high pleasure

      - Сколько? - уточняет Юнги.       - Полгода, - Чимин подпирает рукой подбородок и неловко улыбается, когда Юнги переводит на него взгляд. Сегодняшний Пак в их компании самый спокойный и даже пытается пошутить, но выходит так жалко, что он тут же затыкается и начинает просто глазеть по сторонам. Только тут смотреть-то не на что. Старая задрипанная кофейня, которая их приманила в десять вечера лишь своей шаговой доступностью от дома Юнги, вот и все. На большее он не был согласен. Еда была резиновой, а кофе своим запахом напоминал ему те самые носки, чудом забытые в школьном шкафчике. Храни господь того, кто их нашёл, когда Юнги выпустился.       Остальные, а это Тэхен с Чонгуком, не проронили за весь вечер ни слова. Тэхен раздражён или зол, чёрт его пойми тоже. Сложил руки на груди и натрясывает ногой так, что весь стол ходит ходуном. Юнги на это не обращает внимания только потому, что состояние откровенного ахуевания находится на самом своём пике. Он, словно родитель, поймавший за руку нашкодивших детей и им пришлось признаваться в содеянном.       На Чонгука жалко смотреть в принципе. Он сидит, откинувшись на спинку стула, и гипнотизирует кофейную чашку уже полчаса. Он явно хочет свалить отсюда, потому что находиться в такой удушающей атмосфере невероятно сложно.       Кафе, ставшее местом собрания всех представителей адовой коалиции, на удачу было совершенно пустым и к большому сожалению круглосуточным. А к сожалению потому, что разговор этот грозил стать бесконечным. Он мог продолжаться до тех самых пор, пока у одного из них не лопнет терпение или не сдадут нервы.       Но какие нервы, спросите вы? У Юнги их не осталось с таким-то окружением.       - Я в ахуе, ребята. Вот честно, - говорит он после затянувшейся паузы, в течение которой все пытались избежать взглядов друг друга. - То есть вы, - он указывает пальцем на Тэхена и Чимина, вызывая у обоих тяжёлый вздох и обрекая их на очередной раунд взаимных переглядываний, - расстались полгода как, делали вид, что все ещё вместе, чтобы не ранить такого истеричного меня, а у обоих уже новые отношения? Я ничего не упустил?       - Ты не истеричный, - в очередной раз вздыхает Чимин и хочет было глаза закатить, но миллион благодарностей ему за то, что он сдерживается и просто морщит нос.       - Ты был занят своей гомофобной драмой, и мы не хотели тебя расстраивать ещё больше, - включается Тэхен. Ему по-видимому уже осточертело сидеть тут и оправдываться.       - И поэтому вы решили провести очную ставку и поставить нас с Чонгуком в известность? - Юнги правда пытается уложить это все в своей голове, но кто бы знал, с каким трудом ему это удаётся.       Тэхен кивает и ловит на себе растерянный взгляд Чона. Бедняга попал в змеиное логово, не иначе.       - А почему сейчас?       Эти двое хоть и расстались, но своей ментальной связи не растеряли. Опять сидят и общаются взглядами, а это Юнги и раньше невероятно бесило, а сейчас и подавно выглядит странно. Чимин выпучивает на Тэхена глаза, тот ведёт подбородком в сторону Юнги, а сам Мин хочет треснуть обоим за абсолютно ненужную пантомиму.       - Эмм… Ну в общем, есть несколько причин, - Чимин ерзает на стуле то ли нервничая, то ли усаживаясь поудобнее для длительного рассказа, но он сегодня за всех похоже отдувается. - Во-первых, вечно это продолжаться не могло, и новые отношения у нас у обоих вроде как серьезные. Я уезжаю в Токио через пару месяцев, когда улажу тут все, потому что мой парень сейчас там, а у Тэхена вот Чонгук. - При упоминании своего имени Чон вздрагивает и часто моргает.       «Доброе утро, солнышко! Вливайся во всеобщий пиздец, будем вариться вместе»       - Ну и есть вторая причина, - и вот тут Тэхен-Ясно-Солнышко как-то странно кряхтит и вспыхивает, словно спичка, перебивая Чимина. Он взмахивает руками и шлепает ладонью по столу, от чего подпрыгивают все, включая задремавшего официанта.       - Никакая это не причина, ясно? Я все ещё не понимаю, нахрена ты вообще ему позволил приехать! Ты же сам прекрасно помнишь, как собирал его, - он тычет пальцем в ничего не соображающего Юнги, - по частям, а теперь снова пытаешься вернуть прошлое? Чем это закончилось в прошлый раз?       - Вы о чем? - хмурится Мин.       - В том-то и дело, что я все это помню! А ещё я вижу, к чему все привело! Ты посмотри на него! Он же затворником стал: сидит в своей каморке и страдает там в одиночку. Таким ты его знаешь? - Взгляды троих теперь сосредоточились на Юнги, после чего Чонгук кивнул, будто соглашаясь с Чимином, а Тэхен лишь цокнул и отвернулся. - Вспомни, Тэхен, - говорит Пак уже чуть спокойнее. - Раньше, это он был тем, кто всех спасал. Это он был оптимистом и именно у него я научился всем тем хорошим вещам, что есть сейчас во мне: я не был хорошим парнем и не любил общаться с людьми, я не был дружелюбным и ненавидел себя за то, какой я есть. А Юнги всем этим владел в совершенстве и раздавал направо и налево только потому, что его сердце было таких громадных размеров, - он раскинул руки в стороны, будто наглядный пример может убедить Тэхена хоть в чем-то. - Он любил жизнь, и я хочу, чтобы он снова вспомнил об этом.       - А может мне кто-нибудь объяснит, в чем все-таки дело? - Юнги смотрит на всех по очереди, но в этой компании собрались одни бездушные черти. Чонгук лишь взглядом ему велит заткнуться и подождать, а у бывших влюблённых очередная немая битва. Тэхен надувает щеки и стучит пальцами по коленке, Чимин сдвинул брови к переносице и ждет, видимо, когда его бывший с ним согласится. Но когда такое было, что Тэхен по собственной воле с кем-то соглашался? Ему дай только повод поспорить и покидаться доказательствами собственной точки зрения.       - Так именно из-за этого долбоеба Юнги и стал таким! Это он виноват в этом, зачем надо снова провоцировать его депрессняк?       - Заткнитесь оба! - Официант уже порядком нервничает от таких неспокойных посетителей, но Юнги на это как-то начхать. - Я тут вообще-то! Хватит обсуждать меня так, будто я какой-то ненормальный. Кто-то может наконец объяснить, что происходит?       Тэхена будто вообще не впечатлило сольное выступление Юнги, он лишь кивнул Паку, чтобы тот самостоятельно разгребал ситуацию, а сам снова откинулся на стуле и как-то устало посмотрел на Чонгука.       - Хосок, - просто говорит Чимин, и теперь у Юнги сводит все внутренности.       - Что Хосок? - мямлит он, а Тэхен закатывает глаза, словно «ну я же говорил»       - Он позвонил мне. Рассказал много всего, включая вашу встречу на благотворительном вечере, и я подумал, что вам нужно поговорить, - будь это какой фильм, то непременно была бы самая туповатая комедия из всех существующих, а на этом моменте раздался бы стрекот сверчков, потому что тишина, что настала после слов Чимина, ну просто обязывала. Юнги только и делает, что моргает и плевать, что со стороны выглядит идиотом. Хосок сам позвонил?       - Ты подумал? А меня ты не догадался спросить, хочу ли я разговаривать? Чимин, твою мать, да что с тобой? Ты же сам его уродом моральным называл? А теперь-то что изменилось?       - Называл, потому что думал, что он пользуется тобой, а сейчас…       - Сейчас что? - перебивает его Мин и уже чует, что вот-вот из ушей повалит пар. Ну или он огнём начнёт дышать, аки дракон, потому что кровь закипает от злости с невероятной скоростью.       Позвонил, чтобы что? Вернуть его? Наговорить чуши? Залить ему в уши очередное дерьмо, в которое Мин с радостью поверит? Или может рассказать ему о том, как он, блять, счастлив со своим бойфрендом?       - Обстоятельства изменились, - выдает Чимин и получает в ответ очередное кряхтение Тэхена и тихое чонгуково "я покурить". - Поговорите. Выслушай его и все, что он скажет, а уже потом решишь, нужен он тебе или нет.       Нужен! Конечно нужен, ну какие еще тут могут быть разговоры? Но Мин Юнги - чертов Доусон Коул, ясно? Как бы сильно у него не развивалась изжога от этого парня Хосока, как бы ни велико было желание закинуть Чона на плечо и унестись с ним по радуге в ебеня, но Мин так никогда, блять, не сможет сделать, потому что он не такой. Не может он ради собственного спокойствия и счастья (да!) разрушить чужие отношения.       - Он. Мне. Не. Нужен, - цедит сквозь зубы Юнги и вскакивает с места так быстро, что пластиковый стул, который сдерживал его самообладание последние пару часов, отскакивает и опрокидывается на грязный пол заведения, а Чон, не успевший выйти, так и застревает в проходе. - Ты - мой друг, но даже тебе не позволено решать за меня, ясно? Хватит нянчиться со мной, я еще способен принимать решения самостоятельно, без вашего, - он обводит пальцем притихшую компанию, - участия.       Юнги выскакивает на улицу и тащит свою задницу в противоположную от дома сторону, просто потому, что ему нужен воздух. Целая цистерна, мать его, кислорода. Мелкий противный дождь щекочет лицо, склеивает ресницы и раздражает тем самым ещё больше. Он так яростно вышагивает по тротуару, что в какой-то момент начинают болеть пятки, поэтому приходится чуть поумерить пыл и даже остановиться.       Дождь, оказывается, стал сильнее. Бьет теперь по лицу крупными ледяными каплями. Волосы намокли, и вода по ним скатывается прямиком за шиворот. Капюшон надевать уже поздно, да и смысл? Асфальт потемнел от сырости, а в грязных лужах растворились отражения ночных огней Сеула и поселились бесчисленные всплески дождевых капель. Вот бы он не заканчивался. Вот бы шел всю ночь и смыл к черту весь этот город и его вместе с ним. Так думает Юнги, пока стоит посреди тротуара и мешает прохожим, но похуй. Они обходят его, кто-то задевает плечом, кто-то, не успев среагировать, врезается так конкретно, извиняется, кланяется и исчезает за спиной, большинство же протекает мимо него бурным потоком людских тел и совсем не замечает одиноко стоящего парня. К лучшему же, да?       У сильного дождя есть преимущество перед слабым, верно? В этих холодных каплях, что хлещут беспощадно по лицу, есть тоже своя прелесть, в мороси этого нет. Мин подходит к перекрёстку и задирает голову вверх, подставляя лицо под уже откровенно начавшийся ливень. Давно его не было.       Ливня, в смысле.       То небо было серым и блеклым, то вроде как нагонялись тучи потемнее, угрожая разразиться дождем, но через какое-то время растворялись, будто их и не было вовсе. А сегодня вот и вовсе ничего не предвещало беды: солнце светило с самого утра и небо было ясное, от аэропорта Юнги ехал в одной лишь футболке и ни капли не замёрз. И к чему он думает сейчас о дожде - не понятно, ведь весь пиздец начался со звонка Чимина и его предложения встретиться.       Чувство дичайшей несправедливости щекочет где-то под ребрами. От этого чувства начинает тошнить.       Почему он должен давать шанс? Почему никто не дал ему в свое время?       Как же это бесит.       Как же бесят они все со своими нравоучениями и советами, и признаниями спустя хуллион времени, когда уже не надо! Ясно? Не надо вот теперь! У него же парень есть, ну почему он сейчас вздумал ему признаваться? Чертов Чон Хосок!       Мин заходит под козырек ближайшего кафе и достает телефон из кармана. "Ну ты и долбоеб, Мин Юнги" - выплевывает ему черт и собирает манатки в свой чемодан. Откуда у чертей чемоданы вообще?       С третьего раза удается ввести верный пароль электронной почты. То пальцы промахивались мимо букв, то одна терялась где-то, хуй пойми где, если это судьба его оберегает, то попытки так себе, знаете ли. И вот вообще не стыдно за одно добавленное письмо в избранное. Он любит свою боль и прощаться с ней был не намерен. До сегодняшнего дня. Юнги не перечитывал его с того самого дня, когда получил, и теперь все фразы для него звучат будто откуда-то издалека. Будто это и не для него вовсе. Идиот.       Для тебя, конечно. Для кого же еще?       Идея провальная была с самого начала. Правило номер один для гея: не влюбляться в натурала. Нарушил его - так пожинай плоды свалившегося пиздеца. И Юнги хавал его послушно в течение последних двух лет.       Наелся, кажется.

