Роко'в день или как спасти 7-ых идиотов

      Как и обещал Ови. Встречи с Зонтом резко потеряли былую частоту. В неделю они могли свидеться раз, лишь за исключение пару. А дабы не вызвать подобным поведением лишних вопросов, ангел объяснялся тем, что работа душит, и времени на подобные встречи у него почти не осталось. И так, якобы, последние свободные минуты уделяет единственным друзьям. И да, он стал выделять, что для него главный не Зонт, а именно все проживающие. Непонятно только, это был его хитрый приём, что он сам придумал, или же он по правде стал ощущать к картам куда большее доверие за это время. Но это было неизвестно, а Вару, решал не лезть в его методы. Они свободны в плане действий, лишь время от времени сходятся на советах, да о разговорах всевышних… как будто бы их это реально заботит…       Что можно выделить по Зонту. Он…и в правду стал остывать к Ови. Некое пренебрежение жило в его глазах, когда те смотрели на него при разговоре. Какой-то испуг они выделяли при мелких пересечениях, когда он просто проходил мимо. Не то Вару перегнул, когда запугивал его, не то он сам стал подмечать эти черты у обладателя. Это тоже оставалось неясным. Только вот через определённый срок, когда факт их жизни смирился в разуме трефа, он до сих пор боязливо, но обращался к Ови. До сих пор держал с ним связь, хоть и не такую пылкую как то было раньше. Но спустя неделю, это познание окончательно улеглось в его понимании, и, он смирился с былой жизнью его возлюбленного, хоть теперь и не пытался вызвать у него никаких романтических чувств. Из слов Вару он осознал - «Навряд ли он - такой тихий и кроткий, от части уравновешенный человек, захочет строит здоровые, если они получатся, отношения с психопатом, что занимался убийствами в своё удовольствие, с этим неадекватом, что до сих пор верен этой странной вере, и до сих пор причисляет Вару к предавшим их гнусное дело» Да. Скорее всего именно так он и подумал. - Вот такое умозаключение из всего поведения Зонта сделал для себя Вару.       Но, какое бы хорошее влияние не оказала эта правда на Зонта. Она имела также и плохую сторону. Вару-то говорил не только про Ови. Он упоминал в этих делах и себя. Он говорил в числе «мы». От чего, это предостережение, эта боязнь, пала и на него. Зонт также обходил его стороной, лишний раз пытался не говорить, а на объяснительную речь, сказал что просто не так сильно доверяет ему после открытия той правды. Но как и было сказано раньше. Зонт свыкся с этим фактом. И к Вару стало возвращаться былое доверие, хоть теперь и в меньшем колличестве.       Что же об отношениях Вару и Ови. Они так и оставались сугубо деловыми. Обращались они друг другу только по нужде дела, или неразъяснимого вопроса, переговариваясь на крайне тихих тонах, чтобы никто другой не мог уловить сути их речей (в эти моменты в комнате становилось так загадочно тихо). Но понимая, что с ними живут всё же люди, и их интересу подвластно многое, они вновь прибегали к своей странной лексике. Которую Куромаку, с почти не значимым для него видом, объяснил как - латынскую грамотность. Да. Подтверждая знаниями Куромаку, они беседовали на латыни. Интересно только вот, откуда Вару знает этот язык… этот необразованный кретин, навряд ли у него вообще есть диплом об окончании средней школы… Но как бы дело не шло. Обе личности стали куда разговорчивее друг с другом. Появлялись уже не первые дружеские речи, моменты для обсуждения морали и многое-многое другое. Доверие росло вровень с приближением беды.       