Без души и без тела

13 марта 2012 года. Арсений (20 лет). Ольга (23 года). Они шли по прохладному городу, болтая о чем-то своем и ни о чем одновременно. Арсению нравилось гулять. Это было явно лучше, чем сидеть дома с больной матерью и еще раз убеждаться в том, что никакая карьера, личная жизнь или еще что-то более приземленное ему не светит. Почему? Постоянный страх. Он смотрел на свою мать, думая о том, как в одночасье разбились все ее мечты и желания. Как медленно она ушла с работы, как стала забывать свои хобби, как быстро потеряла былую красоту. Арсений думал, что ему не пойдет седина, да и морщин на своем лице он видеть не желал. Идущая рядом с ним, цветущая как вишня по весне, Ольга была точной копией матери в юности. Она крепко держала брата под локоть, временами ойкая — после последнего потепления температура воздуха стремительно понизилась и, несмотря на все еще кое-где присутствующие лужи, под ногами сформировался настоящий гололёд. — Вот и зачем мы пошли туда? — щуря глаза от весеннего холодного солнца, спросил Арсений. — Хм, может быть потому, что моего брата официально пригласили? Разве то, что ты единственный из группы присутствовал на таком мероприятии — это не прекрасно? — Если бы этим мероприятием не был концерт в музыкальной детской школе, может быть, это и был бы прекрасно, — в ответ фыркнул мужчина, и Ольга звонко рассмеялась. Сменяющиеся дети в возрасте от семи до тринадцати лет бесконечно бренчали на старом уставшем рояле. Арсений не понимал, почему идентифицирует рояль как уставший, но ему так казалось. Столько детских засаленных пальцев бегали по его когда-то белым, а теперь чуть посеревшим клавишам. Столько раз софиты небольшого актового зала освещали его залакированный корпус. Арсений тоже когда-то давно касался этого рояля. Наверное, именно потому, что Попов был выпускником этой самой детской музыкальной школы, его и пригласили на концерт. Да, было бы чем хвастаться. — Все-таки не зря мама отдала тебя играть. — Да, я даже помню весь порядок нот от До до До. — До до До, — повторила Ольга, чуть смеясь. Ее бледные щеки были покрыты свежим румянцем, мороз слегка щипал ее за вытянутый нос-кнопочку. Несмотря на разницу в 3 года, они с Арсением были поразительно похожи. Оба темноволосые, голубоглазые, с похожими чертами лица — лишь характер у Оли был более приветливый, а Арсений, прикрываясь веером темных ресниц, часто лукавил. — Здесь короче, — указав в сторону, вдруг остановилась Ольга. Арсений проследил направление ее указательного пальца и покривил губами. Вместо того, чтобы пройти лишние десятки метров по нормальной дороге под оранжевой девятиэтажкой, эта румяная женщина предлагала брату скакать через лужи там, где постоянно носились машины — в широком переулке между той же девятиэтажкой и неопознанным зданием. Мало того, что луж было видимо-невидимо, а некоторые припаркованные тут машины уже по половину колеса в них затонули, так еще и вся дорога была перебита, того гляди ступишь и провалишься по самое горло. Глядя на свои новые белоснежные кроссовки, утепленные верблюжьей шерстью и купленные у самого доброжелательного китайца на базаре за 1500, Арсений покачал головой. Он не только кроссовки замарает, но еще и свою честь. Парень кивнул в сторону нормальной дороги. — Пойдем туда. — Но тут быстрее. Ольга хотела домой. Пока Арсению зацеловывали руки его старые преподавательницы, хваля парня каким высоким и красивым он стал, Ольга стояла рядом в своем пуховике, шапке и накрепко завязанным шарфом и постоянно тянула брата за рукав, канюча что устала и хочет раздеться. Арсений домой не хотел. Он покачал головой и двинулся в сторону девятиэтажки. Его локоть выскользнул из рук сестры, женщина упрямо надула губы. Все-таки наперекор брату она не пошла, а потому обиженно топала сзади, уже не стремясь повиснуть на чужой сильной руке. А Арсению было только в радость. Он радостно топал по скользкому асфальту. Это был последний раз, когда в приятное морозное утро парень чувствовал себя счастливым и свободным. Он упал. Вскрик сестры был чуть позже, такой громкий, но короткий. Арсений видел окна девятиэтажки, которые выходили на ту самую побитую дорогу и думал, что людям конкретно так не повезло с видом из окна. От затылка до самых висков пульсировала противная тягучая боль. Парень пытался поднять руку или хотя бы приподнять голову, но все, что было ниже шеи онемело. Перед глазами все плыло. Лишь иногда искаженное в страхе лицо Оли мелькало на фоне синего безоблачного неба. Становилось тепло. Арсений медленно терял сознание. Проснулся он уже в машине, на заднем сидении, когда та неуклюже наехала на лежачего полицейского. Оля снова повисла на руке парня. Ее длинные аккуратные ногти впивались в ткань зимнего пальто, Арсений моргнул тем глазом, который смог открыть. Боль продолжала окутывать его, начинало тошнить. — Мама… — сказал он, не в силах оглянуться по сторонам. — Где мама? — Мама дома, Арсюш, — громко шмыгнув носом, просипела Оля, а потом, повернувшись к молодому человеку за