Практичная девушка

      После отъезда Лиама у Элизабет не было возможности толком попереживать из-за своей забранной чести и осмыслить всё происходившее в филиале Содома и Гоморры, которым стала её спальня. Отвлекли другие события.       Сначала недалеко от Санни-Медоу – ближайшего к Сильвер-Харт городка – нашли очередной труп обескровленной девушки. Для местных жителей событие не стало шоком. Но нездешняя Элизабет пришла в ужас, слушая болтовню слуг и некоторых горожан. Она иногда выбиралась в Санни-Медоу за компанию с миссис Келли, и сейчас там живо обсуждали жуткую находку. Это не было сенсацией, но ничего более интересного всё равно не происходило.       Никто не заикался о расследовании. Даже те, кто не верил в сверхъестественную природу этих убийств, привыкли: виновных не пытаются найти, а в последние годы перестали и симулировать подобие разбирательств. Раньше хотя бы приезжал шериф из Глостера и пару дней с серьёзным лицом бродил по округе, но теперь и эта формальность не соблюдалась.       На нового приходского констебля – Райли Финна – надеяться не приходилось, по слухам, он был ещё тупее предыдущего. Поговаривали, будто Финн настолько глуп, что не умеет незаметно брать взятки, за что и вылетел из лондонской городской стражи. Но кто-то в руководстве ему всё-таки симпатизировал, раз его не вышвырнули со службы окончательно, а отправили отсидеться в захолустье, пусть и на неоплачиваемую должность. Интересно, на что он живёт? Наверное, на взятки, которые теперь берёт аккуратнее.       Элизабет однажды видела Финна - миссис Келли украдкой указала на него, когда он вышагивал мимо них по другой стороне улицы. «Увалень», - вот первая мысль, которая мелькнула у Элизабет. Во всей фигуре, во всём образе, включая выражение лица, Финна ясно просматривались неуклюжесть и глупость.       А вскоре пришло письмо от Фэйт. Элизабет сама не блистала идеальной грамотностью; Джайлс старался передать ей свои знания, но у него не хватало времени, чтобы хорошенько её обучить, а у неё – чтобы хорошенько обучиться. Однако в сравнении с Фэйт Элизабет была королевой грамматики и орфографии. Поэтому, прочитав письмо кузины, сперва подумала, что Фэйт неправильно написала – допустила ошибки, перевравшие смысл. Но на следующий день подоспело письмо от Джайлса, где, по сути, излагалось то же самое – Фэйт вышла замуж.       Насколько Элизабет поняла из двух писем, в жизни их семьи внезапно нарисовался некий Уэсли Смит, священник. И стал активно интересоваться Фэйт - та даже опомниться не успела, как он сделал ей предложение. Она его совсем не знала, он ей нисколько не нравился. Он был чопорным, скучным, странным и нелепым (в письме Фэйт нарисовала смешной маленький портрет – уморительно-серьёзную физиономию в очках). Но Фэйт не приходилось выбирать. Джойс и Джайлс не стали бы принуждать её согласиться на этот брак, не сказали бы ни слова в упрёк, если б она отказалась. Однако совесть не позволила Фэйт упустить возможность не только, как выразилась бы она сама, слезть с шеи тёти и дяди, но хоть сколько-то, как выразился бы Джайлс, сгладить репутационный ущерб, который она невольно нанесла их семье. Поэтому Фэйт согласилась. Буквально через пару дней Уэсли и Фэйт обвенчали в какой-то захудалой церквушке.       Фэйт писала, что понятия не имеет, откуда взялся Уэсли и почему так захотел её в жёны. Зато знает, что он рассчитывает получить место в приходе Санни-Медоу, и они вот-вот поедут туда, так что, вероятно, Элизабет и Фэйт скоро увидятся.       А вот Джайлс имел понятие или, во всяком случае, подозрение, которым поделился с Элизабет. Уэсли показался ему расчётливым, холодным эгоистом, ради выгоды готовым если не на всё, то на многое. Джайлс предполагал: Уэсли узнал, что кузина Фэйт связана с графом Лиамом, и решил, что сумеет использовать это. Проще говоря, Уэсли надеялся, что удастся на постоянной основе как-нибудь вытягивать деньги из графа, известного своим богатством и расточительностью.       