Доктора, маги и солдаты.

Божий мост. Забавная вещь, если спросите меня. Насколько он широкий и длинный? Ответ зависит от того, как далеко находятся два берега - человечество и Боги. Таковым чередом шло время, медленно и неспешно, не прибегая к словам человека и к желаниям родственников. День, другой, наконец-то третий когда маги и должны были прибиться к этому сброду докторов, офицеров и героев-калек. Членов Синода мало кто любил, даже их собственные собратья из благородных армий. Для них они были кучкой снобов, которые мало того, что держаться устаревших терминов и обычаев, так ещё и бросают тень на тех, кто из них посвятил свою жизнь чему-то реально важному, как своей стране, нежели кучке загадок и догматов. Даже будучи офицером, частью армии и незаменимой в это время при этом, ты всегда будешь жить в тени и никогда не отмоешься от стыда войн свинца и гранита, пройди хоть еще пятьсот лет. Для членов же Синода эти их “родственники” были сравни одичавшим собакам, прибившиеся к волками. Не способные понять ничего глубже банального использования собственного дара, не способные чувствовать трепет её тайны, покуда природа магии остается неизученной. Они никогда не высказывали это открыто, уже даже редко обращались к простым людям как-либо унизительно, но каждый человек помнил и знал, какова есть природа этих одаренных “людей”. И вот они, подъехали на скакунах, которые, как только остановились, принялись сначала жадно пить воду, а после рвать траву у своих ног. Их наездники прошлись по мокрой от дождя земле, осматривая церковь, прежде чем беззвучно пройти внутрь и наконец-то встретить Уольша и Двенаса. От одной только их походки так и воняло чувством собственного достоинства, хотя и их лица точно также, они похожи друг на друга как двоюродные братья, что впрочем могло быть таковым. – Приятно встретиться, доктора. Думаю ваш обед может подождать, покажите нам трупы. – Конечно же… коллеги, – ему искренне хотелось сказать уродцы, но Асэр выдержал напор отвращения, выбрав обращаться к ним также, как они обращались к ним, в форме профессии и никак иначе. В самом деле любое обращение кроме как “господа” или на манер Р’олья “месье” для них было как нож по стеклу, чтобы простолюдин так обращался к “истинным людям”. Трупы лежали на месте, “слава Богам”. Двенас и Уольш указали на них и последний высказали свое мнение, о том, что все это есть просто травмы и болевой шок, естественные для военного дела, а все рассказы о долгой жизни после смерти не более чем слухи. Маги слушали их, долго и внимательно, не прерывая ни на секунду, пока наконец-то не ответили, так что слова приняли форму стального кинжала, который вошёл точно промеж ребер и в одно из легких, заставив обоих докторов потерять дыхание на секунду. – Не находили ли вы чего-нибудь необычного в трупе? Застывшую в камень кровь например? – оба человека не любили других двоих, взаимное чувство построенное на истории и предрассудках, а потому решили промолчать, по крайней мере сейчас, что это было именно то, что они сумели обнаружить в теле. – …Нет, не думаю, что вражеские маги могли бы превратить его кровь в камень, абсурд да и только, – быстрый ответ, имевший в себе толику знаний о границах их сил и ложное невежество о реальности камня, последовал от Двенаса – Понимаю, если вам не составит труда, то могли бы вы оставить нас наедине с трупами? Обещаю, что это не займет много времени, – колдунья заговорила в первый раз за её приезд в лагерь, будучи в тоне куда более располагающей к разговору, нежели её, возможно, брат, учитывая то, насколько они были похожи внешне. Лишь кивок был возвращен на просьбу и деятели науки бастарда покинули крипту, заперев за собой дверь. Руки Уольша немного тряслись, он никак не ожидал того, что они смогут так точно описать то, что они нашли. Пускай эта точность и была приправлена недостаточностью полноты в картине их знаний. Как никак секретность