Мертвая жизнь

Василиса, слушая тяжелый русский рок, медленно обводила глаза черным карандашом, успев случайно ткнуть им в белок глаза и съежиться от боли. За дверью раздавался неприятный шум: какая-то гадкая болтовня на кухне, крики отца и язвительный смех матери. Видимо, родители вновь обсуждали будущее дочери, не знающие даже дату дня ее рождения. Впрочем, Василиса не сильно обижалась. Точнее, она хотела верить в эту мысль. Ей казалось, что если абстрагироваться от родителей в таком возрасте и позабыть о детских обидах до момента переезда в собственную квартиру, а лучше к кому-то более безопасному, то со временем станет легче. Она обязательно потом поплачет, но только не сейчас. А лучше, кому-то об этом расскажет. С грустным вздохом она села на корточки и достала последнюю заначку, скрученную несколькими купюрами. На триста рублей нужно было найти тортик, чтобы угостить своих друзей. Все-таки, День рождения никто не отменял. Даже, если о нем забыли собственные родители. – Василиса! – рявкнул отец, когда девушка застегивала длинные ботинки в прихожей. – Купи нам водки, сходи. Нам с матерью неохота переодеваться, на улице тако-ой мороз. Третья неделя преподавания Ярика подходила к концу. Близился ноябрь, подарив октябрю горсть снега. Кожанка сменилась на зимнее черное пальто. Брюнетка забрала еще три купюры, протянутые родителем, и мысленно улыбнулась, осознавая, что это она примет в качестве подарка на день рождения. А вечером, когда она вернется с торжества, отец ее изобьет. По пути в шарагу девушка зашла в небольшой продуктовый магазин и выбрала самый красивый торт, который был в наличии – шоколадный, с орешками и паутинкой из сгущенки. Заплатив за него одну четвертую своего бюджета, она лениво поплелась на пары. В кабинете никто не отреагировал на ее появление, но она гордо поставила торт на парту и присела на деревянный стул, обернувшись к Борову. – Опа, ты это кому принесла? – Нашей группе… – скромно ответила Василиса, прикусив губу. – Ну-у… ты ничего не забыл? Какой сегодня день? – Пятница? – почесав затылок, спросил он. – Мой День рождения… – с нескрываемой обидой ответила девушка. Пусть родители не помнят, но друзья то, с которыми она проводила большую часть времени до знакомства с новым преподом, могут то в календаре поставить отметку. К тому же, они не просто друзья, а банда. Они много знают Василису, как сама думала девушка. Знают о ее интересах, о стальном характере, любви к черному цвету в гардеробе. К року, иногда – к чтению книг. Но они никогда не видели ее ранимую часть души, а также не знали, в какой день она родилась. – В этот день на улице всегда шел снег. И так было все восемнадцать лет. И сегодня – не исключение. – Ну и похуй, снег там или град. Давай тортик сюда… – Боров полез за пакетом, и девушка лишь успела вскинуть руки в отчаянном жесте, пока толстяк открывал кондитерское изделие и, довольно облизываясь, откусил самую середину – где находилась небольшая горочка любимых Василисой орешков. Взглянув на подругу, парень ухмыльнулся: – Прости, именинница, забыл это сделать. Толстяк поднял торт за подложку и кинул его в лицо брюнетки, победно рассмеявшись. – С Днем рождения, Хлопушка! Все, кто находился в кабинете, засмеялись и захлопали в ладоши, пока Хлопушкина осторожно распутывала волосы и склеенные от крема ресницы. От макияжа не осталось живого места, зато Боров провел пальцем по лицу девушки и облизнул сгущенку. А может, это была сгущенка вперемешку с тональным кремом. – Ненавижу тебя… – прошептала брюнетка, глубоко вздохнув. Опрокинув стул, Василиса выбежала из кабинета, едва не столкнувшись в проеме с Яриком, удивленно осмотревшим ее черное