По осколкам (большой сборник)

просто мы сегодня оказались похожи.

Построить омега-замок с нуля была та еще задача, которую наглым образом взвалили на него. И все, что мог противопоставить в такой ситуации Шоквейв, это немой укор в сторону начальства. Ведь, начиная с металла и заканчивая программой, замок был целиком и полностью творением древних. А десептикон пусть и отличался умом среди сознаковцев, но даже тут не был уверен в своей компетенции. Нокаут, которого любезно поставили ему в помощники, только отягощал Шоквейва своим извечным нытьем. — Эти автоботы мне снова поцарапали лицо! Немыслимо! — вышеупомянутый доктор врывается в лабораторию, попутно размазывая по щеке энергон. Шоквейв раздраженно втягивает носом воздух, стараясь не обращать внимание на шумного Нокаута. — Ты вообще меня слушаешь? — Нет, мне это не интересно, — ученый разговаривает с ним как-то устало и обреченно, потирая свой единственный уцелевший в долгой войне глаз. — А что-то кроме заумных статей тебе вообще интересно? — Это не имеет значения, пока работа по созданию омега-замка не будет выполнена, — Шоквейву иногда кажется, что он общается с бетами на этом корабле. — Не мешайся. Нокаут надменно фыркает, подхватывая с полки аптечку, и, показательно топая, покидает отсек. Помещение вновь погружается в приятную тишину, нарушаемую лишь ненавязчивым клацаньем металлической руки по панели. Неродные когти иногда с задержкой реагировали на подаваемые мозгом сигналы, что со временем стало слегка раздражать. Но у ученого нет времени на себя и на то, чтобы наконец починить свои протезированные конечности. Из рабочих материалов у него только разного вида и размера осколки металла от подорванного замка и раздобытые из архива кибертронского Даркмаунта криво переписанные обрывки формул и текстов древних. Будь у него на руках хотя бы оригиналы трудов, а не бездарный любительский перевод, то Шоквейв смог бы работать. А с таким материалом это вообще не представлялось возможным. — Шоквейв, как движется проект? — от рыка лидера мужчина вздрагивает, пустым взглядом смотря на бегущую строку явно неверно переписанной формулы. — Боюсь, мне надо больше времени для изучения информации и сбора данных. Я не могу предоставить точные сроки, учитывая то, с чем мне приходится иметь дело. На том конце слышится недовольное цоканье Старскрима, с чего Шоквейва вновь передергивает. Кто виноват в том, что от замка не осталось ни единого цельного кусочка? Кто своими кривыми тощими руками выстрелил в кинутую Уилджеком бомбу? Кто после этого решил «добить» автоботов, сбросив на замок еще две бомбы? Уж точно не Шоквейв. — Можно ли как-то ускорить процесс? — Мегатрон явно заинтересован в скором результате, но ученый только обессилено опускает плечи и старательно анализирует ситуацию. Если бы у него был напарник, который хоть сколько-то сведущ в науке, если бы рядом был кто-то, у кого сохранились крупицы знаний древних, то, возможно, Шоквейв мог бы гарантировать лидеру хоть какой-то результат. — Вам мое предложение не понравится, но это единственный логичный план, который я могу сгенерировать, — ученый с трудом узнает свой тихий голос без единой эмоции. Как давно он стал таким… искусственным? Будто кукла, запрограммированная отвечать хладнокровно и по делу. Он порой слышит, как за спиной шепчутся солдаты о том, что у него нет души и что когда-то он лишился не только глаза, но и чего-то большего. — Говори! — Союз с автоботами в данной ситуации я считаю самым рациональным решением. Я не только смогу начать грамотно работать с информацией, какой они обладают, но и мы обзаведемся дополнительной мощной огневой поддержкой в борьбе с механоидами. Я наслышан о том, что эти люди порой бывают надоедливыми. Да, Шоквейв никогда не видел этих М.