Amnesia

Я жил на грани безумия, желая познать причины, стучал в дверь.

Она открылась. Я стучал изнутри.

©Джалаладдин Руми

      На улице было мрачно и холодно. Ледяной ветер, казалось, пробирал до самых костей, — возможно, не стоило вылетать из дома в одной лишь ветровке — но возвращаться сейчас обратно Чон У вовсе не собирался. Дождь незаметно моросил мелкими каплями, не приковывая к себе излишнего внимания и не вызывая у парня никаких подозрений (а должен ли?). А ведь ещё утром казалось, что хуже уже не будет.       Где-то вдалеке большие часы пробили несколько неспешных ударов, возвращая Чон У в реальность.       — Мы знакомы?       Ситуация, в которой он сейчас находился, казалась ему намного страшнее. Хотя с чего бы: его пресловутые кошмары вовсе не должны были стать поводом для недоверия ко всем окружающим. Не должны были перерастать в тревогу и панику от одного только взгляда, наполненного отдаленным напоминанием той червоточины, что он уже видел. Однако, все же, они ими стали.       Чон У ловким движением достал из кармана (неужели в нем теперь что-то есть?) многострадальческую пачку голубых Мэвьюс, что была куплена в магазине чуть ранее, аккуратно вынул оттуда две крайних сигареты, неуверннно протянув одну из них незнакомцу.       — Нет, — мужчина с легкой улыбкой протянул руку в ответ, словно принимая от Чон У не просто сигарету, а приглашение на небольшой диалог, — Но я видел вас. Сегодня утром. Мы с вами, по всей видимости, соседи.       Вздох. Ну, конечно, все ведь изначально было очевидно. Чон У – больной на голову придурок, неспособный отличать реальность от собственных больных и искаженных фантазий.       И все же ему отчетливо чудится, что он это где-то уже видел.       — Вот как… — выдерживает небольшую паузу, — Следите за мной?       Легкий, такой же как и все в этом парне на первый взгляд, заливистый смех, блеск чернеющих глаз. Эти глаза…       — А у вас, я смотрю, прогрессирует мания величия. Не думали сходить к доктору вместо заливания проблемы алкоголем?       Чон У смеется в ответ. Без ухмылок и фальши, без масок и чертовых настоящих разговоров ни о чем. Когда он вообще в последний раз так непринужденно улыбался кому-то?       — Боже, доктор, не ставьте мне новых диагнозов, мне их и так хватает.       И ничего. В ответ ничего. Ни блядских расспросов об этих самых диагнозах, ни напускного наивного любопытства, ни капли жалости во взгляде. Ничего. Как же хорошо.       — Давно курите?       — Не помню. Может, год, может больше.       И не соврал ведь. Действительно ни черта не помнит. Даже о том, по какой причине он начал покупать эти самые голубые Мэвьюс, или о том, почему от растекающегося в груди табачного дыма (вместо привычного обжигающего угля) внутри вдруг стало так хорошо.       — Курение, как правило, вызывает у людей парадонтоз, — заинтересованность отчетливо читается в лице незнакомца, однако не та, которую Чон У обычно не выносит. Не личная, чистый профессионализм, — Значит, меньше года.       — Вероятно.       Он врач? Тогда это бы все объяснило. Объяснило его внешний вид, как с иголочки, его дотошность, но отстраненность. Наличие денег, в конце концов. Вопрос так и остаётся незаданным.       — У людей… А вы не причисляете себя к людям? Или считаете себя лучше их?       — Я просто не курю, — и вновь эта легкая, слегка насмешливая, но многозначительная улыбка. Мужчина напротив вовсе не кажется ему высокомерным, как он уже привык чувствовать видеть, но в его движениях и мимике отчетливо считывается превосходство. Не над ним, над любой самой ситуацией. Чон У почему-то вовсе не против.       — Не хотите выпить со мной завтра? — парень и сам не понял, зачем он это спросил, но поступить именно так показалось ему правильным, — Кажется, что у вас есть достаточно свободного времени, чтобы следить за своими соседями. Тогда должно найтись время и на разговор с ними. В районе восьми часов.       — Хорошо, — мужчина непринужденно и легко тушит сигарету, скуренную почти до фильтра, о край мусорного бака. Кидает её туда же, не отворачиваясь от собеседника, заглядывая не в глаза, а в самую душу. Разве можно быть таким беспечным, имея такую улыбку? — Я буду рад выявить у своих соседей ещё несколько новых диагнозов, — черт, этот парень слишком хорош для такой помойки. Его место где-нибудь у софитов со своими блядски очаровательными снисходительными улыбками, — Обращайся ко мне на «ты». Я не люблю формальности. Особенно с такими людьми. С… соседями, — выделяет последнее слово. Он явно не это имеет ввиду.       Яркая вспышка вдруг озарила их лица белым светом, и Чон У готов был поклясться чем угодно, что перед ним сейчас стоял настоящий Дьявол, чьи бездонные черные глаза не смог затмить даже ебаный раскат грома. Он лишь подчеркнул их глубину, сделав ещё более жуткими, но манящими. Опасными. Блять, он точно их где-то видел. Или его мозг просто давно прожгло дешевое пойло.       Чон У согласно кивает (будто он мог отказаться), выкидывая сигарету туда же (он что, обгрыз даже фильтр?), словно в подтверждение своим словам. От этого парня определенно стоило бы держаться подальше, но почему-то совсем не хочется.       — Договорились. Тогда до завтра.       — До завтра.       И он тут же ощутил, что уже начал ждать этого блядского завтра.       Чуть отойдя от магазина в сторону ближайшей беседки – не распивать же ему алкоголь в одиночестве дома, а приглашать соседа сегодня было бы слишком навязчиво – он вдруг осознал, что даже не спросил его имени.       Чон У не расстроился. Ничего, может, ещё смогут пересечься где-нибудь в лифте. Или на улице. В любом случае они ещё увидятся, если незнакомец ему не наврал и правда за ним не следил. Доля сомнений ещё оставалась.       Он совсем не ожидал встретить кого-то сегодня. Кого-то, с кем захочет поговорить даже в свободное время. Кого-то, кто сможет заставить его вновь засмеяться, но кто не будет смеяться над ним. Кто не вызывает в нём желания тут же прикончить, чуть только откроет рот. Хоть в его жизни все и стало налаживаться, люди по-прежнему считали его недостойным чего-то, считали его неудачником. Но главное, что больше он сам себя таким не считал. Вот этого он точно не ожидал.       И он совсем не ожидал спустя несколько часов получить на свой телефон новое сообщение (разве он вообще давал кому-то свой номер?):       Я буду ждать тебя, лапуля       …и увидеть к нему подпись «имя отправителя».       Все вдруг становится понятным, складывается перед ним в единое полотно. Что ж, будем знакомы, Со Мун Чжо – таинственный и непредсказуемый незнакомец.

***

      Утро не задалось с самого начала. В метро ему отдавили ноги, а на выходе кто-то испачкал новые брюки. По пути к работе чуть не сбил с ног автомобиль, чуть на наехал худощавый парнишка на красном велосипеде. Но надежда хоть немного улучшить свое ужасное положение ещё оставалась: в офисе его как обычно ждал его добродушный коллега Ким Су Хен со стаканом ароматного капучино. Чон У с улыбкой вдохнул это запах. Кажется, сегодня там даже будет корица. О да, это определенно то, что спасет его утро.       — Я рассчитывал, что ты в кои-то веки придешь вовремя, но мечтать не вредно, — отшутился его приятель, — Тебе вообще интересно, почему твой кофе каждый раз такой горячий? Ты ведь уже двадцать минут как должен быть на месте! Скажи спасибо, что Пак Чи А тебя ещё не убила!       