not in relationship

      Сны запоминались плохо. Кажется, во сне ему слышались крики родителей за стеной, или шепот людей в классе, или это вовсе был шум проезжающих мимо машин. Когда дремота достаточно отступила, первым, что почувствовал парень – было ощущение, будто он спал под кирпичами. Что его похоронили в коробке из-под обуви под плинтусом во дворе, как какого-нибудь хомяка. Солнце светило ярко, со слишком большим энтузиазмом для воскресенья. Значит, было где-то около десяти часов утра. Егор попытался встать, но только с болезненным шипением постарался не двигаться даже мыслью. Он уснул на диване прямо в верхней одежде, лежа на животе, опустив голову на подлокотник, а ноги оставив свисать с его противоположного брата. Все тело безумно затекло, любое усилие отдавалось скользящей горячей болью, в уголках глаз даже пробивались слезинки. А может, это были обычные соринки после сна. Единственной доступной опцией было открыть глаза и рассматривать окружение, набираясь моральных сил для подъема.       В комнате было темно, из освещения была только полоска света, пропущенная через несколько стекол, ведущих на балкон. Было ли дело в плохой освещенности, неудобном положении или чем-то еще, но комната неуловимо изменилась. Как в детских книжках, где нужно искать отличия на одинаковых картинках. Точно, вот оно – со столика пропала кружка. Неужели он смахнул ее рукой во сне? Наконец приняв сидячее положение, парень осмотрелся. Нет ни самой кружки, ни лужи. И тут пазл сложился. Вчерашний вечер, грабитель, квартира…       – «И я просто уснул! Впустив чужака!» – Егор принялся отчаянно крутить головой, но затекшая шея его порыв не поддержала. Второй мыслью было бежать. Бежать, как будто горит земля. Он с трудом встал, и настолько быстро, насколько давали ноги, облитые колючими мурашками, вышел из комнаты, выискивая новые несостыковки.       Однако все было на своих местах. Может, он ничего не нашел, и просто ушел? Было бы чудесно. «Нужно больше спать, следующая такая глупость может убить меня» – сделал Егор заметку. Он зашел на кухню, и его кровь заново застыла в ватных конечностях. Человек, попытавшийся ограбить его вчера, сидел на крайней к Егору табуретке, от скуки водя пальцем по грязной столешнице. Просто сидел, не пытаясь атаковать или сбежать. Сюр чистой воды. Может, он так и не проснулся. Может, его задушили во сне. Взгляд зацепился за кружку, которую он не нашел на столике. Все три из них были вымыты и сушились, поставленные вверх дном на кухонное полотенце. Ничего не говоря, но не спуская глаз с чужака, медленным боковым шагом он прошел и прикоснулся к еще влажноватой посуде, чтобы проверить, не померещилось ли. Солнце апельсиновым морем заливало кухню, ползая по стенам и мебели, заставляя щурится. Было красиво. Было страшно. И очень-очень непонятно. Он взял ту же кружку что вчера, и стал поглаживать ее, как напуганного ребенка. Капельки глухо падали на пол.       – Ты…Ты…– запоздало стало понятно, как сухо было во рту. Он натужно прокашлялся, трахеит такой сухости не прощал. Когда он разогнулся, и посмотрел обратно на грабителя, взгляд у того был встревоженный. Наверное, думает, это заразно. – Ты…– с так и не сформулированным вопросом он продолжал стоять и немного нервно поглаживать кружку.       – Диман. – представился он.       – Да… – парень кивнул, будто так и было задумано. Вообще, он хотел спросить, зачем грабителю мыть посуду, но надо же было с чего-то начать. – Почему ты…? – вопрос снова потерял окончание, но собеседника это не сильно напрягало, у него, похоже, в голове складывалась совсем другая нить разговора.       – Я давно присматривался к здешним. Но на бабулек у меня рука не поднялась бы.       Какая прелесть, грабитель с кодексом чести. На самом деле, Егор возмутился, но всего на секунду: «А на меня, значит, поднялась?!», потом мысль утекла в глаза. Грустные и растерянные, как у побитой собаки. Выходит, он и не хотел ни на кого нападать. Так просто вышло, они оба оказались в одном месте в неправильный момент. Вид у парня и правда был потрепанный, как будто он жил на улице в одном своем спортивном костюме, по меньшей мере три дня. Из-за него и полицию-то вызывать жалко. Он был ему ровесником, возможно, чуть старше, черты лица еще не успели обрести зрелой четкости. Но он был на добрых полголовы выше Егора, и как минимум в полтора раза шире в плечах. Он, конечно, не был полторашкой, но для своих ста семидесяти с кепкой, был тонким, как книжная закладка. Дважды чертыхнувшись на себя самого, парень решил проявить всю свою гуманность, какая у него была. Хотя бы за то, что его не зарезали и не задушили во сне.        – Ты святым духом питаешься, что ли? – Егор вздрогнул, когда его поймали за разглядыванием парня, перешедшего в статус гостя. Видимо, надолго задумался.       – Что? Я не…       – У тебя и правда ничего нет. Одна вода да газ. – перебил его Диман.       – Я живу один. – почти оскорблено отозвался Егор, как будто это исчерпывало все вопросы. И вопросы исчерпались.       Молчание не было гнетущим или неловким, все казалось вполне логичным: о чем им говорить? Лезть в душу человеку, с которым столкнулся менее двадцати четырех часов назад? Увольте. Если абстрагироваться от ситуации с попыткой ограбления, то происходящее походило на безумно красивую сцену в фильме. Утренний свет лежал между ними полоской. Парень сидел на табурете, чуть сутулившись, но крепкая фигура все равно придавала осанки. Черные немытые волосы топорщились, еще больше подчеркивая в хозяине образ бродячего пса. А глаза… Они напомнили Егору цвет стекла бутылочки из-под йода, которым бабушка обрабатывала его пальцы, когда впервые научила держать в руках нож. Нож! Он совсем забыл про нож! Он со стуком поставил кружку к остальным, и подсел к парню, стараясь не выдать страха. Тот наблюдал, как ребенок, широко раскрытыми глазами.       – Где он? – Егор спросил тихо, и спокойно. Можно сказать, ласково. Злится и агрессировать в принципе было не в его натуре. Карие глаза смотрели непонимающе. Как-то пристыжено и напугано. – Нож. – Диман облегченно выдохнул, сложив губы трубочкой. Неожиданная реакция, однако.       – Я уж подумал ты сейчас меня выгонишь. Он там, – парень немного отклонился в бок, кивнув подбородком Егору за спину. – в подставке для ножей.       Егор обернулся. Ножа и правда стало два.       – Итак, Дмитрий. – Дмитрий недоуменно заморгал. Совсем как вчера. – Извини, но надо что-то делать с… – с чем с этим, он не мог сказать.       – Да я знаю. – голова парня расстроено поникла. – Сдашь меня ментам?       – Нет. – он прикрыл глаза, ругая себя за очевидную глупость. Мама всегда говорила: протянешь руку – откусят по локоть. – Но что-то делать определенно надо.       – Ты что, серьезно? – тон был резким, как ремень. Но в глазах, предательски поблескивающих влагой, читалась вина, глубокое раскаянье и благодарность. В душе, похоже, он был совсем маленьким.       – Придется рассказать мне немного информации, прежде чем я приму решение.       – Да, справедливо. – Дмитрий замолк, в раздумьях потирая шею. – С чего стоит начать? – в ответ он получил взгляд, врать под которым правда ощущалось грехом. – Я жил раньше в центре города, учился на строительном, но…не сложилось. Меня отчислили, но я никому не сказал. В конце лета родители начали пилить меня, почему я не готовлюсь, мы разругались, потом они узнали, что меня выперли. Отец предложил найти другой уник, но я не хотел, и еще…Короче, были причины, и в итоге они выгнали меня из дома, чтобы мозги на место встали. Мне не дали даже вещи, не то, что денег. Какое-то время я прибивался к компаниям в кафешках, стрелял еду помаленьку, но владельцы стали привыкать ко мне, грозились вызвать мусоров, и я решил, что нужно что-то придумать. Этот нож я вообще из магаза стырил, какая-то тетя оставила его на кассе, наклейки эти, наверно, долго собирала. Я даже толком сказать не могу, как добрался сюда. Можно сказать, течением прибило. Приходится двигаться туда, где меня еще не знают. Это, в общем-то, все. – и он замер, тревожно глядя на парня.       А Егор молчал, сидя ногу на ногу, скрестив руки на груди. Стало понятно, что парень он, конечно, отчаянный, но точно не опасный. Как есть – собака. Аж за ухом почесать охота, интересно, он лапкой задергает? Приютить его, что ли… Может, хоть по хозяйству сгодится, этот горе-строитель. Несправедливо это все, Егор такого не любит. И Егор не любит проблемы. А за этим, наверное, следит каждая вторая бабка, и участковый, не ровен час, узнает. Да и кормить его не на что. Себя не на что, его и того хуже. А глаза такие жалостливые-жалостливые, сил нет. Решено – не будем топить Моську. «Только придется позвонить маме. Дай Бог мне сил» – единственным выходом было устроиться на работу или попросить у матери. На работу идти не вариант, у него и на поспать-то остается часов пять, спасибо Министерству Образования. Да и все равно, чужого человека на любой лишний час одного в своей квартире оставлять – это риск. Но страх куда-то подевался. В конце-концов, когда-нибудь придется брать ответственность не только за себя. А угробить взрослого парня сложнее, чем кактус, рыбку, кота или младенца. По крайней мере, хочется надеяться, что так.       – Может, скажешь хоть что-нибудь? – парень заметно нервничал, хоть и старался этого не выдать. Наверняка он рос в строгости, по каким-нибудь военным правилам. Егор же обнаружил себя покусывающим губу, пока он думал. А может, это было от голода.       – Так сколько тебе? – вопрос был задан посреди текущей мысли, и опять вызвал моргание.       – Лет? Двадцать два. – он явно хотел спросить что-то в ответ, но ему не дали.       – А на улице?       – Чуть больше двух недель. – от этих слов у Егора глаза на лоб полезли. Ему, выросшему как комнатное растение, было непонятно, как этот камикадзе еще жив.       – Значит, Дмитрий. – Егор медленно встал, тело еще плохо слушалось. То, каким тоном это было сказано, заставило парня подняться на ноги вместе с ним. – Ты можешь остаться здесь. На какое-то время. Можешь помогать мне в каких-то домашних делах. Но уясни одну вещь – я хочу, чтобы ко мне относились так же, как я к людям. Я делаю это добровольно, потому что быть наблюдателем такого произвола не в моих правилах. Если тебя что-то не устроит, ты можешь уйти. Но лучше, конечно, перед этим обсудить, и попытаться решить. Нормально решить. – с издевкой, он подчеркнул. – Перед тем, как что-то сделать на территории моей квартиры или рядом с ней, будь добр уведомить меня. В остальном, ничего я требовать не могу, ты мне не вассал.       – Кто куда нассал? – чуть наклонив голову, он сжал губы, чтобы скрыть вырывающийся смех.       – Чего? – его самого пробрало хохотом, нервным отчасти. Это было так непосредственно сказано, что буквально обезоруживало. Когда он отсмеялся, пришлось глубоко вдохнуть через нос, чтобы вернуть серьезный настрой. – Ты серьезно не?..Неважно. Это означает, что ты мне не подчиняешься.       – А, ясно. Слушай, можно спросить? – Егор стал расстегивать ветровку, от смеха он весь взмок.       – Это честно. Что хочешь узнать? – повесив верхнюю одежду на один локоть, он присел, расшнуровывая обувь.       – Ты болен чем-то? – иронично, что в ответ парень зашелся кашлем. Ему даже пришлось сесть на пол, в одном не до конца расшнурованном кроссовке. – Просто… ты вроде не слишком взрослый, но живешь один, без всяких вещей, еще и незнакомцам помогаешь. Тебе недолго осталось?       – Мне есть восемнадцать! – прокашлявшись, он взял кроссовок, собираясь метнуть его в Дмитрия, но передумал. Ему ведь просто любопытно. А кашель у него действительно умирающей чайки. – У меня обычный хронический трахеит.       – Так обычный или хронический? – Егор все-таки замахнулся.       – Я не умираю! А вещей немного, как раз потому, что живу один. А помогаю из душевной доброты!       – Да я заметил. – он покосился на ботинок в руке, и молча проследил как тот, сняв второй, вышел в коридор.       – Хотя, зря я разделся, конечно. Еще за продуктами ведь идти… Но сначала надо решить вопрос… – парень обернулся. – Сиди пока тут. Я ненадолго. Надеюсь.       Егор нашел телефон, и вернулся в большую комнату, поставив телефон на зарядку. Разговор с матерью наверняка будет очень неприятным, вряд ли она обрадуется, что сын сам себя впутал в какую-то мутную историю. Нервная система умоляла о милосердии, но этот подвиг нужно было совершить. Нужно отрубить гидре голову, даже если вырастут еще две. Строго говоря, он даже не был уверен, возьмет ли мать трубку. У нее сейчас едва ли было полдевятого утра. Было откровенно страшно. Почти предсвадебный мандраж, ощущение, будто стоишь на пороге совершенно новой главы в жизни, и ничего не будет как прежде. Глаза в тщетных поисках спасения шарили по предметам и их косым теням. Солнечные зайчики окропили стены, отражаясь от блестящего сервиза, лежащего в серванте. Он действительно готов жить с кем-то, причем кем-то абсолютно незнакомым? Это и есть взрослые взаимоотношения между людьми? Дмитрий показался очень степенным, простым, но добродушным молодым человеком. Сложно даже прикинуть каким будет это чувство – когда ты живешь не один, но по возвращению тебя не окунут в крики. Егор набрал номер, и покрутился, насколько позволяла длинна провода. Вчера, когда он завалился спать сюда, он пришел с улицы. Но ни на кухне, не здесь, не было следов. Луч света попал прямо в глаз, и он отвернул голову. На медовых обоях рисунок был чудным, от раза к разу там угадывались то пышный волшебный цветок, то пучеглазая птица. В мобильном пошли гудки. В перенапряженном от стресса мозгу они отдавались как грохот бомб, неумолимо приближающихся к земле.       – Ja, ich höre Ihnen zu. – мамин голос был строгим и пустым, дежурным, как у робота.       – Это я, - парень помолчал. – мам. – напомнил он, боясь, что она забыла, кто он такой. Потому что сам себя узнавал с трудом.       – Сынок? – от того, насколько тревожно она произнесла это, у Егора подкосились колени. Последний раз она так напугано говорила с ним, когда он рассек голову, упав с велосипеда, пока учился кататься.       Послышалась возня, голоса, иностранная речь, глухой цокот каблуков, звук дверей, и все стихло.       – Сынок? – она повторила. – Что-то случилось?       – Привет, мам. – в носу защипало. Ноги совсем отказали, и он буквально стёк спиной по стене, больно провезя плечом о витую ножку столика, на котором кроме мелких вещей всегда возвышалась ваза с искусственными цветами. Он буквально не мог выдавить ни звука, горло перехватило, и он стиснул зубы, пытаясь заглушить кашель.       – Привет, горошек. – мама явно прислушивалась к звукам кашля.       – Мам… – он сделал глубокий вдох, гулко шмыгнув носом. – …можешь дать денег? Мне нужно купить продукты.       На самом деле, Егор так легко поверил Дмитрию, потому что отчасти узнал в нем себя. За коммунальные счета, можно сказать, платила мама. Дома он жил один, хотя, точнее будет сказать, спал один. Ему всего-то нужно было чай или кофе, чтобы пить пока он делает домашнее задание, может, по батону хлеба и колбасы для бутербродов, да химические принадлежности. Днем он питался в столовой. Буфетчица Людмила Прокопьевна даже иногда подсовывала ему лишнее яблоко, потому что ему хватало ума не кричать и не толкаться в очереди за едой, и он в отличие от всей школы, за исключением учительского состава, наверное, один знал, как ее зовут. А на чай, кофе и хлеб хватало той пары тысяч, что он получал по потере кормильца. Перед тем как уехать, мама, с помощью каких-то сложных юридических ухищрений, заставила отца считаться пропавшим без вести. А впрочем, может, так и было.       – Что же ты сразу не сказал! – мамин голос заметно расслабился, даже звучал обрадовано, будто она только и ждала, когда он попросит помощи. Ну конечно, он же просто ребенок, верно? – Конечно, я тебе переведу. Ты же не голодаешь там?       – Нет, мама. – он потер пальцами глаза, убирая лишнюю влагу. – Просто у меня экзамены в этом году, я подумал, мне нужно больше витаминов. Клетчатки там, белка…       – Верно, верно… – мама как-то умолкла. – Ты у меня такой умница. – Егору показалось, он ослышался. Его мама похвалила его просто так? Его отвлекли голоса с недовольной немецкой речью. Мама что-то им отвечала. – Звони, если что-то будет нужно. – она явно торопилась, но не хотела, чтобы это выглядело, будто работа важнее ее сына.       – Да, мам, спасибо. Пока.       – Пока, горошек.       Парень просидел так еще какое-то время, пытаясь унять дрожь в пальцах. Они увидятся еще только через несколько месяцев, мать всегда брала отпускные дни на время зимних праздников. Пока что только занимался сентябрь. Затем в оповещении от банка он прочитал о поступившей сумме. На секунду он подумал, что из-за слез ему плохо видно. Четыреста евро? Это…Это же где-то чуть больше сорока тысяч, кажется… Пытаясь уложить это в голове, он вернулся привычным маршрутом на кухню.       – Ты в порядке? Видок какой-то бледный. – сидевший на своем привычном месте, на табурете, Дмитрий подскочил.       – Деньги я достал. Сейчас пойду, и куплю все, что нужно на первое время.       – Ты почку продал, что ли? – если честно, знать, как он выглядит, у Егора не было никакого желания.       – Меня зовут Егор. – заместо ответа. Он прошел в коридор, порылся в карманах, не найдя искомого, метнулся в одну из комнат, и вышел оттуда с кошельком, который быстро скрылся в заднем кармане. – Рискую, конечно, но дверь закрывать не буду. Покупок, скорее всего, будет много, с балкона в большой комнате можно увидеть, как я подойду. Спустишься, поможешь с пакетами. – он надел более чистую пару обуви. – Как приду, покажу где тут что. – парень с подозрением покосился на безмолвно стоящего человека, впитывающего каждый звук. – Если ты еще не знаешь.       И дверь закрылась, на секунду впуская в квартиру весь букет ароматов лестничной клетки. Звука ключей, запирающих Дмитрия тут в одиночестве, так и не последовало, хотя он тревожно слушал у двери еще добрых минут пять. А потом двинулся к балкону.