Точка невозврата

Я просыпаюсь ночью, однако уже не так тяжело и панически, как в последние дни. Мне и в этот раз снилось что-то непонятное и тревожное, но уже полегче. Я не вскакиваю, просто открываю глаза. Комната не до конца утопает в темноте из-за ночника на тумбочке, оставленного на тумбочке включенным. Тяжелые шторы плотно закрыты, и это понятно, без них сейчас сложно уснуть. В комнате слишком тихо. Я, приподнявшись, оборачиваюсь. Рядом никого, постель даже остыть успела. Компьютер работает, но все процессы вроде бы фоновые. Кресло в любом случае пустое. Выжидаю минут десять, потом встаю. Гипс неприятно тянет плечо, поэтому сразу тянусь за бандажом. Закрепив его, выхожу в коридор, осматриваюсь. Здесь шторами никто не заморачивался, поэтому и так достаточно светло. Я осторожно крадусь дальше. Сережа бы вряд ли посреди ночи просто так пошел гулять по дому. Нет, конечно, есть вариант, что ему захотелось просто в тишине одному побыть, и тогда я вернусь в комнату. Незамеченной в идеале. Но у нас ничего и никогда не бывает легко. Скорее всего, его самого кошмар нагнал, и он не захотел меня беспокоить. Разумовского я нахожу на заднем дворе, вижу его в окне над раковиной. В этот же момент закрадываются подозрения. Он стоит в двух шагах от крыльца, и одно лишь движение головой в сторону дает понять, что там не Сережа. Тот так не двигается. У пернатого шизика две грани: либо плавно, без капли тревожности, либо дерганно, будто он кофе на энергетике заварил и стимулятором закусил. Интересно, он заметил, что я тут? В ответ на эту мысль и желание свалить по-тихому Птица оборачивается, смотрит на меня через окно. Шахматная партия в моей голове играет сама в себя со скоростью света. Нет, уйти не вариант. Оторвавшись от раковины, топаю в сторону приоткрытой двери и останавливаюсь на крыльце. Фигурке двигаются по доске, выискивая самые оптимальные ходы. Я плотно закрываю москитную сетку и спускаюсь к Птице, тяну к нему здоровую руку. Он не просто не препятствует и позволяет себя обнять, он делает это в ответ. Сразу, почти не колеблясь. Но сам слабо напоминает что-то романтическое. Так обычно гладят животное, которое пришло ласку просить, а ты занят. Рассеянно, почти небрежно. — Почему не спишь? — спрашиваю я. — Здесь слишком тихо иногда. Раздражает. — Ну, в вашей башне вряд ли было более шумно. — Там была… Цель. Планы, намерения и множество способов их достижения. Там было тихо, но никогда не пусто. Не для меня. — А для Сережи? Птица отодвигается, обходит меня, направляясь в дом. Останавливается уже на лестнице. — Он мечтал о близких рядом. Ждал, что вернется Олег, — двойник делает какой-то особо издевательский акцент на его имени, — и все изменится. Но Олег никогда не был ему нужен. — Конечно, — киваю я, проглотив все напрашивающиеся на язык ругательства. — У него ведь был ты. Придурок пожимает плечами и идет дальше, а я шагаю следом и зову: — Птиц? Он не отзывается, но и в дом не входит, молча застывает у двери, отсыпая с барского плеча несколько секунд для того, чтобы высказать мысль. — Мне кажется, Сережа боится, что ты заберешь его, — говорю, сжав перила. — Насовсем. Если бы… Птица оборачивается, награждая меня колючей усмешкой. — Он всегда этого боится. Всю жизнь, просто не помнит. Я раздумываю над таким вариантом. Двойник отходит от двери спускается ко мне. Нас теперь разделяет лишь одна ступенька. Птица наклоняется, нависает, и на мгновение кажется гораздо больше, чем есть. Я почти наяву представляю, как за спиной распахиваются крылья, а длинная когтистая рука хватает меня за горло. — Пока он не мешает, — говорит Птица, наклонив голову набок. — И есть другие дела, кроме выяснения, как это сделать. Но убрать его насовсем — логичный исход, мышка, не находишь? Нам будет лучше без него. — Он скользит по моей щеке согнутыми пальцами, улыбается. — Ты и сама это понимаешь, верно? — Я… Я думаю, что вам нужно поискать баланс, — выдавливаю, преодолевая животный страх, что растекается по венам. — Может, вы могли бы жить в мире или… — Нет, — резко заявляет Птица и выпрямляется. Я отступаю назад, едва