Однажды, дважды, трижды

      Возвращаться домой всегда здорово. Ник выходит из вертолёта и уверенно ступает на родную землю. Америка встречает вечерней прохладой, резко контрастирующей с удушающей жарой Ирака: солнце напоминает о себе лишь тонкой и тусклой полоской на горизонте. Лёгкий ветер приносит запах соли с пристани и, как по волшебству, уносит с собой все печали.       — С прибытием, сержант Кей, — приветствует знакомый офицер, под командованием которого Ник служил до отбытия в Ирак. Сейчас, после всего, через что ему пришлось пройти, кажется, будто это было в прошлой жизни. — Снова под моё крыло?       — Так точно, сэр, — Кей вытягивается по струнке, отдаёт честь: жест привычный, почти автоматический и оттого успокаивающий. Никто из бывших сослуживцев не знает причину его скорого возвращения из Ирака; в приказе о переводе ничего конкретного, вся правда осталась в наскоро подписанных Ником правительственных бумагах о неразглашении.       После короткой увольнительной, что Ник провел в родительском доме, успокаивая счастливых до слез родителей, а потом с той же интенсивностью принимая от них угощения, жизнь потекла, как прежде: душный штаб, пыльные дела в архиве до обеда и интенсивные тренировки с новобранцами — после. Автобусы, несмотря на ослабление режима, всё также привозят толпы людей, в лицах которых Ник тщетно пытается разглядеть черты Джейсона. Но никого такого бледного и щуплого, как Колчек в их первую встречу, больше ни разу не находится.       В начале две тысячи четвертого власти США официально объявляют, что оружия массового поражения у Саддама отродясь не было. После подобных новостей изуродованные лица погибших товарищей всплывают в памяти сами по себе. Операционные группы, занятые поисками, меняют свою основную функцию, присоединяясь к противодействию развернувшемуся партизанскому движению и оппозиции. Ни Кинг, ни Колчек, что обещал писать, не связываются с Ником долгие месяцы. Неизвестность и рутина сводят с ума, пока однажды утром офицер не встречает его в штабе.       — Чем обязан, сэр? — спрашивает Ник, по привычке складывая руки за спиной. Времена, когда его вызывали к начальству каждый день в попытках вытянуть хоть толику новой информации о внезапно всплывшем иракском инциденте в обход подписанного договора о неразглашении, условия которого Ник строго соблюдал, давно прошли.       — С сегодняшнего дня у тебя новая обязанность. Иди сюда, девочка, — объявляет старший офицер и склоняется к коленям, подзывая кого-то. Ник отводит взгляд в сторону, чтобы с удивлением обнаружить пятнистую австралийскую овчарку, поднимающуюся с лежанки в углу кабинета навстречу протянутой руке. Она подходит осторожно, сгорбившись, то и дело косясь в сторону Кея, но ласку от офицера, треплющего ее между ушей, принимает с радостно виляющим хвостом.       — Знакомься, это Дейзи, списана из Ирака, — «как и ты» мысленно добавляет Ник. — Нюх ее подводит в последнее время, поэтому к службе допустить не можем, сам понимаешь. Побудет у тебя на передержке, пока новых хозяев не найдем. Да, хорошая моя?       — Я не лажу с животными, — вырывается у Ника непроизвольно, пока он наблюдает, как до жестокости суровый с новобранцами морпех сюсюкается с собакой. Офицер меняется в лице, складывает руки на груди и смотрит с осуждением.       — Это не просьба, сержант, — говорит жестко, пока присоединяет поводок к ошейнику, а затем передает широкий кожаный ремень в руки Ника. Сумка, предположительно с кормом, приземляется следом ему под ноги. — Телефон кинолога на крайний случай я выслал. Расходы на содержание корпус возместит. Вопросы? Нет? Свободен.       Кей и слова вставить не успевает, как его выпроваживают за дверь. Собака трусит следом, держится рядом, поводок не натягивает, но и под ногами не путается — послушная. Это качество, однако, от списания со службы ее не спасает. У Ника никогда питомца не было, да еще и такого: с глазами умными, душу наизнанку выворачивающими одним взглядом. Некомфортно.       — Потерпи меня недолго, ладно? — говорит он, как только они загружаются в машину: сумку на заднее сидение, собаку на переднее. — Всего несколько дней.       Несколько дней растягиваются на пару недель. В штабе только и могут, что разводить руками и с кислыми лицами повторять заученную фразу: «Хозяев ещё не нашли». Ник и сам понимает, что дело непростое, ведь собака уже взрослая, но пугает его другое — он начинает привыкать. Вставать раньше, чтобы пойти с Дейзи на прогулку, искать взглядом её пушистый хвост во время отлучки на базу, засыпать под чужое довольное пыхтение. Она разбавляет его одиночество, когда Ник особенно сильно скучает по своим друзьям.       