Восстановление по методу Хамато

       На самом деле Рафаэль никогда не горел желанием возиться на кухне, не всегда удобной, не всегда спокойной, не всегда чистой, да и вообще после готовки приходилось мыть посуду и подметать пол, вытирать столешницы, куда проще пиццу заказать. Но с недавних пор Рафаэль много времени стал проводить среди кастрюль и сковородок, ведь пока готовил по три раза на дню мог не издеваться над собой, не пытаться улыбаться каменными мышцами, не обманывать себя и братьев этим фальшивым, однако необходимым выражением на лице. Рафаэль измельчал овощи, но смотрел через них, лишь чудом не резался, возможно, рефлексы помогали, всё думал о том, как помочь Леонардо, есть ли вообще шансы на его возвращение, учитывая, что прошло уже две недели, а состояние так и не изменилось. Целых четырнадцать дней он продолжал лежать на койке, дышать лишь с помощью устройства, не двигался, не реагировал ни на что, Донателло уже намеревался шоковую терапию использовать, но пока что просто говорил об этом. А может стоило попробовать? Вдруг сработает? Это весьма жестоко, но хоть какой-то вариант…        К счастью или сожалению, Рафаэль закончил с обедом, отыскал ещё один повод задержаться на кухне — приготовил для всех какао, уж оно точно должно поднять боевой дух или хотя бы не позволить ему опуститься ещё ниже, если ему вообще есть, куда опускаться. Несколько тарелок и кружек Рафаэль поставил на поднос, заставил себя расправить плечи, нацепил на лицо хоть немного воодушевлённое выражение и двинулся к братьям и Кейси, которые сидели в комнате и развлекались настольными играми. Впрочем, как сказать «развлекались»? Рафаэль практически заставил их поиграть, по факту просто посадил за стол, да рассыпал фишки, все сидели удручённые, потерянные, не произносящие ни слова, даже Микеланджело, наверное, за последний час эти трое ни одного хода не сделали. — Простите за ожидание, немного увлёкся, — начал Рафаэль, входя в комнату, но только Микеланджело поднял на него взгляд, слабо улыбнулся. — Проголодались? — Ещё бы, — снова откликнулся лишь Микеланджело.        Перед ним первым Рафаэль поставил тарелку и кружку с ароматным какао, поухаживал за Донателло и Кейси, который не сразу заметили еду, почти заставил себя поесть, ведь Леонардо-сенсей велел поддерживать себя, хотя бы физически, хотя бы пищей, ещё одну кружку какао Рафаэль оставил для себя, а последнюю взял и вместе с ней пошёл в комнату, где лежал Леонардо. Его постель виднелась через арку, а потому остальные с тщетной жалкой надеждой стали наблюдать за тем, что делал Рафаэль, как поводил кружкой у лица Леонардо, словно поманивая сладким запахом. Вполне ожидаемо Леонардо не шелохнулся, продолжал лежать с закрытыми глазами и тяжело дышать, тем не менее Рафаэль оставил кружку неподалеку, чтобы когда братишка проснулся сразу мог угоститься напитком. Что может быть лучше какао? Едва Рафаэль развернулся, Кейси, Донателло и Микеланджело принялись жевать, будто не пытались обмануть себя, поверить, что в этот раз Леонардо волшебным образом очнётся, ведь им так хотелось.        Все ели в тишине, глаз от тарелок не отрывали, Рафаэль физически чувствовал, как на него давила беспомощность, неспособность помочь братьям, когда они так в этом нуждались, не только Лео, но и тем, кто находился в сознании. Это злило и вводило в отчаяние, это резало изнутри, когда один из крэнгов пронзил панцирь и плечо Рафаэль не испытывал такой боли. Что ему делать теперь? Он обещал защитить свою семью, но не смог. Самое страшное, Леонардо лежал совсем рядом, к нему удавалось прикоснуться, он находился в этом мире, никто больше не угрожал его жизни, но этого оказалось недостаточно, здесь только оболочка. Где же тогда остальное, самое важное?        Братья и Кейси ели, не произнося ни слова, время от времени Микеланджело поднимал глаза то на одного, то на другого, но по-прежнему не получал поддержки или просто взаимного взгляда, от этого всё чаще, всё сильнее допускал, что больше никогда не увидит Леонардо, по крайней мере таким, каким он был прежде. Микеланджело страшился предположить, что это случилось из-за него, что он своими собственными руками обрёк брата на такую участь, сделал что-то не так, ошибся, поверив словам Кейси о своём будущем, использовав магические способности без всякого знания, без опыта, и в итоге… — Хэй. Порядок? — побеспокоился Рафаэль, прикасаясь к плечу Микеланджело, а тот поспешил вытереть проступившую слезу, неловко улыбнулся. — Да, в глаз попало.        От этого зрелища, от этих слов Донателло отвернулся, как от пощёчины — даже Микеланджело понимал всю безнадёжность ситуации… Нужно сделать что-то, что угодно. Может, удастся найти того крэнга, которого забрали люди? Наверняка она знает что-то о Тюремном измерении, ведь провела там так много времени. Однако люди просто так не отдадут монстра, придётся отнять его силой. Безумие, но это походило хоть на какой-то план и имело пусть маленький, но смысл, в отличие от всего, что делали братья сейчас. В Донателло даже подобие энтузиазма проснулось от идеи, ведь она, в теории, могла дать результат, и не важно, какой ценой удастся заполучить эту информацию и самого крэнга.        Черепахи вместе с Кейси продолжали обедать, но каждый то и дело оборачивался на комнату, в которой лежал Леонардо, чтобы едва он очнулся, тут же подскочить к нему и обнять, снова почувствовать его тепло. Но пока что повода не имелось, состояние Леонардо оставалось неизменным и никакие раздражители не вызывали хотя бы мышечной реакции.        