платье с оттенком сгущенки, на которое к тому же приклеились крошки от орехов. Забежав в туалет, она закрылась в кабинке у окна и громко захлипала, чувствуя, как дорожки слез слегка смывают крем и избавляют от противной липкости. Кто-то зашел в туалет и Василисе пришлось закрыть рот рукой, чтобы никто ее не услышал. Послышался звук льющейся воды, а затем звонкий девичий плач, а после него смачное сморкание. Хлопушкина со вздохом спрыгнула с подоконника и вышла из кабинки, встретившись взглядом с девочкой, на вид которой было четырнадцать или пятнадцать лет. Блондинка плакала, а ее сверкающие голубые глаза опухли и приобрели красноватый оттенок, который никак не подчеркивал поистине необычную красоту. Но вот ее платье, на котором разбухли капли какой-то ржавой краски, портили, на удивление эстетический для этого места, внешний вид. – Ты чего? – шмыгнув носом, спросила Василиса, уже позабыв о верхушке торта на своем лице. Кусочки бисквита падали на чистый кафель. – Они на меня… на меня… пролили какой-то химикат! И пожелали, чтобы я растворилась, как мое платье! Эта девушка училась на отделении начальниковедения. Ее аристократический внешний вид тонко намекал на возможность обучению более высокой программы. Этим же могли похвастаться ее одногруппники, считающие себя сливками драного общества. Нашли овечку, над которой можно издеваться. – А что не так с твоим платьем? Оно же прекрасное… – удивилась брюнетка, осматривая наряд, напоминавший восемнадцатый век. Точнее, если бы в то время дамы носили короткие, но пышные платья. Несмотря на то, что Хлопушкина сама бы такое ни за что не надела, на этой девушке наряд смотрелся великолепно. – Я не знаю, что в головах этих недоумков! Но посмотри, что они сделали! Они замахнулись пробиркой над моим лицом, и я убежала сюда… – блондинка захныкала сильнее. – Брызги попали на платье. – Подожди, не плачь ты так… – вытерев рукавом грязное лицо, брюнетка ощупала свои небольшие кармашки в платье и достала аскорбинку. – Знать химию нужно! Раствори аскорбинку и замочи ею платье. От следов не останется ни следа. – П-правда? Тебе не жалко потратить на меня аскорбинку? – с щенячьим взглядом спросила девушка. Василиса закатила глаза. – Ну-у нет, я не люблю их есть. Мне подсовывает их кто-то постоянно в одежду и сумку. Поэтому, можешь хоть всю пачку забрать. Не жалко. Девушка с благодарностью забрала небольшую баночку с витаминами и, не подумав, прильнула к брюнетке, прижавшись к ее груди. – Ты-ы теперь… липкая… и грязная… – сказала Василиса, осматривая ее белое платье, покрывшееся бисквитом, кремом и орехами. – Неужели не брезгуешь? – Ой, да похуй! – улыбнулась она и протянула руку с ржавыми пятнами. – Меня Рита зовут. – Василиса… – они обменялись рукопожатием и неожиданно рассмеялись, рассмотрев друг друга еще раз. – Прям как ангел и демон. – Ты про сериал? – усмехнулась блондинка. – Нет, про наши образы со стороны. Ты вся в белом, а я – в черном. Но сейчас нас связывает размазанный торт на одежде. Давай отмоемся и сходим куда-нибудь. Пока Рита растворяла аскорбинку, брюнетка терла любимое платье, с облегчением отметив, что бисквит растаял вместе со сгущенкой. Или, может быть, кондитерская масса лишь впиталась намертво в платье, и когда оно высохнет, образуются разводы. Главное, что сейчас ничего не видно. Довольно покрутившись перед зеркалом, она приступила к умыванию лица и волос. – У меня больше ничего нет на лице? – с легкой улыбкой спросила Василиса, на секунду задумавшись о том, а когда в последний раз она так невольно разговаривала с какой-нибудь девушкой, а, обернувшись, увидела полуголую Риту с невозмутимым лицом. Девушка застирала белое