Запретный плод сладок

После жаркой и страстной ночи Феде был просто необходим глоток свежего воздуха, посему, как только царь покинул покои, юноша оделся и вышел прогуляться. За пределы дворца он осмотрительно не выходил, но решил прогуляться меж колонн. Басманов шагал неспешно, наслаждаясь теплым воздухом, в котором парил аромат цветов, и теплыми солнечными лучами. Казалось бы, ничто не могло испортить эту прогулку, ежели Федя не столкнулся бы с Курбским. Тот сначала долго оглядывал юношу, вдыхал воздух носом, отчего мальчишка не на шутку разволновался, а затем заговорил. - Интересно как вышло – всего за два дня из опричника царским советником сделался. Как же так получилось, Федя? – спросил мужчина. - Царю я помог очень, вот он мне звание сие и жаловал, - солгал юноша, и бровью не поведя. - А отчего же сам царский советник по дворцу без дела шатается? – усмехнулся Андрей. - А оттого, что дела все я уже сделал. Дай дорогу, гуляю я, - сухо ответил Басманов, попытавшись уйти – право, мужчина его раздражал, еще и пах чем-то до ужаса неприятным. Однако Курбский, по всей видимости, с Федиными планами согласен не был – он с силой схватил парня за руку. Юноша на это лишь недоуменно взирал на мужчину. - Погоди, Федя, постой… Ты просто так пахнешь, ужасно приятно, знаешь ли, - усмехнулся Андрей. Федя на это шумно выдохнул, мысленно считая до пяти. - Спасибо, Андрюш. Невесте брата духи подарили заморские, так она всю бутыль на меня и вылила. Матушка сказала, что еще долго так пахнуть буду, - нервно посмеявшись, оправдался Басманов. - Тебе очень идет этот запах, Федя. Он так и манит, - мужчина приблизился к шее юноши и стал вдыхать его аромат. Басманову было до жути неприятно все это, посему тот предпринял попытку вырваться из хватки, однако у него ничего не вышло – Курбский лишь сильнее, до боли, сжал запястье мальчишки, притягивая того к себе. – Прошу, просто будь со мной, - исступленно шептал Андрей. Не на шутку испуганный юноша только и мог, что ударить подлеца в пах и отбежать на безопасное расстояние. – Сука! Ты все равно будешь моим, ясно?! – взревел Курбский нечеловеческим голосом, разогнувшись и наступая на Федю, который в испуге отступал назад, пока не почувствовал, как уткнулся в чью-то грудь. - Что здесь происходит?! Андрей, опять к люду пристаешь?! Руки прочь от мальчишки! – юноша был несказанно рад услышать голос так вовремя подоспевшего Афони. И был он, кажется, в ярости. Федя на себе почувствовал, какая сильная аура гнева исходит от Вяземского, посему решил отойти в сторонку и просто наблюдать за тем, как Курбский, кряхтя и ругая все, на чем свет стоит, уходит прочь под гневный взгляд Афони. Тот же, в свою очередь, стоило только силуэту Андрея исчезнуть, развернулся к Феде, упер руки в бока и сверлил долгим недовольным взглядом. – И что ты, Федор Алексеевич Басманов, бывший опричник, а ныне царский советник, делаешь вне царских покоев во время течки? – сурово спросил опричник. Феде казалось, что он – маленький ребенок, который ослушался мать, и она теперь его отчитывает. А еще ему стало страшно, ведь Афоня знает его тайну! Неужто все настолько очевидно? И отчего царские покои он упомянул? - Это не течка, я ведь бета, - неуверенно промямлил юноша, отводя взгляд. - Из тебя такая же бета, как из меня девица красная. Видал когда-нибудь девиц с бородой? Нет? Вот и я тоже. Потому, повторяю, отчего ты не в царских покоях? - А с чего это я должен там быть? – Федя вздернул нос, смело встречаясь своими глазами с чужими. - А с того, что государь сам просил меня тебя там проведать, только вот незадача, тебя там не оказалось, посему по всему дворцу тебя искал, и не зря, как оказалось, - хмуро ответил Вяземский. - Как ты понял, что я омега? – вздохнул юноша. Право, чего теперь утаивать то, что и так известно? - Я с того момента, как узрел тебя, сразу подумал – дело нечисто, не может такой парень бетою быть, а когда царь сказал проверить тебя в его покоях, то вмиг сомнения меня еще