В пользу версии Джайлса свидетельствовал тот факт, что нынешний священник прихода в Санни-Медоу, пастор Льюис, хоть и не был молод, но неплохо себя чувствовал и не собирался ни умирать, ни уходить на покой. Он, наверное, сильнее всех растерялся, узнав, что в город прибыл его потенциальный преемник. Поначалу пытался мягко намекнуть пастору Смиту, что, должно быть, произошло недоразумение и тот зря приехал. Уэсли упорно игнорировал все намёки, сам себя назначил помощником и фактически заместителем пастора Льюиса, который успевал лишь недоумевать и изумлённо моргать.       Хотя при личной встрече Уэсли не произвёл на Элизабет впечатления энергичного человека. Напротив, было ощущение, словно он экономит на словах и движениях, бережёт даже малейшую капельку своих сил. В целом вид у него оказался до того скучный и кислый, что Элизабет захотелось съесть ложку мёда в противовес.       Уэсли и Фэйт появились в Сильвер-Харт на следующий день после приезда в Санни-Медоу. Узнав, что графа Лиама в поместье на данный момент нет и дата его следующего появления здесь абсолютно неизвестна, Уэсли потерял интерес к дальнейшему общению и откланялся, сообщив, что у него есть важные дела, и пообещав забрать Фэйт через несколько часов - пусть пока кузины поболтают, наверняка они друг по другу соскучились.       - О боже, Лиззи, прости! – выдохнула Фэйт, едва они остались наедине.       - За что?       - За это… - Фэйт слабо махнула рукой в направлении ушедшего мужа.       Уже весь Санни-Медоу знал, что новый помощник пастора приехал клянчить деньги у графа Лиама. Да Фэйт и без посторонних подсказок сообразила. А если б у неё оставались сомнения, их начисто уничтожил бы жадный, завистливый взгляд Уэсли, которым он окидывал обстановку особняка.       - Да чёрт с ним, - фыркнула Элизабет. – Скажи лучше, как этот Уэсли с тобой обращается.       Фэйт пожала плечами.       - Никак.       Элизабет нахмурилась.       - В каком смысле «никак»?       - В прямом: никак. Совсем. – Фэйт прикусила нижнюю губу. – Он говорит со мной мало, вежливо и сухо. Наподобие, - она состроила холодную строгую рожицу, - «Доброе утро, дорогая». «Приятного аппетита, дорогая», «Приятных снов, дорогая». И в этой «дорогой» нет ничего дорогого! Он как будто к стенке обращается. Он даже не ждёт ответа! Я для него пустое место.       - Ох, Фэйт, это ужасно.       - Нет, - она нерадостно усмехнулась. – Бывает и хуже. Он ведёт себя со мной очень неплохо, если сравнивать с тем, как вели себя некоторые другие…       - Он знает о твоём прошлом?       Фэйт кивнула.       - С этим он сразу прояснил. Мол, я в курсе, не стану тебя осуждать, но и обсуждать это мы никогда не будем. Точка. – Фэйт усмехнулась снова. – Он не прикасается ко мне. То есть может дотронуться до плеча, до локтя или до кисти, но в общем и целом – ничего. Даже в лоб ни разу не поцеловал, не говоря уже о чём-нибудь большем.       - То есть вы не…? – Элизабет очень не хотелось заканчивать предложение, и, к счастью, кузина избавила её от такой необходимости.       - Мы спим в разных комнатах. Я совсем неинтересна ему в этом смысле, и думаю, так лучше. – Фэйт напряжённо потёрла ладонью тыльную сторону шеи. – Мы можем поговорить о чём-нибудь другом?       - Конечно.       - Как у тебя с Лиамом?       Настала очередь Элизабет усмехаться.       - Я думаю, что хорошо.       - Он не… не обижает тебя? – Уж Фэйт-то знала, какими чудовищами могут быть некоторые обладатели человеческого облика.       - Вроде бы нет.       - Вроде бы?       - Ну… - Элизабет покраснела до корней волос. – С ним хорошо. Очень хорошо. В *этом* смысле. Ну, ты понимаешь.       - Ага.       - Но, по-моему, он очень любит что-то доказывать. Ему прямо страшно надо знать и постоянно подтверждать, что он может довести меня до полного исступления, заставить перестать соображать от удовольствия, делать всё, что он велит. – Краснота Элизабет стала гуще. – Я для него игрушка, которой он тешит своё тело и своё самолюбие. Я с самого начала знала, что так будет. Мне нечему удивляться и вроде бы не на что жаловаться, но уважения к себе у меня не прибавляется. – Она мотнула головой. - Ладно, это глупости. Я в шикарном доме, у меня шикарная одежда, у меня шикарный любовник – было бы смешно ныть, правда?       Фэйт точно не знала, кого Элизабет спрашивает – её или саму себя, но кивнула.