рулем, крикнула, — пожалуйста, быстрее! — Оля? Арсений хотел повернуть голову и увидеть лицо женщины, но не мог. Просто смотрел впереди себя, на водительское кресло и не понимал, что происходит. Его вот-вот могло стошнить. — Где мама? — Арсюш, мама дома, все хорошо… Глаза у Оли были красные, но слезы так и не полились из ее голубых глаз. Она сжала чужую руку еще сильнее и уперлась лбом в плечо брату, ее собственные плечи слегка тряслись. — Мы едем в больницу. Арсюш, ты упал. Родной мой… — Мама… Казалось, что голос уже не принадлежал ему. На улице еще лежали сугробы посеревшего снега, люди ходили в теплой одежде, в шапках-ушанках и с огромными шарфами, туго затянутыми на шеях, но Арсению чудилось лето. Как он лежал на сочной зеленой траве, а прохладный ветер играл с его темными волосами, охлаждаю кожу, нагретую ярким солнцем в безмятежном небе. Боль начала отходить. Он почувствовал, как что-то теплое и вязкое стекает по его затылку к шее, марая серое пальто, но мир потихоньку удалялся, оставляя любые чувства позади. — Где мама… — сорвалось с его сухих губ уже без четкого вопроса, и Арсений покачнулся, в беспамятстве падая на сестру. 26 марта 2010 года. Арсений (20 лет) Ольга (23 года) — Не могу определиться. Арсений хмыкнул, прижимая к уху телефон-раскладушку, и с нахмуренными бровями выбирая между наборами Lego «Пиратский корабль» или «Центральная пожарная станция». Цена была примерно одинаковая, но почему-то Арсения сильно заботило то, что больше понравится восьмилетнему пухлому мальчишке, из-за дня рождения которого парень и пришел в детский магазин. — М-м, не знаю, — в трубке шумел раздраженный голос Оли. — Ладно, бери пиратский корабль. И, прошу тебя, быстрее! Они в 2 уже собираются ехать в кафе. Парень кивнул, выключая звонок и посмотрел на часы. 13:32. И правда надо торопиться. С его неожиданного падения прошло уже две недели. Спать на спине он пока не мог — заживающая рана, из которой кровь захлестала пол спины пальто Арсения, чесалась и болела одновременно. Хорошо хоть волосы не сбривали, а то ходил бы парень в свои 20 с огромной плешью на затылке. Мужчину, который любезно не только затащил полуживого Арсения в машину, но и довез его вместе с Олей до больницы, звали Миша. По своей основной специальности от таксовал, в лучшие времена разводя всякого рода пьянь по домам за огромные чаевые, а так промышлял вместе с отцом на промзоне, занимался машинами. Неожиданно в свои 23 Оля почувствовала юношескую любовь. Пока Арсению со своим легким сотрясением мозга и открытой раной нужно было почти каждый день кататься в больницу, Михаил любезно предоставлял свои услуги, не забывая постоянно привозить Оле несколько цветочков в полиэтилене. Она даже думала, что это мило. Арсений думал, что наконец-то женщина будет нянчиться с кем-то, кроме него. На время, пока Арсению нужен был покой из-за частых головных болей, Оля ухаживала за матерью. Та постоянно тараторила, говоря о том, что Арсению следовало быть аккуратнее, смотреть под ноги и надевать не свои кеды, а обычные теплые валенки, но ее голос всегда был истерично-взволнован. Пока голова у Арсения заживала, мать старалась даже не кричать на весь дом, зовя Олю, а отсылала ей телефонные сообщения. Спустя неделю Арсений уже чувствовал себя нормально, продолжил ходить в университет. Проблемы с физкультурой на втором курсе еще существовали, но и кафедра физры и даже деканат любезно прикрыли рты, стоило Попову ткнуть справкой из больницы. Вряд ли им нужны неожиданные смерти посреди кросса. И пока сегодня Арсений шел домой с университета, позвонила Оля. У брата ее лучшей подруги был день рождение, а восемь лет — это же почти взрослый мужичок. С подарком разобрались сразу — сейчас все дети сходят с ума по Lego, Наруто и карточным шулерствам, а так как мухлевать в карты Арсений сам не умел, а из аниме в магазинах были только паленные диски, выбор пал на конструкторы. Он оплатил покупку, сгребая сдачу мелочью в карман, и вышел из магазина в единый коридор. Универмаг «Абсолют» был широким двухэтажным зданием. На первом этаже продавали различные продукты, начиная от небольшой лавки с орехами и заканчивая огромным крытым помещением со свиными тушами, второй этаж был рай экзотики для каждого школьника — киоск с дисками, игрушками, куча различных сувениров. Помимо них также христианская лавка, магазин электроники, ларек со всякой бытовой химией и он — подобие «Детского мира». Выйдя к лестнице, ведущей на первый этаж, Арсений стал медленно спускаться, одновременно набирая сестре. Оля ответила незамедлительно. — Все купил, куда идти? — Помнишь, где Наташа живет? Давай туда, к детской площадке. Тут уже почти все родители собрались, так что у тебя еще есть время. Но все равно быстрее! — Да знаю-знаю, — раздраженно просипел Арсений. — Странное дело, я тут значит полуживой по магазинам бегаю, а из праздничного стола мне… Он застопорился. Оставалась всего одна ступенька, перед которой парень замер, выпученными глазами глядя на носки своих ботинок. С темных густых волос, по