знаний Синода всегда была их высшим приоритетом. Но даже из этого можно было сделать закономерный вывод - подобный случай уже был и был описан, кем-то другим, из Синода или нет, но был. Значит слухи могли в самом деле быть правдой, а Уольш только что подписал себе “смерть от несчастного случая”, стоит им как-то узнать о том, что он скрыл камешек. Нужно было что-то делать, спрятать его, куда-то, где-то. Сорвавшись с места, не кинув взгляда на коллегу, тот вернулся в личные покои, схватив опухоль и начав метаться из стороны в сторону, думая куда же тому его спрятать. Если они что-то заподозрили, то покои сразу же обыщут, пока он будет заниматься другими больными и умирающими. Держать при себе? Что если они почуют его страх или сам камень? Нет-нет, нужно что-то ещё. Ответ пришел сам по себе, когда он наступил на одну из досок и в ответ услышал скрип. Впившись в доску костлявыми пальцами, тот со всей силой оторвал её от пола, слегка попятившись назад от количества приложенного усилия. Подпол был не особо то и глубоким, всего пару сантиметров, неудивительно, учитывая возраст церкви. Но он там был. Небольшой мешочек с солью, которую он взял ещё из дома, тот высыпал на стол, положив в него же камешек, после чего, подвесив изнутри за одну из досок, забил ногами доску обратно, оглянувшись только напоследок и выглянув наружу, чтобы убедить в том, что никто его не заметил. Было чисто, Двенес разве что говорил с поручиком недалеко от палатки мертвецов, видимо жалуясь или сплетничая с ним о магах, подвешенный на лжи язык, благо ещё и заводить разговор умеет. Тот заметил Асэра, жестами вопрошая “что с тобой?”, будто тот не знал, что им обоим сулила смерть, стоит гостям узнать правду. Хотя быть может он скорее вопрошал о бурной реакции и неспособности держать образ “спокойного и расчетливого доктора”, стоило всего лишь капельки стресса упасть на его лоб. День всё также прошёл, но в сей момент он двигался как застывшая кровь по мечте, медленнее, чем самый сладкий мед. Неудивительно, учитывая то, сколько напряжения упало на плечи докторов, они были отныне не просто коллегами, но соучастниками в проклятом преступлении, нарушая договор свинца и гранита. Следующий день был лишь чуть менее напряженным, маги время от времени обсуждали что-то между собой, кидая взгляд то на него, то на умирающий членов батальона боевых магов. Сон всё также был беспокойным, причем теперь он был таковым у почти всех, даже те из них, кто не спал, например часовые, подмечали ужас, охватывающий их в районе полночи. По началу казалось, что лишь гостей это не задевало, начинали ползти слухи о том, что это они виновны в этом, пока в один из дней Уольш прибежал на громкий крик из личных покоев магов. Мужчина кричал во сне, не просыпаясь. Даже когда его попутчица выплеснула на того холодную воду. Увидя же доктора, та залепетала как-то иначе. По человечески что-ли, видимо страх смерти близкого человека спускает с небес даже их. – Не просыпается! Что не сделаю, всё равно не открывает глаза! Кидая взгляд из стороны в сторону, тому не оставалось ничего, кроме как предложить что-то. – Может сонный паралич? Попробуй начать двигать его пальцами руки, – ничего не вышло, он продолжал истошно вопить, точно с него снимали кожу. На секунду что-то двигало рукой медика, она будто сама предложила ощупать его пульс, он был низким, почти отсутствовал. Руки на грудь, быстрее, иначе умрет во сне. Повысить темп сердца, отринь сто в минуту, прими двести. Спустя где-то полминуты, тот наконец-то очнулся, покрытый холодным потом, руки дергались в конвульсиях, понимание ситуации ещё не вернулось, но медленным комом накатывало на него, будто лавина с горы. Он обнял Асэра, приводя оного в замешательство, но также быстро убрал руки, покуда сознание вернулось полностью, а с тем и осознание своего статуса и того, как ему нужно было держать себя в окружении других. – Кхм, благодарю вас, доктор. Как