Беда… Что же за беда, наверняка озадачились вы? Тем же были озадачены и карты. Когда Вару впервые подошёл к Ови и сказал: «Близится предшественник расправы». А Ови, хладнокровно кинул свой, незримый из-за очков, взгляд в окно, наискосок в небо, кратко отвечая: «Да». Странно изменилось и поведение людей, более чёрствое и, менее гуманное. Из каждого лица казалось словно светило, той невежественностью и как будто подростковыми капризами, когда те из-за раздражения срывались на всех. И это, что на странность, лишь усугублялось. Разрасталось. И величилось…       Жаркий, душный, изнемогающих пылью день. Такой алчный от погоды, что казалось что не он один возненавидел проживающих на земле существ. Сушняк во рту, тлеющая трава, и лёгкий привкус гари, стоял на дворе. Воздух с трудом попадал в лёгкие, а даже если и попадал, то разъедал те подобно ополчённому на своё же существование песку. Гнил изнутри, также убивая всё снаружи, как и морально изнурял. Странный, убогий день. День - наступления первых, хоть и слабых, но бед. День первой пролитой крови в отместку… День, который начался просто.       Как на иголках сидели, ходили или же просто смотрели, двое скрытых ангелов. Вечно оборачивались, и кидали тревожные взгляды в окно. Судорожно вздыхая, опускаясь на поверхность пола. Их поведение крайне беспокоило всех помимо их находящихся в доме. Те косились на них, время от времени робко спрашивая, точно ли всё хорошо? Но получая в ответ озабоченный ответ: «Вполне». В бессилии отходили.       Последним их разговором, или же действием, стала уже усталая поза у окна, с утомлённым взглядом в небо, и ненавязчивым вопросом от Вару. — Сколько времени я наблюдаю тебя в доме, столько я и задаюсь вопросом. Ответь же мне, от чего ты был послан хронтом на Зонта. С чьего веления ты оказался у подножия моей жизни? — мельком одарив его молчаливого сосредоточенного собеседника взглядом, валет развернулся к окну спиной, сочтя их труды бесполезными. — Кому как не тебе знать лучше их занятия. Задаваясь этим вопросом ты позоришь своё имя и проделанную работу. — Ови проделал те же действия, решив подражать брату по крови — Ты должен был знать, что Зонт является единственным человеком, из всех находящихся в комнате, за исключением нас, кто благотворит Бога и верен христианству не меньше нас. Из всех что я могу здесь наблюдать, он единственный кто доподлинный боготворец Его. — Признаю. — кротко склонив голову, Вару тихо усмехнулся. Чем-то его забавляло поведение младшего ангела. То как он упорно пытался доказать что они - ангелы, по истине добродетели.       А если сделать небольшое пояснение по Зонту. То валет был в курсе его еженедельных похождений в церковь. То что он сдирает коленки до крови в ссадинах, находясь в мольбах за счастье его семьи и, что на удивление, теперь и Ови. — Я ждал твоего прихода, Ови. Я знал, что рано или поздно кого-то да пошлют на его охрану, такую сладкую душу нельзя оставить не вознаграждённой, я знал, и молился чтобы ему достался хороший хранитель, и, я рад, что именно ты пришёл на его пост. — К чему такие откровения, Ру? Неужто прощаешься? — усмехнувшись, он дёрнул плечами. Теперь, новое сокращённое прозвище нравилось ему ещё больше. — No me mordades agora. Вовсе нет, Ови. — почти следом улыбнувшись, он откинул голову и замолк на некоторый срок.       Странная уединённая атмосфера царила в доме. Их светские беседы этому способствовали. Такая тихая и кроткая, но при этом гнетущая. — Близится час расправы. День слёз и горя, бед и печали. Минуты крови и растерзания в промежутки мольб и надежды. — Ты странен для меня. В помине не встречал…тех, кто был бы против Роко'ва дня. Неужто став павшим и в правду начинаешь бороться за эти грешные, грязные души? — В моей искре живёт странное чувство, и я верен ему, а гласит оно то, что в скором времени ты падёшь перед моей правдой и осознаешь пороки наших сородичей. — эти слова