Е.Х. в живую, но извечное нытье Старскрима и нервный бубнеж Нокаута говорили лишь о том, что людская враждебная организация — помеха. — Хм, я подумаю над твоим предложением, Шоквейв. Лорд отключается так же внезапно, как и звонит ему. Ученый закрывает окно с формулой, даже не пытаясь приступить к расшифровке, и идет к осколкам, собранным на месте взрыва. Они все обугленные и могут в любой момент развалится в неумелых руках. Протезированными когтями десептикон бережно берет пинцет и поддевает образец, кладя его на обезжиренную поверхность и подкладывая под мощный микроскоп. Железные пальцы не сразу отпускают край образца, из-за чего ученый снова нервно сжимает губы. Задержка в исполнении команд — это не норма для его устройства, но времени возиться с самим собой нет. Шоквейв для успокоения пару раз сжимает и разжимает кулак, убеждаясь в том, что повреждения соединения некритичны. На очищенном от сажи и грязи металле сверкают филигранно вырезанные надписи, которые уже никогда нельзя будет воссоздать. Под микроскопом видна необычная киберматерия, в которой изредка попадаются более темные вкрапления. Из чего ученый делает вывод, что сам омега-замок мог состоять из смеси металлов и киберматерии, что в конечном итоге в разы усложняет задачу. Таким образом до конца земных суток Шоквейв возится с очищением и изучением осколков и дальнейшим конспектированием полученных данных. Весь этот процесс мог бы идти быстрее, если бы идиотская рука его нормально слушалась и не начала неприятно покалывать и неметь спустя восемь часов работы. — Как успехи? — в отсек чинно входит крайне довольный Старскрим, с неким торжественным видом проходя вдоль разбросанных по столу бумаг. Обычно у Шоквейва все в стерильном порядке, но и, справедливости ради, обычно у него есть план действий, а не издевательские крохи бесполезного мусора. — Пока говорить об успехах рано, Старскрим. — Тебя вызывает Лорд, — командир якобы невзначай задевает бедром стопку планшетов, которые с грохотом падают на пол. Благо в них не было ничего ценного, что хоть в какой-либо мере касалось проекта. Шоквейв гипнотизирует командира убийственным взглядом, опасно сжимая когти, отчего Старскрим на мгновение теряет весь свой запал и вздрагивает. Шутить с тем, кто однажды буквально зубами выгрыз себя из лап смерти, не самая лучшая идея. — Хорошо. Шоквейв лишь проходит мимо, все еще недовольно сопя от того, что ему пришлось общаться с местной истеричкой. И как можно было променять Дредвинга на это подобие кибертронца? Зачастую ученый пытался находить в чужих действиях подобие логики, но иногда… иногда он смотрел на Старскрима и искренне недоумевал. Скрипучие двери лифта вывели ученого из мыслей, открывая проход в главный отсек. Мужчина глубоко вздохнул, будто набирался моральных сил, чтобы выдержать, возможно, не самый приятный разговор. — Мой лорд, вы вызывали? — Шоквейв обводит единственным глазом полупустой отсек, натыкаясь на величественную спину лидера. — Я обдумал твое предложение, — ученый нахмурился, молча продолжая ждать дальнейших слов. Если сейчас Мегатрон посчитает, что перемирие некорректно, то Шоквейв рано или поздно взвоет. В прямом и переносном смысле. — Думаю, сотрудничество будет выгодно и нам, и автоботам. Я сегодня же отправлю запрос Прайму и начну переговоры, а ты подготовь всю нужную документацию и технику, чтобы в лаборатории можно было работать без угрозы утечки информации. — Как прикажите, — ученый покорно склоняется, тихонечко в глубине своей омертвевшей души радуясь небольшой победе.