виску, к самому подбородку пробежалась маленькая капелька пота. Как странно, в помещении было достаточно холодно, да и от мороза с улицы Арсений еще не отошел, но его резко покрыло жаром. — Ничего… Он сглотнул. В трубке послышалось удивленное сопение. Ходящие туда-сюда по лестнице люди странно оглядывались Арсению в след. Сглотнув, парень понял, что не может произнести ни слова. И шагнуть тоже не может. — Что? Арсюш, все хорошо? — голос Оли был обеспокоенный. — Не… Рука Арсения безвольно соскользнула с перила и мужской крепкий корпус наклонился вперед. Он успел вздрогнуть, подумав лишь об окончании предложения: «Не достанется», — прежде чем его тело распласталось перед лестницей, а снующие рядом люди не подбежали к нему. Хиленький синий пакет, в котором таился большой набор «Пиратский корабль», был грубо оттолкнул назад. У Арсения потемнело в глаза. Правую ногу свело от боли. 2 апреля 2010 года. Арсений (20 лет) Ольга (23 года) Привыкать к костылю было не очень сложно, но Арсения бесила его беспомощность. Выписываясь из больницы уже второй раз за месяц, он приковылял домой, одну руку перекинув через хрупкие плечи Оли. Та поддерживала как могла. Стук резиновых наконечников на костылях начал раздражать Арсения почти сразу, а боль в ноге не унималась. Частичный разрыв связок правого голеностопа. Пускай врач и убеждал Попова, что подобная травма встречается часто, особенно у спортсменов и танцоров, а в период гололедицы люди с подобными проблемами появляются по десять штук в день, Арсений волновался. Он смотрел на свою загипсованную ногу и не верил, когда сестра убеждала его, что через месяц он сможет снова бегать. Снова бегать он не мог по существу — повреждение связок дело не шуточное и дай бог Арсению отвязаться только не умением сидеть на корточках. Под гипсом уже нещадно чесалось. Пройдя в темную квартиру и опираясь на стену, Арсений попрыгал в кухню, за ним шла улыбающаяся Оля — все-таки ее брату ничего не угрожает, а кто из нас по молодости не ломал себе ничего? Только вот это был не перелом. Арсений учился в театральном, хотел стать актером. Бегать по сцене, танцевать, выполнять различные трюки — все это входило в его будущую профессиональную деятельность и его лоб покрывался холодным потом каждый раз, когда парень думал, что не сможет повернуть стопу в сторону. Он смотрел на свою ногу с ощущением предательства, словно его собственный организм был готов наплевать на желания хозяина и закончить его жизнь как… — Знаешь, Оль, мне страшно, — вдруг откровенно начал парень, пока женщина набирала воду в чайник. В квартире было тихо. Сначала Арсению показалось что его мать спит в своей комнате, но дверь туда была открыта и постель идеально застелена. Спрашивать, куда делась женщина, Арсений не спешил. — Почему? — Ольга улыбнулась. В последнее время она всегда улыбалась и выглядела свежо. Каждый день наносила макияж, каждый день брызгалась дорогущими духами, которые до этого берегла как зеницу ока. Она была счастлива рядом с Михаилом и почему-то Арсения расстраивала мысль, что совсем скоро сестра покинет его. Что оставит его с матерью… — Где мама? — Она сказала, что тебе нужно отдохнуть, — сестра положила в две кружки чайные пакетики и заинтересовано открыла холодильник, рассматривая содержимое, — поэтому я отвезла ее к бабушке. Все равно сейчас ты ей помочь бы не смог. — И правда… — Уф, меня аж передернуло, — вдруг скривилась Оля и на вопросительный взгляд пожала плечами, — ты, когда упал возле девятиэтажки, постоянно спрашивал: «Где мама? Где мама?». Вспомнила это и стало дурно. Я тогда так испугалась. — Правда говорил? — Арсений поднес руку к онемевшему от холодного пота лбу и вытер его, зачесывая волосы назад. — Не помню. — Да-да, было такое. Я тебе отвечаю — мама дома, а ты все продолжаешь. Наверное, глубоко в душе, ты волнуешься за нее. Арсений посмотрел на узкую спину женщины исподлобья и перевел взгляд на стол, устеленный узорчатой скатертью. Волнуется, да? Ни черта он не волнуется. Он волнуется лишь за себя и думая о самом плохом, что могло бы случиться, его пробивает дрожь. Поднеся руку к груди, Арсений с силой сжал ткань в области сердца и покривил губами. Как бы ему хотелось, чтобы все это было сном. Что все эти проблемы — и сотрясение мозга, и порванные связки, и проблемы в университете, и его мать — что все исчезло. Чтобы больше он не чувствовал себя лишним в этом мире. Эта злоба, захлестывающая с каждым днем и каждым мгновением, словно кармой отражалась на здоровье парня. Он не хотел думать об этом, но темными ночами начинал все понимать. И это злило еще больше. — А вдруг у меня та же болезнь? Его вопрос разлетелся по кухне и только хрип чайника перебивал возникшую гробовую тишину. По сердцу скребли ледяные когти, взгляд голубых глаз Ольги заставил Арсения вздрогнуть. — О чем ты? — она не улыбалась, пускай голос и был радостный. Безжизненно-неважное выражение лица. — Ты просто потянул ногу. — Но я ведь не просто так упал, — Арсений настаивал на своем, хотя признавать это было труднее, чем