вызвали предостережение на лице черновласого парня. Нервно дёрнулась мышца рядом с носом, а сам он горделиво отвернулся, не найдя тому оправдание — Хотелось бы подметить, из чего ж я сделал такие выводы? Твоё нутро потерпело значительное уменьшение, за всё то время, сколько ты с нами. — Я не ощущаю этого. Моя крохотная искра по прежнему в оковах нутра. Не вижу и не чувствую. — он пафосно ткнул себе в грудь, будто бы те объекты о которых шла речь находились именно там. — Но это ведь пока что. Верно? — подлая улыбка мелькнула на его лице. Но та слетела слишком быстро. Слишком скоро нагрянула минута перед концом — Слышишь? — тихо, схоже к шёпоту брякнул Вару, вызвав незамедлительную тишину в доме и ответный кивок — Летит…       Возможно, вы ожидаете конца этой истории. Чего-то, что завершит её, а наши главные герои в двуякой судьбе либо останутся жить, или же сгинут от рук «летящего». Но… Автор этой истории не намерен заканчивать её подобным образом. Близится предвестник. Тот, кто предупреждает о грядущем, тот кто даёт последний шанс на искупление, тот, кто глаголет о конце, а не вершит его…       Поспешно отойдя от места состыковки, валет пиковой масти принялся ожидать…кого-то, или чего-то, вовсе не объяснив что именно грядёт в их дом. Ови, овеянный общим чувством предвкушения с Вару, примкнул в Зонту, пытаясь держать его как можно ближе, но при этом без тактильного или словесного контакта. Пока вся общая масса решила разбрестись как можно по дальше от окна, от которого ранее двое как ошпаренные двинулись прочь. Тихо и настороженно кидая взгляды полные недоумения они поочерёдно смотрели то на одного, то на другого, не понимая к чему подобная выходка. И лишь спустя мгновение, прозвучал командный клич - «Ложись!».       Звук разбитого стекла…нет, пробитой стены. Казалось, нечто огромное, увесистое, подобно снаряду влетело в окно, выбив проём, расположив всё живое к себе враждебно. Раздробило, временно создав туманную, из-за пыли разбитого бетона, завесу. Заставив нагнутся в предостережении каждого, кашлять от облаков заграждающих зрение, и судорожно оглядываться по сторонам. Но не прошло и секунды, всё былое осело, а глазам предстала картина. — Angelus-Monitum. — что за существо билось в бешенстве, находясь в оковах рук Вару? Так алчно ополчив на них свою гнусную морду, с выпирающими в разные стороны рядами зубов — Явился-таки. — по его спокойному тону сложно было сказать, удивлён ли он вовсе произошедшему. — Жажда вожделения всё же осталась в тебе. Твоё нутро гнило, но из-за объёмной ширины искры, то почти незаметно. Но сейчас проявляются твои когда-то забытые инстинкты. — Ови похабно усмехнулся свысока смотря как на Вару так и на неизвестное существо — Варфалер, дай волю всему, что держал взаперти так долго, пути назад уже нет. Мы обязаны… — он смолк в предостережении осмотрясь на всех находящихся, всё же решив, что продолжение они и так узнаю исходя из действий. — Будто бы я не в курсе, что сейчас не остаётся ничего кроме как… — его перебило существо. Издав гневный визг, напоминающий своего рода рычание, объект схожий на человеческую особь озлобленно расправил, когда-то обделённые вниманием, двое небольших, полутораметровых крыла, вытесняя вальта.       