Медленно, но упорно сознание возвращалось к Леонардо, он почувствовал свои руки, ноги, ритм сердца, которому следовала вена не шее, тяжело поднял веки. К виду пустого мёртвого измерения Леонардо успел привыкнуть, здесь ничего не менялось, не появлялось новых звуков или образов, в этом даже имелась своеобразная гармония, бесконечная и весьма мрачная, зато без неожиданность. И снова Крэнг. Ярость давно оставила его, он уже не мстил Леонардо, не винил его в поражении, теперь Крэнг откровенно развлекался, ведь иных дел здесь не имелось, кроме как истязать противника снова и снова, затем ждать, когда он очнётся, чтобы повторить круг. А ещё только с Леонардо Крэнг мог поговорить, опять он разродился речью, весьма изящно двигал рукой, его хвост бился над землёй, подобно хлысту, а пасть растягивалась в улыбке. Крэнг получал искреннее наслаждение от того, что находился в этом мире не один, вот только Леонардо не боялся ни этого факта, ни самого Крэнга. Он больше ничего не способен отнять, себя Леонардо уже обрёк на самую жестокую из возможных участей, и на её фоне Крэнг стал так, обыкновенной неприятностью. Пусть пронзает сердце, пусть ломает все кости до одной, пусть выпускает кровь, Крэнгу попросту нечем мучить Леонардо, и они оба понимали это.        Удар хвостом. Тут же когтями. Новый порез, край панциря рассыпался, но Леонардо даже не не почувствовал, отметил сам факт, вот и всё. Леонардо не испытывал страха, а Крэнг видел это, но не оставлял попыток замучить свою жертву, заставить кричать от боли, чтобы этот звук стал симфонией в пустом мире, а потому придумывал всё новые способы изувечить Леонардо, но силу соизмерял безупречно, нельзя убить его, это будет слишком милосердно.        Вновь Леонардо проглотил порцию воздуха, его стало не хватить — огромной лапой Крэнг давил на грудь Леонардо, однако не удостоился от него даже взгляда. Снова он был направлен в пустоту, подобие улыбки отразилось на губах — братья в порядке, а это самое главное, иной судьбы Леонардо не мог желать. Да, их больше не обнять, больше не услышать, как Донателло подпевал «Юпитеру Джиму», больше не раззадорить Рафаэля, и Микеланджело больше не разрисует толстовку Леонардо, но они смогут сделать всё это, пусть даже без него. Очередное видение стало причиной улыбки, но в этот раз Леонардо смотрел на братьев в детстве, они были такими смешными, беззаботными, ничего не боялись и всегда держались вместе. Разве не здорово? И Кейси, он — хороший мальчик, наверняка он позаботиться об остальных, а они — о нём, подружатся, и Кейси больше не придётся бороться за свою жизнь, он проведёт её так, как захочет, заполнит пустоту, которую оставил за собой Леонардо, займёт его место. Пусть будет так.        Крэнг говорил что-то, но Леонардо не понимал ни слова, кажется, этот тип возмущался, негодовал по поводу того, что Леонардо не трепетал от ужаса, не пытался сопротивляться, даже банально не поднимал глаза на своего мучителя. Разве можно бояться, когда терять нечего? Крэнг больше не представлял угрозы. Он схватил Леонардо за голову, ударил, но в ответ услышал не крик, всего лишь слабый выдох, сознание начало покидать Леонардо, медленно растворялось в холодной темноте, заполонившей всё вокруг, казалось, проникала внутрь, под кожу, в лёгкие, и единственное, что Леонардо мог сделать, это поддаться. Уже нет смысла сражаться, бороться за свою жизнь, ведь здесь она не имела ценности, а если сдаться, станет намного легче. С этой мыслью Леонардо позволил векам опуститься, а пустоте — проглотить себя.        Следовало бы ложиться спать, время уже позднее, и Рафаэль попросил, нет, велел всем отдыхать, но Микеланджело, как и братья, не мог сомкнуть глаз. Он понимал, что не стоило приходить сейчас, как и не мог оставить Леонардо одного, и это чувство оказалось больше страха увидеть его безжизненное лицо, вот Микеланджело и сидел возле постели брата, читал ему детскую книжку. Может, ораторскими навыками и актёрским мастерством Микеланджело не славился, однако изо всех сил старался, придал каждому из персонажей уникальный оттенок голоса и надеялся, что попадал в настроение диалогов, а когда перелистывал страницу, показывал брату картинки, чтобы он мог рассмотреть их, яркие, забавные, прелестно нарисованные. Глаза Леонардо оставались закрыты, маска запотевала от каждого рваного вдоха, получал необходимые витамины и пищу в целом он по-прежнему через капельницу, хотя рядом остывало какао, которое приготовил Рафаэль, не такое вкусное, как обычно, но всё равно ведь вкусное.        Микеланджело почти искренне посмеялся, снова повернул книжку к Леонардо, указал на персонажей, которые, держась за руки, бежали через поляну. — Смотри, какие милые. Как думаешь, у меня бы получилось проиллюстрировать книжку? Я бы хотел попробовать…        Леонардо не отреагировал, не ответил, не погладил по голове и не сказал, что всё получится, не попросил показать, когда Микеланджело закончит первый рисунок, а Микеланджело продолжал глядеть на брата и ждать, ждать, что он вдруг очнётся, извинится, ведь не хотел заставлять волноваться, так просто вышло, но теперь всё в порядке. Вот только Леонардо по-прежнему не делал этого, Леонардо ничего не делал. С момента его спасения из Тюремного измерения Микеланджело держался, упёрто верил в то, что совсем скоро всё изменится, что пройдёт пара дней, Лео отдохнёт, придёт в себя и проснётся, но сейчас в груди всё-таки сломалось, звучно так, резко, обрушивая последние колонны, которые поддерживали не просто намёки на самообладание, а веру. Микеланджело обнял Леонардо осторожно, но так крепко, как мог, прижался к нему всем телом, едва слышал глухие удары сердца под пластроном, не чувствовал тепла и ответных объятий, только как становилось больно, как внутри трещало, а затем неизменно рассыпалось. На кожу Леонардо падали слёзы, но он не ощущал этого, как и ничего, что происходило вокруг, не чувствовал, как нуждались в нём братья, что готовы были на всё, чтобы вернуть его… на всё.        