М-м, эта противная старуха Пак Чи А… Как она всех раздражала. И кто вообще держит на работе людей в таком возрасте? Сколько ей? Семьдесят? Если она добровольно не уйдёт с этой работы (как, в прочем, и с этого света) - Чон У точно решится перерезать ей глотку. Её кровь точно должна быть везде.       — Мне на неё плевать, макнэ.       — Не называй меня так! И что вообще за грубость? Даже она этого не заслуживает. Подумаешь, пару раз отчитала, так сразу… Ты не с той ноги что ли встал? Я же тебе говорил!       Чон У его больше не слушал. Воспринимал его россказни не иначе, как белый шум на заднем фоне. Его не особо интересовала очередная история о том, почему его друг всю ночь гонялся за очередным приключением на пятую точку, услышав по телевизору, что в соседнем квартале бесплатно раздают пульгоги или кимчи.       — Ты вообще меня слушаешь? Ты кретин, Чон У! Слышишь? Ты гребаный кретин! Ты вообще никогда меня не слушаешь!       Что он сказал?       Он считает его кретином?       Впрочем, неважно. Все равно кроме хорошего кофе и счастливой мордашки (в особо хреновые дни) Чон У ничего от него не надо.       И вовсе неважно, что внутри тут же появилось желание схватить этот самый злосчастный напиток и плеснуть кипяток в это самое злосчастное милое личико. Так, чтобы эта здоровая загорелая кожа сошла с его гребаной красной плоти, заливая…       — А, к черту тебя. Лучше бы купил себе ещё один чай.       Зато Чон У правда нравилась его работа. Ощущение, что делаешь что-то поистине важное и полезное, невзирая на сложности и обстоятельства. Вот и сейчас он планирует заниматься работой, а не лясы точить.       Вообще, Су Хен ему тоже чем-то нравится. Он хороший парень. Когда говорит или отвлекает от завалов, но не мешается под ногами.       И когда это он стал таким снобом? Надо бы начать пить что-нибудь, наконец (кроме пива). Хотя бы подобие валерьянки, чтобы не срываться так на дружелюбных миловидных товарищей.       — Ладно, прости. Я правда сегодня не в духе. Просто встретил вчера одного странного парня. Он даже, кажется, где-то достал мой номер.       — Это странно, — согласился с ним коллега, — Может, сходишь в полицию? Зачем забивать себе этим голову? Пусть разгребают сами.       И то правда – доблестные полицейские ведь всегда помогут. Чон У знает это по себе – по наличию трех толстых шрамов на своих запястьях (о них он тоже ничего не помнит), полученных явно в силу полного игнорирования его проблем со стороны власти. И все же, это не такая плохая идея, но… просто есть какое-то но.       — Я, по-твоему, должен по каждому чиху к копам бежать? Брось, мне ведь не шестнадцать лет. Как-нибудь разберусь.       Добавлять сюда фразу о том, что и желания к ним бежать у него вовсе не было, Чон У не стал. Зачем об этом кому-то рассказывать.       Он вновь ощущал себя жертвой в чьей-то ловушке, но пока ещё не понимал, с чем именно это связано.       — Как знаешь. Ты ведь примерно помнишь, где вы пересекались с ним? Не ходи туда снова.       — Он мой новый сосед.       Ким Су Хен чем-то явно недоволен. Он хмурит свои толстые, густые брови и задумчиво смотрит в стакан с остывающим чаем. Ким Су Хен выглядит так, словно он чем-то озадачен.       — Что-то случилось?       — А? — кажется, Чон У весьма неудачно выдернул его из пучины размышлений, — Нет, ничего. Просто отвлекся.       Ну и ладно. Будто Чон У не всё равно. Он тяжело вздыхает, но с энтузиазмом открывает на своем рабочем компьютере очередной pdf-файл, присланный начальством.

