивает Олега в поцелуй, а после утягивает его на пол. — У тебя пункт на всё жёсткое? — усмехается Олег. Дима носом ведёт по его щеке. Надо же. Нежность. — Как ты хочешь, Олеж? С чужих уст слышать «Олеж» Волков почти не готов. Его мозг точно отказывается воспроизводить собственное имя чужими голосами. Только Серёжа с нежностью говорит «Олеж», когда покрывает засосами шею. Когда это говорит Дима, вопреки всем ожиданиям, мир вокруг не разрушается. Олег сглатывает. Не то, чтобы он всерьез задумывается над собственными желаниями, но успевает урвать несколько поцелуев, прежде чем ответить:       — Трахнешь меня жёстче?

***

      Вот и гадай, что у Дубина в голове. Олег руками упирается в зеркало, которое ещё на прошлой неделе оттирал от разводов, а теперь его придётся херачить от следов собственной засохшей спермы. Если, конечно, ему вообще дадут кончить. Самое странное, что все эти действия, вся эта странная педантичность, с которой Дима проверяет, достаточно ли он растянут, приводят Волкова в восторг. И лучше ему не смотреть на кровать, где Серёжа пытается затрахать Игоря до отключки. Дима вынимает пальцы и, на взгляд Олега, слишком долго медлит. — Это, по-твоему, трахнуть жёстко?       Вдох-выдох. И так три раза. Дима прекрасно держит себя в руках. С завидным спокойствием он поясняет: — Так нужно. То, что я собираюсь с тобой делать, не настолько безопасно, чтобы не растягивать тебя сильнее. Я же не хочу, чтобы потом тебе было больно.       Жёстко — не равно больно. Дима обозначает это с важностью. Хотя неудобство, граничащее с болью, Олег бы с легкостью вытерпел. Старался бы изо всех сил стоять на ногах. Старался бы игнорировать затекшие руки. Дима по смазке вставляет внутрь. Одна его рука сжимает плечо Олега, другая — придерживает за бедро. Через отражение Волков видит, каким взглядом Дима буквально облизывает его тело, прежде чем толчок за толчком раскрывать и пробовать разнеженное и в меру затраханное нутро. По верхней стенке член скользит упорно, и Волков руку к животу прижимает, прикрывая глаза. Потому что знает, чего добивается Дима: чувствовать его снаружи и внутри одновременно. Чувствовать его под пальцами, когда входят резче, не оставляя и шанса на трезвость рассудка. Ему кажется, что он запомнит всё, поддетое белой пеленой, словно он мир рассматривает через тонкую бязь. Зеркало плотно прилегает к стене. Оно отражает больше, чем умещается теперь в голове. Олег запрокидывает голову, когда рука Димы оттягивает волосы на затылке. Голос срывает после, но стоны, сродни всхлипам, разносятся по комнате в первые минуты.       Уже сейчас. У Димы получается ударять по простате даже в плавных движениях. Волков почти не шевелится, меняя положение только под чужим руководством. И он пытается сделать вдох, почти распятым на зеркале. — Что для тебя значит трахнуть жёстче? Дима не останавливается. Его пальцы сжимают короткие пряди волос. Олег выдыхает: «о боже, да» под шлепки от мощных и быстрых движений бёдер. Дима уточняет: — Может, трахнуть жёстче — это вжать тебя лицом в зеркало и не давать соскочить с члена, пока ты не опустошишь свои яйца и не отключишься прямо так? Или это значит, долбить твою простату, пока ты не сорвёшь голос и не начнёшь плакать? — Дима целует его чуть выше