не промазав по ступеньке. — Мне не нужен никакой баланс. Я возьму то, что принадлежит мне по праву. Для тебя же лучше выбрать правильную сторону. Он разворачивается и все-таки уходит, а я медленно оседаю на ступеньки. Это?.. Это признание? Он действительно собирается полностью подавить Сережу и забрать себе тело? Просто пока не нашел способа избавиться от основной личности. Я оборачиваюсь, чтобы сбросить с плеч ощущение, будто он никуда не ушел. Дверь закрыта, в окне кухни тоже пусто. Чертова мразь даже не скрывает, что собирается сделать. Настолько уверен, что помешать ему не получится. Или верит, что я мешать не стану. Может, самое время найти таблетки, которые можно будет подсыпать ему в еду? Вот только я понятия не имею, что это за лекарства. Как отключить личность, возникшую из-за ДРИ? И как интерпретировать то, что у Грома в голове тоже что-то неладное появилось? Мне не сильно хочется ударяться в мистицизм, но рациональных объяснения я найти не могу. Но Рубинштейн наверняка может. Плохо, что доверие доктора я давно и безвозвратно потеряла. Может, попросить Олега его просто похитить и допросить? Не очень хороший вариант. Куда девать потом этого эскулапа? Не убивать же. Даже если мы замаскируемся, он доподлинно будет знать, откуда ветер дует, и отыграется потом. Впрочем, он обычный врач. Да, садист и ублюдок, но у него нет ни армии последователей, ни просто армии. Что он может нам сделать? Раскроет мое участие в деле Разумовского? Пусть докажет. С другой стороны, какое мне дело до того, что в итоге будет с Громом? Да, совесть грызет, но я смогу это пережить. В отличие от Сережи, об Игоре есть кому позаботиться. Вот пусть Пчелкина и Дубин головы ломают. А еще с другой стороны, Рубинштейн может скрывать какую-то важную информацию о том, как справиться с Птицей. Может, конечно, и не скрывать, а просто не знать. Но вдруг? Я встаю и направляюсь в дом, очень надеясь, что двойник либо спит, либо отдал контроль Сережи. Идеально будет, если все вместе. Контроль у Сережи, и он спит, а не терзается чувством вины за то, что Птица в очередной раз выполз. В спальне тихо, Разумовский лежит на кровати и вроде бы не бодрствует. Хорошо. Мне, кажется, нужно многое обдумать. *** Мы с Олегом сидим на низкой выгоревшей лавке за домом, в самом конце двора. Сухая трава, оставшаяся после зимы, здесь по щиколотку и отдает пылью и немного плесенью. Небо сереет, ветер приносит на себе отголоски чужого дыма. Может, кто-то решил развести у себя во дворе костер. До жилых домов не близко, поэтому запах слабый. Олег курит, одной рукой перебирает мелкие камушки у себя под ногами. Я пью воду прямо из бутылки. Мы просто тренер и ученица, которые устали от избиения подушки. Отдыхаем и молчим. Минуты две. Потом я не выдерживаю и говорю: — Я с ним говорила ночью. Олег не шевелится. Только тушит сигарету о землю и уточняет: — Сегодня? — Ага. — Сделал что-нибудь? — Нет. Не пытался. Волков криво усмехается, но без особого веселья. — Не похоже. Иначе ты бы не рассказывала. Я слабо жму плечами, лью немного воду на останки слабо дымящейся сигареты. — Он стал появляться все чаще, — замечаю, сгорбившись. — Не в моменты срыва или опасности, а просто… По своему желанию, наверно. Как будто хочет остаться. И мне приходится… — Играть, — заканчивает Олег за меня. — Я заметил. Дурак не заметит. Нам повезло, что он дурак местами. Я допиваю оставшуюся воду и тихо говорю: — Он почти верит. Думает, что я на его стороне. Думает, что я его… Выбираю. — А ты? Я смотрю на Волкова. Лицо спокойное, почти безучастное, но цепкий взгляд ясно дает понять: от моего ответа зависит и наши с Олегом дальнейшие взаимоотношения. — Я боюсь его, — честно говорю, поежившись. — Но если я покажу это, он перестанет верить, а если перестанет верить, сожрет меня. Нас обоих, возможно. Олег фыркает, качает головой и смотрит вперед, туда, где Шура, развалившись на пластиковом стуле на крыльце, потягивает из высокого стакана что-то прозрачное и газированное. Волков забирает у меня бутылку, вертит в руках. Спокойно, без напряжения, но в этом спокойствии кроется пугающая