Сквозь зубы Микеланджело звал Лео, просил вернуться, не мог ни радоваться, ни улыбаться, ни просто жить зная, что один из его братьев… что одного из его братьев нет рядом. Сейчас Микеланджело не мог думать о чём-либо, слышать себя или биение сердца, и, конечно, не мог контролировать силу, которая принялась бушевать внутри, словно ураган, беспокойно металась то в одну, то в другую сторону, текла по венам вместе с кровью к кончикам пальцев, а затем проникала в тело Леонардо. Энергия сплеталась в нити, которые не видели преград ни в пластроне, ни в отсутствии сознания, ни в другом измерении, их породили чувства, мощнее каких пришлось бы поискать, они не задавались вопросами, не спрашивали как и почему, просто двигались вперёд. Волнение, растерянность, чистый, неподдельный страх, желание снова увидеть брата, бесконечная любовь к нему — всё это слилось воедино, и пусть Микеланджело не пытался использовать талант будущего мистического воина, они сделали это сами, ведь ощущали как никогда острую нужду в себе и самые искренние чувства. Время, границы мира, разума и подсознания, для этой энергии не имелось разницы, только цель, может, сформулированная не самым чётким образом, впрочем, в уточнениях никто не нуждался.        Силы стремительно покидали Микеланджело, на него вдруг навалилась усталость, мышцы показались непривычно тяжёлыми, а кожу обожгло, но о причине Микеланджело не догадывался, посчитал, что недостаток сна сказался, поэтому он заставил себя оторваться от Леонардо, шмыгнул носом, стёр ладонями слёзы и вдруг Микеланджело показалось, что у него перед глазами поплыло, сознание на миг отключилось, ведь веки Леонардо оказались открыты. Почему-то Микеланджело не поверил в то, что видел, почувствовал, как сердце замерло и тут же сорвалось на дикий бег, Микеланджело хотел бы крикнуть, но в горле пересохло, удалось выдохнуть лишь набор букв. Микеланджело сглотнул, наклонился ближе к Леонардо, чтобы посмотреть прямо на него, едва не схватил за плечи. — Лео?.. Лео! Лео!        В логове звучало множество звуков, каждый из братьев заглушал тишину как мог: Рафаэль грохотом гантелей, Донателло включал музыку так, что едва стены не дрожали, Кейси рассуждал вслух, однако каждый услышал голос младшего брата и единственное имя, которое тот повторял. Прошло всего несколько секунд прежде, чем в комнату ворвался Рафаэль, вместе с ним Донателло, почти сразу явился и Кейси, теперь и они видели, что Леонардо смотрел, и лишь Донателло заметил, как именно Леонардо делал это — лишёнными тени эмоций, практически мёртвыми глазами, уставившимися в пустоту. Донателло немедленно метнулся к приборам, они показывали то же, что и прежде: слабый пульс, низкое кровяное давление, адекватный уровень кислорода в крови, увы, определить, находилось ли сознание там, где было должно, оно не могло, лишь подсказало, что процессы в мозгу не происходили. Все молчали, ни у кого не хватало смелости заговорить, ведь каждый боялся не услышать ответа, дымка сошла и теперь позволяла определить, что выглядел Леонардо совсем не так, как должен был, что он вовсе не проснулся. Лишь Рафаэль оказался достаточно силён, чтобы дотронуться до руки брата, негромко спросить: — Лео, как ты?        И вновь настала тишина, лишь приборы медленно пищали в такт каждому удару сердца, Леонардо продолжал неподвижно лежать, глядя в точку перед собой, и тогда Донателло подошёл, посвятил фонариком в один глаз, затем в другой, зрачки не сузились. Так Донателло и предполагал, этого он и страшился, не желал спешить с выводами, проверил ответ на болевые раздражители, однако Леонардо не двинул ни единым мускулом, участки мозга, которые должны были среагировать, не покрылись цветами на мониторе, дыхание оставалось тяжёлым и крайне медленным. — Атоническая кома, — через силу заключил Донателло и очень надеялся, что братья не спросят. Они не сделали этого, Кейси сделал. — Что это значит?        Донателло нажал несколько кнопок на сенсоре браслета, вызывая дронов, которые почти неслышно подлетели, принялись кружить над Леонардо, совершать какие-то манипуляции с приборами, менять состав минералов в капельнице, чтобы поддержать функцию почек и других органов. — Что вы должны уйти. Не мешайте, — почти рявкнул Донателло, его братьям даже не по себе стало, только Рафаэль сумел подхватить Микеланджело и Кейси под животы, вытащить в гостиную.        Всю осознанную жизнь Донателло благодарил человечество за то, что придумало электричество, создало интернет и вычислительные машины, разработало лекарства от множества болезней, в том числе тех, которые не так давно считались неизлечимыми, и вот все эти достижения не имели никакого толка, оставались бесполезной грудой хлама, сотни лет эволюции оказались просто набором слов. Сколько бы Донателло ни собрал дронов, сколько бы приборов ни подключил, мог ввести в вены Леонардо всю таблицу Менделеева, но толка от этого не будет. Донателло прочёл о коме всё, что только можно, перерыл всю мировую сеть в поисках информации, узнал о причинах впадения в кому, в том числе чрезмерное количество химических веществ в организме, снижения уровня сахара, отравление алкоголем или наркотиками, инсульт, что в любом случае следовало не только поддержать тело, но устранить первопричину. Но где она? Сколько бы тестов, исследований, проверок Донателло ни проводил, сколько бы раз ни сканировал Леонардо, не мог определить, почему именно он впал в кому. Органы не повреждены, да, несколько переломов, но едва ли они стали причиной. Болевой шок? Леонардо ведь в порядке физически… должен быть.        