Вампиры нагоняют их в пастушьей хижине, когда последний луч солнца скрывается за чёрной тенью. Джейсон идёт впереди, как и в воспоминаниях Ника, выбивает дверь мощным толчком, открывая путь остальной части команды. В мае две тысячи третьего — в финальном бою — против каждого из выживших выступала одна особь, но сейчас всё оказывается иначе. Их бесчисленное множество, явный перевес.       Полковник первым попадает под удар. Мощным кулаком тварь пробивает ему грудь насквозь, блестящая на нитке безделушка падает со звоном и катится по земляному полу. Рэйчел отвлекается, её полный боли крик резонирует с визгом наступающего вампира. Она падает следом, валится переломанной куклой подле мужа — неразлучные до самой смерти. Ник не может двинуться, скованный страхом, лужа вязкой крови на полу только увеличивается, постепенно подбирается к его пыльным от песка ботинкам.       — Соберись, брат, мы ещё живы, — рявкает Джейсон, прижимаясь спиной к спине Ника и тяжело дыша. Фаеры, признаться честно, не слишком хороши в качестве оборонительного оружия. Колчек спешно ощупывает карманы жилета и, найдя необходимое, бросает последний пистолетный магазин иракцу. Тот ловит его на лету.       Шесть минут тянутся, как в замедленной съёмке, но морпехи справляются: отстреливаются от тварей, лезущих со всех щелей. Возможность выбраться едва-едва мелькает огоньком надежды.       Увы, недолго.       Вампир валит Салима на пол, цепляется крепче за сопротивляющегося человека и проламывает ему голову, наступая сверху громадной лапой. Джейсон застывает на месте, пялится на изуродованное тело успевшего стать другом человека безумными от ужаса глазами. Этой секундной заминки оказывается достаточно: Джейсона настигает та же участь, что его вчерашнего врага.       Глаза лучшего друга, мокрые и блестящие, с тускнеющей искрой жизни — последнее, что видит Ник перед тем, как вампир сбивает его с ног. Наступает когтистой лапой на грудь, клацает острыми зубами рядом с шеей и лает. Громко и протяжно.       Дейзи облизывает его лицо, взбивает лапами подушку у головы и не замолкает — всегда тихая и послушная девочка не замолкает — лает яростно, то и дело срываясь на вой. Ник не может дышать, слепо пялясь перед собой.       Собака подныривает ему под руку как только замечает открытые глаза, тычется холодным носом в лицо, поскуливая, пока Кей дрожащими пальцами чешет её за ухом. Он надеялся, что кошмары давно остались позади, и, похоже, слегка поспешил с выводами. После этой ночи Ник принимает важное решение — Дейзи он теперь никому не отдаст.       Утром приходит первое письмо: короткое, с рублеными фразами, но такое дорогое и долгожданное. Ник пьёт кофе и чешет Дейзи за ухом, в который раз перечитывая одну и ту же строчку — «я в порядке. Рэйчел тоже». Слава богу. Напряжение, зародившееся в воспаленном сном мозге, отпускает.       В течение следующей недели письма от Джейсона приходят одно за другим: наверняка задержались на границе или в штабе, а сотрудники просто решили собрать всю кучу разом и затем поиздеваться над почтальоном, заставляя его каждый день доставлять тонкие свертки на один и тот же адрес. И как бы Ник не радовался подобным жестам внимания со стороны старого друга, письме на пятом-шестом он все же спешно решает не писать в ответ, а просто набрать чужой номер телефона — разбираться в этих торопливо нацарапанных каракулях себе дороже. Ещё пропустит шутку какую, а потом с Джейсоном объясняйся.       — Получил мои письма? — спрашивает Колчек первым делом, когда связь, протрещавшись вдоволь, наконец, настраивается. — Почему не ответил?       — Я работаю, умник. А у тебя откуда столько времени, чтобы их писать?       На мгновение в трубке воцаряется тишина, и Ник бросает взгляд на таймер, отсчитывающий время с начала разговора. Секунды продолжают тикать.       — Да я... в госпитале, шальную словил.       — Серьёзно? И даже не сподобился сообщить, засранец?       — Прости, Никки, не до этого было, я ведь письма писал, — оправдывается Джейсон, а у самого, несмотря на предположительно неудовлетворительное состояние, одно веселье в голосе. — Ладно-ладно, я их раньше написал, сейчас уже не так удобно. Плечо ещё болит, но пуля прошла насквозь, поэтому прогнозы хорошие.       