Перехлест волны

Здание физфака МГУ располагалось неподалеку от главного корпуса на Воробьевых горах и выглядело… величественно. В Москве многие здания убивали монументальностью, но сталинские творения смотрелись особенно мощно. Тима рассматривал здание, пристроившись подальше с сигаретой подальше от входа, чтобы не столкнуться с каким-нибудь преподом и не нарваться на воспитательную беседу. Исключить его все равно не смогли бы, а вот потрепать и без того истрепанные нервы – запросто. Взмыленный Марк появился неожиданно – видимо, его черную куртку Левицкий не заметил в толпе. – Пойдемте, – он потянул Тиму за рукав, и тот послушно посеменил за ним в нужную сторону. Шел Марк быстро, размашистыми шагами, и Тима со своим ростом в метр семьдесят два еле за ним поспевал. Не то чтобы Панфилов был гигантом, но явно выше среднего, и навскидку где-то на пятнадцать сантиметров выше самого Тимы. Наконец они добрались до какой-то сетевой кофейни у Ломоносовского проспекта и устроились в самом дальнем углу. Марк снял куртку, протер запотевшие очки, и только тогда велел: – Рассказывайте. – Да что тут рассказывать… – Тима повторил все то же самое, что написал в чате, добавив только, что понятия не имеет, что теперь делать. – Получается, что у вашей мамы с ним на двоих ипотека, которую оплачивает он? И вообще, он вас обоих сейчас содержит? – Ну да, – буркнул Тима. Не то чтобы Егор сильно на него тратился – Марково псевдожалование было самой значительной инвестицией Шестакова в его жизнь за последние полгода, но еду, сигареты и книги Левицкий все-таки покупал из карманных денег, поэтому всецело от зависел от этого мудака. – Да, засада, – вздохнул Панфилов. – Деньги – это фигня, – отмахнулся Тима. – Я теперь не знаю, как с ним в одной квартире жить. И мама… ей ведь надо сказать. Но если она разволнуется… – А вы уверены, что все так и было? Мало ли откуда упаковки… – Ага, ветром надуло, – мигом вскипел Тимофей. – Я сексом не занимаюсь и мусор по чужим ящикам уж точно не прячу. – Тише, пожалуйста, – попросил Марк, и Тима понял, что и впрямь разошелся – с соседних столиков на них уже начали оглядываться. – Он точно виноват. И я не хочу, чтобы этот мудак жил в моем доме. – Спокойно, – вдруг велел Марк таким тоном, что не послушаться было сложно. — Во-первых, надо остыть. Месть надо подавать холодной, особенно если в деле замешана беременная женщина. А что во-вторых, он не договорил, потому что к столику подлетела толпа людей. По виду это были студенты – три парня и две девицы, в куртках нараспашку, веселые и шумные. – Марик, вот ты где! – Завопила одна из девиц, подлетая к Панфилову. – А мы тебя обыскались. Слушай, ты праздновать идешь или что? – Даша, извини, – строго сказал Марк. – У меня здесь разговор с другом. Я к вам попозже приеду. – Какое попозже! – Пробасил один из парней, высокий и бородатый, похожий на кхала Дрого. – У меня в десять родаки придут, надо хату освободить… Та, кого Марк назвал Дашей, вдруг внимательно уставилась на Тиму и тут же улыбнулась. – А ты друга бери с собой. Маркуш, ну пожалуйста, плиз-плиз-плиз, у меня же все-таки день рождения! — Ну, если Тимофей не против… – Марк нерешительно глянул на него, а Даша тут же пустила в ход все свое обаяние. – Здравствуйте, Тимофей, я Дарья, – она шутливо протянула ему руку, и он от неожиданности ее пожал. – Угодите даме? У меня сегодня юбилей, двадцать лет. Даша была стройная, но пухлощекая девица с темными волосами и длинными блондинистыми нарощеными прядями. На ней была вырвиглазно-лимонная дутая куртка, а в ушах болтался миллион, кажется, колечек. Торчащие из-под длинного подола тонкие ноги в светлых джинсах были обуты в огромные тяжелые ботинки, и они тоже были обвешаны самыми разнообразными железками. Все на Даше блестело и звенело, как будто на физфаке она единственная отвечала за магнетизм. Своей