размышлять ночами, — мне показалось, что я задыхаюсь. Что ничего не могу сделать. Как думаешь, мама ведь чувствует то же самое? — Нет, — Ольга сказала холодно, — ты просто порвал связки. Не думай о плохом. Ничего такого с тобой не случится. Станешь актером, будешь выступать в театре. Так, как ты хочешь. Чайник закипел, и Оля снова улыбнулась, возвращаясь к приготовлению чая с лимоном и медом. Арсений смотрел на ее спину, понимая, что она врет. И врет не ради него, а ради себя. Упорхнув из дома, работая и снимая квартиру, она позабыла что значит ухаживать за больной матерью и вечно находиться с ней рядом. Если Арсений заболеет, то в этот раз она не сможет отвязаться. Она будет обязана заботиться и о нем, и о матери, и эта жизнь будет медленно уничтожать женщину. Парень это понимал, как и понимал свое положение. По крайней мере до прогрессирования болезни у него еще есть время, которым он сможет насладиться. Закончить университет, найти девушку, может быть, жениться. А после этого он ляжет в какой-нибудь приют, где лет через двадцать умрет во сне. Или покончит с собой, если жизнь прижмет. Будучи рассудительным человеком, Арсений рассуждал удивительно ясно. И только кошки продолжали скрести на сердце. Еще немного времени. Совсем немного, чтобы все успеть. Совсем чуть-чуть… *** 4 июня 2024 года. Арсений (32 года) Антон (26 лет) Арсений очнулся как от пощечины, но подпрыгнуть на кровати ему не удалось — он смог максимум вздрогнуть и чуть приподнять голову. Утреннее еще мягкое солнце пробивалось сквозь тонкую щелку занавесок, часы показывали полшестого утра. Еле вытянув из-под подушки руки, мужчина перевернулся на спину, с удивлением заметив рядом с собой еще одно спящее тело. Антон свернулся в клубок, прижав к себе руки так, что казалось, будто он обнимает сам себя. Его тихое сопение разлеталось по комнате и только слегка прохладный ветер с улицы и шелест листьев перебивали спокойствие. — Забыл, — зажмурив глаза, вздохнул Попов. — Как я тебя вообще пустил… Стоит ему начать принимать таблетки, как все его решения уже не являются его решениями, а мозг работает на уровне жемчужины в обыкновенной перловице. По крайней мере война с ленуксином продолжалась — вчера Антон забыл про них и внутри себя Арсений ликовал. Ему не придется снова испытывать эти ужасные ощущения. Опершись на одну руку, мужчина положил вторую на напряженное плечо Шастуна и толкнул его. Губы Антона скривились, послышалось недовольное мычание. — Я хочу в туалет, — хрипло просипел Попов. — Вставай. Но уткнувшись длинным носом в подушку, Антон даже не думал открывать глаза. Его безмятежное лицо раздражало все сильнее. Арсений фыркнул в сторону. Ну и пускай. Вот упадет где-нибудь по дороге — тогда Шастун будет отчитываться. Так даже лучше. Сначала испугался непонятно чего, потом спал в хозяйской постели, а теперь отказывается выполнять свои прямые обязанности. Арсений ему в няньки не набирался. Это ему нужна нянька. Опустив голые стопы на ковер, мужчина оперся кулаками о постель и, пару раз качнувшись вперед-назад, смог подняться. Ноги тут же задрожали, но удержали своего хозяина. Верхняя часть тела Арсения была чуть наклонена, для равновесия, руки — верёвками опущены вдоль туловища, голова вжата в плечи. Такая поза подходила лучше всего чтобы свободно перемещаться. Сделав шаг, Арсений, качаясь, пошел в сторону двери. Дверную ручку он открывал двумя руками — одной непосредственно схватившись, а второй направляя первую. Он уже и забыл какого это — спокойно поднимать вилку или чесать свое плечо одной рукой. Коридор встретил утренней прохладой. Судя по легкому ветерку, сегодня ожидался менее жаркий день. Так даже лучше — Арсению надоело задыхаться в своей комнате. Сегодня он может быть даже спуститься на первый этаж. Прибитые к стене поручни помогали передвигаться. Меняя руки, мужчина двигался дальше по коридору в туалет, думая о своем сне. Сколько еще ему будет это сниться? Одно падение, второе, третье. Словно каждая ночь — границы между жизнью смертью — и перед своим естественным концом он обязан посмотреть всю проклятую пленку. Хорошие воспоминания не приходили, лишь жестокие, грубые моменты, от которых Арсению хотелось кричать. Сейчас он мог бы танцевать на сцене или смешить публику, показывая все свои таланты. А где он сейчас? В дыре мира сего, не в силах самостоятельно подтереть себе задницу. Его правая нога, на которой сильно чесался старый, побелевший вертикальный шрам, подогнулась. Арсений успел только вскрикнуть, прежде чем по дому разлетелся звук падения, который заставил Антона подпрыгнуть на кровати. Он ланью выбежал в коридор и похолодел, стоило ему завидеть распластанное тело в метре от двери в туалет. Мужчина сильно приложился лицом о плинтус (зачем, черт возьми, они вообще нужны), и хрипло стонал, чувствуя, как кровь заливает глаза. *** — Вам следовало накричать на меня, как обычно… Антон зажмурился. Его тело болело от того, что всю ночь он провел в одной и той же позе, а из-за неправильного положения головы каштановая