Глаза с разводами янтаря

— Я устал, — заявляет Аякс. Он садится прямо на траву, скрещивает ноги, раскидывает руки и клонится назад, пока не стукается затылком о землю. Люмин морщится за него; больно, наверное, вышло. — Я тоже немного, — признаётся она, оттягивая перчатку на большом пальце. — Но, кажется, мы закончили. Хирохико упоминал только три места. — Я бы поел чего-нибудь, — Аякс вздыхает; челка открывает лоб, и он театрально кладёт на него ладонь тыльной стороной. Паймон появляется перед глазами мгновенно; Люмин, наученная опытом, едва успевает податься назад, чтобы она не зарядила ей в нос своей маленькой подошвой. Зачем ей вообще ботинки, если она только летает?… — А ты оплатишь? — деловито уточняет она. Люмин улыбается, а Аякс смеётся. Ойкает — в такой позе, должно быть, не очень удобно, и собственный смех отдаёт неприятным щелчком в рёбрах по сердцу. Он поднимается и отряхивает ладони о коленки. — А у меня есть выбор? — он широкой рукой мягко треплет Паймон по волосам. Она пищит и двумя ручками пытается придержать на месте свою заколку. — Разве что могу приготовить что-нибудь сам… — О, нет, — тут же машет руками Люмин, — мы уже знаем твой суп с живыми щупальцами! — Это деликатес, — защищается Аякс. — Даже не сомневаюсь, — осаждает его Люмин, — но мы обойдемся обычной едой. Он показательно закатывает глаза, а она — вздергивает подбородок, слабо улыбаясь, мол, ну, докажи, что я не права, попробуй. Она видит, как Аякс закусывает щеку изнутри, сдерживая комментарий, и только довольно хмыкает. — Раз мы все согласны, — подытоживает Люмин игривым тоном, — значит, кто последний до Амаканэ, тот и платит. Паймон дважды повторять точно не надо, пусть и денег своих у нее нет ни монетки моры; она летит не хуже колибри. Люмин бы посмеялась, да некогда; она ловко скидывает в руку сапожки, чтобы не мешались на песке, и босиком бежит следом по отмели, ощущая кончиками пальцев влажный песок. Слышит какие-то наигранно недовольные восклицания Аякса; но уверена, что он бежит следом, только вот догнать все равно в своих сапожищах не успеет — а пока будет расстегивать все застежки, Люмин с Паймон наедят на новый Нефритовый дворец. Паймон летит прямиком к стойке со сладостями — душу готова продать за моти с сакурой; а Люмин останавливается у каменной дорожки, чтобы надеть обувь. — Ты меня обманула! — сквозь смех обвиняет Аякс, опираясь ладонью об одно из деревьев; бежали они дай архонт метров сто, но отдышаться не помешало бы. — Ничего подобного, я сразу сказала все условия, — Люмин звонко смеется. У нее щеки покрываются румянцем от того, каким влюбленным выглядит Аякс напротив; слегка сводит брови домиком, приоткрывает губы в улыбке, и в синем-синем взгляде, кажется, все же появляется маленькая нежная искорка. Она встает на носочки; без каблучков и вовсе ему по грудь; кладет ладошку на его щеку и наклоняет к себе, чтобы мягко поцеловать. Такой Аякс всегда поддается, тянется к ласке, будто Люмин его завораживает, а поцелуями одаривает лишь изредка, а не каждый день и едва ли не каждый час. — Но все равно ты платишь, — почти шепчет она и ласково прикусывает кончик чужого носа. Аякс с улыбкой морщится. — Хитрая царевна… — он лезет в карман, а потом плюхает Люмин в ладошку мешочек с морой, ласково мазнув губами по ее лбу. — Для своих дам я готов на все. В ее глазах снова пляшут игривые искорки; и ему радостно видеть ее в таком легком настроении. — Спасибо, господин Предвестник. Люмин отряхивает ступни от песка, надевает сапожки и спешит догнать уже жующую что-то Паймон; ее маленькие ладошки ломятся от еды и сладостей, и Люмин спешит оплатить все это добро и заказать что-нибудь себе. Аякс сам в первой же палатке берет себе онигири — с едой он спешить не любит, растягивая для пущей сытости. Пока Люмин и Паймон о чем-то говорят с торговцами, он прохаживается по острову. Солнце приятно припекает макушку и щеки, а лепестки сакуры напоминают снег; что довольно странно летом, но Аяксу нравится. По старой привычке он думает, что стоит написать об этом Тоне; описать поподробнее, чтобы Антон со своим богатым воображением