***

В лабораторию Шоквейв возвращается более бодрым, сразу же принимаясь архивировать и зашифровывать стратегически важную информацию и координаты. Стоит помнить о том, что перемирие это временное и его длительность будет зависеть лишь от того, как быстро они с автоботским доктором смогут воссоздать омега-замок. В какой-то момент, буквально на долю секунды, ученый эгоистично возжелал полного и необратимого мира между фракциями, потому что вечный шум войны его порядком истощил. Ближе к трем ночи по местному времени работа была выполнена, и Шоквейв расслаблено опустился в кресло, ликуя от того, что у него в запасе есть пару часов на себя любимого. Нокаут уже не один десяток раз посещал местные бары и ночные клубы. И пусть Шоквейв таким яростным любителем выпивки вовсе не был, однако, после сегодняшнего дня мозг отчаянно требовал хотя бы такого примитивного отдыха. Ученый не стал дергать среди ночи связиста и сам открыл себе телепорт в грязный темный проулок какого-то большого популярного американского города. Мужчина поправил плащ, выше задрав кожаный воротник, и вышел на пеструю улицу. Глаз сразу ослепили сотни неоновых вывесок, крайне плохо между собой сочетающихся, но создающих тем самым неплохой антураж. Впрочем, Шоквейву было глубоко плевать. Он прошел пару кварталов, пока не зацепился взглядом за лакированную красную деревянную дверь, ведущую в подвальное помещение, из которого тихо играла незнакомая приятная мелодия. Ученый в два широких шага преодолел расстояние до входа и дернул ручку. Дверь с тихим скрипом поддалась, а звон колокольчика оповестил натирающего бокал бармена о новом госте. — Доброго вечера! Что желаете выпить? — он расплылся в дружелюбной улыбке, откровенно разглядывая необычно одетого гостя. — Что-то крепкое, — Шоквейв неопределенно пожал плечами, устало усаживаясь на высокий деревянный стул. От безделья десептикон оглянулся по сторонам, подмечая про себя, что здешний интерьер напоминает трущебные кибертронские бары. С потолка по стенам вниз, словно змеи, шли кое-где ржавые трубы; на сколотых кирпичах висели сотни плакатов неизвестных групп людей; в центре зала расположилось несколько круглых деревянных столов, многие из которых были пусты. — Вот, прошу, — бармен поставил перед ученым стопку с прозрачной жидкостью, которую Шоквейв опрокинул в себя и не поморщился. Земной алкоголь был гораздо слабее кибертронского, а потому по мозгам давал не сразу, разливаясь приятным теплом по горлу. — Повторяй, пока не скажу, что хватит, — отстраненно просит десептикон, бездумно вчитываясь в стенд в углу со старыми газетами. Люди думают, что это какая-то особенная эстетика? Бармен ставит перед ним еще одну стопку и блюдце с закусками, к которым Шоквейв притрагиваться не собирается. Он выпивает еще три или четыре настойки, когда начинает чувствовать себя слегка пьяным. На восьмой его уже порядком ведет, но, к несчастью, этого ученому кажется недостаточно. — Ого, вау, неужели такое случается? — перед ним опускается полупустая бутылка текилы, а рядом неуклюже забирается на слишком высокий для нее стул та, кого он ну никак не ожидал увидеть. Арси окидывает его пьяным взглядом и требует от бармена пустые стопки. — Мисс, со своим нельзя. — Да я заплачу, — она кидает на стойку пару смятых купюр, и парень, видимо привыкший к такого рода гостям, лишь устало выполняет просьбу. — Как тебя занесло в такое место? — она разливает им алкоголь, и Шоквейв его молча принимает. — Я имею право на отдых. — Это не отдых, это бегство от проблем! — делает философское замечание она и в наглую тащит с блюдца закуски. — Тебе ли не все равно? — Я могла бы ожидать тут кого угодно! Нокаута, Старскрима, даже Мегатрона, но не тебя. Ты же… ты же… — она принялась щелкать пальцами, пытаясь подобрать для ученого подходящий эпитет. — Ты же чертов безэмоциональный маньяк с импотенцией! Вот! — Чего? — с последнего, признаться, десептикон знатно так офигел, уставившись на Арси. — Совсем уже с ума посходили? — Пф, а как еще! У тебя встает только на формулы! — Проверим? — это был вызов. Пьяный необдуманный вызов, который в обычных обстоятельствах ученый бы ни в коем случае не допустил. Но задетая гордость буквально вопила о том, что пора бы хоть кому-то доказать, что Шоквейв вообще-то еще способен на проявление скудных эмоций и желаний. — Ха, шутишь что ли? — у Арси взгляд на мгновение проясняется. Она глупо хлопает глазами, молча наливает себе еще алкоголя и залпом осушает стопку. — Ладно. Давай проверим!