кудрявая челка поднялась да так и осталась стоять в одном положении, напоминая ирокез. Но лицо у Арсения было куда более помятое. Ударившись о плинтус, мужчина глубоко расшиб бровь — в коллекции его шрамов ожидалось пополнее. Кровь Антон остановил. Рана была не большая, примерно половина фаланги мизинца, но достаточно глубокая для того, чтобы заляпать половину лица. Арсений морщился, когда спиртовая ватка касалась покрасневшей чувствительной кожи, и инстинктивно отодвигался, но рука Антона на затылке не давала этого сделать. Ощущая на пальцах мягкие темными волосы, Шастун старательно обрабатывал ранение. Подумать только — он работает тут третий день, а его подопечный уже мог убиться. И главное из-за чего? От того, что Антон струсил прошлым вечером и, поджав хвост, пришел скулить клиенту в подмышку? Или из-за того, что так сильно устал от накопившейся суеты, что не смог проснуться, когда его просили? Голова Арсения под ладонью чуть дрожала, мужчина морщил нос, избегая касания, но Антон лишь крепче прижимал его к щипцам. — Нам бы в больницу… — Никаких больниц, — четко ответил Попов, вертясь, как ребенок. — Сотрясение нет и хорошо. — Откуда вам знать, что сотрясения нет? — У меня уже было сотрясение — я знаю. И аргументировать нечем. Антон чувствовал, как вся его наработанная профессиональность в момент улетучивается. Лучше бы он и дальше менял грязные подгузники старым людям, у них хотя бы нет влечения закончить в петле. — Думаешь, я специально? — С чего вы взяли?! — Любой бы так подумал. Антон старательно высунул язык, боясь что-то ответить против себя. Специально ли Арсения упал… Нет, точно нет. Он не выглядит настолько глупым, чтобы поверить, что падение лишит его жизнь. Может, не на сто процентов. Такой как он скорее бы наглотался таблеток или попытался забраться куда-нибудь повыше, но точно не стал падать с высоты собственного роста. Слишком глупо. — Я так не думаю. — Охотно верю. — Но если это было так, — Антон выкинул спиртовую ватку в урну и размял шею, его позвонки громко хрустнули, — то лучше не делайте так. — Так заботишься о себе, — хмыкнул Арсений. — Я забочусь о вас. — Ври больше. — А с чего вы взяли что я вру? Выражение глаз Арсения из брезгливого стало надменный, мол, я уж точно знаю, что ты врешь. Но Антон не хотел придавать этому значения. Часы ознаменовали начало седьмого и Шастун лелеял надежду пойти обратно в кровать, но судя по поведению Арсения — ему спать не хотелось. Неужели, блять. — Завтрак? — спросил Антон, вынимая из найденной в кладовке аптечки спиртовой клей. — Что-нибудь с… — Черникой, помню. — И… — Сегодня будет чай, — чуть улыбнулся Шастун, одним комом выдавливая прозрачную жидкость на розовую рану, — вам нужно выпить таблетки. Арсений зашипел, втягивая воздух сквозь зубы, а затем зажмурился. Щипало еще примерно с полминуты, прежде чем мужчина открылся покрасневшие глаза. Удовлетворенно кивнув и убрав все инструменты обратно в синюю полупрозрачную аптечку, Антон уже собирался было выйти из комнаты, приступив к приготовлению завтрака, как вдруг почувствовал руку мужчины. Тот схватился двумя слабыми пальцами за край футболки парня, чуть дернув на себя. — Антон, можно… — голос Арсения был какой-то странно поддернутый, — принять сегодня ванну? — Конечно, — незамедлительно ответил Шастун, — после завтрака и таблеток — что угодно. Они спускались на первый этаж и впервые делали это вдвоем. На ступеньках Арсений был совсем другой человек — испуганный до жути, белый, как чистая накрахмаленная простынь, а на лице то и дело могла взыграться самая настоящая паника. Он вцепился в руку Антона так, словно та была единственным спасательным кругом на черной морской глади посреди бездонной дыры. Каждый шаг давался им с невероятным трудом, но достигнув первого этажа, Арсений выпрямился и, опираясь на стену, даже порозовел. Здоровым румянцем, имеется в виду. Антон утер потный лоб — утренняя свежесть сходила на нет, появлялись признаки уже устоявшейся летней жары. Хотелось снова ощутить прохладу чистого ароматного покрывала, уткнуться носом в костлявые лопатки и дальше спать, свернувшись клубком, но нет, Антону надо готовить завтрак. — О-о, — протянул Арсений, стоило им дойти до последней ступеньки и встать на твердый пол. Его заинтересованный взгляд был уставлен куда-то вглубь комнаты. — Иннокентий? — Кто? — Антон подумал, что ему послышалось. — Иннокентий. Вон сидит. Антон оглядывался с опаской и с чувством холодеющего затылка. Вот не надо ему тут совершенно никого постороннего, а особенно после того, как вчерашним вечером он испытал на своей шкуре дикий ужас. Но все же голова, пускай и со звуками старых ржавых винтов, медленно повернулась, рассматривая комнату. У страха глаза велики, да? У Антона они были велики настолько, что он сначала не смог сообразить в какую сторону глядеть — и это при свете дня! Лишь потом, собравшись, а затем сконцентрировав внимание на недвижимых предметах, он смог разглядеть длинный, пушистый… хвост? Огромный пузатый котяра с самой недовольной мордой, которую