большие одолели, но, стоило мне найти тебя, как я все понял – внешний вид, царские покои, запах – дураком надо быть, чтобы не понять, а я вроде не дурак, - фыркнул Вяземский. - И ты не злишься? Колдуном меня не считаешь? – с придыханием вопросил Федя. - Да с чего бы? Я ведь и сам в юношестве был в парня-омегу влюблен. Он был прекрасен телом и душой, добр и ласков. Однако не смог я его уберечь: мы записками с ним договаривались о месте встречи, не боялись ничего, ведь родители наши умением читать да писать не владели, а он, как и ты, отвары какие-то пил, вот и не знал никто, кроме его матушки и меня, что омегою он был. Вот только позабыли мы, что брат его старший читать да писать умел. Нашел мою записку, меня заперли в подвале, якобы как околдованного, а его… его сожгли на костре, - тихо поведал Афанасий историю свою. Он молчал еще с минуту, печально глядя куда-то пред собой, когда взор его обратился на Федю. – Его не уберег, так тебя хоть сберегу, долгом это своим считаю. Не хочу я больше видеть смертей невинных, а ты, как царев любовник, может и сможешь сие изменить, кто знает? Да и государь с меня три шкуры сдерет, ежели случится что с тобою, а я не углядел, по взгляду его видел, как тобою он дорожит, - усмехнулся пришедший в себя мужчина, потрепав парня по волосам. Феде сделалось грустно от истории Афони – не зря матушка всегда говорила, что сердце у сына ее чуткое и сострадательное, доброты не лишено. - Прости, Афоня, я не знал. Мне так жаль, - искренне заявил Басманов, да лишь выдохнул облегченно, улыбку на лице альфы завидев. - Не за что тебе извиняться, сам-то всю жизнь от этого мучаешься. Вам ведь ужасно сложно все это скрывать. А на царя ты не подумай, что он каждому первому встречному о тебе рассказывает, просто меня он особо жалует, я у него аки пес цепной, - гортанно рассмеялся Афоня. - Это все оттого, что он историю твою знает, так ведь? – печально спросил юноша. - Да, все так. Ваське он ни за что бы не наказал идти тебя проверять. У того язык слишком длинный, особенно когда он пьян, а пьян он всегда, - Федя лишь звонко хихикнул, представляя, как неумытый и пьяный Васька идет его, пошатываясь на ходу, спасать от Курбского. Нет, хорошо, что Афоня на короткой ноге с Иваном – этому мужчине он мог доверять, чувствовал это. Тем более, раз ему сам Иоанн доверяет, разве можно сомневаться в решении своего государя? Двое двинулись назад в покои, где и просидели несколько часов вместе, обсуждая все на свете. Они смеялись под хорошее вино, что поднесли после плотного обеда, которым Федя вдоволь объелся – и почему омегам так хочется съесть все, что на глаза попадется, во время течки? – а затем стали играть в шахматы, что стояли на столе и откровенно пылились – надо будет убраться в комнате, право, Иван ужасно следит за порядком! К великой радости юнца, он обыграл Вяземского три раза из пяти, за что тот получил три щелбана, по каждому за проигрыш. Настроение у Басманова было приподнятым, и он и думать уже забыл про течку, когда в глазах все начало двоиться, а ноги так ослабли, что он так и упал бы на том месте, где только что раздавал щелбаны проигравшему, ежели бы этот проигравший его под руки не подхватил. Афоня аккуратно уложил Федю на кровать и убежал на поиски царя. Вернулись они, к Фединому изумлению, довольно быстро, даже для него, для которого минуты превращались в часы невыносимой пытки. Иоанн одним жестом прогнал Вяземского, который улыбнулся на прощание Феде, что слабо помахал мужчине рукой. В этот и следующий раз Грозный брал Федю жестко, оттягивая за волосы, с силой насаживая на себя, втрахивая в матрац, оставляя тут и там метки, на следующий день он даже связал юношу по рукам, уложив на живот, а сам, заявив, что мальчишка сейчас познает наслаждение чрез боль, выпорол его до красной, местами слегка кровоточащей нежной коже ягодиц, спины и бедер. Мужчина буквально зализывал пылающие полосы, что сам и оставил, а юноша же кончил два раза от одной только порки. Когда