Чего не скажешь о тех беднягах, кому повезло меньше. Джейсон рассказывает, что правительство развернуло тайную кампанию в попытках докопаться до истины, кто же такие эти вампиры и как очутились на Земле. В Ирак съехались сотни учёных — представителей самых разных областей науки — и раза в три больше военных, приставленных к ним охранниками. Те твари, что не погибли в пожаре, не единожды пытались выбраться наружу через дыры, оставшиеся после землетрясения, но военные пока справлялись. В одну из таких ночей Джейсон и получил пулю. Подумать только, в кровавой бойне уцелел, чтобы пострадать от рук какого-то зелёного армейца, не умеющего смотреть по сторонам.       Выслушав Джейсона и заодно справившись о самочувствии Рэйчел, Ник замолкает ненадолго, обдумывая следующую мысль.       — Слушай, Джей, хочу, чтобы ты знал... Для меня это важно. Я решил переучиться на сапера, — осторожно произносит он секундой позже, прислушиваясь к сигналу с другой стороны.       Джейсон молчит, долго в трубке не слышно ничего, кроме его свистящего дыхания — наверняка снова шемаг не натянул и надышался, глаз да глаз за ним нужен, — а затем, глубоко вздохнув, отвечает: — У тебя получится, приятель, ты всегда хорошо разбирался во взрывчатке.       — Черт, ты специально время тянул что ли? — хрипит Ник, только сейчас замечая, что не дышал всё это время.       Они общаются непрерывно, перезваниваясь несколько раз в месяц и делясь последними новостями. Ник с каждым днем становится увереннее в том, какой провод резать первым и где именно гладить Дейзи, чтобы собака, вывалив язык набок, дёргала задней лапой от удовольствия.       Месяц тянется за месяцем, и, несмотря на хорошие прогнозы, Джейсона всё же отстраняют от службы. Негоден по состоянию здоровья. Он сообщает об этом при очередном звонке, а затем пропадает на долгие полгода, в течение которых Ник места себе не находит: дозвониться до Колчека не получается, Рэйчел не дает никакой информации, а полковник Кинг и подавно.       Одним утром, когда Ник, взвинченный до предела, уже собирается самостоятельно заняться поисками, на домашний телефон звонят с незнакомого номера. Стоит Нику взять трубку и услышать характерное «Эй, Никки!», его пробирает на такую долгую и матерную тираду, что Джейсон молчит еще несколько секунд после того, как Ник заканчивает, восстанавливая дыхание.       — Мне нужно было затаиться ненадолго. Уйти со всех радаров, — объясняет Джейсон. Ненадолго замолкает, как будто решается на что-то, и произносит после короткой паузы: — Одно дело было. Я сейчас в Лондоне и… Я с ним.       — Чего?       — С Салимом.       Ник хмурится на секунду, думает, может показалось. Может Колчек просто чихнул, а из-за акцента послышалось, что что-то сказал. Но нет, медленно в голове всплывают воспоминания о сутках под землей и вырисовывается образ иракца, о котором Ник в рутине гражданской повседневной жизни уже позабыл. А Джейсон-то, гляньте, не сдался.       — Фактически, началось всё с его сына. Я охренел, пока Зейна в Лондоне искал. Не представляешь, сколько приёмных комиссий пришлось прочесать! Да я, нахрен, даже в своё время столько не старался, — ворчит Колчек в трубку. Ник только усмехается в ответ, привалившись плечом к стене у телефона и поглаживая по ушам вертящуюся у ног Дейзи. Если Джейсон чего-то хотел, он готов был землю носом рыть, чтобы это что-то получить.       — И как отреагировал, когда ты его нашёл?       — Убежал, прикинь. Я реально такой страшный? — в чужом голосе слышится обида, да такая реальная, что Ник уже собирается подбодрить товарища, но тот продолжает: — Я думал он мне по лицу съездит, ну, знаешь, как Салим. Он же его сын, черт возьми! Но, увы, пацан сверкал пятками до самого кампуса, куда меня не пустили. На следующий день его уже Салим встречал. А тут я.       — Не перестаешь удивлять. Но я рад, Джей, серьезно. Может, встретимся как-нибудь? Давно не виделись всё же. Да и, признаться честно, уж больно задницу тебе надрать хочется за внезапные исчезновения.       — Прости еще раз?.. — по голосу слышно, что Джейсон улыбается. — У Салима отпуск через пару месяцев. Возьмешь выходной?       Про иракца и речи не было, но Колчек, похоже, теперь прочно к нему приклеился. Ник трет виски и выдыхает с улыбкой: — Да. Буду ждать с нетерпением.       Джейсон покупает билеты через пару часов и каждую следующую неделю закидывает фотографиями подготовки к скорой встрече, а Ник, в свою очередь, выпрашивает на базе пару выходных. Назначенный день приходит быстро и радует солнечной погодой, как будто сама природа способствует доброй встрече старых приятелей. Ник выходит на крыльцо сразу, как только слышит шум мотора за окном.       