Все ахнули и попятились назад. Ови закрыл собой Зонта, а Вару грубо опустил на колени жертву. — Вару! — неожиданно выскочил крик со стороны — Это же…это. Это ведь ангел? — почему-то Феликс говорил отчаянно, будто отрицая увиденное, или же вовсе пытаясь защитить скрученную фигуру. Его глаза выражали разочарование, обиду и вместе с этим кучу вопросов. — Феликс, — протянул слащаво зелёный. Пока на лице появилась улыбка раннего вожделения, а глаза блеснули безумством. Сам же Феликс забился в угол, подальше от этого сумасшедшего взгляда, который ему было не суждено избежать — Ты правильно подметил. Это - твой небесный друг, о которых ты так сладко говорил. Посмотри же! — он отпустил его, и тело зверя вмиг бросилось, на жалкий образ жёлтого. Взмахнув крыльями, издав некий скрежет, рассекая воздух тот норовился, судя по его поведению, выпотрошить бледного мальчишку. Стеклянные глаза, застыли и не двигались, лицо охладело в одном выражении, пока руки так страстно и ловко раздирали всё окружающее.       Но эта была спланированная провокация. Вару подобно игрался с существом превышающим силы обычного человека трёхкратно. Держа его за белокурые длинные патлы, он натравил уже известного нам ангела как собаку, замечая как безудержано тот извергает из рта непонятные звуки, и безрезультатно рвёт когтями воздух. — Посмотри же каковы они в жизни! — сжав в ком его волосы, валет с силой швыранул ангела в стену. С громким стуком он пал на земь, так, что было заметно, без переломов удар не прошёл, а со стены посыпалась штукатурка. Но через секунду, убого поднявшись, он заострил безликий взгляд на главном заводиле - Вару.       Широко распахнув пасть, вывалив язык, он шатался, придав объём крыльям, пытаясь тем самым выглядеть грозным, и медленно двинулся к вальту. — More. Puer. — сковь зубы процедил Вару. Но следом расплылся в улыбке извергнув смешок. — Traditor. — загадочно, будто «туманно», по-человечески сказал двухкрылый, словно обретя разум, от раннего безумства. Но…подобная выходка в сторону Вару не обошлась ему даром. Валет с силой хватанул его за горло, так, что казалось челюсть человекообразной фигуры заскрипела, и поднял его в воздух. — Omnino ius. — на шее появлялись фиолетовые отёки, пока существо бессильно билось в попытках сделать хотя бы глоток воздуха. Казалось ещё секунда, и руки падут к низу, а гортань так и останется бездыханной, но резкий звук, что воспроизвёл сам Вару, остановил его от этой затеи. Что-то по типу удовлетворённого не то смеха, не то крика… Тело пало мешком. — Paenitet. — тихо прозвучало обращение к скрюченной фигуре.       Гробовую тишину рушил звук жалких вздохом от ангела. Он судорожно вздыхал, рычал, шкрёб когтями по паркету и злобно взирал на всех, понимая что эту битву ему не одержать. — Извини, что так безалаберно прервал наш разговор. — вернулось было безумие. Взгромоздив на лежащий объект ногу, он прижимал его к полу — Увы, я потерял линию нашего диалога. Но напомни-ка мне, почему это ты считаешь их, столь прекрасными и добрыми. — вновь схватив за волосы недавно упавшего, валет поставил его на колени. Но даже так, уже обречённый на погибель ангел, строил взглядом козни всем присутствующим. — Вару! — резко взревел голос из дальнего угла, дальше показался король треф — Это же разумное существо! Неужели нельзя решить инцидент более гуманным способом? — тревожно вздыхая, явно поймав малый приступ от творящегося, Куромаку побледнел, как только валет соизволил обратить на него внимание. — Ты думаешь он явился для переговоров? — схватив жестокой хваткой за предплечье стоящего на коленях, он обратил их взгляд на кисть — Влетел в окно, с таким озлобленным видом, с этим безобразием на пальцах, и будет вести дружеские переговоры? — явный сарказм читался как в интонации, так и в приведенной ситуации — Стоит только взглянуть на его руки и пасть, так сразу понятно, это - киллер. Убийца что был послан для того чтобы разорвать вас! — кисть руки неприятно подрагивала. Вся искажённая странными наростами, с нечеловеческой длинной пальцев, из концов которых торчали подобно иглам когти. Имея при том плоское начало, но закруглённый конец — Или ты мне не веришь? — суровость на его лице вызывала ужас. Не поверить таким доводам, казалось невозможно, но валет, так и не услышав ответа, решил что на его вопрос он поступил отрицательный.       