готовность. Либо я уже стала параноить без повода. — Это зверь, — говорит Олег, крутанув бутылку. — Умный. И без ошейника. Ты его не вылечишь. Может, только на шаг опередишь перед тем, как он вцепится. — Я знаю. Но, Олег… Мне кажется, он хочет отключить Сережу… Насовсем. И я не знаю, что делать. Насколько понимаю, он пока не понял, как это провернуть, но… Он чуть наклоняет голову, сжав бутылку, которая отзывается жалобным хрустом пластика. — Дело времени, — кивает Волков. — Если попробует… Вырубим и запрем в подвале, будем искать решение. В крайнем случае, когнитивную рекалибровку проведем. — Чего? — «Мстителей» не смотрела? Зря, неплохой фильмец. — Надо глянуть. Боже. — Я прячу лицо в ладонях и выдыхаю. — Все еще не могу поверить, что говорю о чем-то подобном с тобой. — Взрослеешь, зайка, — говорит он просто и встает. — У нас всегда так. Сначала орешь, потом нюхаешь воздух, смотришь, кто рядом в момент, когда тебя никто больше не прикроет. Я опускаю руки, задумчиво смотрю на него. — А ты прикроешь? Он не отвечает, пока достает новую сигарету, потом, затянувшись, произносит:. — Если он сорвется, я буду там. И сделаю, что нужно. — Что нужно? Ты же не собираешься его убивать? — Нет. Я собираюсь, как и сказал, запереть его, а потом вынуть душу из того докторишки. И из парочки других, если первый не поможет. Ладно, погнали. Иначе опоздаем на твою встречу. А, ну да. Сегодня встреча с Дубиным и Пчелкиной, и ехать на нее вызвался Олег. Шура сегодня должен выйти на связь с их доверенным лицом среди наемников, чтобы получить информацию и кое-какое оружие. Дом скоро по швам будет трещать от распиханных повсюду смертоносных игрушек, честное слово. Первым делом я отправляюсь в душ, потому что футболка после тренировки пропиталась потом чуть ли не насквозь. Негоже в таком виде с людьми встречаться. Вернувшись в спальню, целую Разумовского, нормального Разумовского, который с самого утра завис возле компьютеров, и напоминаю о сегодняшних планах. Сережа тут же уточняет, поедет ли кто-то со мной. Услышав про Олега, облегченно выдыхает и обнимает меня, просит быть осторожнее. Минус того, что со мной Волков, а не Шура, весомый. Беглого террориста за руль не посадишь. Это первая поездка с гипсом, и я немного нервничаю. Ничего глобально сложного нет, это все же левая рука, но неспокойно. Поэтому мы тащимся, едва добирая до разрешенной скорости. Волков, сидя на заднем сиденье, выразительно молчит. Зато некоторые водители не молчат и активно сигналят, пытаясь обогнать. Надеюсь, продемонстрированный в окно гипс посылает им муки совести. Оттопыренный средний палец не считается. Волков, вздохнув, замечает, что можно километрик к скорости добавить. На нем темная куртка без опознавательных знаков, кепка натянута почти до бровей, тень под ней скрывает глаза. Не подозрительно от слова совсем. — Далеко еще? — спрашивает он спустя какое-то время. — Пятнадцать минут, — отвечаю, не рискуя показать путь на навигаторе целиком. Боюсь отпустить руль. — Припаркуемся у театра, наверно. Возле того кафе встать негде толком. — Ты только не паникуй, ладно? За нами хвост. Я не сразу понимаю. Чудом не жму на тормоз. — Что? — Справа, — сообщает Олег. — Белый минивэн. Тот, с тонировкой. Слишком ровная траектория, держится третью развязку за нами. Слишком подозрительный. У меня на секунду перехватывает дыхание. Смотрю в зеркало, но ничего особенного не вижу. Просто машина, одна из многих. Тихо спрашиваю: — Точно? — Я не ошибаюсь в таких вещах, малыш, — говорит он. — В лучшем случае, это проверка. — В худшем? — Ждут, когда сядем в гнездо. Тогда хлопнут сразу всех. Внутри все холодеет. Нет, нет и нет, нельзя им позволить найти дом. — Кто это может быть? — уточняю, не оборачиваясь. — Твой отряд? — Не знаю. Заметь, они тебя выследили. Может, хотят выяснить, что там с Драконом было. Или это вовсе не отряд. — Что делать-то? — Есть вариант. На следующем кольце уйди влево, под мост, потом направо, по объездной и потом еще по кустам. Там машина. Мы пересядем. — Машина? — Моя. Я предусмотрительный, помнишь? — Что? Да когда ты успел?! — Попробуем