Love at First Bite

Нил открывает глаза слишком резко, но все равно не видит ничего кроме расплывчатых силуэтов вокруг. Запах, витающий в комнате, вселяет тревогу, что расплывается по телу с бешеной скоростью. Чуть двигая руками он ощущает под собой что то непривычно мягкое и приятное, словно шелк. Виски‌ сдавливает так сильно, что хочется кричать. И он, кажется, действительно кричит – следом, через шум в ушах, слышит что-то кроме звенящей пустоты, и это что-то очень напоминает ему грохот – деревянной? – массивной двери. За считанные секунды зрение возвращается: вокруг выстраиваются силуэты громоздкой резной мебели, темных штор, что совершенно не пропускают свет в темную спальню. Взгляд его устремляется прямо к источнику уже затихшего шума. Дверь, чей грохот он смог узнать сквозь пульсацию крови в ушах, оказывается правда деревянной, а в проеме, вальяжно облокотившись о косяк, стоит слишком знакомая фигура. Фигура того, кто не должен был стоять тут. Фигура того, чьи фотографии Нил видел на заголовках скандальных газет. Фигура того, чье имя с завидной частотой упоминалось в разговорах дам на улицах – они все восклицали «Как же так случилось?» Все никак не могли успокоится, ведь Кевин Дэй не должен был умереть так рано. Ведь Кевин дэй был так красив и неженат, ведь покинул их так резко и непонятно. Но почему то Кевин Дэй стоит перед ним в черной рубашке с пышным воротником, держа в руках бокал с вином. «Точно ли вино?», – задается Нил вопросом в мыслях. Уж больно вязкое, и выглядит странно. Странно – также как и Кевин разглядывает его, всматриваясь в каждый шрам на лице, подходя ближе. Странно – как и вся эта ситуация в общем. Нил думает, что это все явный бред, и Кевин исчезнет через пару секунд, стоит лишь закрыть глаза – а когда откроет, все пропадет, и он снова окажется в лесу, в маленьком лесном домике отца, чувствуя, как чужой нож впивается в бок. Но открыв глаза снова видит Кевина еще четче. Чувствует его парфюм, Замечает печальный блеск в зеленых глазах, что так явно мелькает, стоит его взгляду снова упасть на чужое лицо. Кевин подходит ближе, садится на край кровати, и теперь Нил точно уверен. Он – настоящий. Это не бредовая иллюзия после сильной травмы, это не результат пьяных фантазий после попытки использовать алкоголь как обезболивающее, это – самая настоящая реальность, и давно мертвый Кевин Дэй сейчас сидит перед ним абсолютно живой – и все такой же неимоверно красивый. Дыхание резко учащается, и Нил беспомощно пытается отползти от руки, что приближается к его лицу. Во рту резко пересохло, а комната начала плыть. Рука Кевина все ближе и сил у Нила хватает только чтобы попытаться поднять в ответ свою, в попытке защитить себя от возможного удара, но тут же опускается обратно на кровать – больно. Больно до шипения, до сжатых зубов. Больно и страшно так, как не было еще никогда. Кевин хмурится, но руку обратно не отводит, только аккуратно – нежно – тянет к лицу. Касается копны рыжих кудрей, убирая их в сторону, касается скулы, опускаясь на щеку, и точно-точно борется с желанием продолжить касаться, очертить пальцами все раны на щеках, – но все таки руку убирает, видит, как Нил морщится, стараясь уклониться от чужих тонких – слишком, как Нил вспоминает, нежных в прикосновениях – пальцев. Кевин протягивает ему тонкий бокал, подносит его к чужих губам – не дает взять в руки, чтобы рассмотреть и понять, все таки что это. Но Нил не сопротивляется, думает, уж лучше сейчас добровольно примет яд, чем продолжит жмурить глаза от боли и страха. Лучше умрёт отравленный от рук того, кому раньше доверял свою жизнь, чем вернётся чтобы умереть от топора среди густых деревьев. Когда бокал оказывается настолько близко к его рту, он улавливает знакомый запах. Такой тяжелый, отдающий чем-то железным – слишком часто Нил чувствовал его за свою недолгую жизнь, чтобы не узнать сейчас. Самое страшное таится даже не в резком осознании, что перед ним стоит живой Кевин, протягивая ему бокал со свежей, вероятнее всего человеческой, кровью, а то, что Нила этот запах манит, не дает отстранится. Челюсть сводит, и такое ощущение, что зубы начинают царапать зажеванную губу. Мысли в голове все путаются, перескакивая от одной к другой – он даже не пытается сосредоточиться, – пока не исчезают совсем, оставляя за собой только мерцающую пустоту. Его глаза распахиваются в ужасе, когда озарение слишком поздно накрывает его сильной волной, что бьёт по щекам. Это явно бредовый сон – но силуэты перед ним слишком четкие, звуки слишком громкие, а тянущая боль во всем теле точно походит на реальную. Он чувствует неприятное потягивание где то на стыке шеи и плеча, когда сердце бьется слишком-слишком-слишком сильно. Натягивает тяжелое одеяло выше, стараясь затеряться в нем, не дать себе стать тем самым монстром, про которых матери читали своим детям сказки перед сном. Кевин же напротив, абсолютно спокоен, стягивая с него одеяло, за которое Нил продолжает судорожно хвататься. Не выходит – пальцы Нила хоть и слабы, но слишком крепко держат его сейчас. И Кевин, кажется, сдаётся – Нил чувствует как чужой вес пропадает с кровати. Последнее, что он слышит – шумный вздох Кевина, чей то незнакомый голос и снова захлопнувшуюся дверь. Последние, что чувствует – накатившую слабость, пульсирующую в висках боль и жажду.