лопатки, в аккуратный побелевший шрам, оставшийся, видимо, от пулевого ранения. Он слабыми укусами идет от этого шрама к плечу, выдыхает в конце. — Тебя трахали до такого исступления, что ты глотал свои же слёзы? Не знал, куда тебе деться, потому что было так ахуенно, так хорошо, оставалось лишь гадать, как ты в таком состоянии всё ещё можешь принимать? Или жёстко — значит въебывать по простате. Значит тянуть за волосы и ставить раком. Значит заламывать руки, переплетаться ногами. И продолжать ебаться, пока остаются силы и голос. Олег ведёт бёдрами назад, наконец-таки хрипло вдыхая. И больше, кроме как дышать, он не в силах ничего делать. А Дима кусает его загривок, рукой соскальзывая к спине. Давит между лопаток основанием ладони, вжимает в зеркало грудью. А второй рукой дразнит его член. Поглаживает головку, указательным пальцем поддевая щель, раздражая её и собирая всё больше и больше смазки. Дышит и тёчет — вот, что он делает. И прекрасно это осознаёт, как и то, что Дима пытается втрахать его в грёбаное зазеркалье. — В тот раз я обещал, что буду трахать тебя до тех пор, пока ты не зальешь пол, — язык скользит по сухой щеке. Какая жалость, что Олег громко не скулит и не плачет. — Залей тут всё для меня. Олег жмурится. Пальцы в него рядом с членом проталкиваются настойчиво. Они влажные и растягивают его сильнее. Взвыть не дают крепко стиснутые зубы. Дима влажные поцелуи оставляет на его спине, уделяет внимание каждому шраму.       Зализывает уже давно зажившие раны. А ниже пояса оставляет влажные следы от смазки своими пальцами, которыми то ласкает, то растягивает, но держит крепко-накрепко. Олег готов кончить в любую секунду, но лишь сжимается изо всех сил в попытках растянуть удовольствие и отсрочить момент оргазма, чтобы как можно дольше чувствовать это звенящее в теле напряжение, от которого остаётся только упереться лбом в прохладное зеркало. Дима придерживается только одного правила перманентно: он не кончает первым. Он должен следить за чужим оргазмом и дыханием, и точно не должен забываться, хотя отдаться своим ощущениям хочется не меньше.       За шею он тянет Олега назад. Прижимает к своей груди, отлепляя разъебанного и растёкшегося Олега от зеркала. Он одну его ногу приподнимает, чтобы открыть для них двоих прекрасный вид на то, как член исчезает внутри напряжённого тела. Дима смотрит на их отражение. Смотрит на Олега, закатывающего глаза. Ему нужно больше. Ему нужно сильнее.       Всё стало сплошным жадным нужно. — Дим, — рука Олега тянется вниз, к собственному члену, и Дима его не останавливает. Он думает, что тот собирается подрочить, но он лишь накрывает кулаком головку. И когда Дима понимает, в чем дело, он убирает его руку. — Нет, давай так.       Больше грязи, больше развратности этому моменту. Олег кончает на собственное отражение, и последнее, что он улавливает, перед тем, как его накрывает, Дима поворачивается вбок. Смотрит на Игоря, который на кровати кончает уже во второй раз. И спускает сам. Может быть, трахнуть жёстче — это проявить оглушающую нежность, от которой не уйти, потому что с одной стороны крепкая грудь, а с другой — собственное отражение, по которому видно, как тело жаждет внимания и ласки, а не крепкой хватки и грубости.       Может быть?