***

В наспех снятом номере воняет чужими духами, от которых у ученого кружится голова. Он не помнит, как они очутились в душной комнате и как у них закончилась многострадальная текила. — Ну что? Куда подевалась вся твоя уверенность? — она пробегает босыми ногами по ворсу серого ковра, открывает форточку, пропуская внутрь свежий воздух с запахом выхлопных газов и ночи, и смотрит своими ясными голубыми глазами. Шоквейв делает к ней шаг, стаскивая с плеч ставший в миг тяжелым плащ, и секунду колеблется. От одного раза же ничего не будет? Ни она, ни он никому об этом не расскажут, потому что тогда это станет катастрофой. Арси ленивым движением откидывает волосы назад, и ее хрупкие плечи кажутся фарфоровыми в свете холодных уличных фонарей. Мужчина молча припадает губами к ключице, кусая выпирающую косточку и сжимая руками тонкую талию. Да, даже среди десептиконов часто шептались о том, что Арси красавица. Шоквейву было все равно. До сегодняшнего дня. Он рывком сдергивает с нее легкое летнее платье, стараясь как можно реже касаться протезированной рукой чужой кожи. Арси нервно втягивает носом воздух, когда холодный металл случайно царапает бедро. Наглухо застегнутая черная рубаха поддается девушке не сразу, от чего она недовольно сопит. — Помочь? — Обойдусь, умник, — она сдувает со лба непослушную прядь и наконец-то расстегивает последнюю пуговицу. — Ох, это…. Шоквейв хмыкает. Железо заменило ему целиком и полностью правую руку и плечо, частично — левую ногу ниже колена и пару ребер. На том месте, куда ему вставили искусственные кости, белели длинные горизонтальные шрамы. Арси пальчиками обвела неровный обезображенный шов, скрепляющий металл и кожу, и неожиданно нежно поцеловала. Шоквейв судорожно сжимает губы, впиваясь хмурым пьяным взглядом в разодранное тьмой в клочья небо за окном. Оно черным покрывалом обволакивало небоскребы, в которых уже не горят окна. Десептикон смаргивает неприятную пелену усталости и, подхватив автоботку под бедра, несет к кровати. Механическая когтистая рука рвет хлипкую простынь и потрошит матрас. У Арси губы сухие, треснувшие от каждодневного истязания. Они кровоточат, когда она улыбается ему без ненависти и презрения. Ученый сглатывает, потому что никто и никогда не должен на него так смотреть. Это противоречит любым известным ему законам. Это противоречит самой сути войны! — Дура, — хрипит он, опасно сжимая пальцы вокруг ее шеи. Хрупкие кости чувствуются отчетливо, как и пульсация вен. Арси сейчас крайне уязвима и беззащитна. Она пришла к нему в руки без оружия. Поэтому у него есть шанс на миллион — придушить автоботку в вонючем мотеле. Правда ведь? — Прекрати думать, — она выгибается ему навстречу, сама льнет к холодному металлу и облизывается, словно лиса. Ее мягкие касания, горячее дыхание, что остается ожогами на его плечах и груди, затуманивает пьяный разум окончательно. Шоквейва пленят чужие изгибы, почти идеальные, чтобы быть чьими-то. Он рычит в подушку, опускает теплую ладонь сначала на мерно вздымающуюся упругую грудь, ведет шершавыми, покрытыми короткими рубцами, пальцами по коже вниз. — Нет, ты все-таки дура, — делает логичный вывод десептикон и окончательно утопает в женском томном взгляде.