У Леонардо не осталось сил реагировать на очередные насмешки Крэнга, сопротивляться его ударам, тому, что кончик хвоста едва не рассёк пластрон на груди. Это не имеет значения, как и смысла, самым главным Леонардо считал то, что его братья и Кейси живы, теперь могут беззаботно проводить дни, снова смотреть сериалы и есть пиццу, остальное на фоне этого — глупости. Они живы и будут жить дальше, Леонардо же… что же, это не важно, ведь дело не в нём, за себя он не беспокоился больше, лишь устал от всего этого, проваливаться из новой реальности в бессознательность, а затем обратно и так по кругу. Постепенно Леонардо всё чётче начал прислушиваться к шёпоту, к какому-то голосу в своей голове, он подсказывал один выход из всей этой ситуации: если уж Леонардо навсегда заперт в этом измерении, может, лучше оставить всё, как есть? Перестать сражаться, поддаться пустоте и позволить ей забрать себя. Звучало так заманчиво.        Леонардо оставался прикован к постели, всё так же лежал с открытыми глазами, будто его внимание привлекло что-то невероятно интересное, только эмоций оно не вызывало, никаких. Остальные спали, по крайней мере Кейси считал так… надеялся на это, но пока что не мог позволить себе беспокойство за других, только за Леонардо, глядел на него и не решался подойти. Всё, как в тот раз, как в будущем, от которого, Кейси наивно считал, удалось спасти, но нет, ситуация повторилась, и никто не мог сказать, чем закончится теперь. Леонардо-сенсей, снова он взвалил на себя этот крест… почему? Такие, как он, не должны погибать… но Леонардо ещё не погиб. Так ведь? Кейси не отрицал, что он предпочёл бы такую участь.        Не сразу, но Кейси подошёл, взял стул со второй попытки, почему-то сперва промахнулся рукой по спинке, опустился на него, снова окинул взглядом чуть ли не с десяток приборов, множество препаратов, капельницу, использованные шприцы, через которые Донателло вводил все необходимые лекарства. Почему-то Кейси не мог поднять глаза на лицо Леонардо, глядел лишь на маску, как на ней запотевали следы, затем медленно исчезали, не мог вынести того, что Леонардо смотрел, но ни на что не реагировал, не говорил и не шутил, не подбадривал одной лишь своей улыбкой. Изо всех сил Кейси постарался сделать это за него, хотя уголок губы дрожал, не желал подчиняться командам, улыбка так и не получилась. — Мы очень волнуемся, даже не знаем, чего ждать, Донателло не говорит ничего конкретного, будто что-то скрывает, — начал Кейси и украдкой поглядывал, не среагирует ли вдруг Леонардо, он ведь не хотел заставлять братьев волноваться. Кейси провёл по задней стороне шеи, отворачиваясь. — Не хочу думать о плохом, но мысли совсем не слушаются… Прости, я всю ночь не спал, вот и несу всякую чушь… Знаешь, в детстве мне было не совсем уютно среди ёкаев, они были такими классными, у одних крылья, у других — хвост или когти, — негромко делился воспоминаниями Кейси. — Я чувствовал себя хуже, чем любой из них, слабым был, худым и тогда Леонардо-сенсей, то есть, ты, — добавил Кейси осторожно, — предложил создать наш собственный язык.        Возвращаясь в те дни, Кейси улыбнулся сквозь слёзы, уже и не знал, как относиться к своему прошлому, не желал допускать, что и теперь время, которое он успел провести с Леонардо, станет воспоминаниями. — Я не сразу понял, зачем это, но когда мы говорили на нём, я чувствовал себя особенным.        Стараясь не поддаться тревоге, дрожи, начавшей захватывать тело, Кейси прикоснулся к Леонардо, но тот не шевельнулся, не моргнул, не поглядел на пальцы, до которых дотронулся Кейси, оставался пленником другого мира. Неужели дело в этом? Вдруг сознание Леонардо так и не удалось вытащить, лишь его тело? Но что же делать тогда? Микеланджело-сенсей дал бы ответ, он умел делать удивительные вещи, открыл портал во времени, чёрт возьми, только вот Микеланджело-сенсея больше нет, а нынешней Микеланджело даже слегка не походил на него, не сумел бы… Должен быть способ вернуть Леонардо, любой, какой угодно, Кейси сделал бы всё, но ничего не мог, только надеяться, как и в предыдущий раз, когда был так нужен своему сенсею, ведь даже мир от крэнгов спас не Кейси, а сам Леонардо. — Доброе утро, — зазвучал голос Рафаэля за спиной Кейси, тот обернулся и совсем не ожидал увидеть улыбку на лице большого брата, кажется, он в самом деле находился в отличном расположении духа. Рафаэль положил на колени Кейси коробку с пиццей, ещё тёплую. — Вот и завтрак… Как Лео? Ничего не сказал?        Спрашивал Рафаэль беззаботно, как будто Леонардо — глупое сравнение — язык прикусил и был вынужден молчать несколько мучительных минут. Кейси отвлёкся на еду, тяжело наблюдал за тем, как Рафаэль взял один кусок, поводил перед лицом Леонардо, будто через маску он мог уловить запах, но ситуация не изменилась даже слегка, Леонардо по-прежнему лежал, запертый в собственном теле. А если ему нужна помощь? Что, если он не просто находился в коме, а страдал где-то в другом мире, ждал, когда братья и Кейси спасут его, а они всё не приходили на выручку, даже не пытались сделать это. Впрочем, что они могли? Только Микеланджело обладал достаточной магической силой, но нынешний он почти ничего не умел, а Кейси не мог научить его, впрочем, как и боялся возложить на него слишком большую ответственность, слишком тяжёлую ношу, в этом времени он — всего лишь ребёнок.        Леонардо не проснулся от запаха пиццы, а ведь ещё ни разу в жизни не отказался от неё, даже если вдруг простужался или только что умял целую коробку в одного, обязательно бы съел ещё один кусочек, раз уж предлагают, но это не умалило отличного настроения Рафаэля, который устроился возле Кейси, принялся жевать. Вдруг раздался писк, от него и Кейси, и Рафаэль вздрогнули, обернулись в угол, где спал на стуле Донателло — Кейси даже не подозревал, что всё это время он находился здесь. Не сразу Донателло нащупал устройство, которое издавало один омерзительный звук за другим, и каждый раз всё громче, когда сделал это, хлопнул по нему и настала тишина. Донателло тяжело потянулся, немного размял шею, которая затекла от недолгого сна в крайне неудобной позе, и вдруг поглядел на брата, на Кейси, явно не ожидал увидеть их, особенно это выражение на лице Рафаэля, тот улыбался как будто по-настоящему, первым заговорил. — Утра. — Да… — бросил Донателло, поднимаясь со стула.        