Грозный его, измотанного и вспотевшего, наконец, взял, мальчишке только и оставалось, что всхлипывать от наслаждения, раз за разом царапая все еще не зажившую от прошлых утех спину любовника. Юноша зарывался своими тонкими пальцами в жесткие короткие волосы Ивана, притягивая к себе, моля, требуя о большем, и мужчина исполнил его желание, доведя Федю до такого состояния, что у него в ушах стоял лишь звон, губы были истерзаны и искусаны, тело не слушалось, окутанное сладкими истомой и негой, в носу стояли запах грозы и пота, кожу на ягодицах обжигало от любого движения, все мышцы болели, но, черт, как же было приятно, как было хорошо вот так лежать в обнимку с любимым человеком, со своим, Федя не боялся это признавать, истинным, мурлыча от поглаживания по голове, щеке и плечам, ощущая при этом внутри себя узел. Когда тот спал, Иоанн аккуратно вышел из любовника и, мягко поцеловав в уголок рта, поднялся, идя к шкафу, из которого выудил расписную шкатулку, да вложил в руки Басманова. Мальчишка удивленно взирал на подарок, вертя его тут и там. Он уже представил, сколько сережек и перстней сможет в ней хранить, когда Иван вдруг попроси ее открыть, что юноша и сделал, да так и охнул, глядя на прекрасные серьги, браслеты и кольца, что были инкрустированы различными драгоценными камнями, и все они имели голубой оттенок. Басманов понял, что молчит уже слишком долго, посему, еле совладав с голосом, прошептал: - Ваня, они так прекрасны! – восторженно сказал он. – Я в жизни не видывал таких украшений! - Конечно не видывал, их же сделали специально для тебя. И они такие необычные оттого, что делал это ювелир самого султана Сулеймана, - гордо усмехнулся мужчина. - Сама Османская империя… Ваня, я столько не стою! – нервно сжимая шкатулку в подрагивающих руках, взвыл Басманов. Иван на эти слова внезапно нахмурился. - Конечно не стоишь. Это – лишь безделушки, а сам ты стоишь целого мира, поверь мне, так что впредь и слышать о таких глупостях не желаю! Федя, малыш, взгляни на меня, - начиная говорить сурово, Иоанн перешел на мягкий тон, легонько приподняв голову мальчишки за подбородок, заставляя смотреть на себя. – Ты – вся моя жизнь, ты то, чем я дышу, ты – весь мой мир. Я одарю тебя лучшей одеждой, лучшими украшениями, я подарю тебе все, чего бы ты ни пожелал. Знаешь почему? Потому что я люблю тебя, дурачок. Ты дороже всех этих камней вместе взятых, соколик мой. И не отказывайся от подарков, тем паче от царских подарков, это дурной тон, а я знаком с этикетом, помнишь? – мужчина тихо рассмеялся, поцеловав ошарашенного юношу в кончик прямого носа, а затем стал вытирать столь непрошенные чужие слезы. – Ты расстроен, любовь моя? – встревоженно спросил он. Федя же положил свою маленькую и тонкую ладонь поверх Ваниной большой и широкой, да потерся щекой о чужую теплую руку. - Ваня, я так тебя люблю, мне с тобою хорошо и спокойно, я чувствую трепет каждый раз, как вижу, слышу, трогаю тебя. Никогда я и подумать не мог, что смог бы кого-то заинтересовать, а чтобы меня любили? Я не верил, что такое могло со мной случиться, но вот появился ты, окружил меня заботой, вниманием, черт возьми, даже уважением! А ведь я в тебя с самого первого дня нашего знакомства влюбился, но ты тогда сказал, что твое сердце занято, и я места себе не находил от горя. Я ведь даже плакал ночью, представляешь? Как девица влюбленная, кою отвергли. Затем я боялся, что тебе нужно мое тело, а не душа, но ты раз за разом доказывал обратное, и я не мог не поверить в то, что действительно люб тебе. Это… это то, во что я порой до сих пор не могу поверить, кажется, что в любой момент я проснусь у себя в постели родительского дома, и нет тебя, нет любви, нет заботы, что я снова простой мальчишка, который вынужден притворяться кем-то другим. До того, как я встретил тебя, я даже не знал, что жизнь моя столь пуста. Спасибо, Ваня. За все: за заботу, внимание, любовь. И подарок этот я буду носить всегда! Спасибо, - сквозь слезы говорил Федя. Он