Squamae virides

Фоукс молча стиснул лапы. Пух въерошен — воробья Он напомнил. Зол, что запер Альбус друга, утая, Что сегодня гость нежданный Снова ступит во дворец. Он пыхтит и сверлит взглядом. Альбус сунул леденец: «Тише, милый. Высунь клювик. Сладко, правда? Апельсин». Фоукс свистнул, веки сщурил, Светом красным, как рубин, Весь объят и пышет жаром. Пальцем Альбус сквозь решётку Гладит: «Нам бояться ни к чему. Не годится мне в подмётки, Коль придётся, так убью». Птице врать — простое дело. Сила есть, не в том вопрос. Сердце сразу тяжелело, Как подумать: Том ведь рос На его глазах и сделать Больше должен был тогда, Чтоб такого безпредела Их не со́здала вражда. Уж война стучится в двери. Слышно томовы шаги. Стало зябко, как в пещере, Тени на́ стены легли. Окружает сила злая, Как покорнейший эскорт. В кабинет, как в свой ступая, Гордо грянул новый Лорд. Свет, мигнув, вернулся в норму — Альбус спуска не даёт. Предлагает по-простому: «Здравствуй, Том. Садись». Кладёт Перед ним конфет тарелку, Сам закинув в рот одну. Том с презрительной усмешкой Ту́флей столик отопнул. Развалившись в мягком кресле, Ногу на ногу сложил. Видно, в по́ру путешествий Он немало изучил Тёмных чар, проклятий. Алый Блик заметен тёмных глаз. На щеках худых и впалых Смертно-белый лёг окрас. «Что, директор? Да, не дурно. Был хоть кто-то удивлён? Диппет знал, что рыжий умник В гроб начальника сведёт?» Гадко скалит Риддл зубы, Тис проверив в рукаве. В детстве не был таким грубым И заметно обнаглел. Альбус, бороду пригладив, Дал ответ: «Армандо знал, что Жизнь свою не зря потратил Он на школу, и никто Не сумел отнять бы место: Лишь трудом и по́том можно Уваженье заслужить. Въезда Цель узнать не сложно. Помню, старая мечта — Стать учителем. Сказал я, Слишком молод. Но года Двадцать раз себя сменяли. Много стран, людей видал. Сильный стал волшебник. Спору Тут не будет. Обогнал Всех и вся, не взявши фору. Но учитель ведь не только Знанья в головы кладёт. Между делом он легонько В души чистые внесёт О добре и зле понятья: Кто друзья, а кто — враги, Веру, ценность обещаний, Представленья о любви». Хмыкнул Том, скривившись будто Ему в нос ударил смрад: «Всё такой же ты надутый И напыщенный дурак». Крикнул Фоукс. В воздух взвесью Сор с дна клетки поднялся́. «Ну же, Том, признайся с честью — Ничего не знаешь сам». «Чёрт с тобой, старик, не сладит. Будь по-твоему. «Добро» — Это то, что беспощадней На войне из двух сторон. «Злом» зовут слабейших, ясно? Чья победа — тот герой. Мне перечишь ты напрасно: И тебя окре́стят «злой». «Другом» будет тот, кто верность Доказал уже не раз. «Враг» в лицо сама любезность, А не слышишь — льется грязь. Вера — средство, чтобы сдвинуть Горы рабскою рукой. Обещанья, клятвы — лишь бы Шкуру сдёрнуть с должников. А любовь… Она змеиной Плотной хваткой сердце жмёт. Вьётся, ноет под грудиной Дни и ночи напролёт В час разлуки. Но вы вместе — И быстрей гоняет кровь. Целиком она прелестна, Ста́тью по́лна до краёв. С полуслова понимает: Можно вовсе промолчать. Пыл её неиссякаем. Лучший в мире аромат От волос её исходит. Все наряды ей к лицу. С ней покорен зову плоти, Как какой-нибудь француз. Слышишь голос — точно песня: Мёд янтарный в уши льёт. И порой страшишься, честно, Что когда-нибудь уйдёт. Без неё ведь все обратно Станет серым и пустым», — Ляпнул Том. Шипя с досады, Он язык свой прикусил. Скрип качели в птичьей клетке. Фоукс голову на бок, В клюве рыжая конфетка. Продолжения он ждёт. Альбус сам ушам не верит, Но вот мальчик, что рождён Амортенцией, вдруг перед Некой женщиной склонён. «Мерлин! Том, признаться честно, Никогда не думал впредь, Что когда-нибудь известно Тебе станет, как гореть До костей любовным жаром. Кто же эта чаровница? Может, молвит слух недаром: Это блэкова девица?» Взгляд отводит, да коль груздем Ты назвался — в кузов лезь. Только шум стоит, как с хрустом Карамельки Фоукс ест. «Ладно, слушай. Не секретом Поделюсь. Уже все знают, Что, окончив кругосветку, В Лондон я вернулся с дамой. Молодым ещё, зелёным, Свой едва начавши путь, Сам того не ждав, познал я Притч твоих любовных суть. Встретил женщину опасней, Чем клыков гадюки яд: Кто б подумал, что албанский Лес таит подобный клад. Но не думай, она к «свету» Меня точно не вернёт. Тебя встретив она где-то На кусочки разорвёт. За моё святое дело Будет биться до конца, А иначе б не надел я Ей на левую кольца. Удивился? Да, завидуй. Вечно речи про любовь, Только снова мне не видно, Кто за Альбуса готов Грудью встать щитом гранитным, И постель ночами греть. Самому тебе не стыдно В одиночестве стареть?» Он вздохнул — вдруг сердце колет. «Злись, но я рад я за тебя. Если любишь — не проходят Эти чувства сквозь года». Том, почти смутясь, покинул Захламлённый кабинет. Фоукс дверцу сам откинул И запел, запел, запел…