Рафаэлю и Кейси пришлось отойти, чтобы не мешать Донателло, тот принялся проверять показания приборов, менять раствор капельницы на более подходящий для утра, чтобы поддерживать организм Леонардо, заодно восполнить потерянную кровь, постепенно, аккуратно, избегая любого потрясения, рука отлично восстанавливалась, а вот панцирь… с этим тоже можно будет что-нибудь сделать, люди зубы протезировали, трещины в костях заделывали, уж замазать парочку сколов на панцире точно удастся. И Донателло упорно игнорировал лицо Леонардо, не мог видеть его сейчас, не таким, особенно, когда его глаза открыты, но не смотрят, ничего не различают перед собой.        Внутри Рафаэля холодело от того, как Донателло обращался с собственным братом, с какой отчуждённостью ввёл очередную капельницу в вену, как равнодушно уколол в руку, но та снова не дрогнула и ни один из участков мозга не отозвался на раздражитель, как грубо взял за лицо и посветил фонариком в зрачок, будто с куклой обращался, однако Рафаэль молчал, ведь никто, кроме Донателло, не знал, что делать. Рафаэль с трудом наполнил лёгкие воздухом, изо всех сил заставлял себя улыбаться и говорить простой интонацией, будто Леонардо подхватил простуду, а не находился в коме, из которой мог не выйти. Донателло не замечал мелких царапин на коже Леонардо, капель от лекарств, какие слегка проливал от очередной ночи, проведённой без сна, да и вообще Леонардо уже несколько дней лежал на одном месте. От дискомфорта, то ли внутреннего, то ли физического, Рафаэль немного поёрзал прежде, чем уточнить у Донателло: — Хэй, Донни, может я помою Лео?        Кейси идея даже взволновала, он закивал, принялся ожидать разрешения Донателло, ведь вряд ли он окажется против, в смысле с чего бы. А Донателло почему-то не торопился дать ответ, обдумывал самый невинный вопрос как контраргумент к теории Дарвина, но всё же вздохнул. — Только осторожно. — Конечно, не переживай, — без сомнений пообещал Рафаэль, сделал шаг к выходу. — Принесу воду и мочалку… — Я помогу! — вызывался Кейси и хвостиком поторопился за Рафаэлем.        Пока они возились, Донателло перевёл койку в положение «сидя», чтобы стало удобнее, зафиксировал провода и трубки, чтобы не болтались, снова обернулся на мониторы, показывающие всё ту же стабильность, которую Донателло впервые ненавидел. Никаких изменений за две недели. Никаких. Донателло проверил гипс, вряд ли Рафаэль сместит его, но перестраховаться стоило, лишь бы ничего не снёс и не задел, Донателло подозревал, что не сможет контролировать процесс, духу не хватит… и нужно ещё выпить кофе, трёх часов совершенно недостаточно даже для иллюзии отдыха, а сейчас мыслить нужно особенно трезво.        Совсем скоро вернулись Рафаэль и Кейси, оба почти воодушевлённые, они словно знали, что всё будет отлично, что Леонардо с минуты на минуты очнётся, но и это оставалось иллюзией, Донателло единственный понимал это. Между тем Рафаэль поставил на пол большой таз с горячей водой, протянул Кейси мочалку, а сам взял мягкую губку, чтобы привести в порядок панцирь, его тоже следовало держать в чистоте, а Рафаэль как никто другой знал, как сложно ухаживать за ним самостоятельно; у остальных хоть шипов не имелось. Трепетно, будто полировал хрустальную вазу, Рафаэль придерживал Леонардо, круговыми движениями водил по панцирю, бережно, чтобы не причинить вреда, заметил несколько мелких сколов и царапин от огромных когтей крэнга. Всё это время Леонардо провёл в его лапах, Рафаэль запрещал себе воображать, что младшему брату пришлось пережить, приказал себе не пытаться думать об этом, лишь о том, как Леонардо будет приятно, когда он очнётся. Кейси тоже очень старался, ухаживая за Леонардо, тем, кто был его сенсеем и должен стать снова, проводил по коже Леонардо мочалкой, по каждой мышце, огибая иглы капельницы и чувствуя, как Леонардо похудел. Эти руки… совсем не как у Леонардо-сенсея, в его руках Кейси всегда мог спрятаться, если Леонардо-сенсей обнимал или просто прикасался, никакие крэнги не представляли опасность. Но только не теперь.        Вся эта ситуация, каждая секунда угнетала Кейси, угрожала сломать, изничтожить, но рядом с Рафаэлем становилось не так страшно, ведь он продолжал улыбаться, заботился о брате, нисколько не сомневаясь, что тот очнётся. Об этой силе говорил Леонардо-сенсей? Об этой удивительной мощи, которой обладал Рафаэль? О нём из будущего Кейси лишь слышал, но теперь видел, теперь чувствовал, и понимал, почему Рафаэль погиб первым в тот день, когда крэнги пришли на Землю.        С той же бережностью Рафаэль вытер панцирь брата, передал полотенце Кейси, заметил, что тот пусть не мог улыбаться, глядел чуть более уверенно, с надеждой, возможно, поддался забытью от такого простого занятия, но пришлось заканчивать, опустить Леонардо обратно на койку, её Донателло вернул в горизонтальное положение, убедился, что маска не сместилась и иглы никто не задел, ведь Леонардо нужно восстановить кровь, поддержать организм и его внутренние функции, а сейчас для этого имелся лишь один способ. Леонардо оставался нем, по-прежнему смотрел перед собой в никуда, не воспринимал ничего, но у Донателло создавалось впечатление, что только он видел в этом проблему, единственный осознавал масштаб происходящего и возможные последствия. Как вообще Рафаэль мог улыбаться сейчас? Он попросил Кейси отнести банные принадлежности обратно, а сам подошёл к Донателло, дотронулся до его плеча, чем заставил вздрогнуть. — Ди, как ты? Порядок?        