сказал все то, что терзало его сердце и душу, что думы его мучало. Иван лишь тепло улыбнулся и поцеловал юношу в пухлые алые губы. Поцелуй вышел сладким и тягучим, словно мед. А еще наполненным любовью, теплом и лаской. Басманов был окрылен чувствами, что окутали его. Иван и Федя жили душа в душу, практически не отходя друг от друга ни на шаг. Свой запах Федя объяснял тем, что у него появилась невеста, от которой так пахнет. Он точно не знал, верят ему или нет, но покуда никто его не трогает, ему было все равно – ведь он рядом с Ваней. Однако с самочувствием случилась какая-то беда: парня скручивало и тошнило каждое утро и по нескольку раз за день, он страстно полюбил любимое Ванино огуречное варенье, которое до сей поры терпеть не мог, он то хотел есть так, словно не ел неделю, то его воротило от одного лишь запаха; запахи и вкусы тоже поменялись, голова часто кружилась, а в теле была сильная слабость. Басманов точно не знал, что с ним происходит – черт, он даже в весе прибавил, у него появился совсем небольшой животик. Что ужасно раздражало – перепады настроения. Мальчишка то счастлив был, как никогда прежде, то вмиг становился нервным и дерганным, а еще с легкостью расплакаться мог. Но самое ужасное было другое – ему физически было сложно находиться рядом с любым альфой, кроме Вани. Он не понимал, почему, но альфы заставляли его сердце биться с бешеной скоростью, воздуха в легких катастрофически не хватало, поэтому ему приходилось дышать быстро и часто, отчего начинала кружиться голова. А страх… Страх был ужасен, он был каким-то животным, нечеловеческим, он растекался по крови и окутывал все его тело с головы до пят. Юноша пытался находиться подле Вани всегда, не отходить от него ни на шаг, ведь только с Иваном ему становилось спокойно, только с ним мальчишка чувствовал себя защищенным. С Ваней хорошо, с ним уютно, не страшно, а вот без него Басманову казалось, что он просто умрет рядом с любым альфой. Даже Афоню, которого царь приставил защищать Федю, юноша до дрожи во всем теле боялся, хотя тот не давал ни единого повода для страха. На свои места все встало лишь тогда, когда Ваня подозвал Федю к себе для серьезного разговора. - Соколик мой, ты знаешь, что от тебя пахнет другим альфой? – спокойно спросил Иван. Федя опешил. Как? Каким еще альфой? - Что? Ваня, Ванечка, ты чего? Я ведь с тобою всегда, ни на шаг не отхожу, и каждую течку только с тобою проводил! Как мог я? Ваня, я ведь ничего не сделал, клянусь! Ванечка… - договорить ему не дал Грозный, который молча взял чужие руки в свои и поочередно их поцеловал. - Федя, умный же мальчик вроде, а сейчас таким глупым кажешься, что смотреть на тебя смешно, - в доказательство своих слов мужчина и впрямь тихо рассмеялся, а Федя так и сидел за столом напротив своего альфы, совершенно ничего не понимая. Может, и впрямь глупый он? – Ты что, и правда ничего не понимаешь? Федюш, сердце мое, беременный ты, дурачок, - мягко объяснил царь. Сначала глаза юноши округлились, затем рот приоткрылся в идеальную букву «о», а после он понял, что у него слишком сильно кружится голова, а с лица сходят все краски. – Феденька! Не падай только в обморок, малыш мой, тебе же волноваться вредно! – подлетел к Басманову Грозный, да начал его платком обдувать. – Ты что же, не рад? - Ваня, да как тут радоваться?! Больше никто не поверит моим выдумкам про невесту, стоит им лишь живот мой вскоре увидеть! Горе, горе мне! Ванечка, я же умру, они и меня, и ребёнка нашего вместе со мной убьют! – затараторил Федя, испуганно хватаясь за живот. - Глупости, Федя. Я уже все решил – завтра же объявлю закон, где сказано будет, что преследование омег будет наказано казнью! Никто тебя не тронет, соколик мой, я не дам тебя в обиду, клянусь, до последнего тебя защищать буду. Тебя и нашего ребенка, а ежели повезет, то и детей. У нас с тобою хорошо все будет, я поставлю тебе метку, ты выйдешь за меня замуж, ты разродишься, будем вместе наследника или наследницу трона