Но пока все взирали как на ангела так и на Вару. Ангел проявил попытку к освобождению. Резко вырвав руку из хватки, она на взмах полетела к гортани насильника. Но…вот незадача. Вару-то, не промах, к подобным поступкам он мало того что был готов, он умело их блокировал. И теперь, былой нападающий, вновь оказался жертвой. Раздался неприятный хруст. Плечевая кость… В отвращении все отвернулись, не желая лицезреть подобное насилие над беспомощным. Опять хруст, лязг чего-то железного, прозвучало странное созвучие подобно рваной резине, непонятный скрежет, визг со стоном, по типу капели закапало на паркет, и следом что-то мясо образное пало подле ног Куромаку.       Сначала, неразличимый кусок плоти сложно было опознать как часть тела. Но окровавленное запястье, обезображенное пятью острыми когтями, дало понять. Перед ними рука…       В конвульсии забился мученик. Несуразно торчащие кости из плеча вызывали рвотный рефлекс. По груди нелепо распластались останки кожи, а всё что находилось ниже плеча, заливала тёмная-алая кровь. Подобно густому сиропу она текла из изуродованных жил, пачкая собой небесно белые одеяния. Бархатистые шлейфы оказались под натиском так не подходящей по оттенку консистенции. Демонстрируя собой первое поражение.       Вару не выражал к этому жалкому зрелищу никаких эмоций. Лишь как-то ожесточённо и одновременно грустно смотря на павшего в изнеможении, он твердил: «Я не позволю лишить их жизней». «Я не такой». «Я делаю это во благо».       Как-то озабоченно грустно взирая на в судорогах бьющуюся фигуру, этот взгляд адресован был скорее сам себе. Этот пугливый и одновременно устрашающий взгляд, так гнетуще и при этом странно трепетно смотрел на лежащего в боли. Не то он видел в нём самого себя, не то эта ситуация вызвала у него прилив дежавю. Как-то странно всё это…       С былым энтузиазмом и, может, отвращением, валет, как он пытался выражать, безжалостно схватил за волосы уже утихшего ангела. Поднял его, в уже позу пыток, вновь на колени.       Тот смотрел алчно, склонив взгляд к полу и шептал что-то на неземном. Не то проклинал, не то вовсе молился. Странно только. Лицо его было хладно…подобно бетонной стене оно не отражало страха, боли, разочарования, и, наиболее ожидаемой слёзной мольбы, лишь бы его отпустили. Нет. Оно было незряще ледяно. С белыми, стеклянными глазами, что выражали либо строгое спокойствие, либо ненависть. Единственное что выражало боль на его теле, это безустанно хлещущая кровь, что, казалось, была отдельным фактором который бесил вальта. — Antecessor. Vae. Gauré. Molestias et dolor. — непонятные отрывки фраз доносились от Вару с гневным взглядом, подобно перечисляя. Так ненавистно на кого-то он смотрел впервые. Но по время от времени горькому взгляду, можно было судить…он. Он не хочет этого делать. Но, словно странным чувством овеянный, будто что-то невидимое закрывает его глаза. Его разум вновь обезумевал. Кончики губ нервно дёргались, а пальцы в блаженстве докасались до жертвы. И всё это за пару секунд. — Ты перебил нас Куромаку. — странным тембром сказал валет — Феликс. Уж будь учтив со мной как наравне со всеми. Ответь мне. Где ты видишь в нём милость? — оттянув пряди, голова ушла под наклон, публики предстал стеклообразных взгляд и мерзотная пасть — Как узрел в нём сострадание? — в неволю самому себе ангел открыл пасть, в демонстрацию того ужаса что в ней находился — Я знаю что сам к нему не столь человечек, но, увы, это вынужденные меры. — адский смрад гнили доносился из рта сидящего животного. Окровавленные зубы