***

      Вулканологи не сгорают, как Эмпедокл.* Игорь лежит, не шевелится, пока внутри него какой-то заржавелый двигатель внутреннего сгорания стучит через раз. Сережа сжимает его мошонку, задаёт вопросы, которые расслышать из-за двигателя в груди не удаётся. Шум в ушах. Собственное тело, как чужое. Игорь пребывает в прострации, из которой выныривает изредка. Промаргивается. — Сколько раз я уже кончил? Серёжа усмехается. Его рука бесцеремонно лезет ему между бёдер, после чего он показывает измазанные в сперме пальцы. — Не больше, чем я. — А сколько раз кончил ты? — Игорь смотрит на него и всё ещё думает, что он до безоружного опасен. Настолько, что одним своим взглядом может изменить сердечный ритм.       Опасный и красивый. Игорь чувствует, как пересыхает во рту. Олег спит за его спиной, вечно умеющий угадывать, когда нужно остановиться, когда нужно перевести дыхание и смочить горло. Дима забирается на кровать и целует плечи замершего Серёжи. — Никак не можешь оставить его в покое? — понимающе хмыкает. — Он уже весь затрахан. Вряд ли в состоянии вспомнить, как объезжал Олега. — Но у него всё ещё стоит, — Серёжа указательным пальцем стучит по головке, смотрит, как капли смазки тянутся от подушечки пальца к члену. Дима снова тихо хмыкает. Он подталкивает Серёжу ближе к Игорю, заставляя едва ли не улечься сверху. — Проблема обозначена и проблема требует решения, — Дима мягкий, если узнать его получше. И он добавляет: — если хочешь, я могу помочь.       — Хочу. Всё начинается с простого «хочу». Игорь ловит взгляд Серёжи, направленный на Дубина, и думает, что порой лучше не делать акцентов. Лучше не выдумывать, что скрывается за улыбкой и жестами.       Что скрывается за обычным «хочу». Игорь выдыхает шумно, когда теплое и нежное нутро обволакивает его член. Как плавно на него насаживается Серёжа, удерживаемый руками Димы. И как постепенно, рядом с его членом, Дима проталкивает собственный. — Вместе? Игорь кивает. Серёжа молчит, потому что они в состоянии понять друг друга и без его вмешательства. — Вы ещё не устали? — Олег просыпается под слаженные стоны. Окидывает их сонным взглядом и улыбается, когда Игорь поворачивает к нему голову. Поцеловать сначала его. Потом — остановившегося Диму, за которым можно пристроиться.       Можно присоединиться. Олег опускает руку вниз. Дрочить на Серёжу, зажатого между двумя крепкими телами — что-то совсем сюрреалистичное. Настолько новое, что Олегу не приходится долго стараться, чтобы окончательно проснуться. И добивает его не то, как Серёжа принимает в себя сразу два, а то, как Дима заводит руку за спину, оттягивая ягодицу. Как проникает в себя пальцами, смотря Волкову прямо в глаза. Словно недостаточно этого трения чужого члена и того, как сжимаются стенки. Дима жестами упрашивает — возьми, присвой, отымей. И Олег придвигается ближе. Поцелуями от поясницы поднимается к загривку, который и прикусывает, пока убирает руку Димы в сторону и направляет в него свой член. Если можно сойти с ума в одну секунду — то вот она точка отсчёта. Тот самый миг, когда мир оказывается совершенно другим. Непривычным. В меру узким. Немного влажным. Олег с силой принимается насаживать на себя Диму, подающегося навстречу охотно и с желанием. И с не меньшим энтузиазмом, он соскальзывает с члена, чтобы не отставать от Игоря и таранить Серёжу. Биться между ними, едва не выть, когда Гром заполняет того спермой и она начинает вытекать от резких толчков. Дима кончает намного быстрее, чем сам того хочет, и наваливается на Разума, который никогда не попросит трахнуть его как суку, но в такие редкие моменты подставляется, и плавится от возбуждения и щемящей нежности к ним троим.       Игорь старается обнять сразу двоих, усмехаясь от ощущения того, как Олег продолжает долбиться в дрожащего Диму, бедра которого от мощных толчков подбрасывает вверх.       Накрывает сильно. Олег выходит, додрачивая рукой и забрызгивая спермой чужую поясницу. Вопрос очевидный, не требующий ответа: — И как вас не хотеть постоянно? Кровать вмещает четверых, как огромное и любящее сердце, следующее простому правилу: быть рядом, как можно ближе. И говорить о собственных желаниях. Сложные вещи начинаются с простого «хочу».