***

      Юнги промок насквозь и попав в подъезд, вздрогнул от тепла, а кожа моментально покрылась мурашками. Он поднимается на этаж, глядя себе под ноги и думает только о том, что ступеней слишком много. Его кроссовки в грязи и промокли, ноги противно хлюпают, и завтра он сто процентов проснется с насморком. По плану он должен был уже дойти до своего этажа, но глаза вдруг натыкаются на носки чужих ботинок. Коричневые, лакированные, слегка лишь забрызганные грязью, будто их обладатель не шел по лужам, а выпорхнул из авто и летел до подъезда по воздуху. Мин очень, блять, медленно карабкается взглядом вверх по штанинам, идеальным, мать вашу, выглаженным брюкам в клетку, цепляет тут же подол короткого пальто, пуговицы которого расстегнуты, а под ним открывается вид на молочный пуловер с треугольным вырезом. И если бы можно было, он тут же бы резанул взгляд о ключицы, и слава богу, что он делает невероятное усилие и поднимает его выше: острый подбородок с едва появившейся щетиной, розовые губы... Ладно, потрясающие розовые губы. Ровный нос и глаза, что моментально топят в себе. Какой же ты слабак, Мин Юнги.       Его волосы мокрые. Ну слава богу, а то мысль о том, что он трансгрессировал прямиком с Чеджу, уже почти прокралась в больную голову. Взглядом своим он поймал в прочный такой капкан, но определить, что он выражает, почти невозможно.       Мин помнит, как переезжал в эту квартиру. Сам искал жилье и проклинал себя за то, что вдруг разучился общаться с людьми. Хотя, нет. Не так. Он разлюбил с ними общаться. А это разные вещи. Поэтому, на подписание договора он взял собой Чимина и Тэхена, а сейчас об этом страшно жалеет. Им бы по-хорошему вообще не нужно было давать нового адреса. И телефона. И к черту таких друзей на самом-то деле.       Почему-то внезапно страх сковывает все тело и будто парализует. Даже пальцы не двигаются, Юнги честно пытался это сделать. Но надо отдать должное первоначальным эмоциям, ведь из-за страха, Мин не сразу ощущает в себе бешеное сердцебиение. Будто глупая дворняжка, скачущая от радости при виде возвращения своего безразличного хозяина.       Он так рад его видеть.       Какой же идиот.       - Я уж думал, что мне дали неверный адрес, - знакомый голос шлепает заплатку на дыру, которую сам же и проделывал с большим таким усердием.       - Зачем пришел?       - Поговорить, - встает.       - Зря тратишь время, - в горле першит и хочется кашлять. Юнги обходит нежеланного гостя и поднимается на свой этаж. Ключи не хотят находиться, он шарит по карманам, когда слышит шуршание и шаги за спиной.       - Я хочу все исправить, - говорит он.       Мин зажмуривается и поворачивается, бросив попытки найти то, что его спасет от хосокова присутствия.       - Что исправлять-то? Мы не встречались. Забыл?       - Не забыл. Это и хочу исправить. - Даже молчание в тишине подъезда отдается эхом. Вот бы его прекратить. - Я ведь с тобой только такой, Юн. В смысле трусливый. Все из-за того, что эти чувства делают со мной. Тебя они делали сильнее и смелее, а меня превращают вот в такого вот придурка нерешительного.       - Серьезно? - усмехается Юнги, даже чуть агрессивно.       А он молчит. Ну почему он молчит? Смотрит только так виновато. Хватит быть виноватым!       - Я не достоин был тебя тогда.       - А сейчас достоин что ли?       - Сейчас я научился принимать себя и свои чувства к тебе, - вздыхает и прикрывает глаза.       В горле моментально вырастает ком размером с планету. Блять, Юнги, только не начинай жалеть себя, а его и подавно.       - Я - Доусон.       - Чего? - он открывает глаза и спрашивает скорее от удивления, чем от того, что не расслышал.       - Доусон, говорю. Я не собираюсь разрушать чужие отношения ради себя.       Он наклоняет голову набок и смотрит прямо в глаза. Внутри Юнги все переворачивается по сто раз, но он вроде бы старается стойко выдержать этот напор.       - Какие еще отношения? - он улыбается что ли? Да, точно. Уголки его губ слегка дергаются вверх, но он будто себя останавливает, снова хмуря брови.       - За идиота меня держишь? - вот же придурок.       - Дже Ин мне не парень, Юн, - говорит он после паузы.       - Да хватит меня так называть! - Юнги взмахивает руками и тут же останавливается. - Чего?       - Того. Не парень он мне. Работаем вместе. Я знаю, что нравлюсь ему, но я тебе уже говорил, что все еще остался жутким гомофобом. Я не люблю мужчин, я тебя люблю.       