безобразно торчали в разнобой, имея при том до крайности острый конец — И как я мог позабыть. Ты расхваливал их строение. Их божественность. Ты погляди на этот образ божий! — его холодный тон не выражал излишних эмоций. Лишь время от времени делая его чуть громче, тем самым акцентируя на главных вещах — Их прелестные лица. Ты погляди! Безчувственны и алчны… Их гибкие и нежные руки. Обезображены когтями…и я думаю ты догадываешься для чего. А крылья? Как же я смел запамятовать. Ты так их возжелал. — во время слов валет ловко менял интонацию. Как-то горько он твердил, будто сам не верил в те слова. А в завершение провёл по одному из крыльев. Те, будто сконфуженно, сжались, примкнув к владельцу — Ты до сих пор их желаешь? Ведь так? — потрясённый, как известием, так и трясущийся от страха ужаса и скорейшего разочарования, Феликс молча и отчаянно замотал головой — От чего ты лжёшь. Взгляни же на истинный облик того кого восхвалял. На них, кто присудил себе искажённую правду. На тех, кто не служит Господу, а поклоняется садисту! — валет резко отпрял от твари. В отвращении отдёрнул руку. Лишь его гнетущий взгляд, сверлящий ему в затылок не позволял ангелу сотворить ранних выходок и нападок — Не мне винить их. Не их винить. Но…я же…все ведь? — странный вопрос, после чего он тряхнул головой, пришёл в рассудок и продолжил — Сделав это подобным образом я останусь без чести в ваших глазах. Единственное что осталось до завершения, это - окончательно доказать. — схватив за корень крыла, со стороны противоположной оторванной руке, он медленно сжал. Раздался новый, неприятный хруст, чего-то разделенного, или в прах стёртого. Ломались кости крыла. Ангел взвыл.       Новый хруст, непонятный щелчок, судя по ситуации вывих, новый вопль, рык, рваная резина или же уже какая-то ткань, странный звук желе. Все вновь не лицезрели…и вновь, кроме Ови.       И теперь, с изящными разводами, уже к ногам Феликса припало крыло. Бахнувшись с железным стуком, подобно мешку монет, раскрылся ножеподобный комплект перьев. С красивыми филигранными узорами на каждом источающем ужас пере. Солнечные зайчики забегали по луже крови рядом. — Взгляни же ближе. — тихо, подобно вопиюще и одновременно как-то спокойно заговорил Вару, на фоне лихорадочной одышки — Я не врал вам. Никогда не врал. Теперь, удостоверся сам. Я утверждал, что они остры подобно лезвию ножей. Я доказывал, что они созданы для убийства. Каждый их сантиметр для того, чтобы атаковать и наиболее жестоко прикончить не всегда виновную жертву. — его тихий рассудительный тон, пугал больше чем безумный — Дотронься. — бедная личность попятилась назад. Голова до безумия быстро противоречиво завиляла в сторону, наперёд зная что это безнадёжно — Тебе необходимо. — это был скорее приказ, нежели просьба. Приказ, от которого Феликс не имел права отказа. Конечно, не зная, что последует если он откажет, но, и проверять желания он не имел.       Дрожащий, как осиновый лист, он дёрнулся к полу, зажмурив глаза, будто бы сможет избежать этого, и не менее дрожащей рукой докоснулся до менее всего заляпоного кровью оперения.       Как только подушечки пальцев человеческой руки осели на пере, ангел яростно взвыл. Взревел подобно зверю, которому урезали свободу. А бедный человек, отпрял от этого «трофея», мигом встал и тихо, заикаясь повествовал, осипшим от страха голосом: — Холодное как металл. На ощупь…будто железо. — после чего резко развернулся скрывшись за спиной Данте, чья улыбка не виднелась с появления ангела, а лицо поимел строгий оттенок. А найдя в том кром, не смел и подавно выйти на свет.       