растить. Слышишь, Федюш, мы со всем справимся вместе! – Федя не смог не улыбнуться, настолько Ваня уверенно говорил. Быть может, и впрямь у них все получится? - Я надеюсь, что так и будет, Ваня. Я ведь рад! Несказанно рад! Мечтал о семье, что рожу от любимого, истинного альфы, что ребенка растить буду, но даже в самых смелых мечтах не представлял, что такое может случиться на самом деле, а теперь появился шанс воплотить мечты в реальность, а такие шансы упускать нельзя, верно? Я выношу ребёнка и рожу. Ведь ты рядом со мной, и я верю, что все хорошо у нас с тобою будет, - Федя сначала охнул, а затем звонко рассмеялся, когда Иван подошел к нему, заключил в объятия, над землею поднял, да кружить вокруг своей оси стал. – Только метку поставь как можно скорее, прошу, мне так плохо рядом с другими альфами, - взмолил Басманов. - Конечно, малыш. Как только объявлю тебя народу, как жениха своего, тут же метку и поставлю. Потерпишь один денек? – Федя согласился. - Но Ваня, как ты узнал, что пахнет от меня альфой? До того, как ребёнок не родится и подрастёт, узнать кто он – невозможно, - удивленно сказал юноша. - А это, Феденька, очень просто – наш род очень силен, мы можем почувствовать, кем беременна омега даже на самых ранних сроках, - усмехнулся Иоанн. Басманов на это лишь улыбнулся. На следующий день юноша был как на иголках, оттого решил пройтись в саду, да свежим утренним летним воздухом подышать. Он ходил вдоль аллеи, наблюдая за красотой природы, и это, хоть и немного, но успокаивало. На какое-то время, потому как внезапно юноша застыл на месте и стоял, боясь даже дышать. Сердце стучало, аки бешеное, так и норовя пробить грудную клетку. Что-то не так, тут кто-то есть, и этот кто-то – альфа, от которого исходила аура похоти и животного желания. Стоически переждав, пока сердце хотя бы немного успокоится, юноша развернулся и побледнел – пред ним стоял Курбский, глядя так, словно уже мысленно взял его. Мальчишка понял, что весь дрожит, не находя в себе сил дышать. Голова шла кругом, а пред глазами все плыло. - Не подходи! – не своим голосом закричал Федя, обхватив живот руками в защитном жесте. - Меня ведь высекли из-за тебя, знаешь об этом? Но я ничего не могу с собой поделать, пытался избегать тебя, как только мог, но увидел сейчас, как ты идешь, и мысли все мои о тебе лишь одном. Я не могу без тебя! И этот запах… Ты ведь омега, не ври, что не омега! Признавайся, околдовал меня? – прорычал Курбский, наступая. - Сдался ты мне! Да, омега, но с сегодняшнего дня это перестанет быть проблемой, ясно?! Не колдуны мы никакие! – вскричал Федя, медленно пятясь в страхе назад, пока не почувствовал, что уперся спиною в стену, чем и поспешил воспользоваться Андрей, приблизившись вплотную, обхватив юношу за запястья своими руками и удерживая их над Фединой головой. - Просто будь моим, колдун, не колдун, я хочу тебя, - прошептал мужчина мальчишке на ухо, вдыхая его аромат и проводя носом по чужой шее. - Когда царь узнает, что ты творишь, он тебя казнит! Не трогай меня, тварь, я беременный, я царское дитя ношу! – прошипел Басманов, силясь вырваться, однако на этот раз он даже ногой мужчину лягнуть не мог, слишком близко и сильно тот прижал мальчишку к себе. На секунду Андрей замолчал, пока не зарычал. - Ты и царя околдовал, смерд?! – гаркнул он. – Не от царя это ребенок, а от Дьявола! Так вы, омеги, и делаете – околдовываете нас, альф, моля самого Дьявола об этом, а затем от лукавого и рожаете! Не будешь моим, так никому ты не достанешься! – взревел альфа, выпуская одну Федину руку из своей, дабы за клинком потянуться, что на поясе у него висел, чем Басманов и воспользовался, что есть силы ударяя мужчину по лицу кулаком. Тот на секунду отшатнулся, прикладывая руки к челюсти, да сам резко ударил мальчишку по лицу наотмашь. Федя упал на пол от силы удара, чувствуя, как из носа по губам и подбородку текут капли горячей крови. Неужто таков его конец? - Андрей, псина дворовая! Ты чего себе позволяешь, мразь?! – услышал