манерностью она напоминала Яну, но почему-то к ней Тима отвращения не испытал – скорее наоборот, она показалась ему немного бешеной, но милой. На занудную студентку физфака она никак не походила, но из болтающейся на плече и тоже звенящей сумки торчала огромная, альбомного формата тетрадь с логотипом – совсем такая же, как у Марка. Все-таки внешность обманчива. – Ну… хорошо, – согласился Тима, украдкой поглядывая на Марка – не против ли он. Но лицо Панфилова выражало даже не смирение, а облегчение, будто он только того и ждал. – Ура! – Даша запрыгала и захлопала в ладоши. Парни радостно загудели, а вторая девчонка – тихая мышка в огромных круглых очках — скромно улыбнулась. – Ну ладно, тогда вперед! – Скомандовала именинница. – Белов и Штирлиц, вы дуйте за алкашкой, Марик с Юлькой – за продуктами, а Низовцев и Тимофей – за мной! Тима не ожидал, что их так сразу разделят, но послушно пошел за Дашей. Она и хозяин квартиры, в которой предполагалось гуляние, тот самый бородач, отправились вверх по улице и почти сразу свернули во двор, к массивной многоэтажке. Даша болтала без умолку, и через десять минут Тима уже знал все обо всех. Четверо, включая ее, были одногруппники Марка со второго курса отделения экспериментальной и теоретической физики, а пятая, Юля, была ее лучшей подругой с детского сада. Штирлица так звали, потому что еще в начале первого курса кто-то из древних преподов, глядя на его страдальческие потуги на занятии, объявил на всю аудиторию: «Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу». С тех пор и прицепилось. – А Марик у нас джентльмен, – хихикнула Даша. – Даже не матерится. Вы, кстати, откуда знакомы? – А он меня по физике подтягивает, – буркнул Тима. – К ЕГЭ. – Так ты шко-о-ольник… – протянула девушка и прищурилась. – А тебе восемнадцать-то есть? – Почти, – честно признался Левицкий. – Будет через два с половиной месяца. – Ну и супер, мы никому не скажем, – вновь оживилась она. – О, вот и пришли. Искомой квартирой оказалась большая трешка на седьмом этаже – квартира как квартира, ничего необычного. Хозяин тут же был делегирован на кухню искать посуду. Даша, распутывая шнурки на своих умопомрачительных ботинках, заговорщицки шепнула Тиме: – А у Марика вообще девушка есть, не знаешь? А то он скрытный, зараза. Юлька вот моя на него запала, прям сладу нет. Говорит, на Печорина похож. – Печорин же мудак был, – машинально откликнулся Тима, и только потом сообразил, что от него хотят вовсе не экскурс в классическую литературу. А Даша хороша, все распланировала – специально ведь отправила обоих своих очкариков на одну миссию, так сказать, командообразующую. Тима помнил, что Марк ему признался, что свободен, но почему-то сдавать его Даше не хотелось. – А насчет девушки… понятия не имею. Вам не сказал, думаете, мне расскажет? – Ну ладно, – вздохнула Даша. – Будем как настоящие физики – проверять экспериментально. Магазинные делегаты подтянулись быстро. Именинница живо расправилась с содержимым пакетов, и уже через десять минут все разместились на ковре в гостиной, сели кругом, подложив под себя диванные подушки. Пил Тима редко, в основном – на каких-нибудь общих посиделках, куда иногда забредал из исследовательского интереса. Но и там он обычно скучал с одной банкой пива и больше изучал людей, чем пьянел. Вкус пива ему не слишком нравился, и когда физики предложили вино, с радостью согласился. – В общем, с днем рождения меня! – Завопила Даша, и все тут же начали чокаться пластиковыми стаканчиками и жестяными банками. Следующие полчаса провели в болтовне: физики обсуждали своих преподов и какие-то университетские дела, а Левицкому в собеседники досталась филолог Юля, которая тоже не понимала ни слова. – Германия – это круто, – кивнула она в ответ на Тимин рассказ о его планах. – Я вот тоже немецкий учу. – Und wie geht’s Ihnen? – Хмыкнул