we could be married

      Геральт вытер все еще влажные руки о свой пиджак, прежде чем направиться дальше по коридору, где оставил Лютика. Он все еще чувствовал себя так, словно внутри все полыхало, несмотря на то, что умылся холодной водой, едва уборная опустела. Он не мог понять, в чем дело — в душном помещении, в дурацком костюме или в том, что Лютик почти час не отпускал его руку.       Не то чтобы Геральт был против. Но тишина просторной ванной комнаты неожиданно сдавливала тисками — обычно он любил одиночество, ему нужна была свобода. Однако за этот вечер Геральт успел привыкнуть быть наедине не только с самим собой.       Коридор, к счастью, оказался пуст. Проталкиваясь мимо витрин, Геральт лишь надеялся, что влажные пряди, прилипшие к вискам, не слишком выдадут его состояние. Лютик не должен был знать, насколько сильно это все на него влияло.       Он уже почти свернул в соседний проход, как вдруг услышал голоса. Слишком знакомые, чтобы не насторожиться: Лютик и Ламберт.       Геральт остановился, едва миновав двойные двери. Речь шла о нем. О них.       — Вы двое — отличная пара.       Без издевки. Не подкол, не привычные насмешки Ламберта — а что-то простое, настоящее.       — Добро пожаловать в семью.       Он должен был подойти. Дать о себе знать. Не подслушивать разговор между братом и, блять — не женихом, конечно, но лучшим другом. Должен был войти туда, сделать вид, что все в порядке, и…       Геральт резко развернулся и зашагал в другую сторону, стараясь не обращать внимания на звон в ушах. Не думая, куда идет, просто уносил себя подальше от людской суеты. Промчался мимо Ренфри, которая яростно спорила с кем-то для него незнакомым — кажется, о классификации птиц. Она подняла на него взгляд, будто собираясь что-то сказать, но Геральт лишь коротко кивнул, не сбавляя шага.       Подъем по массивной каменной лестнице оторвал его от всего: от толпы, от суматохи, от всей этой вечеринки. Геральт и сам не знал, куда направлялся — просто шел прочь.       По итогу он оказался в одной из небольших и, откровенно говоря, скучных комнат: выставка камней и минералов. Сразу вспомнились шутки Лютика о том, что геология — тоска смертная. Зато здесь, возможно, его никто не побеспокоит. Вряд ли кто-то добровольно станет торчать среди камней, когда этажом ниже открыты десятки куда более увлекательных экспозиций.       Все зашло слишком далеко. Геральт расхаживал взад-вперед по пустой, прохладной комнате, отгороженной от шума снизу. Как он до этого докатился?       Пора было положить этому конец. Братья, как он и ожидал, дразнили его направо и налево — и получали в ответ сполна. Но все чаще сквозь шутки и подколки просвечивало: они действительно рады за них.       Все приняли происходящее за чистую монету. И от этого было особенно больно. Все свои дикие фантазии, все эти а что, если Геральт годами душил в себе, прижимал к земле безапелляционным знанием: Лютик не чувствовал к нему того же. Никогда не почувствует.       Но никто вокруг, похоже, не был такого же мнения. Никому это не казалось абсурдным, нелепым, невозможным. Даже Ламберт, на которого всегда можно было положиться в таких вопросах — коротко, резко, по привычке отвергнуть все как глупость, — и тот принял Лютика в семью.       Подслушанные слова снова и снова всплывали в голове. Со стороны могло показаться, что Ламберт просто играл роль заботливого брата, вежливо приветствующего нового члена семьи. Но Геральт знал Ламберта. И это — максимум эмоций, на который тот вообще был способен.       