юноша столь родной и любимый голос Грозного. Федя не смог сдержать ухмылки, завидев, как с лица Курбского сошли все краски. – Федюша, ты как, соколик мой? – осторожно спросил Иоанн, подходя к юноше и аккуратно поднимая его на ноги, а после вытащил из-за пазухи платок, да принялся бережно вытирать им кровь с лица возлюбленного. - Милостивый государь! Иван Васильевич, да ведь околдовал он вас! Я же о вас только и забочусь, нельзя такой грязи средь люда ходить! – принялся оправдываться дрожащим голосом Андрей. - Слышать про ересь сию не хочу, ясно тебе?! Ты тронул моего омегу, моего беременного омегу, что дитя наше под сердцем носит! Мало тебе было порки? Что ж, придется действовать по-другому! - прорычал Иоанн, а затем крикнул, что есть силы. – Стража, сюда! – Федя лишь сейчас заметил, что за Грозным шло двое охранника. – Курбского в темницу, к Малюте. Молись, Андрей, молись Богу и прощения у него за все свои грехи проси! - Иван Васильевич, миленький, не можете же вы так со мной поступить! – взмолил Андрей, хватаясь за руку царя. – Мы же с вами с детства самого знакомы, а вы из-за какого-то омеги жалкого меня убить хотите?! Колдун, как есть колдун! Околдовал вас, вы и не понимаете ничего, я же вас от этого смерда спасти хочу! – по вмиг изменившемуся лицу царя Федя понял, что теперь Андрей пощады точно ждать не сможет, потому как рассвирепевший царь схватил мужчину за волосы и с силой ударил его лицом о стену. - Ты, паскуда, за языком следить не умеешь, как я погляжу! – прорычал государь. – В темницу его, живо! Когда стонущего Курбского стали уносить прочь от влюбленных, Басманов, наконец, смог вздохнуть спокойно. Опасность миновала, запах чужого альфы испарился, остался лишь запах Ивана, что приносил умиротворение и спокойствие, да его теплые объятия. Вечерело, когда Иван стоял среди народа своего, прижав к себе Федю, да объявил закон новый – о неприкосновенности юношей-омег. Царь, как и обещал, заявил, что любое посягательство на их жизнь, будет караться казнью, а в доказательство своих слов объявил о казни Андрея Курбского, коего вели под руки к плахе. Федя слышал, как перешептываются меж собой люди, как озверело они смотрят на царя, чувствовал он, что грядет смута. Быть может, все и закончилось бы лишь переговорами да руганью, не стань Андрей кричать о том, что царь сам не понимает, что говорит, так как околдовали его. Басманов почувствовал, как по спине его пробежался холодок. - Клянусь вам, люди добрые! Вот он, стоит подле царя, Иуда этот! Он государя околдовал! Не ведает Иван Васильевич наш, чего творит, то Дьявол в обличии невинного мальчишки ему нашептывает! – исступленно кричал Андрей. Тогда произошло то, чего так боялся Федя – народ восстал. Не только люд простой, но и большая часть опричников побежали выручать Курбского, спасая его от казни, а после всей оравой двинулись на царя с его любовником. Началась неравная схватка – Иван завел Федю за спину, не давая тому и шанса отбиваться, собою мальчишку прикрыв, да мечом своим орудуя. Боковым зрением Федя заметил Афоню, что также пытался отбиться от нападавших, а еще брата своего, Петю, что, к ужасу Басманова, сражался с отцом своим. Исход боя был очевиден – слишком уж многие ополчились против него, против Феди. Он понимал, Иоанна убивать никто и не пытался, лишь ранить так, чтобы тот не мог боле мальчишку защищать, и это у нападавших вскоре получилось – с Грозным сражалось одновременно четверо, и царь отбивался изо всех сил, однако не смог он и дальше защищать возлюбленного своего – к ополченцам подоспела подмога, и взяли они государя числом. Федя словно в трансе наблюдал за тем, как меч Ивана отлетает в сторону, как самого его хватают и скручивают, как оттаскивают от юноши, как его самого хватают за руки, да ведут в замок, как Басманов после понял, в темницу, и как ему говорят, что завтра же его казнят за колдовство вместе с царем, который слишком околдован, чтобы спасти его грешную душу. Федя понял – это конец.