Левицкий. – Schlecht so weit, aber ich kann etwas sagen, – застеснялась Юля. – Kann ich, – машинально поправил Тима. – Wenn Sie eine Phrase wie diese bilden, müssen Sie die Wortreihenfolge ändern. Und sagen Sie nicht «schlecht». «So lala» ist besser. – А вот теперь я понимаю вас с трудом, – девушка совсем смутилась. – Вы очень быстро говорите. – Простите. Я хотел сказать, что «плохо» – это не ваш случай. Если хотите сказать, что у вас не очень получается – говорите «so lala». Удивительно, но Маркова манера выкать как-то заразила их обоих — называть Юлю на «ты» у Тимы язык не поворачивался. Она была полной противоположностью Даши – тихая, скромная, серая и какая-то беспомощная. Даже ненароком уделав ее в немецком, Левицкий почувствовал себя так, будто побил ребенка. За всей этой чепухой злость на Егора отошла на второй план. Тима все еще чувствовал себя гадко, но костер внутри утих. Было ли виной тому общество или дешевое белое вино, которое он медленно потягивал из пластикового стаканчика, Тима не знал, но радовался, что стало легче. Внезапно Даша подскочила на месте. – Давайте играть! Гости зашумели и начали наперебой предлагать какие-то игры. После горячего спора решили, что будут играть в «Правду или действие». Тима с удивлением для себя понял, что и сам вошел в раж и даже громче всех за эту игру голосовал. – Скидывайте по одному предмету с себя в шапку. Телефоны не принимаем! Потом будем по очереди вытаскивать и выбирать, чем расплачиваться. Тима послушно скинул в шапку кожаный браслет – тоненькую косичку, которая обычно болталась у него на запястье. У всех нашлась какая-то ерунда, но когда шапка дошла до Марка, он вздохнул. – Мне нечем покормить вашего монстра, Дашут. Я аксессуаров не ношу. – Давай тогда очки! – Скомандовала именинница. Панфилов посмотрел на нее так, будто она ему предлагала раздеться у всех на виду, но все же послушно стянул их с носа и опустил в шапку. Без очков он выглядел не таким строгим, а раскрасневшиеся от вина щеки в желтом свете электричества придавали ему совсем такой же вид, как на аватарке в чате. Тима невольно залюбовался, но быстро заметил, что Юля точно также зависла, и тут же одернул себя. Не хватало еще повторять за влюбленной барышней. Панфилов сощурился, оглядываясь вокруг – видимо, без очков он видел совсем скверно. Даша рассмеялась и объявила: – Итак, добавим элемент фанта. Я буду вытаскивать над головой Низовцева предмет, а он, не глядя, будет решать, что выпадет владельцу: правда или действие, и что он будет делать или говорить. Вы готовы, дети? – Да, капитан, – ухнули Белов и Штирлиц. Низовцев устроился с видом Будды у ног Дашули, а она хорошенько помешала начинку шапки и вытянула оттуда наручные часы. Все притихли, скрывая смех – это были часы самого Низовцева. – Этот фант… говорит правду! – Торжественно объявил тот, еще не зная, что диктует собственный приговор. – И вопрос будет… Тима насторожился – обычно в таких играх задавали вопросы про секс, но у него не было желаний слушать истории про секс Низовцева. Поэтому он очень сильно удивился, когда тот выдал: – За кого вы голосовали на выборах президента! – Это нечестно! – Хихикнула Даша. – Вдруг это фант Тимофея? Он ведь еще не голосует. – Ладно, ладно, – сдался парень. – Тогда вот: надо рассказать поступок, за который стыдно. Не связанный с сексом. Народ загудел, и Даша медленно, с торжествующим видом опустила часы за ремешок к носу Низовцева. – Ну давай, валяй. Делись своими секретиками. Низовцев задумался, а затем рассказал, как в девятом классе родители отправили его одного на дачу, чтобы помог бабушке посадить картошку, а он слинял и пошел на футбол с друзьями. В тот день у бабушки прихватило сердце, и она умерла, потому что не добежала до телефона. После его истории всем стало очень грустно. – Ладно, Вов, спасибо за откровенность, – пробормотала Даша, сжимая