Тот замотал головой, уставился на монитор, будто там что-то менялось, а может решалась судьба мира. — Не знаю… Физически Лео идёт на поправку, медленно, но он восстанавливается, только это как будто уж не Лео… понимаешь? — Понимаю… конечно понимаю, но ведь надежда… — Что надежда?! — крикнул и Донателло обернулся на Рафаэля, а тот разомкнул губы, видя слёзы, текущие по щекам брата, как он дрожал, едва ли замечая это. — Из комы могут выйти через десять или двадцать лет! А что, если Лео станет инвалидом? Что, если потеряет способность говорить? А если будет прикован к…        Донателло замолчал, когда Рафаэль резко притянул его к груди, стиснул, прогоняя все тревоги, обнимал от всей души, и сложно было сказать, кто нуждался в этом сильнее. Не сразу, но Рафаэль стал гладить Донателло по голове, чувствовал, как тот трясся, как положил руки на грудной пластрон, как трепетно прижимался, прячась в объятиях. Донателло же ощущал трещину, ужасался при мысли о том, что же пришлось пережить Леонардо, ведь там они с Крэнгом находились один на один столько времени. Снова Донателло шмыгнул носом. — Прости… — Всё в порядке… Мне тоже страшно, но мы должны постараться ради Лео, — тихо подбадривал Рафаэль, потёрся о голову брата своей, легонько боднул. — Вы наверняка думали, что я больше не вернусь, когда меня заразил крэнг, и мир мы могли не спасти, но сделали это. Мы обязательно справимся, если будем вместе.        Ещё раз, от всей души, крепко и без капли сомнений Рафаэль обнял Донателло, не спешил отпускать, передавал ему ту немногую веру в лучшее, которую сумел самым удивительным образом сохранить в себе, защищал от дурных мыслей, в Донателло из наверняка поселилось намного больше. Огромной ладонью Рафаэль провёл по голове Донателло, заглянул в его глаза, поддержал улыбкой, пусть даже кривой и крайне неловкой, но она согревалась, будто светилась. — Может тебе поспать? — Не могу, — замотал головой Донателло, вздохнул. — Сейчас мне нужно быть рядом с Лео, присмотреть за ним. — Мы можем чем-нибудь помочь? — Ты — можешь, — краешек губ Донателло дёрнулся, кажется, он попытался улыбнуться, но не получилось, — позаботься об остальных.        Ещё недолго Донателло стоял перед монитором, делал вид, будто проверял показатели или настраивал приборы, а сам ждал, пока Рафаэль уйдёт. Надежда… Разумеется Донателло надеялся, что его брат очнётся, что не пострадает из-за комы, не потеряет способность говорить и ходить, но проблема в том, что одной надежды недостаточно, здесь нужно… Если бы только Донателло понимал, что именно нужно, немедленно сделал бы это, что угодно. Да, надежда придавала сил, не позволяла опустить руки, но прежде Донателло всегда видел конкретного врага, мог изучить его слабости, составить план, если тот не срабатывал, разработать новый, сейчас же не имел представления о том, с кем сражался. Донателло с тяжестью выдохнул, обратил взгляд на Леонардо, не различал в его глазах хотя бы намёка на осознанность, а главное, его мозг оставался в спящем режиме, ничего не воспринимал даже на уровне хвалёного подсознания. На что тут надеяться? Что каким-то образом всё само пройдёт? Что через год, а может пять или десять Лео очнётся? А если нет?        Донателло сел возле него, снова уколол палец, однако организм не воспринял раздражитель. Надежда… Тут не на что надеяться, но Донателло пытался делать это, единственное, что осталось, пододвинул стул, достал телефон, принялся искать фотографии, которые делал в последний раз до того, как всё случилось, даже на пороге конце света сумел позировать на фоне наростов крэнга, но после — никак. Донателло повернул экран так, чтобы он находился прямо по направлению взгляда Леонардо. — Смотри, это я Рафа сфотографировал ночью. Я думал он уже не спит с игрушками, — поделился Донателло, пролистал несколько фотографий. — Это я со своим новым изобретением, это — тоже, и тут… А вот вы с Майки рисуете на лице Рафа… А вот он проснулся, — когда сказал это, Донателло сам не заметил, как ухмыльнулся. — Вот Кейси, когда его только Эйприл притащила… Немного смазано получилось.        Фотографий Донателло делал великое множество, как для своего архива, так и просто чтобы сохранить воспоминания, но последние с радостью бы стёр из памяти: мир едва удалось спасти от гибели, у Рафаэля в панцире и пластроне теперь дыра, Леонардо вовсе без сознания, это больше походило на кошмар, чем на то, что могло случиться в реальности, ещё и после счастливого избавления планеты от захватчиков, пришедших из другого мира. Но оно случилось, и теперь с этим предстояло жить.        Сейчас за Микеланджело Донателло не слишком переживал, как и за Кейси — Раф позаботится о них, он сможет, поэтому Донателло сидел с Леонардо час, второй и третий, показывая сотни фотографий, и смешных, и невероятно крутых, и в определённой степени милых, но ни одна не заставила мышцы на лице Леонардо дрогнуть. — Если приводить статистику, у меня больше всего фотографий меня, разумеется, и Рафа, наверное потому, что он чаще попадает в дурацкие ситуации.        Скорее всего Леонардо бы пустил в ответ на это глупую шутку, основанную на игре слов и, на самом деле, Донателло бы хотел услышать её, даже никчёмную. Он свернул галерею, включил фонарик и безо всякой надежды, больше из принципа посветил в глаза Леонардо, вполне ожидаемо его зрачки не сузились, дыхание не дрогнуло и ни один из участков мозга не подал признаков жизни, тело не реагировало ни на что из происходящего рядом. Так на что тут надеяться? Что лет через десять Леонардо очнётся, забудет речь, и его мышцы атрофируются настолько, что он до конца дней будет прикован к инвалидному креслу? Вряд ли он согласился бы на такую участь, мог бы предпочесть… впрочем, Донателло не брался судить о том, что Леонардо бы выбрал в такой ситуации.        