Антон только видел, спрыгнул со стола, зацепив за собой узорчатую скатерть, а вместе с ней корзинку зеленых яблок, перечницу и солонку. Все это с грохотом упало на пол, от звука кот дернулся в сторону, прыгнул на мягкое кресло и процарапав себе путь наверх, юркнул под диван. Успев только напрячь руки и застыть в дурацкой удивленной позе, Антон хлопал ресницами. Всего секунду назад тут было чисто. Всего секунду назад. — Какого черта… — Иннокентий, ты такой негодник, — как-то слишком по-старчески проворчал Арсений, по стене пробираясь к столу. Ему было все равно на рассыпанную соль и поднявшийся в воздухе перец — мужчина медленно и с напрягом отодвинул стул, а затем тяжело сел. — Что это… Иннокентий? Он что, ваш? — Нет, чужой. — Иннокентий. Какое глупое имя для кота… — Разве? — голос Арсения прозвучал бодро и одновременно погрустневши. — А мне показалось, что было бы забавно назвать его так. Антон сжал губы, поняв, что сморозил глупость. Он потупил взгляд, опускаясь на колени — яблоки сами себя не соберут. Из-под дивана свирепели два испуганных круглых глаза, их желтый блеск отдавался холодными мурашками на спине у Антона. — Разве в твоем списке не сказано, что нельзя пускать в дом диких животных? — с насмешкой спросил Арсений, кыс-кыская в сторону Иннокентия. — Я его не пускал… — смущенно ответил Антон, надевая желтый фартук с карманами-утятами. — Скорее всего, он вчера прибежал до того, как я закрыл дверь… — И это все равно только твоя вина, я прав, Кеша? — Арсений уж больно ласково причмокивал губами в сторону котяры, который, заслышав знакомый голос, даже удосужился показать обломанные усы из-под дивана. — Накорми его. — Тут нечем его кормить, — отмахнулся парень, — я сейчас его выгоню. — Я тебя выгоню, если ты не покормишь кота, — более сурово сказал Попов. — Но тут нечем его кормить… — Дай ему рыбу. — Как я понял, вам рыбу нельзя, поэтому дома рыбы нет. — Мне ее нельзя, а вот Оля тунца просто обожает. Во втором ящике от газовки, в самой глубине, посмотри. Антон согнулся пополам, заглядывая внутрь шкафчика, где в ряд стояли коробки с сахаром-рафинадом, детские каши, пачки печенья, а в самом конце — две консервы тунца с чистейшим составом: тунец, соль. По взгляду Арсения было понятно, что он не шутит. Антону пришлось подчиниться. Пока перед Арсением зрела деревянная глубокая тарелка с геркулесовой кашей, дольками банана и свежей черникой, а перед злой мордой Иннокентия блюдце с размятым в кашицу тунцом, Антон открыл сотню замков на двери и вышел на улицу. В тени крыльца свежий воздух все еще настигал легкие парня, кожу совсем немного морозило, но при мыслях о выходе на солнце становилось неконтролируемо жарко и хотелось спрятаться. Антон, как мальчишка, опасливо оглянулся. Арсений сидел за столом, держа в правой руке ложку, а в левой руке правую, и медленно поедал завтрак. Твердую пищу есть ему было опасно — застрявший в горле кусок и Антону бы пришлось самостоятельно откачивать мужчину — вряд ли сюда доберется скорая помощь. Курьезных случаев Шастуну не хотелось. Поняв, что Попов в сторону крыльца не смотрит, Антон зашарил по карманам и выудил пачку сигарет. Оставалось всего четыре. Какой же он дурак, именно с сигаретами надо было так облапошиться. Фанфики скачать успел, а вот сигаретами закупиться… Но признаться честно, в последний раз он курил еще перед приходом в этот дом. Прошло пару дней, а казалось, будто пара часов — все время что-то происходило. Но это пока. Потом настанет гробовое затишье. Сжав губами фильтр и чиркнув спичками, которые нашел на наружном подоконнике одного из окон, выходящих на стоящие на крыльце кресла, парень по привычке сжал фильтр зубами и только потом затянулся. Во рту стало противно горько и вязко. Оглянувшись еще раз на спокойного, как удав, Арсения, Антон сплюнул густую слюну в когда-то цветущие розой кусты и тыльной стороной ладони вытер губы. Вторая затяжка пошла лучше и вместе с ней парень смог «наконец-то продышаться». Что делать с котом, Шастун не знал — в списке дел, оставленных Ольгой, явно было указано, что никаких животных, а тем более уличных, к Арсению подпускать нельзя. Правда сам хозяин дома, раз уж дал кличку этому пушистому толстяку со злой мордой, против животного не имел никаких претензий. Может, Ольга Сергеевна волновалась из-за чистоты дома? Пушистый хулиган уже успел набедокурить. Докурив как раз тогда, когда Арсений закончил с завтраком и даже без лишних слов заглотнул все нужные таблетки, не поморщившись даже от парацетамола, Антон кинул окурок в пустую полулитровую грязную банку, стоящую у порожка в дом, и зашел внутрь. Размятого тунца в блюдце возле дивана уже не наблюдалось. К удивлению Антона, Иннокентия там тоже не было. Арсений на вопросительный взгляд кивнул в сторону двери. Точно решив, что сегодня парень все-таки уломает Попова начать принимать курс прописанных ему антидепрессантов, парень подхватил мужчину под локоть и медленно повел к лестнице. Мыться, так мыться. Антон бы и сам не против искупаться, но раз сейчас лето, то не