Юнги абсолютно сейчас не понимает, что чувствует: удивление, злость, щенячью радость, ярость, обиду, любовь? Он ничерта не знает, что творится сейчас в его душе, в его сердце, в его мозгах. Они то уж точно набекрень от всего этого. Слишком много событий для одного дня.       - Он был моим первым другом на новой работе, - продолжает он, - мы много разговаривали, он многому меня научил. В эмоциональном плане, - уточняет он на приподнятую бровь Юнги. - Я рассказал ему о тебе.       - Блять.       - Не все! Только то, как я поступил. Как лоханулся. Он сказал, что если я и правда тебя люблю, то должен быть смелее. И после того вечера на Чеджу... Я не ожидал тебя там встретить, но я подумал, что это жизнь дает мне еще один шанс. Я хочу все исправить. Начать все сначала.              - Ты похоже ошибся Вселенной, - бубнит Юнги.       - В смысле?       - Есть теория, - Юнги вздыхает и пожимает плечами, - о существовании нескольких Вселенных. В каждой из них события происходят параллельно другой Вселенной. В этой Вселенной все просто: я влюбился в натурала, и логично, что был послан им нахуй. - Хосок на этих словах хмурится и хочет что-то сказать, но Юнги этого будто специально не замечает и продолжает, - а ты сейчас нарушаешь равновесие тем, что появился из той Вселенной, где тот Хосок ответил тому Юнги взаимностью и думаешь, что и в этом мире можешь сделать так же. Но ты не можешь. Потому что тем самым нарушишь равновесие и произойдет катастрофа. Вселенная схлопнется, ну или еще чего пострашнее. Короче! - говорит Мин чуть громче, - ты сам сказал, что в другой жизни у нас было бы будущее. В этой его нет. Мы изначально не с того начали и сами все испортили, так что...       - Где начинается Вселенная? - Вопрос вгоняет Юнги в тупик и он замолкает. - Ее границы иллюзорны. То есть, мы сами можем их расставлять, как захотим. Ты расставил границы своей Вселенной, а я расширил их до размеров Вселенной параллельной и говорю тебе, что в ней возможно все. Мы можем быть смелее и умнее, можем сократить наши ошибки до минимума с теми знаниями, что у нас есть, а можем наворотить новых. Мы можем пойти по старому сценарию, а можем нарисовать свой. Мы можем прямо сейчас разойтись в разные стороны и пройти мимо друг друга на улице, словно никогда не были знакомы, а можем познакомиться заново. В жизни возможно все, пока мы дышим, пока чувствуем, пока можем раздвигать границы. Я хочу написать новый сценарий, хочу исправить то, что натворил и, если понадобится, я готов делать это до конца этой жизни и следующей тоже. - Хосок снова молчит, а сердце одного Мин Юнги останавливается. Нет, не останавливается, его стук выравнивается, уже не несется галопом, бьется ровно, размеренно, спокойно.              - Привет, - вдруг снова говорит он и протягивает Юнги свою ладонь. Губы изгибаются в неловкой улыбке, а у глаз появляются мелкие морщинки. - Меня зовут Чон Хосок.       - Придурок, - бубнит Юнги, но не может сдержать улыбки в ответ.       - Ты отошел от сценария, - шепчет Чон, но в тишине подъезда все равно слышится громче, чем хотел.       Он хочет.              Да, он хочет новый сценарий. Может это и безрассудно вновь нырять в знакомый колодец, зная, что вскоре встретишься там со дном, но еще Мин знает, что на том дне его ждут знакомые черти. Быть может, они вновь составят ему компанию, а быть может в этот раз Юнги проплывет мимо к светлому будущему. Да плевать, если Вселенная схлопнется, пусть раздавит его прямо сейчас, если надумала это делать.       - Мин Юнги, - он робко касается чужих пальцев своими и они шершавые, но очень теплые. Хосок не торопит, только смотрит чуть взволнованно, ждет. Наконец, Мин обхватывает ладонь чуть смелее, сжимает и выдыхает, - привет.       - Привет, - повторяет Чон и улыбается еще шире, сжимает его руку и снова ждет.       Да хватит уже, а. Улыбок этих.       - Не думай, что я теперь буду тебе какао заваривать, - Юнги выпускает чужую руку и поворачивается к Хосоку спиной, чтобы открыть дверь ключами, которые нащупал в кармане куртки минутой ранее.       Вода в колодце на этот раз теплая и не затягивает на самое дно, и был ли он счастливее когда-то в своей жизни? Вряд ли. Ощущал ли когда-либо себя более живым? Ну не в этой Вселенной точно. Хотел бы он остаться? Определенно.