долго я так кричал? – вопрос весьма странный, учитывая произошедшее, но всё же резонный. – Около десяти минут. – Итта, нам надо поговорить. Наедине. Намек понят, только глухой, слепой или идиот его не поймет. Спаситель жизни и калечащий врач в одном лице покинул комнату, направившись в прочь из здания, чтобы подышать воздухом, не каждый день слышишь такие крики, как он только не осип после такого. Пара солдат, шедших на поправку кинули на него взгляд, после чего подошли и спросили что случилось. Услышав же ответ лишь задумчиво взглянув друг на друга и пошагали прочь, разнося в ближайшем будущем весть о том, что услышали, давай пищу для сплетен другим скучающим бойцам. Крик всё никак не покидал голову, даже когда новобранцы попадали на бой, видели как их товарищей и друзей убивают, как они захлебываются в собственной крови и грязи, как их головы слетают с плеч от мечей мисцератов, он не кричат также. Его будто бы пытали. Так ведь ещё и сердце чуть не остановилось, точно от болевого шока. Он конечно слышал, что иногда кошмары могут вызывать реальные последствия из-за стресса, который те вызывают, но не реальную ведь физическую боль, такого он никогда не видел, да и не читал или слышал про такое. Даже если маги и были отвратительными анафемами рода людского, но их физиология почти ничем не отличалась. Двенас нашёл своего коллегу сидевшим на ступеньках церкви, он не прибежал на крики только лишь потому, что был занят ранеными, меняя бинты и промывая раны. По всей видимости пока что работа была окончена. Вскоре к их дуэту присоединилась и магичка, поблагодарив его за спасение брата, – Он вам этого никогда не скажет, но спасибо. Он вполне мог умереть, – она лжет, в отличие от брата она куда более обучена во лжи. – Спасибо конечно, но может объясните что это было? – Я… думаю теперь это не имеет значения, но мой дорогой Марнео имеет крайне чистую кровь, мы родственники по матери и по дяде. Как правило Синод запрещает столь близкие связи, только если они напрямую не спланированы селекцией, но никто кроме меня, матери и его не знает о том, что мой отец не его отец. – Ближе к делу пожалуйста, – личные истории о том, как Синод контролирует создание семьи среди своих членов были не особо интересны ни одному из медиков. – Да-да, из-за этой чистоты он крайне чувствителен к смертям других магов. По всей видимости множество из наших дальних родственников погибли. – Это война, каждый день много людей умирает. – Нет, он… он испытывает боли почти с начала конфликта, но никогда так сильно, даже когда взяли крепость ХонР'ольф, убив всех военных внутри. А ведь там было около сотни магов. Боюсь, что сегодня погибло куда больше. Молчание повисло в воздухе терпким вином, конечно же они не любили магов, никто кроме магов не любил магов, многие века не забыть из-за пары столетий. Но понять её можно было, особенно когда она хотя бы общалась с ними как к с равными. Новости же о том, что за один день погибло столь великое множество магов не сулило ничего хорошего. Ни для одной из сторон, это лишь затянет войну, вследствие отсутствия эффективных способов вести осадную деятельность. – Мне жаль, – прервал тишину выпускник имперского университета. – Всё нормально, ещё раз спасибо, – слегка кивнув голову, та вернулась обратно к брату в комнату, закрыв за собой дверь, я всё также мог их видеть, чувствовать кровь и кости. Итта поила его водой, пока тот трясся в своей кровати, его то кидало в жар, то в холод. Он и подумать не мог, что такое вообще возможно, сколько должно было умереть в один день, чтобы такое случилось? Странная мысль о том, что свинцовый замок мог быть уничтожен закралась в его подкорку. В самом деле, несмотря на нейтралитет Синода в конфликте, он все еще находился на территории Вильштейна. Р’оль мог бы нанести превентивный удар, прежде чем имперские верхушки решили бы призвать часть их магов на войну, поставив ультиматум в