на ней оторваться, там номера липовые, — продолжает Волков, игнорируя вопрос. — Если не оторвемся? — Тогда я займусь этим. Просто заранее: тебе не понравится, как, но выбора не будет. Все, давай, налево. Я слушаюсь, отчаянно пытаясь следить за дорогой, а не за преследующей нас тачкой. Волков звонит Сереже, чтобы кратко описать ситуацию, в которую мы влипли. Сердце грохочет так, будто его вытащили наружу и прицепили к капоту. Инструкции Олег дает четкие, и на очередном повороте, минивэн отстает, а я минусую себе в карму, потому что поворотник не включала, следуя советам наемника. — Вот сюда давай. Вон там, между деревьями. — Я разорюсь на штрафах. — Стряси компенсацию. Налево. Я тяну руль, обдираю бок о куст. Ни разу не подозрительно. Еще немного попугав всех окрестных клещей, торможу. Машина серая, пыльная, будто даже забытая. Несчастная Лада, укрытая под навесом из бурьяна. Маскировка рассчитана, видимо, на то, что всем вокруг насрать, что где-то застряла старая тачка, никто проверять не полезет. Надеюсь, мысль была такая, и Волков не расставил тут кучу ловушек. — Мы точно оторвались? — спрашиваю я, прыгая на сиденье запасной машины. За руль на сей раз садится Волков, и это хорошо. Механику я бы себе сама не доверила. Лада кашляет, но заводится. — Минуту назад точно, — говорит он, деловито проверяя что-то в бардачке. — Но теперь не факт. Я смотрю назад. Ничего. — Мы можем уйти? Он долго молчит, пока мы выруливаем обратно на дорогу, затем произносит: — Нет. Ему хватает одного лишь взгляда в зеркало заднего вида. — Что? — Если я прав, Ася, а я прав, то они уже замкнули кольцо. Раз так легко потеряли, значит, мы на территории, где им не нужно торопиться. Они могут выждать, а потом прижать. — Называя меня по имени, ты пытаешься сказать, что ситуация — дно? Он поворачивает ко мне голову. В темных глазах не растерянность и не паника, чего из того, что чувствую я. Там только холод и расчет. — Нужно дать бой. Я цепенею, прошептав: — Что? — Сейчас. Пока мы не полностью в ловушке. У нас есть оружие в багажнике, дымовуха, пиропатроны. Я могу разнести их машину до того, как они подойдут ближе чем на сто метров. — Это… Это безумие. Не сходи с ума! Мы же сами возвращаемся сейчас в город! На дороге куча машин, люди… — Лучше так, чем морг, родная, — говорит он тихо и до одури спокойно. — Или камера для двоих. Меня как террориста, тебя как сообщницу. Хочешь? Мир вокруг плывет. Я хватаюсь здоровой рукой за край сиденья, чтобы хоть как-то удержать равновесие. А казалось, что сотрясение прошло. — Я не… — начинаю, но не знаю, что сказать дальше. — У тебя есть минута на гениальные идеи. Или я решу сам. — Мы не можем, — выдыхаю я, упрямо посмотрев на него. — Мы не можем устроить бой прямо здесь, Олег. Ты понимаешь, что будет? Да, ты их убьешь. Всех. Наверное. Но что дальше? Через пятнадцать минут после начала потасовки или даже меньше сюда приедет полиция. С какими-нибудь новыми дронами, с оружием, с собаками, с Громом под номером два, если вообще не повезет. Нас накроют, Олег. Мы не успеем сбежать. А ты… — Я сглатываю, но продолжаю: — Ты точно не выйдешь оттуда живым. Он крепче сжимает руль, но пока ничего не отвечает. — Это не фильм, — говорю уже тише. — Тут не будет монтажной склейки. На дороге нельзя, мы там же и ляжем в итоге. Волков медлит. Глаза сверлят пространство перед собой, пока он просчитывает варианты. Понимает же, что я права. Здесь дело уже не только в моральных терзаниях насчет случайных жертв. Мне страшно, я совсем не хочу умирать так тупо, но именно это и произойдет, если рискнем. — Черт с ним, — бурчит Волков, уходя в очередной поворот. Потом усмехается уголком рта. Очень по-хищному. — Звони Серому. Нужно кое-что выяснить про обстановку вокруг. Есть еще одно место. Заброшенная подстанция за северным обводом. Там только грязь, сорняки и бетон. А еще много спрятанных игрушек. Устроим представление там, если он сможет нас вывести из кольца. Я выдыхаю, хватаюсь за мобильник, дрожащими пальцами тыкаю на имя в телефонной книжке. Если. Если он сможет вывести нас из кольца. А если нет?