Салим выходит из машины такси, а затем огибает её и открывает дверь со стороны переднего пассажирского сидения. Джейсон, кряхтя, неловко вываливается наружу. И первое, что бросается в глаза Нику — расписанный парой мелких имён гипс на его предплечье. Кей смурнеет мгновенно, мечется взглядом от запястья Джейсона к лицу Салима и обратно, надеясь отыскать хоть какой-то знак, объясняющий то, каким образом неубиваемый морпех вообще оказался в гипсе. О плохом думать не хочется, но мысли сами по себе лезут в голову: не дай бог Осман что-то ему сделал...       Салим закатывает глаза, улыбается как-то совсем по-отечески мягко и понимающе, бросив взгляд на встревоженного Ника и, словно прочитав его мысли, тяжело вздыхает: — Этот глупец вывалился из гамака, потому что не умеет правильно его натягивать. Рад тебя видеть, Ник.       Ага. Всё в голове моментально становится на свои места. Джейсон Колчек на гражданке и адекватность малосовместимы.       — Всё нормально было, пока ты своей тяжёлой задницей не приземлился! — возмущается Джейсон, стреляет грозным взглядом в ответ Салиму и отвешивает Нику лёгкий подзатыльник здоровой рукой: — А ты что уже напридумывать успел, а, Никки? Сильно не распаляйся на горячие подробности, Салим уже не молод, не вывозит.       У Салима на висках проклевывается первая седина, и Ник на сто процентов уверен, что Джейсон немало этому поспособствовал.       — Я вам тоже рад, ребята.       Осман хмыкает (Господи, Ник не должен был этого слышать) за их спинами. Он направляется обратно к машине, чтобы расплатиться с водителем, и через минуту присоединяется к ним.       — Блять, Джей, угомонись, — тянет Ник, запихивая смеющегося мужчину в дом. Дейзи, облизываясь после сытного перекуса, выбегает навстречу. Застывает в проходе на секунду, прежде чем приблизиться и, обнюхав гостей, виляет хвостом. Салим приседает и протягивая руки, ласково треплет собаку по макушке: Дейзи, кажется, счастлива.       Расположив гостей в доме, остаток дня компания проводит на заднем дворе, поджаривая барбекю, наслаждаясь солнцем и делясь последними новостями. Незадолго после Аккадского храма чета Османов успешно перебралась в Великобританию. Без трудностей тоже не обошлось: на арабов всё ещё смотрели косо, Салиму долго не удавалось найти работу, обращаясь за помощью в посольство, а Зейн никак не мог ни с кем подружиться на учебе. Но, как известно, вода камень точит, и поэтому, благодаря приложенным усилиям, жизнь Османов понемногу начала налаживаться: знание языка помогло Салиму устроиться в престижную фирму, а Зейн уже через пару недель влился в студенческие будни.       Для полного счастья не хватало только небольшого хаоса, который, как по заказу, принес в их только-только устаканившуюся жизнь бывший морпех. Смотря на них, Ник может только радоваться: ребята будто светятся рядом друг с другом. Значит, с выводами еще тогда, в пастушьей хижине, Кей не ошибся.       Ник и Джейсон открывают по бутылке пива, расположившись в беседке, а Салим, тактично отказавшись, возится с собакой во дворе до самого захода солнца, не мешая бывшим сослуживцам вспоминать былое.       — Поздно уже, я пойду ложиться, — говорит Осман, когда оранжевые лучи скользят по его смуглой коже и, нежно поцеловав Джейсона в щеку, улыбается Нику: — Спокойной ночи. Спасибо, что пригласил, здорово было узнать, что ты в порядке.       — Взаимно, Салим. Спокойной, отдыхай.       Мужчина уходит в дом, Дейзи, вывалив язык набок, трусит за ним — вот ведь голодная до ласки предательница. Джейсон же, проводив взглядом широкую спину, возвращается к Нику. Через пару минут в комнате на втором этаже гаснет свет.       — Удивительно, как жизнь складывается, да? Еще год назад я даже представить не мог, что буду вот так сидеть с лучшим другом, наблюдая за потрясающим закатом, и знать, что моя любовь спокойно спит буквально в десятке метров, — говорит Колчек, смотря на скрывающееся за горизонтом солнце. Он проворачивает в ладони бутылку пива, а затем, откинувшись на спинку сидения, протягивает её в сторону Ника: — За нас?       — За нас, брат.       Чокнувшись, Ник отпивает из бутылки и смотрит на Джейсона — от синих кругов под глазами и следа не осталось, только мелкие морщинки тянутся из уголков глаз. Образ того самого двадцатидевятилетнего бледного новобранца Джейсона Колчека окончательно стирается из памяти, оставляя лишь этого — довольного и как никогда прежде счастливого.       Закат сияет ярко, отражаясь в чужих глазах золотом. Ник не представляет, что такого Джейсон в нем увидел, но возможностей узнать теперь будет гораздо больше. Ведь жизнь только начинается.