этом вопросе посредством каких-нибудь рычагов давления, сильно повысив их количество в своих рядах. Богомолы среди муравьев. Но нет, этого просто не могло быть. Не могло. Не мог свинцовый замок упасть в одночасье, он простоял почти тысячу лет, еще со времен Короля Сайруса Великого. Нет, этого просто не могло быть. Но ведь боль пришла одним импульсом, она не была постепенной, как если бы их убивали по очереди, войдя в крепость и перерезав их как лисица кур. Они все умерли в один момент. Взрыв? Такой силы, чтобы убить столько людей, так ещё и в специально защищенных от этого стенах их родового дома? Они бы увидели его даже отсюда. Тело не давало мыслям улететь на крыльях великого коня, привязав болезненными цепями их в физической боли, которая, однако, более не росла. Смерти случились, но более не случались. Только лишь больше вопросов. Потом, всё потом. Около недели потребовалось для того, чтобы пришли вести о том, что именно случилось. Точнее их отсутствие, как и отсутствие провианта. Поручик Салтуар не получал ни предупреждения, ни посыльного с письмом, а потому, должно быть, их пути снабжения были нарушены врагом. Отряд из выздоровевших разведчиков снарядили конями и лучшим снаряжением, взяв всё у всех понемногу. Их задача? Просто как поднятие по отвесной скале горы. Узнать о расположении противника и сообщить командиру. Если они ещё не окружены, то у них хотя бы будет шанс выбраться живыми, а не быть убитыми из предполагаемого окружения. Политика Р’оля относительно военнопленных была крайне понятна. Смерть. Кошмары не проходили, сон и явь смешались в единую картину маслом, кровью и слезами смерти. Лагерь буквально терял рассудок из-за нескончаемых ужасных сновидений, отсутствие нормальной еды не особо то и помогало. Только лишь усугубляло ситуацию, назревал бунт, даже Если Салтуар и был выходцем из простой семьи, от чего уважение бойцов к нему было выше, чем к многим дворянским офицерам, но на голодный желудок уважение кончается крайне быстро. Разведчики вернулись спустя четыре дня, сообщив главнокомандующему, что не обнаружили никого. Ни врагов, ни другие полки, лишь оставленную повозку провианта, без следов тех, кто должен был его довезти. Поручик и не сразу то поверил им, что они никого не нашли, но они долго настаивали, добавив, что даже вышли к одному из близлежащих населённых пунктов. Они были пусты. Ни души. Причем это была даже не какая-то старая деревня, а небольшой шахтерский городок, который добывал серебро. Более того, они нашли партию переплавленного серебра, которую вот-вот должны были отправить, мулы запряжены в повозку, которую кто-то перевернул, руда валялась буквально на земле. С каждым словом им верилось всё меньше. Финальным аккордом в недоверии стало описание одного из домов, где единственным признаком жизни была испортившийся пареная репа. От криков и ударов розгами их спасли находящийся на их конях сумки с провиантом, которые, вопреки желанию солдат жадно наесться, был распределен умеренно, кто его знает как скоро они получат ещё. Во всё это верилось с трудом. Будто бы кто-то описывал город призрак, видимо людей банально эвакуировали оттуда. Почему только бравых солдат имперской армии оставили совершенно одних не было понятно, как и почему их не предупредили. Поручик собирался лично выйти вместе с разведчиками, прихватив с собой пару офицеров, дабы убедиться в том, что это не массовое помешательство или попытка выманить его и убить, на то он и брал в свое паломничество близких для него офицеров и солдат. За главного же тот оставил корнета Вокса, далеко не самый любимый, но крайне компетентный командующий, дворянин низкого рода. Когда же он вернулся, спустя пару дней, то сказал лишь простую истину, – Нам необходимо покинуть лагерь. Кто может идти, идёт, кто не может, тех берем на конях, – голос был сухим, пустым от злости, даже скорее напуганным. Он также не понимал, что именно случилось.