платье и стояла в прохладном помещении в полупрозрачных светлых колготках. А сверху ничего не было. Ее миниатюрная грудь с розовыми сосочками покрылась мурашками от холода, но, казалось бы, блондинка вовсе и не волновалась об этом. Повернувшись к Василисе, она внимательно, без смущения осмотрела ее лицо и ответила: – Все нормально. Еще раз спасибо за аскорбинку. – А тебе нормально так стоять? – усмехнулась брюнетка, не желая признаваться в то, что находится сейчас в смущении. – Ну, с голыми сиськами. – А? Да нет же, мы ведь девушки, чего уж там. – А, может, ты по…? – Нет-нет. Ни в коем случае тебя не соблазняю… – хихикнула блондинка, теперь полностью развернувшись. Невольно взгляд Хлопушки упал на ее красивую грудь. – А почему ты так смотришь? – Потому что, видимо, факт того, что девушки просто так сиськи не показывают, заставляет смотреть на них при любой возможности. Ну, и красивые они у тебя. – Ах, правда? – и она так невинно прикоснулась подушечкой пальца к правому соску, опустив взгляд на свою руку. – Спасибо, приятно слышать. – Платье слишком мокрое? – Василиса решительно завела новую тему для разговора. – Я хочу уйти из этого здания. Куда-нибудь подальше. – Ты хочешь отчислиться? – спросила новая подружка. – Я имею ввиду, что… – брюнетка обернулась и вздрогнула, почувствовав на своих плечах чужие руки. Рита обняла ее, вплотную прижавшись. – Т-ты чего делаешь? – Не отчисляйся! Я только что познакомилась с тобой и мне кажется, что ты особенная. Конечно, это место не сделает тебя выше, а наоборот – ко дну затянет. Но, прошу, останься… – То есть мне продолжить деградировать, да? – с глупой улыбкой спросила Хлопушка. – Ты первая девушка, которая заговорила со мной в уважительном тоне. Я этого не забуду. – То есть, теперь мы подружки? – Хлопушкина с недоверием взглянула на Риту. – Ну, начнем со знакомых, верно? Так куда ты хотела пойти? Брюнетка посмотрела в запотевшее окно и, поразмыслив несколько секунд, ответила. – Можно прогуляться по заброшенному кладбищу. Или… пригласишь к себе в гости? – Ко мне не получится. А, может, захочешь прогуляться по крышам? Хлопушкина вскинула брови и улыбнулась. – А у нас есть открытые крыши? Ты знаешь такие? – Я знаю, где есть открытая крыша. Можно провести время там. Согласна? Василиса с презрением взглянула на девушку, но, поразмыслив пару секунд, подумала, а почему бы и не погулять по крышам. В конце концов, это полезно для разнообразия – не всю жизнь же бегать к церкви на холме. Хлопушка зашла в аудиторию и под пристальным взглядом Ярика подняла сумку с пола, лежавшую около парты с Боровым. Толстяк недоверчиво покосился на подругу. – И куда ты собралась? После пар мы, вообще-то, пойдем к Белке твой др праздновать. Чего молчишь, Хлопушка? – Вот и идите праздновать, любимые мои друзья! – усмехнувшись, брюнетка вышла из кабинета, заметив обеспокоенный взгляд Ярика, продолжившего диктовать лекцию об отношениях между гвоздями. А ведь девушка не рассказала своему другу о Дне рождении, но, судя по его реакции, препод понял Василису без объяснений. Рита ждала ее на крыльце, с детским любопытством рассматривая снежинки, падавшие на серый асфальт. Василиса, поудобнее завернувшись в пальто, посмотрела на новую подругу веселым, почти ликующим взглядом. – Что ж, веди. Блондинка молча направилась в сторону дома, шлепая резиновыми сапожками по редким лужам, состоявшим из растаявшего снега. Хлопушка с любопытством смотрела на нее, пока не спросила: – Рит, а почему ты сюда поступила? Мне кажется, тебе здесь не место, в хорошем смысле говорю. Будто у тебя были шансы завоевать столицу, как минимум. Нравится жить в унынии? – Дело в том, что я совсем