То, чего не могло быть

Подумала про свадьбу Лёши и Нарине, и что в какой-то момент Дарена бы подняли сказать тост. И он бы долго подбирал слова, потому что в голове крутятся только ненужные признания, и потом уже дрожащим голосом выдавил бы из себя что-то типа «Я очень счастлив, что ты счастлив. Вы прекрасная пара. Горько» и все такие типа «awww Дарен так рад за брата что даже слёз не сдержал» (Helen Stark) *** Голос Дарена и так дрожащий падает вниз, проходит ровно секунда, пьяная толпа понимает, что тост закончен и начинает одобрительно гудеть: «воооо!», «вот это по-нашему!», «настоящий брат!», «мне стало что-то горько, да? А тебе?». Люди как и много раз до этого хохочут над присказкой и начинают повторять «Горько! Горько!», ожидая очередного поцелуя и оборачиваясь к молодожёнам, только жених что-то не собирается исполнять свой супружеский долг, он лезет через пять людей, чтобы заключить Дарена в объятия. — Дарь, спасибо тебе, я желаю тебе, чтобы и у тебя появился такой человек в жизни, которого ты до безумия любишь, а он тебя. Кубанов слышит шепот брата, прижатый к крепкой груди. Внезапно под те же крики «горько!», Леша отстраняется и целует его в щеки несколько раз. — Эй, Донской, ты ослеп там что ли? Невеста то там! Народ хохочет, но по-доброму. Все знают бесконечные чувства Ростова к Краснодару, что за брата сделает невозможное. Леша отрывается от Кубанова и зычно кричит, перекрывая гул толпы. — Завали хлебало, Вартан! — сжимает плечо Краснодара последний раз и бежит обратно к улыбающейся Нарине. Дарен стоит бледный как смерть и смотрит вслед. Народ начинает улюлюкать и громче орать «горько!». Кубанов не смотрит в сторону главного стола и садится, попадая в плен прищуренных глаз напротив. Его посадили напротив Жени Дунайского, как сказал Ростов: "самое ценное могу получить только тебе, Женечка, присматривай за младшим, только чур не красть!». Одесса смотрит тяжело, ухмыляется и тянется за бутылкой, разливает на две рюмки и одну ставит прямо перед Краснодаром. Поднимает свою над головой. — Не чокаясь, — и выливает в себя, не дожидаясь своего соседа. Почти даже не морщится, закусывает огурцом. Дарен удивлённо смотрит в свою рюмку, ему же не давали до этого пить крепкое. Только Дунайский внезапно подбадривает и почти заставляет в себя влить. Вкус хреновухи ужасен, хоть и отдает разнотравьем, Кубанов закашливается, чувствуя как по глотке спускается лава, ошпаривая все нутро. Но так даже лучше, отвлекает от всего. Неподалеку за столом сидит Астрахань, пьет чай и наблюдает за этими двумя, думая о том как Дарена с праздника увести. — Что ж Донской ты с людьми то делаешь.