Мысль была такой теплой, утешающей — что его семья безоговорочно приняла Лютика, словно еще одного брата. Стало так легко представить, каким бы все могло быть, если бы они действительно были вместе. Если бы Лютик стал частью его семьи.       Хватит. Они и так проворачивали все это слишком долго. И теперь невыносимо больно делать вид, что Лютик принадлежит ему. Что тот будет рядом — навсегда, хоть и выдуманное.       Геральт соберется, вернется в главный зал, отведет Лютика в сторону и скажет, как есть: пора рассказать правду. Сорвать пластырь. Пусть и вместе с кожей.       — Значит, ты все-таки вспомнил кодовую фразу?       Геральт вздрогнул и обернулся: Лютик стоял в дверях, облокотившись плечом об косяк. Один взгляд на него — и в груди что-то болезненно сжалось, словно сердце стянуло тугой петлей. Безумие, знал он. Лютик и был причиной его нынешнего состояния, но при этом… одно его присутствие успокаивало. Дарило покой.       — «Не хочешь прогуляться до зала с минералами?» — напомнил Лютик, заглядывая в шкаф с жеодами.       — Так ты нашел меня?       Лютик покачал головой.       — Честно говоря, я вообще забыл про кодовую фразу. Ренфри сказала, что видела, как ты пошел в эту сторону… Хотя, знаешь, надо было сразу догадаться, что ты окажешься в самой скучной комнате во всем здании. Даже ни одного динозавра, — добавил тот с тихим смешком. — Просто камни, и все.       Он отошел от витрины и сделал несколько шагов к Геральту — гулко, по деревянному полу.       — Ты знал, — произнес Лютик небрежно, даже слишком, — что этажом ниже есть выставка с диафонизированными лягушками? Это потрясающе! Видно все косточки. — Он подошел еще ближе и заглянул за Геральта, разглядывая витрину. — И все равно ты тут. С осадочными породами.       — Метаморфическими, — поправил Геральт, даже не оглянувшись на витрину позади себя.       — Ну да, — усмехнулся Лютик. — Метаморфическими. Очевидно. — Он протянул руку и мягко коснулся плеча Геральта. — Ты в порядке?       — Нормально.       — Просто «нормально»? Ты вроде как… сбежал.       — Да. — Геральт провел рукой по волосам, растрепав аккуратный пучок, который Лютик так старательно завязывал. Несколько прядей выбились из прически. — Накрыло немного.       — Прости, — тихо ответил Лютик. Не просто дежурная фраза, а искреннее извинение — Геральт знал. — Все это как-то… странно, да? Все вокруг такие… — Он многозначительно пошевелил пальцами в воздухе, грустно улыбнувшись, и замолчал.       — Да, — согласился Геральт.       Но, если честно, странно не было. Притворяться парой Лютика оказалось на удивление легко. Будто все те мысли и тихие мечты, которые Геральт годами давил в себе, вдруг ожили. Все казалось естественным, легким и, к его сожалению, правильным. Странно было другое: знать, что через пару часов все закончится. Они выйдут из здания, ввалятся в пустой вагон метро, и все вернется на круги своя.       Игра, в которую они играли, была словно хождением по канату, но Геральт, черт возьми, не хотел, чтобы она заканчивалась. Для Лютика это все было шуткой — поддразниванием братьев Геральта, игрой в гляделки, где каждый ждет, пока другой отведет взгляд первым.       Но конец был неизбежен, и Геральт чувствовал, как его разрывает надвое. Он сам навлек на себя эту боль, прекрасно зная, как сильно она ударит по нему.       — Я слышал вас с Ламбертом, — наконец выдавил он.       — А. Геральт…       — Думаю, пора рассказать им правду.       — Да… Пора.       Хорошо, что они хотя бы были на одной волне. Это успокаивало, но облегчение жгло, как соль на ране: Лютик не хотел продолжать, не хотел быть с ним — ни понарошку, ни взаправду.       