недавно переехала в соседний микрик – на улицу коттеджей, ну может слышала. Родители искали домик в лесу, подальше от цивилизации. Социофобы одним словом, не любят даже выходить в магазин – боятся в лишний раз заговорить с кем-то. Радуются тому, что приобрели один из самых дорогих домиков на той улице. А меня не отпустили поступать в какой-либо другой город, кроме этого. Из-за богатства одногруппники не воспринимают меня за человека, все время обзывают аристократкой и белобрысой. Я виновата, что родилась альбиносом, Василис? – Ни в коем случае! – брюнетка помотала головой. – Просто я думала, что на твоей специальности многие подростки богатенькие, не живут в обшарпанных старых домах, да и смело смогут позволить себе Мальборо с кнопкой выкурить. – Есть такие. Тем не менее, от этого мне не легче. Успела тут с мальчиками познакомиться… – улыбнулась девушка. – Вот от них мне приятно получать внимание. Правда, они, почему-то, мне условия любят ставить: одевайся скромно, слушайся только меня, фоточки скидывай только мне и так далее. Контролируют каждый шаг, но зато любят. – Это точно любовь? – тихо спросила Хлопушка, изобразив крайнюю степень удивления. – Но я внушаю себе, что я любима и слушаю их. Недавно рассталась, сейчас встречаюсь с другим. Правда, тревожный он, вечно заставляет переживать. Любит говорить, что, если не буду его поддерживать во всем, то он повесится. Я то верю в это. – Как это ужасно… – Я верю в то, что мы справимся. Я перестану его расстраивать, и он больше не будет мною манипулировать. Они подошли к девятиэтажке, и Маргарита достала ржавые ключи. Откуда они у нее – неизвестно. Пропустив Хлопушку вперед, блондинка осторожно закрыла дверь, без хлопка. Лифт плохо работал в этом подъезде, и, честно говоря, Василиса страдала клаустрофобией, поэтому в лишний раз не стремилась прокатиться в коробках шириной в метр, да еще без света. Через пять минут они оказались на крыше. Рита не соврала – люк, ведущий наверх, был легонько приоткрыт. Оказавшись на свежем воздухе, Василиса невольно вздрогнула, взглянув на Риту, которая подбежала к самому краю и едва не поскользнулась. – Вылезай скорее! Здесь так чудно! Хлопушка не разделяла восторга. Она съежилась от сильного ветра, впервые за девятнадцать лет пожалев об отсутствии шапки. В этот момент брюнетка услышала легкую вибрацию, приглушенно доносившуюся из теплой белоснежной куртки. Ну точно ангел, самый настоящий! Маргарита взяла в руки телефон и внимательно прочитала входящее сообщение вслух: – «Дорогая Маргарита, ты снова разочаровала меня. За непослушание и невыполнение обязанностей перед своим молодым человеком, ты получаешь наказание – лишаешься меня. Ты сама выбрала это…» – замолчала она, а затем ее голубые глаза округлились. – Сегодня я повешусь, и все из-за тебя, моя дорогая. – Он врет… – ответила Василиса, всматриваясь в опухающее от слез лицо. – Ну-ну, успокойся и не воспринимай его слова близко к сердцу. Судя по манере общения, тебе пишет явный чмошник. – Как я могла его разочаровать? Почему?.. – Рита почти не слышала подругу, заливаясь горькими слезами. – Подумай о себе, Маргарита! Зачем тебе такой урод, который заставляет тебя подчиняться ему и не слушать свой внутренний голос? – Ты права… – благодарно прошептала она и, вытерев слезы, подошла к брюнетке. – Спасибо за то, что открыла мне глаза. Я поняла, что нужно слышать себя и свои истинные желания. Вот, держи… – она протянула Василисе свою белую сумку. – Это все твое, Василиса. Спасибо тебе. Сейчас я исполню свое настоящее желание. И она, разбежавшись, замерла в полете на несколько секунд, а затем послышался глухой удар об крышу крыльца этого подъезда.