***

      Вечер встречает его ароматом сырости и затхлости. Несмотря на то, что здание, в котором он обитает, считается совсем новым, его местами заплесневелые стены будто бы говорят об обратном. Но Чон У не жалуется – порой ему даже кажется, что его квартира – это чей-то подарок свыше.       В целом, он вообще никогда не любил жаловаться, и это то, что помогает ему ощущать стабильность хотя бы в каких-то вещах.       Он не соврал, сказав, что вчерашнее сообщение его напугало. И даже не столько его содержание (с чего это вдруг его называют чагия?), сколько сам его факт.       Но он соврал бы, сказав, что это его оттолкнуло. Напротив, было в этом что-то, чего ему не хватало, что дополняло бы его картину мира, так некрасиво составленную в последний год его жизни.       И вот сейчас, ровно в назначенные восемь ноль-ноль (хоть он никогда и не славился своей пунктуальностью), Чон У зачем-то сидел на крыше своего дома в ожидании интригующего соседа. Разве стоит называть его и дальше соседом? У него ведь есть имя – Со Мун Чжо – и весьма красивое. Не хочется думать о том, что оно значит (и что вообще значит само появление Со Мун Чжо в его жизни).       — Ждал меня? — Чон У даже не поворачивается, чтобы понять, кто пришел, — Я подумал, что ты ничего не взял, и купил пиво. Хочешь?       — Хочу, — вылетает вместо миллиона возмущений и вопросов. Как ты, блять, нашёл мой номер? И почему так ведешь себя?       Зачем ты вообще тогда появился?       Вопреки здравому смыслу всему, о чем он думает, парень все же берет протянутую ему бутылку пива. От запаха, в целом, даже не воротит. Неплохо.       — Твой номер я спросил у охраны. Если тебя это интересует.       О да, Чон У это чертовски интересует. Насколько честен ты был сейчас? Почему так невзначай выдаешь это, словно что-то обыденное, словно найти чей-то номер, не зная даже имени человека – это абсолютно нормально? Почему вопросов с тобой всегда становится больше, чем ответов?       — Я Чон У.       Ответа не следует. Вполне ожидаемо — Мун Чжо слишком умен, чтобы не понять, что парень уже знает его имя. Он, должно быть, отлично умеет себя контролировать, если звучание чужого имени не вызвало в нём желание хотя бы напомнить своё.       — Я знаю. Будем знакомы, — всё та же ухмылка.       — Кем ты работаешь? — начинать надо с малого. Для начала хватит и такого вопроса.       — Я стоматолог. У меня тут недалеко своя клиника. Так что… если продолжишь в том же духе, — указывает на торчащую из кармана недавно приобретенную (им же) пачку сигарет, — обращайся.       Врач. Хм, как это хорошо его описывает. Чон У, кажется, был прав на его счет.       — Вернулись к тому, с чего начали. Завуалированно называешь меня больным. Будут ещё диагнозы?       Блядски красивая усмешка. Как же Мун Чжо сейчас был хорош – слабый ветер слегка обдувал его волосы, делая из него гребаную звезду Голливуда. Задумчивый прищур глаз. О чем же он сейчас думает?       — Хоть вы и не многословны, могу предположить, что вы работаете… писателем?       — Нет. Я работаю в офисе, — Чон У не соврал. Однажды он нашел у себя в ноутбуке непонятно когда начатую им самим кем-то работу. Чон У удалил её, прочитав лишь главу. Все в этой истории было на его взгляд слишком наивно.       — Вот как, — Мун Чжо удивленно вскинул брови, — Допустим.       — А вы удивлены? Говорите так, словно были уверены.       — Вовсе нет. Просто интересно. Ты снова обращаешься ко мне слишком формально.       — Прости, мне просто кажется, что ты старше. Я так привык.       — Мне всего тридцать пять, лапуля, — а так и не скажешь. На самом деле, он выглядит значительно моложе, но Чон У не назовет ему истинных причин своей отстраненности, — Мне не кажется, что между нами вообще есть какая-то разница. В возрасте.       И вновь это простое многозначие. Такое странное и непривычное, будоражащее.       — Почему ты так меня называешь?       — А почему нет?       И правда. Почему нет. Хороший аргумент. Их диалог шел короткими фразами, зацепками за ответы друг друга, попытками докопаться до истины. Но до какой истины? Они не могли знать друг друга настолько хорошо и досконально, чтобы ощущать какой-то подвох. Он явно исходил не из враждебности и недоверия, хоть они и познакомились только что. Так ведь?       — Но если бы я писал… Я бы знал о чем писать. Я бы хотел рассказать кое-что – мне даже кажется, что ты сможешь меня понять.       Мун Чжо улыбается. Первый шаг сделан. Он знает, что сейчас будет, он видит это в Чон У, видит такой же блеск. И его заинтересованный взгляд говорит куда больше всяческих слов.       Чон У выглядит весьма воодушевленным, словно и правда собирается рассказать о чем-то безумно важном.       И лед между ними трескается.       — Продолжай.       — Только не пугайся, — Чон У не собирается с духом, ведь он и правда готов рассказать все это. Он просто выдает, вываливает все свои мысли прямо на стол. В конце-концов, кому ещё можно рассказать о своих пороках, если не первому встречному человеку (в чьих глазах он, казалось, увидел куда нечто большее), — Я как-то нашел у себя на рабочем столе занятную историю. Она мне абсолютно не понравилась, весьма посредственный сюжет, поэтому… это неважно. Но иногда я представляю героя того рассказа. Придумываю разные сценарии убийств, представляю, как бы он это сделал. И с кем.       Мун Чжо смотрит на него все так же непрерывно, и ни единая мышца на его прекрасном лице не дергается, чтобы выразить хоть какую-то эмоцию. Отвращение, неприязнь. Удивление. Ничего этого нет. Лишь только молчаливое ожидание – он хочет чего-то ещё.       — Черт, я, наверное, забыл упомянуть, что это был детектив. Да, детектив. Местами даже… триллер. Там было много жестоких сцен. Тебе не противно?       — Нет.       Чон У расслабляется. Сейчас, стоя на этой крыше, держа эту бутылку холодного пива, говоря с мужчиной напротив, ему хорошо. Как же ему чертовски хорошо.       — Я сболтнул лишнего, кажется. Забудь. Это ничего не значит, просто поделился.       — Зачем ты об этом думаешь?       Ступор. И правда, зачем?       — Зачем ты думаешь о том, что подумают люди? Я, твоя мама или твои коллеги? Или твоя бывшая девушка?       — Откуда ты…       — А разве её не было? — сложно не согласиться. Была. Кажется, она у него была до того, как он въехал в то общежитие, — Копишь в себе эти мысли. К чему это приведет? Как часто тебе кажется, что ты чувствуешь свое полное бессилие, свое отчаяние и одиночество? Как часто ты хочешь обратить это в нечто иное, в нечто… прекрасное? Разве то, что ты чувствуешь – это на самом деле то, что ты чувствуешь?       — Сейчас я не чувствую. Ну, отчаяния, одиночества, ничего из этого... Это хорошо?       — Это здорово, — мужчина одобрительна кивает.       Они вновь оказались наедине. Наедине друг с другом и с темнотой вокруг. Есть в этом что-то, что вызывает у Чон У теперь уже больше приятные эмоции. Никакого страха.       — Я рад, что ты меня понимаешь. Будто между нами и правда нет никакой разницы, — он неловко чешет затылок, — Черт, ты, наверное, не это имел ввиду, но мне почему-то показалось, что именно это. Мне, кстати, двадцать семь.       Чон У смеется. Так открыто, так искренне, даже красиво – он и правда растаял. Все его подозрения отходят на второй план, сейчас он ощущает лишь облегчение. И от этого правда смешно. Словно и не было этого ебаного года мучений, словно все его кошмары вдруг позабыты. Словно их кто-то забрал, сказав: «Теперь всё будет иначе».       Мун Чжо держит недолгую паузу, словно смакуя собственный вопрос, а затем кладет руку ему на плечо.       — Кто этот убийца, Чон У? Убийца из той истории.       Так прямо. Обычный человек, вероятно, подумал бы, что мог напугать другого такими рассказами. Будучи здесь с ним вдвоем, так ещё и на крыше, каждый бы захотел обезопасить себя от потенциального убийцы. Нельзя ведь в раз избавиться от инстинкта самосохранения, от желания жить и желания не умирать. Нельзя ведь?       Чон У кажется, что для мужчины напротив нет ничего невозможного. Что это читается в его глазах. И он отвечает, как есть:       — Мне хочется думать, что я.       И Мун Чжо расцветает. Улыбается, как Чеширский кот, а его глаза вдруг начинают выглядеть особенно безумными и блестящими.       Он и правда создал своё лучшее творение.