Инородный объект так и остался лежать на полу, обделённый вниманием. — Лишённый чести. Ранее пришедший на расправу вестник. Осознаёшь ли ты с кем имеешь дело? — Habeo ad finem eorum. Sed nunc. Volo te quoque occidere. — лицо, ранее выраженное в боли, искажено было безумной ухмылью. Торчащий первый ряд зубов царапал губу, впиваясь в ту до крови. Ещё целая рука в порыве вожделения впилась в лодыжку мальца, что видно было, куски плоти полетели прочь. — More. — валет лишь усмехнулся, подобно этой боли он не чувствовал. Но вскоре, решив прекратить потехи лежащего он вновь поднял его на колени — Я ненавижу вас. Ваш взгляд, вашу манеру, ваши действия. Я ненавижу то как вы смотрите, как вы двигаетесь, то, как думаете, как дышите. Мне противно от ваших касаний, меня гнетёт ваше мировоззрение, меня смешат ваши действия. Я презираю вас. — эта речь отвращения, пропитанная ненавистью, ненавистным взглядом, и мерзотной усмешкой. Он по истине не переносил их простое существование — Но даже так. Не вы виновны в том, что вы „такие”. Глупые и безобразные. Не мне винить вас в вашем существовании. Виновен ваш создатель. — ангел смиренно сидел, взирая в пол. Он был слеп на истину, но зрящий в глубине души — Так что я должен дать тебе выбор, дабы не подобать Богу. От этого выбора будет зависеть твоя жизнь. Тебе решить. Провалить приказ, тем самым нарушив веление Господа, и впредь оставить в покое эти души. Или же сгинуть здесь и сейчас. — Vestri iustus amo mihi. Fidelis Sum Deo. Turpificatus. — выражая своим тоном отвращение к предложенному, он мотнул головой, тем самым рассмотрев всех находящихся, пока взгляд его застыл на Ови, как-то опустошённо и разочарованно глядя как тот закрывает спиной Зонта, что усиленно вцепился ему в кофту от страха. — Eheu, etiam. — взгляд сверкнул печалью, но следом засветлён был странного рода улыбкой — Ну и ладненько. — мило улыбнувшись, Вару наигранно грациозно обошёл его боком, думая как бы покончить с его жизнью, от которой он так безраздумно отказался, но заметив в дальнем углу своего, уже столь долгое время, напарника, если их, конечно, можно так назвать, он обратился к нему до крайности вежливым тоном — Не хочешь принять участие? Я великодушно отдам тебе самый лакомый кусок. — Благодарю за предложение, но что-то нет желания марать руки кровью, своего же… Нет, спасибо. — Вару пожал плечами. Скорее всего, отказ Ови был сделан из предпочтения остаться «своим» среди собратьев, а не при первой же возможности предать их, как то сделал Вару. Настолько он знаменитая личность, что каждый ангел чуть ли не в лицо знает этого христопродавца, настолько он запомнился и отличился своим лживым поступком. — Ignosce mihi. — печально проговорил он, смотря на внизу сидящий, обречённый на погибель, труп Вару решал завершать.       Время даром не теряя, так как на его беседы и так ушла его уйма, валет положил руки на плечи уже смирённому ангелу, и нерасторопно довёл ладони до ключиц. Те продвинулись к сердцу, пока из желанного места блеснуло что-то белоснежно яркое. Малый огонёк вырвался из бездны чёрной смоли, пролив её на одеяние. Что-то подобно чернилам полило в спешке из груди, полезло из глотки, от которых бедным замученный ангел стал задыхаться. Глаза залились этой непонятной консистенцией и потекли по щекам в подобиях слёз уродуя и так гнусную морду. А смола эта текла безустанно, густыми комьями падая на пол, вырываясь из глаз да рта. Подобно той нечисти что и живёт внутри каждого ангела изображающего из себя миротворца. Это жидкость была не то наказанием за ложь, не то всё это время изначально уживалась в настолько грешной душе.       