Лютик внимательно наблюдал за ним с непроницаемым выражением, словно изучая. Он потянулся к Геральту, смахивая невидимую пылинку с лацканов его пиджака, а затем принялся за галстук.       — Ты весь какой-то растрепанный, — пробормотал он. — Дай-ка…       Он потянул за язычок, распуская узел, и ловкими, тонкими пальцами завязал его заново. Дернул слегка, проверяя, чтобы все было ровно и аккуратно.       — Готово, — выдохнул Лютик, задержав ладони на груди Геральта. — Теперь порядок.       Он уже собирался отстраниться, но Геральт накрыл его руки своими, не позволяя отойти. Лютик замер, впившись в Геральта взглядом — на скулах проступил легкий, смущенный румянец. Не говоря ни слова, Геральт опустил их сцепленные руки, не ослабляя хватки — большими пальцами поглаживая костяшки Лютика.       Лютик издал короткий, пустой смешок, в котором сквозила грусть.       — Здесь никого нет, Геральт, — пробормотал он, отводя взгляд. — Не нужно притворяться.       — Я не… — Геральт сглотнул. Слова застряли в глотке, язык будто онемел. Руки Лютика казались неподъемными, словно в них каким-то образом уместилась тяжесть всего мира. — Я не притворяюсь.       Лютик наконец поднял на него взгляд. Брови сдвинулись к переносице, взгляд настороженный.       — Не шути так, — прошептал он.       Геральт неохотно отпустил одну из рук Лютика и мягко обхватил его щеку освободившейся ладонью. Большой палец замер у самого краешка рта — Геральт с трудом сдержался, чтобы не провести подушечкой своего пальца по нежной коже. Губы Лютика чуть приоткрылись, глаза распахнулись — зрачки темные, расширенные. Его вторая рука, все еще в ладони Геральта, едва заметно дрогнула.       — Лютик…       То ли мольба, то ли проклятье.       И сразу после — Геральт поцеловал его.       Не мимолетно, как в первый раз, и не ошеломляюще откровенно, как во второй. Этот раз — мягкий, осторожный, полный сомнений — вопрос, который Геральт не решался задать вслух. Ему хотелось провести ладонью по изгибу челюсти Лютика, зарыться пальцами в его волосы, притянуть ближе, но он не смел — не смел давить, не смел дать Лютику подумать, что отступить нельзя, если это не то, чего он хочет.       Но — каким-то чудом — Лютик не отстранился. Лишь издал тихий, удивленный звук, поддавшись навстречу прикосновению. Губы чуть дрогнули, отвечая, а рука крепче стиснула ладонь Геральта. Они замерли вот так, почти не шевелясь — лишь губы танцевали в нежном ритме. Геральт зажмурился, захваченный ощущением Лютика — теплом его тела, мягкостью его рта.       Опьяняюще. Сердце колотилось под этой проклятой, колючей рубашкой, кожа пылала. Для Геральта этот момент был всем — но…       Но это же Лютик. Лютик — вольный, дикий, достаточно безумный, чтобы уговорить его обойти все рестораны в радиусе пяти миль от дома с какой-то аферой. Лютик, который, возможно, и хотел его, но никогда не смог бы полюбить так, как Геральт любит его…       Он отстранился, резко втянув воздух носом, и отпустил руку Лютика.       — Мне не стоило… — выдавил Геральт, путаясь в собственных словах. — Я не могу.       Он ждал, что Лютик начнет спорить или обидится, но тот лишь отступил на шаг назад, давая Геральту пространство — с теплым выражением на лице.       — Геральт. — Лютик нервно потер пальцы между собой, сплетая их в замок. — Хватит паниковать. Перестань думать о морали, этике и прочей ерунде. Подумай о… — Он вздохнул, и его руки замерли. — Подумай, чего ты хочешь. — Осторожный шаг ближе. — Чего ты хочешь? Не вчера, не в будущем, не — блять — даже не завтра. Прямо сейчас. Ты имеешь право…       Геральт рванулся вперед. Лютик издал еще один удивленный писк, который Геральт благополучно заглушил своими губами — отчаянно, жадно, обхватив лицо Лютика ладонями. На этот раз он не сдерживался, не поддавался сомнениям и осторожности. Он целовал Лютика так, как хотел все это время, как представлял себе — яростно, смело, без оглядки.       