в ванне, а в речке, однако та бесконечная высохшая пустошь по другую сторону от домов напрягала — казалось, что за много миль в ту местность нет ни одного источника пресной воды. Арсений раздевался долго, но совершенно без смущения, как это было в первый день. Правда сейчас его штаны и нижнее белье были сухими, но Антон отметил про себя лишь то, что мужчина чувствует себя спокойно. Рубашка сползла с выпирающих опущенных и чуть наклоненных вперед плеч, скользнула по острым лопаткам, очертила прямую тонкую талию. Пока Шастун вешал рубашку, боковым зрением он еще раз пробежался по чужим шрамам, незаметно для себя представляя себе истории их приобретения. «Это он обжегся у плиты, когда еще мог готовить», — глядя на красное побелевшее пятно у левого бока думал парень. «А это он видимо напоролся на косяк, пока падал. Страшный шрам», — разглядывая длинную светло-коричневую полоску от правой лопатки до самой поясницы, пояснял дальше Антон. «А это скребки на боках…» — Антон. Из мыслей парня выбил хриплый голос Арсения и изумрудные глаза поймали на себе чужой взгляд. — Уснул? — Задумался. — О чем же? Вытянув губы трубочкой и помогая Арсению справиться с штанами, Антон включил горячую воду и заткнул слив. Почти сразу в ванне стало жарко и парень слегка приоткрыл дверь, оставляя щелку, через которую заходил прохладный воздух. — Вы не думали пропить супрастина или что-то наподобие? — У меня нет аллергии, — качнул головой Арсений. Он держался за край стиральной машины, пока Антон окончательно стягивал с мужчины штаны. — Кажется, вы часто чешетесь. — Это… — Арсений не придумал что ответить. — От таблеток, я думаю. Не страшно. — У вас кровавый подтеки, — настаивал Антон. — Если не хотите сильно нагружать органы, можно пропить всего… — Не хочу, — мужчина оказался непреклонен. — Он него меня тоже шатает и тошнит. Хватит пичкать меня таблетками. Антон не нашел что ответить. Лишь поджал губы, немного обидевшись на подобное — он хочет искренне помочь, а Арсений противиться. И у кого из них, пускай и не законченное, но медицинское образование, м? А помочь Антон действительно хотел. Говорят, что шрамы украшают мужчину, но на худой согнутой спине Арсения они выглядели как последствия каких-то пыток или избиений, и даже если (наверное) это было не так, Шастун не хотел добавления новых. Правда рассеченная бровь уже входила в их число, но новых Антон все же не хотел. Спина у Попова была красивая — с бледной тонкой кожей, выпирающими позвонками, которые можно было сосчитать, проведя по ним ладонью, и россыпью темных родинок, хаотично тянущимися от щек к шее, а от нее — по всему телу. Антон неожиданно для себя задумался об этой спине: он обхватил Арсения ладонями ниже подмышек, помогая тому забираться в ванную, и чуть удивился, ощущая невероятную мягкость кожи. У людей, работающих на аптеку и пропускающих приемы пищи, обычно не бывает такой гладкой и нежной кожи. Горячая вода заполняла керамическую ванную. Попов откинул голову, упершись затылком о бортик возле стены и его руки-веревки упали вдоль тела. Ноги полностью в ванну не помещались — их он чуть согнул в коленях и смог наконец-то расслабиться. Теплая вода постепенно обволакивала его. Антон возился с вещами и совершенно не замечал, как Арсений, до этого бездумно пялящийся в потолок, начал бросать на Шастуна странные короткие взгляды. — Может, ты выйдешь? — спросил Арсений негромко, когда вода уже была ему по горло и Антон услужливо отрубил вентиль. — Не могу. — А ты думаешь я могу полностью голый лежать перед почти незнакомым парнем? У меня здоровья нет, а не чести. Шастун подумал, что это странно — буквально пару минут назад Арсений чувствовал себя самым свободным человеком в мире, пока Антон, хватаясь за все выпирающие и не выпирающие места мужчины старался спокойно усадить того в ванную. Теперь же, когда вода покрывала большую часть костлявого тела, смазывая картину любых интимных мест, начиная от сосков и заканчивая членом, Арсений вдруг растерялся. Но Антон настаивал на своем. — Тогда добавь в воду морскую соль. Сестра всегда так делала. Тут противиться Антон не стал. Узнав, что искомый предмет лежит в маленьком ведре под ванной, парень достал ведро, но от морской соли осталась только пачка с названием, а в ней — лишь редкие соленые крупицы. Арсений раздраженно цыкнул языков. Кажется, он расстроился. — Больше нигде нет? — стараясь развеять напряженную тишину, спросил Антон, заставив мужчину призадуматься. — Вроде в подсобке под лестницей лежала коробке. Ключ от нее в ящике на кухне, где ножи и вилки лежат. У Арсения в глазах зиял лихорадочный блеск. Антону почудилось, что это из-за горячей воды, но раз Попов не жаловался, то и никаких проблем не было. Перед тем как выйти он поколебался — ключ понятно где, подсобка тоже, да и морскую соль найти труда не составит. Туда-обратно около 1,5 минуты. Что за это время можно было сделать? Да и судя по разговору у Арсения никаких причуд не было, он в прострации разглядывал узоры на запотевшем белом потолке, а затем таким же