Всё сильнее создавалось впечатление, будто Леонардо мёртв внутри, пусть даже его глаза оставались открыты, он дышал, на этом всё. Надежда… Что же, сейчас Донателло мог только сходить в комнату Леонардо, принести его маску для сна и аккуратно надеть, затем наушники, Донателло включил музыку, которая нравилась брату, отстойную, но что уж поделать, такой у него вкус. Шансов мало, но вдруг это поможет? Нельзя опускать руки, нужно бороться до конца, и пока что Донателло выбрал по подсказкам из медицинских справочников и учебников заняться с Леонардо пассивной гимнастикой, хотя очень боялся навредить, не имея должного образования, затем следовало отыскать ещё больше информации о коме, теперь со всей мировой сети, даже самые глупые и неправдоподобные данные могли оказаться полезными, уж о коме люди знали явно больше Донателло.        На протяжении всей ночи Кейси приходил в комнату к Леонардо и видел неизменную картину: как Донателло работал за ноутбуком, сидя возле Леонардо и опустошая одну кружку кофе за другой, и Кейси казалось, одного запаха, который заполонил комнату, хватало, чтобы взбодриться. Кейси возвращался к себе, пытался заснуть, но если это получалось, то совсем ненадолго, тревога, страхи и дурные сны обязательно брали своё, заставляли вскочить в слезах и с колотящимся сердцем.        Снова Кейси не выспался, впрочем, разбитым себя не чувствовал, точнее не сильнее, чем прежде, и вряд ли из-за нехватки сна. В горло не лез кусок, но в тарелку Кейси положил то, что можно было обозначить как «завтрак», только не для себя, для Донателло. Тот по-прежнему находился в комнате — или же в «палате» Леонардо, — спал, сидя на стуле, и не просто рядом, а положив голову на его живот, и хотел бы Кейси этому улыбнуться, только не получилось. Пищу Кейси оставил на столе, не стал мешать, как и смотреть на Леонардо, по-прежнему не мог найти в себе силы для этого, видеть эти пустые глаза, лишённое эмоций, а главное привычной улыбки лицо. Возможно, это проявление слабости, но сейчас Кейси принимал её в себе. Единственное утешение Кейси находил в присутствии рядом Рафаэля и Микеланджело, которые сидели в гостиной на полу и раскрашивали картинки, оба встрепенулись, когда Кейси вошёл. На него Микеланджело поглядел испуганно, почти в отчаянии, Рафаэль же старался сохранить необходимые остальным остатки воли и уверенности в том, что всё обойдётся, он даже сумел улыбнуться. — Как он? — По старому… Раф, что нам делать? — проронил Кейси, взявшись за плечо, отвернувшись. — В нашем мире когда… тебя не стало, Леонардо взял на себя ответственность за всех, стал лидером и всегда говорил, что делать, даже если всё шло не по плану, он не опускал руки…. Но что нам делать теперь?        Никто не ждал ответа, все понимали, что нельзя придумать план и простого «нужно надеяться» уже никому не хватит, но даже в такой ситуации Рафаэль нашёл способ поддержать братьев и Кейси — протянул руку, подзывая, а когда тот подошёл, Рафаэль резко, почти рефлекторно притянул его к себе, а затем и Микеланджело крепко прижал к груди, на которой остался скол, как и на панцире, напоминающие о том, что случилось. С трудом Кейси вытер подступившую слезу, прильнул к Рафаэлю, жадно вбирая его теплоту, его присутствие, возможно, единственного, кто помогал остаться в хоть каком-то подобии благоразумия и дарил надежду. Рафаэль потёрся о голову Кейси своей, затем ткнул носом в лоб Микеланджело, улыбнулся одному, второму, потрепал брата по макушке громадной ладонью. Всем троим стало немного легче, по крайней мере они оставались вместе, могли делать хоть что-то, до последнего бороться любыми возможными способами.        В комнату вошёл ещё кое-кто, правда, не совсем тот, кого Рафаэль, Микеланджело и Кейси хотели бы увидеть — это Донателло отнёс посуду на кухню, а теперь присоединился к братьям, они заметили ровный след на его щеке, оставшийся от пластрона Леонардо. По лицу Донателло становились понятны ответы на все вопросы, но он всё равно проинформировал, указав пальцем за спину. — Лео проснулся, в смысле, как прежде… если кто-нибудь хочет побыть рядом…        Фразу Донателло так и не закончил, все понимали, но никто не мог найти в себе достаточно самообладания, чтобы побыть наедине с Леонардо, когда он находился в таком состоянии, и только Рафаэль, расправив плечи, похлопав Микеланджело по макушке, поднялся. Сперва Рафаэль прошёл в одну сторону, чем-то недолго гремел, снова заглянул в комнату, чтобы уточнить у Донателло, можно ли немного поднять койку, получил утвердительный ответ и тогда с какой-то коробкой в руках решительно двинулся к брату.        Его Рафаэль самым деликатным образом усадил, подняв спинку койки, убедился, что Леонардо не свалится и что ему, если так можно выразиться, удобно, не видел на лице брата никаких эмоций, глаза его по-прежнему глядели в ничто, но Рафаэль всё равно продолжал улыбаться, чтобы подбодрить его. Сев в направлении взгляда Леонардо, Рафаэль высыпал на пол конструктор, модель какого-то здания в восточном стиле, и принялся почти увлечённо собирать. Задача оказалась не из лёгких: деталей в наборе имелось множество, некоторые одинаковые, а другие — просто похожие, и их нельзя перепутать, к тому же вытаскивать их из деревянных листов следовало осторожно, какие-то фрагменты приходилось шлифовать, при том очень бережно, чтобы не сломать, и Рафаэль старался как мог. Он сидел так, чтобы Леонардо мог видеть и, быть может, устроился рядом, если бы захотел. — Классно, да? — удостоверился Рафаэль, повернувшись к Леонардо, вдруг посмеялся сам над собой. — На самом деле немного сложно собирать эти крохотные детальки. Может, поможешь?        Снова Рафаэль тихо засмеялся, сперва весьма открыто, но постепенно в голосе слышалось отчаяние, Рафаэль резко вытер слезу, упёр руки в бока, поглядел на то, что сумел собрать. — Неплохо… Ну, теперь второй этаж этого… что мы там собираем, — Рафаэль указал на стоящую рядом коробку.        