Пока валет созерцал в свете тусклого огонька. Тот был похож на кончик свечи, что колебался от каждого дуновения ветерка, словно, вздохни разок, и он погаснет. Но нет, малое пламя держалось стойко, хоть и дрожало от каждого покачивания. Резкий вздох, и эта искорка растворилась в потоке пара войдя в полость рта и носа стоящего над ней. Глаза сверкнули отблеском очков. А ниже павший заорал от боли.       Он забился, зарычал, подорвался, снова упал, подобно озверел от этого бескультурного действия. Образ гниды отобразился на его обезображенной гнилью морде. И без того отвратная пасть залитая этой гадостью смотрелась до безобразия ужасно. Он потерял былой потенциал ангельский. Подобно растратил этот вид божий, он представал перед ними чудовищем. Монстром что наконец вырвался наружу и готово ради пропитания уничтожить всё и всех.       Глаза закатились, хоть то было не так уж и сильно видно, от однообразного расцвета в белый. Голова запронинулась, а ноги подкосились. Он вновь издал уже болезненный крик. Злоподлая рука Вару легла ему на макушку. И… Вновь тот отвратный хруст с треском. Что-то вылетело из общей колеи. Но…это была его собственная голова, повёрнутая насильником на градусов, эдак, восемьдесят. Как будто в усладу себе он дотянул уже раздробленные позвонки до девяностого градуса и остановился, слушая сиплые и отчаянные вздохи, что утихали. Но песнь и ломка суставов должны были продолжится, в противоположном направлении, вывихнув несчастному трупу челюсть, голова метнулась в обратному плечу, окончательно раздробив зону шеи. Пара неуклюжих поворотов. Злобная хватка за уже помертвевшие патлы, и уже нелепо обвисшие мышцы лица, выглядели того более вяло. Пока шевелюра уже обмякшего мученика с противным звуком разрыва мягких тканей и лёгкими щелчками каждый лопнувшей жилы, неторопливо отошла от шеи. Будто бы валет и вовсе не прикладывал никаких усилий. Головёшка отсоединилась, будто бы и не была ранее прикреплена к столь обильным креплениям. Пока из шеи повалила волна кровавой жидкости в перемешку с тем рьяным чёрным гноем. Шквалом падали капли на пол, разбиваясь в озеро крови под ногами, что там мерзко хлюпало.       Рассмотрев голову как некий трофей, какой-то кубок, он опустил руку, всё также держа, побледневшую от недостатка крови, голову, решив всмотреться во всех остальных.       Общий ужас выражали их лица. Страх, опасность и чувство что им необходимо бежать, скрыться, и больше никогда не появлятся на глазах Вару. Они до ужаса боязно смотрели в его лицо, что по не осторожности было помечено кровью бывшего соперника.       Повторно взглянув на вздутую физиономию мёртвого ангела, после на обезглавленный, и лишённый пару частей тела, труп, Вару тяжко вздохнул, кинул, как шар в боулинг, голову по близости к телу, пренебрежительно и с каким-то отвращение отряхнул руки от «капелек» крови, скрестил строго руки, и начал думать, как бы оправдаться перед ним стоящими людьми.       Ови усмехнулся. Это странный смешок собрал на себе все взгляды в мёртво тихой комнате: — Теперь я знаю твой способ убийства. — смехотворная ухмыль была на его лице чересчур светла — И ты ещё утверждал что это я беспощаден? — он вновь усмехнулся, по необычному ласково смотря на Вару. — Я это делал для спасения наших подопечных! Ты и сам знаешь, что было бы если бы я его не убил. — будто обидевшись на подобного рода претензии, молвил валет — К тому же я дал ему выбор! И, тем более все осознавали что ему этого не избежать. — в надежде осмотрев каждого, он усомнился в собственной вере в это. — Дал выбор безвольному. Как же это низко с твоей стороны. Ты сделал это для того чтобы не казаться монстром в глаза всех находящихся! Он бы при любых обстоятельствах, будь на кону вся его жизнь, самое дорогое, и можно сказать даже сама вера, он выбрал бы приказ.       Тут уже усмехнулся сам Вару. — Наконец-то ты начал осознавать что вы безвольные марионетки.