взглядом чертил узоры на запотевшей кафельной плитке у бортиков ванны. Его худое тело под водой казалось еще более стройным и белым — словно кукольный макет для съемок, настолько то было неестественно костлявое, со страшными впадинами там, где у обычного человека прятались тугие мышцы. На секунду Антон даже подумал, каким красивым человеком Арсений был еще до того, как заболел. Широкоплечий, высокий, с прямой осанкой. Его лицо было полнее, с более сглаженными, а от того и более доброжелательными чертами лица, а тонкие губы, которые сейчас лишь холодно отдавали приказы, часто искажались светлой улыбкой. Да, Антону показалось, что Арсений был настоящий красавчик — а кому не понравится высокий голубоглазый брюнет, у которого за пазухой частный дом и деньги на постоянное содержание социального работника? Даже не допустив той мысли, что деньги могли быть от сестры Арсения и ее мужа, Антон вышел из ванны. Свежесть, мешавшаяся с утренней духотой, ударила в нос, но даже она была приятнее той скомканной жары, распространившейся в ванне. Быстро преодолев расстояние до лестницы, парень спустился вниз. Ключи действительно были там, где лежали вилки и ложки, небольшой связкой находились прямо рядом с шилом и маленьким кухонным топориком. Вместе с ключами от нижней подсобки, тут находился ключ от верхней кладовки, от ванны, и от первой и второй комнаты, от нижней ванны и один большой длинный ключ — от сарая. Все подписаны. Отперев нижнюю кладовку, Антон чуть не чихнул от избытка пыли. В нее словно годами никто не заходил, даже воздух в ней был другой — могильно-холодный, спертый, как в склепе. Включив свет, источником которого была одна лампочка с идущими от нее оголенными проводами по всему потолку, Антон помахал рукой, избавляясь от пыли и оглядел кладовку. Здесь было много старых вещей, начиная от каких-то тряпок, заканчивая дырявыми ведрами и погоревшими от долгой работы кастрюлями. Но к удивлению Антона, там не было ничего, что можно было пустить хоть в какой-то обиход. Лишь поломанное старье, типа, табуретки без одной ножки, покосившегося шкафа, перегоревших лампочек… Антона как молнией ударило. Связка ключей неуклюже брякнулась на скрипучие деревянные половицы, парень вылетел из кладовки, чувствуя, как холодеет только что выступивший пот на его ладонях. Спотыкаясь и оббивая носки и коленки о края ступенек на лестнице, он кубарем ввалился в коридор и подлетел к ванной комнате, открывая ее. Арсений лежал в ванне, опустившись на самое дно. Все его лицо покрывала вода и только темными отросшие пряди волосы шевелились на поверхности. Из ноздрей вырывались маленькие шарики воздуха. Судя по умиротворенному выражению лица, он знал, что делал и был готов на это. Мгновения не прошло, как Антон остервенело схватил брюнета за плечо и вытащил из воды, царапая нежную бледную кожу чуть ли не до крови. Лицо Арсения мгновенно скривилось — он посмотрел на Антона сначала обескуражено, словно удивлялся тому, как быстро парень вернулся, а затем зло. Его рука неконтролируемо взлетела. Не в силах ее контролировать, Арсений наотмашь ударил Антона по лицу и тот схватился за скулу, отпуская мужчина. Костлявое тело вновь упало, но на этот раз Попов не ушел под воду. С красными воспаленными глазами, он обеими руками держался за бортик ванны и, жуя собственную обиду, тяжело дышал. Потом собрался с силами и закричал так, что у Антона от шока заложило уши: — Да почему я даже умереть спокойно не могу?! Понять смысл вопроса сейчас Шастун просто не мог. Он облокотился спиной на дверь ванны и смотрел на Арсения выпученными глазами. Взгляд инстинктивно забегал по чужому телу — тут царапина, тут шрам, место вокруг рассеченной брови было все таким же красным, сухие костлявые пальцы дрожали от злости. Антон мог понять, почему Арсению не нравилась его жизнь. Он понимал так же, как понимал любовь персонажа в книге или утрату любимого человека героя в фильме. Он думал, что понимал. Арсений знал, что Антон не понимал ничего. Вдруг на лице брюнета проскользнула улыбка. До этого исподлобья глядя на ошарашенного Шастуна, мужчина старался пронзить его взглядом, а тут неожиданно улыбнулся, а после и вовсе рассмеялся. Темные пряди волос прилипли к мокрым лбу и шее, красиво контрастируя с бледным лицом. Антон сильнее вжался в дверь. Ему почему-то стало стыдно. — Испугался? — спросил по-издевательски Попов. — За себя испугался. — Я за вас!.. — Шастун подавился на полуслове, подтянулся, сглотнул, продолжил. — Как вы могли так?.. — За себя, за себя, — не обращая внимание на парня, отвечал мужчина. Его тонкие губы расстелились в поистине злорадной ухмылке, словно сам Попов был хулиган, а Антон инвалид, теряющийся на фоне обыкновенных людей и каждый день подвергающийся ужасным оскорблениям. Мужчина с тяжелым выражением лица поднял руку к лицу и еле как зачесал волосы назад, чтобы те не лезли в глаза. — Вот сейчас я специально, — хмыкнул Арсений, с удовольствием наблюдая, как расширяются изумрудные глаза напротив, — а говорил, что заботишься обо мне. Лжец.