смог попробовать это зарисовать, а потом Аякс по приезде похвалил бы его и что-то подправил; и, конечно, забрал рисунок с собой, чтобы напоминал о доме. Он останавливается, чтобы поймать губами рассыпающийся рис. Краем глаза замечает стенд с предсказаниями, и куча пестрых дощечек его увлекает; ведь всегда интересно, о чем мечтают другие люди, и как они могут выразить это на одной маленькой дощечке. Аякс чуть вскидывает брови, когда замечает что-то отдаленно знакомое — две прядки у коротких волос и заколка-цветок. Люмин бывала на Амаканэ не один раз, и наверняка загадывала желание. На дощечке с красной махровой кисточкой она держится с кем-то за руки; и Аякс по одному лишь шарфу и косе понимает, что это Итэр. Он касается дощечки пальцами, и бубенчики над ней ласково звенят тому, кто их потревожил. — Это моя дощечка, — говорит где-то за спиной Люмин. Аякс с улыбкой оборачивается. Она за обе щеки уплетает ассорти из сашими с широкой тарелки, такая же разнеженная и спокойная под солнцем и лепестками сакуры, как и он сам. — Я узнал. А ты художница. Люмин слегка пихает его локтем в бок, и он заливисто смеется. — Посмотрим, какой ты художник, — говорит она. — Господин Ёсикава, нам одну гадальную дощечку! Аякс сперва отнекивается, но она все же заставляет его взять дощечку и карандаш. — Ее же все увидят, — жалуется он, смотря на деревяшку в своей ладони. — Да, но смысл желания будут знать не все, — Люмин забирает пока его недоеденный онигири. — Давай, рисуй. Аякс гипнотизирует дощечку еще какое-то время. Он не уверен, какое у него желание, и тем более не знает, как уместить его на такой маленькой дощечке. Но перечить Люмин было абсолютно бесполезно; он прикусывает нижнюю губу и спокойной рукой начинает выводить линии, чуть поскрипывая карандашом. Аякс подвешивает дощечку на синюю веревочку рядом с дощечкой Люмин. Она тут же встает на носочки, чтобы рассмотреть, что он там нарисовал. Созвездие путешественницы посередине — она узнает собственный меч и цветок из волос, по инерции поднимает ладонь, чтобы его коснуться. От созвездия исходят вверх лучи; по бокам две звездочки, как заколка у Паймон; и сверху, где-то в углу, маленький-маленький кит. — Объяснишь? — с предвкушением спрашивает она. Аякс прикрывает глаза, запрокидывая голову и выставляя щеки солнцу. — Путешественница это, конечно, ты. Рядом с тобой звезды Паймон и Итэр, чтобы они всегда были рядом с тобой, а лучи — это знак того, что ты счастлива. А кит, — Аякс тихо вздыхает, улыбаясь, — это я. Так или иначе, здесь, рядом, или с высоты звезд, когда я захвачу мир и ты победишь меня. Люмин сперва издает смешок; наверное, хочет сказать, что опять он пристает с этими глупостями, но почему-то молчит. Наверное, понимает, что он вполне серьезно — его амбиции никогда не были для нее секретом, как и признание, что лишь она сможет когда-нибудь его остановить, если придется. Она опускает голову. Люмин рассматривает кусочки рыбы и креветок в своей тарелке. Аякс смотрит на нее, приоткрывает губы, чтобы как-то сгладить ее тоску, но не успевает ничего сказать. — Не покоряй мир, ладно? — тихо просит она. — Давай лучше… путешествовать вместе по разным мирам. Их же много. Это куда интереснее, чем просто один, да и… «Да и так мы будем вместе», — не заканчивает она, пусть и хочет. Он этого не слышит, пусть и понимает. Аякс мягко улыбается. — Хорошо, — он снимает одну перчатку с ладони и протягивает ей мизинец, — только если ты исполнишь мое желание. Если это сделает тебя счастливой. Люмин цепляется своим мизинчиком за чужой, слегка сгибает, чувствуя, какие его руки горячие после черных перчаток на солнце. — Уже сбывается, — спешно говорит она, смотря на их маленькую детскую клятву, — осталось немного. Аякс с улыбкой кивает. Опускает их руки, ласково целует в макушку; а потом бросает какую-то веселую фразу подоспевшей к ним Паймон. Люмин поднимает взгляд к дощечке; из-за порыва ветра с моря красные нитки ее кисточки путаются с синими с дощечки Аякса. Бубенчики звенят негромко; наоборот, ласково и едва слышно, приглушаемые падающей бархатной листвой сакуры. Совсем немного.