Лютик ответил мгновенно, с той же страстью, обвив руками шею Геральта, притягивая его ближе. Они столкнулись зубами, носами, но ни один не отпрянул, не остановился. Воодушевленный внезапной решимостью Геральта, Лютик провел языком языком вдоль его губ — еще один немой вопрос, на который Геральт отчаянно желал ответить.       На вкус Лютик ощущался как вино, тепло и дом — и это сводило с ума.       Геральт позволил рукам скользнуть ниже по чуть шершавой ткани золотого пиджака — к бедрам Лютика, притягивая его еще плотнее к себе. Лютик издал довольный, приглушенный звук прямо в его губы, и Геральт в ответ усилил хватку на его бедрах — такого послушного под пальцами.       Они неуклюже отступили назад, пошатнувшись, и Лютик с глухим стуком врезался в дубовую стену позади, задыхаясь в поцелуй. Но даже тогда ни один из них не отстранился — Лютик, прижатый Геральтом к стене, запутал пальцы в его волосах, сжимая у корней куда нежнее, чем Геральту бы хотелось.       Геральт скользнул руками под его пиджак, касаясь гладкой рубашки, сминая ткань пальцами. Атлас был скользким, податливым, и Геральт без труда вытащил рубашку Лютика из его чертовых обтягивающих брюк. Его ладони двинулись дальше — под рубашку, коснувшись теплой, манящей кожи. Лютик ощущался под его пальцами удивительно живым — мягким, словно созданным для прикосновений, умоляющим сжать его сильнее. Лютик пробормотал что-то — то ли стон, то ли слово — и Геральт дал рукам волю, скользя к пояснице и выше, вдоль позвоночника. Лютик выгнулся навстречу, и Геральт почувствовал, как его твердый член упирается ему в бедро, отчего его собственное возбуждение отозвалось резким толчком.       Все еще прижимая Лютика к стене, Геральт обхватил его ягодицы обеими руками и рывком приподнял. Лютик, словно предугадывая, обвил ногами его талию, а руками обхватил плечи, удерживаясь на весу — балансируя между Геральтом и стеной позади. Теперь возбуждение скрыть было невозможно: мучительное трение под слоями натянутой ткани становилось все жарче и настойчивее.       Лютик опустил голову, прервав поцелуй, и его губы скользнули к челюсти Геральта, едва касаясь шеи — задержавшись в мягкой впадинке у плеча. Губы были влажными, мягкими, и Геральт вздрогнул, когда Лютик припал к его чувствительной коже, лизнув местечко у ключицы.       Геральт хотел дотронуться до него, скинуть этот проклятый пиджак, разорвать атлас под ним и увидеть обнаженную кожу, но не мог шевельнуть руками — не сейчас, когда Лютик так рискованно завис на нем. Зубы Лютика вонзились ему в шею, и Геральт едва сдержал стон. Лютик хмыкнул — звук вибрацией отозвался в груди. Геральт сжал его ягодицы, понимая, что не может отпустить, а Лютик выдохнул ему в кожу — тепло, обжигающе близко.       Убедившись, что Геральт его не уронит, Лютик повел руками ниже — от плеч к груди. Ткань рубашки Геральта была тонкой, почти бесполезной, и Лютик быстро нашел его сосок, проведя по нему пальцем через хлопок. Геральт дернулся, прижимаясь сильнее, а Лютик повторил движение, издав звук — что-то среднее между смешком и стоном. Затем его пальцы двинулись к пуговицам — ладони легли на грудь Геральта.       — Бля, — пробормотал он, когда Геральт прильнул губами к его шее. — Геральт…       Геральта вдруг пронзила мысль — резкая, тревожная, — и он вынужденно отстранился. Лютик опустил на него взгляд — глаза распахнуты, потемневшие, губы розовые и припухшие.       — Нам не стоит…       — Только не это…       — Нет, я… — Геральт быстро оглянулся через плечо в угол комнаты, затем снова на Лютика. — Камеры.       — А. — Лютик замер, задумавшись. — И что, ни укромных чуланов… ни запертых шкафов?..       Геральт усмехнулся и вновь склонился вперед, позволяя губам лениво скользнуть по коже на шее Лютика. Тот снова обнял его за плечи, притягивая к себе без остатка.       — Это одно из самых охраняемых зданий в городе, — пробормотал Геральт. — Нас засекут. Нельзя.       — Тогда тебе точно придется… — Лютик запнулся, когда Геральт легонько прикусил мочку его уха. — Прекратить, Геральт, иначе я не ручаюсь за себя — плевать на камеры.       Геральт хмыкнул и неохотно опустил Лютика на пол, уже тоскуя по теплу его ног вокруг своей талии. Затем примкнул губами к его челюсти, к губам — и только потом отступил.       Лютик выглядел так, будто его растерзали. Волосы взъерошены, одежда сбилась, атласная рубашка задралась на животе, открывая полоску кожи, покрытой мягкими волосками — что так и манили прикоснуться.       — Знаешь… — протянул Лютик, полуприкрыв глаза. — Мы могли бы просто… слинять через черный ход. Домой. Если ты, конечно, хочешь.       Геральт хотел. Всем своим нутром хотел. Но долг висел над ним, словно проклятье.       — Мне нужно остаться до конца.       — Точно?       — Да.       Лютик фыркнул, прислонившись к стене.       — И долго еще?       Геральт глянул на часы на своей руке.       — Два часа.       — О боги. Я, похоже, не доживу до конца ночи.       — Доживешь.       — Ладно, ладно, зверюга. Дай мне хотя бы пять минут, а?       — Хватит ли? — Геральт медленно скользнул взглядом по телу Лютика, оглядывая его с ног до головы: растрепанные волосы, скомканная рубашка и явный бугор на ширинке брюк, все еще натягивающий ткань. Когда Геральт наконец поднял глаза к лицу Лютика, тот пылал румянцем.       — Вообще не помогаешь, — буркнул тот.       — Нет?       — Нет. Пялиться на меня так. Просто неприлично.       — Я всего лишь переживаю, что времени маловато.       — Это ты-то говоришь, — фыркнул Лютик, одергивая рубашку, прежде чем шагнуть ближе, утыкаясь носом в шею Геральта. — Это что, окаменевшая кость игуанодона у тебя в кармане, или ты просто рад меня видеть?       Дыхание Лютика щекотало кожу, губы были так близко к шее Геральта — но не касались напрямую. Геральт сглотнул — ощущение отдало прямо в пах. Лютик приподнял брови и хмыкнул.       — Народ начнет гадать, куда мы делись, — выдавил Геральт опасно близко к губам Лютика.       — Все думают, что мы свежезарученная парочка, Геральт, — прошептал Лютик едва слышно. — Они и так считают, что мы этим занимаемся. Просто теперь не то чтобы ошибаются.       — Хм. — Геральт все же коснулся губами губ Лютика — не поцелуй, но почти. — Не хочется их разочаровывать, но вернуться все же придется.       — Ну ты и зануда.       Геральт резко схватил Лютика за талию, провел рукой по спине, вдавливая пальцы в кожу.       — Два часа, — пробормотал он. — Не так уж долго.       — Тут мы не сходимся, — отозвался Лютик, слегка вздрагивая от прикосновения.       Геральт поддался вперед и снова поцеловал его — жадно, позволяя губам сплестись, языкам исследовать друг друга — но лишь на миг, прежде чем отстраниться. На этот раз он сделал полный шаг назад, прекрасно понимая, что если продолжит, то они вообще не спустятся вниз.       — Пять минут? — спросил он, приподняв брови.       Лютик фыркнул, принимаясь заправлять рубашку обратно в брюки.       — Давай пятнадцать.