Уже несколько минут братья Рафаэля, а также Кейси наблюдали за ним, с какой настойчивостью, почти одержимостью Рафаэль собирал конструктор, как будто действительно верил, что из-за этого Леонардо проснётся и присоединится к развлечению. Может, Леонардо этого не сделал, а вот Микеланджело, за ним Кейси и Донателло сели рядышком, сперва молчали передавали друг другу деревянные детали, подтачивали их, Донателло делал это особенно тщательно, но понемногу начали разговаривать. То и дело кто-нибудь оборачивался на Леонардо, гадал, что происходило в его голове прямо сейчас, и все надеялись, пытались верить, что хоть как-то, хотя бы немного помогали ему.        Микеланджело опустил взгляд на свои руки, не то задавался вопросом, не то пытался убедить себя, что сумеет использовать мистические силы ещё раз и вытащить Леонардо обратно в этот мир. Вдруг получится? Нужно… нужно попробовать, и Микеланджело сделал бы это, если бы только не сомневался в себе, не допускал, что станет хуже, ведь ещё совсем плохо владел своими силами, а значит мог усугубить ситуацию или вовсе оторвать последнюю ниточку, что связывала сознание Леонардо с его телом. Но если ничего не предпринять… Как сложно.        Прошло некоторое время, вместе братья и Кейси собирали деревянную модельку здания, величественного, с покатыми крышами и множеством этажей, и единственным, кто не разочаровался перед результатом, являлся Рафаэль, он даже показал готовую пагоду Леонардо. На этом Рафаэль не прекратил попыток возвратить его, как и не позволил братьям огорчиться, с разрешения Донателло отнёс Леонардо вместе с капельницей и ИВЛ в комнату, чтобы посмотреть «Юпитера Джима», эпизоды, которые больше всего любил Лео. Все сидели очень близко к нему, Микеланджело аккуратно обнимал Леонардо за здоровую руку, Кейси положил голову на другое плечо, Рафаэль сидел позади, придерживал Леонардо, присматривал за оборудованием, чтобы его никто не зацепил, а тем более не опрокинул, пока Донателло держался в стороне и лишь косился на остальных.        Весь день черепахи и Кейси провели вместе, занимались самой разной ерундой, которая могла бы помочь Леонардо вернуться, заставила бы уголки губ дрогнуть или активировала хоть один участок мозга, по-прежнему тщетно, зато имелась в этом определённая польза — Микеланджело и Кейси стало немного легче, они иногда робко шутили или просто улыбались, в этот раз не так натужно, как делал Рафаэль. К вечеру он отнёс Леонардо обратно, а Донателло подключил его к капельницам, Микеланджело с заботой укрыл брата, который оставался неподвижен, пожелал Лео хороших слов, Кейси же глядел, стоя неподалёку, и корил себя за неспособность сделать хоть что-то, когда его мастер в таком состоянии, так нуждался в помощи. Чёрт! Почему всё так вышло?! Как же вернуть Леонардо домой? Не заставлять же Майки снова использовать силы в надежде на то, что всё получится? Какие глупые мысли…        Как только поймал на себе его взгляд, Кейси заставил себя улыбнуться, вышло не так беззаботно, как Кейси хотел бы, но Микеланджело проявил понимание. Он обернулся к Донателло, пожелал ему хороших снов, но тот лишь махнул рукой, всецело сосредоточился на том, что бороздил просторы мировой паутины, где могла найтись полезная информация или хоть какие-то методики, пусть даже экспериментальные, по досрочному выходу из комы. Микеланджело и Кейси поддержали друг друга ненавязчивым разговором ни о чём, оба поддавались ему, ведь иначе боялись не выдержать, чуть погодя разошлись, каждый направился в свою комнату, чтобы хорошенько отдохнуть, возможно, сегодня это получится сделать.        Для всех ночь стала если не спокойной, то хотя бы стабильной, Кейси с Микеланджело в самом деле удалось заснуть, а Донателло посвятил каждую извилину мозга составлению программ и тестов для Леонардо, но помимо него не спал и Рафаэль. Он старался, все силы, терпение, подобие энтузиазма прикладывал для того, чтобы поддержать братьев, не позволить им отчаяться, однако теперь, когда Рафаэль остался наедине с собой, в единственную секунду запас иссяк. Стиснув зубы, Рафаэль ударил кулаком о стену, пальцы не сломал, однако повредил кожу, оставил несколько красных пятен. Он не хотел, просто не мог поверить, что Донателло потерял надежду, но если он не верил, единственный, кто разбирался в медицине и хоть как-то мог помочь, во что верить остальным? Они не должны опускать руки, но Рафаэль просто не видел ни одного способа спасти младшего брата, когда он остался один в том тёмном мёртвом мире, уже и не знал, что придумать, что попробовать, даже самую глупость, ни любимая еда, ни сериалы, ни игры не помогали Леонардо, не заставили его хоть как-то подать знак, а ведь недавно он открыл глаза. Снова Рафаэль ударил в стену, и опять, не чувствуя ни боли, ни того, как кровь струилась между пальцами, тихо капала на пол. Лео… это не должен быть он… Не должен… Обессилив, Рафаэль упал на колени, позволил себе плакать, ведь уже не мог владеть эмоциями, в одиночестве выпустил их, ведь никто не увидит.        От того, как усиленно, как самоотверженно Рафаэль пытался найти способ помочь Леонардо, в голове гудело, что-то звенело, будто телевизор не мог поймать сигнал, и давило, давило на спину, на грудь, пытаясь отобрать последние крупицы веры в то, что всё обойдётся. На что теперь надеяться? У Рафаэля не осталось ни одной идеи, ни одной опоры, а ведь он так нужен своим братьям, особенно Лео, Кейси, самому себе, в конце концов, но внутри будто источник пересох. Сейчас так важно подать братьям правильный пример, воодушевить их, поддержать, а может и подготовить к тому, что семья станет меньше… Рафаэль бы не отказался вновь почувствовать силу величайшего оружия ниндзя, но оно, казалось, оставило. Может, остальные придумают что-нибудь? Главное помочь братьям верить, до последнего надеяться, сам Рафаэль ничего не мог, но Донни своим умом и Майки магическими способностями, они могли что-то сделать, даже если это не имело смысла, Рафаэль обещал себе пытаться, даже если Леонардо очнётся через десять лет и до конца дней останется инвалидом, его Рафаэль будет любить и заботиться о нём, своём младшем брате.