его плечо. – Но давайте дальше повеселее. Следующим номером она подвесила над головой Юлино колечко. – Этот фант будет делать… действие! Нужно выбрать самого красивого человека противоположного пола в комнате и… показать на нем действие закона Гука! Физики заржали, а Юля растерянно оглянулась. Тима ее понимал – он вообще не помнил, что это за закон и как действует. – Низовцев, ты какой-то асоциальный. Вот как нашим гуманитариям этот закон показывать? – Я загуглила! – вдруг объявила Юля. Она резко поднялась с места и, подлетев к Панфилову, с размаху уткнулась кулачком в его плечо. Марк притворно охнул, а Низовцев рассмеялся: – Ну что, Панфилов, чувствуешь деформацию упругого тела? Физики снова грохнули смехом, а красная, как рак, Юля уселась на место. – Не завидуй, Вовчик, – фыркнул Марк. – В следующий раз корона главного красавца уйдет к тебе. – Вовчик, да ты у нас самый красивущий! – Заявила Даша, шарясь в шапке. Низовцев был высокий, широкоплечий и очень волосатый – хвост на голове у него доставал до лопаток, а борода, сплетенная в две косички – до груди. Тима бы его красавцем не назвал, но на вкус и цвет, как говорится. Видимо, Даша неровно дышала к этому типу. Над лохматой головой мелькнул Тимин кожаный браслетик. Он притих, ожидая кары. – Этот фант, – забасил Низовцев, – говорит правду! А вопрос будет… – Умоляю, Вовчик, только не исповедь. – Ну ладно. Пусть тогда расскажет про свой романтический идеал. Это ведь не исповедь, да, Дашка? Тима глубоко вздохнул. Да если бы его тут попросили выстроить клетку Фарадея из зубочисток, было бы и то проще. Но все смотрели на него, и надо было говорить. – Ну… я люблю тех, кто умеет думать. С богатым воображением. Эмоциональных, но не резких. Чтобы… ну короче, чтобы мир воспринимали не по мануалу из Интернета, а своим умом, вот что я хочу сказать. Он нарочно говорил без упоминания пола, и даже не потому, что боялся наткнуться на какого-нибудь гомофоба, а потому что говорил о людях вообще. Об отношениях Тима редко думал и уж точно не фантазировал ночами об идеальном возлюбленном. – Уважемо, – одобрил Низовцев. – Ну, а про внешность? – Внешность? – Тима задумался. С этим было еще сложнее. У него не было какого-то определенного типажа, и вообще он редко обращал внимание на то, как люди выглядят. Но попытался представить кого-то, кто мог бы ему понравиться – картинка возникала в голове постепенно, будто выходила из тумана, и он описывал все, что там появлялось. – Волосы скорее светлые. Глаза… ну тоже светлые. Фигура… – тут Левицкий запнулся, понимая, что здесь может себя выдать. – Спортивная. Он не знал, что еще дальше сказать. Выходило как-то глупо. – Ну, понятно, – фыркнул Штирлиц. – Тим у нас любит моделек. – Ну нет у человека идеала, что ты с ним сделаешь, – вступился Белов. – Меня вот тоже спроси – я так сразу не скажу. – Да знаю я твой идеал, Осокина с радиофизики. Пока они переругивались, Тима заметил Марка – тот сидел с каким-то задумчивым лицом и смотрел в одну точку, словно не замечал, как у него под носом возятся расшумевшиеся однокашники. Левицкий получил назад свой браслет, и сыграли еще три фанта – Штирлиц повторял танец из тик-тока, Белов лепил из хлебного мякиша однородное мономоностатическое тело, а Даше пришлось признаваться в каждом из семи смертных грехов за последнюю неделю. Наконец, очередь дошла до Марковых очков. Низовцев уже знал, кто ему остался, поэтому прибил в цель: – Правда. Рассказать о первом сексуальном опыте. Народ загудел – все уже неплохо подпили, и пикантная тема вызывала ажиотаж. Тима вдруг понял, что этот вопрос его не бесит – в конце концов, это же студенческая компания, и совсем без секса было не обойтись. Он взглянул на Марка. Тот выглядел растерянным – то ли из-за вопроса, то ли потому что был без очков. Наконец, он хитро улыбнулся и вздохнул: – Ну, сами напросились.