О призраках и героях

День в Могильных курганах выдался медленным. Вэй Усянь доставил массу хлопот, пытаясь помочь четвертому дядюшке вспахать пространство, которое они расчистили для столь необходимого урожая. Затем он потратил некоторое время, уговаривая застенчивого маленького А-Юаня улыбнуться, что на этот раз почти сработало. Затем он угрюмо рухнул у входа в свою пещеру. Возвращение сюда не пошло ему на пользу. Он думал, что примирился с этим местом, но его сердце все еще иногда билось слишком быстро, и он просыпался, видя дым и смерть и чувствуя запах крови. Из своего первого пребывания в курганах Вэй Усянь многого не помнил. В конце концов, у него действительно была такая плохая память (здесь он был рад этому). У него не было желания слишком глубоко копаться в тех месяцах своей жизни, но одна вещь, которая действительно выделялась, было лицо Дагэ, смотревшее на него сквозь пелену темного-темного дыма. Он нашел пакет с резиновыми конфетами гораздо позже, после того, как наконец постиг основы демонического совершенствования. Он списал их на какое–то очень творческое принятие желаемого за действительное, на мираж, который отказывался рассеиваться, как голоса, которые звали его, которые поддерживали его дух, когда он был повержен - повержен – За исключением того, что пакет со сладостями, в отличие от криков Цзян Чэна и глубокого тембра Лань Чжаня, остался. Даже сейчас он покоился в углу дворца усмирения демонов. Он продолжал бы верить, что это иллюзия, если бы Вэнь Цин не указала на это. “И это?" - лукаво спросила она, неодобрение беспорядка, устроенного Вэй Усянем, практически выплескивалось из нее. “Ах-ааа? Ты их тоже видишь?" - недоверчиво спросил он, "но тогда ...” И это привело его к его нынешнему образу мыслей. Возможно, не все из того, что он видел, было плодом его собственного сломленного рассудка - неважно, почему это было более чем правдоподобно. Если ему действительно удавалось путешествовать между мирами, будучи окруженным возмущенной энергией, это означало, что это было возможно, даже без золотой сердцевины. В конце концов, энергия есть энергия. Он сосредоточился внутрь себя и издал тихий, отдающийся эхом свист, чтобы втянуть часть энергии глубоко в грудь. Он сосредоточился. Энергия обиды текла не так, как духовная энергия. Он корчился и боролся, переполненный дикими, беспокойными эмоциями. Вэй Усянь позволил ему корчиться, направляя его сердито клубиться там, где должна была быть его сердцевина. Закрыв глаза в сосредоточении, он вызвал в памяти это чувство – быть где-то еще – быть с Дагэ - то – Он врезался во что-то твердое, во что-то мясистое и костлявое. Вэй Усянь взвизгнул, неловко размахивая конечностями. Кто-то ругался под ним, его слова были непонятны, но тон такой знакомый. Его грубо толкнули в бок, и он приземлился плашмя на спину с небольшим протестующим "омпф". На него уставшими, широко раскрытыми и недоверчивыми глазами смотрел неряшливый мужчина с черными волосами, неэлегантно падающими на лицо, и белым куском ткани, обернутым вокруг шеи. Он не потрудился подняться со своего распростертого положения на земле, настолько довольный, что едва мог говорить из-за широкой улыбки. “Дагэ” -- Шота вытаращил глаза. С одной стороны, он испытал бесконечное облегчение, увидев своего брата живым и снова улыбающимся своей дурацкой ухмылкой. С другой стороны, он только что был повален на землю перед своим новым классом первокурсников костлявым телом, появившимся из ниоткуда. “Брат” - вздохнул он, потирая глаза в равной степени с нежностью и раздражением. Среди студентов, собравшихся позади него, раздался весьма неискушенный вздох. Шота нахмурил брови. Ему нравилась его репутация. Вэй Усянь приподнялся и посмотрел мимо Шоты, глаза его загорелись озорством. Он быстро вытащил чистый талисман, нацарапал на нем что-то и применил его. “Ученики!!", - выпалил он, - ”Старший брат, ты никогда не говорил, что у тебя есть своя орда маленьких героев–учеников - это здорово!” Шота испытывал сильное искушение позволить Бакуго поджарить его. Он сердито посмотрел на класс. “1-А, познакомься с моим братом, Вэй Усянем. Он ...” он поколебался, затем сдался: "Неважно. Вэй Усянь, это мои ученики”. Вэй Усянь вскочил и радостно засиял, глядя на двадцать подростков, нервно (или сердито) уставившихся на него. Он напевал и бегло оценивал их. “Тогда продолжай, какой он из себя как учитель?", он понизил голос, как будто Шота не стоял прямо у него за спиной. Ни один ученик не осмелился ответить. Шота ухмыльнулся в свое захватное оружие. “Аааа… давай!” Вэй Усянь постучал себя рукой по носу, затем решительно указал на Бакуго: "Ты!” Конечно, с отчаянием подумал Шота, конечно, он выбрал бы одного ребенка, который смотрел бы на него достаточно свирепо, чтобы поджечь его. Бакуго зарычал, защищаясь: "А? Откуда мне, блядь, знать, долбоеб. Это наш первый гребаный день”. У Вэй Усяня хватило наглости неодобрительно фыркнуть на грубый ответ мальчика: "Нет, нет, нет, так не пойдет! Такой вспыльчивый и вульгарный! Как ты вообще найдешь себе жену с таким отношением?” Шота застонал. По крайней мере, трое других его учеников громко поперхнулись. Шота схватил Вэй Усяня сзади за мантию и предостерегающе посмотрел на Бакуго. Бакуго сжал кулаки, выражение его лица превратилось в искаженную маску ярости. Шота крутил своего брата, как плохо ведущего себя малыша. “Перестань настраивать против себя моих учеников”, - вздохнул он. Вэй Усянь улыбнулся, не стыдясь, но, тем не менее, отсалютовал в знак согласия. Отпустив его, Шота быстро осмотрел своего брата. Грязный, худой, но в целом невредимый. Он попрощался со страшным уважением последнего из своего класса и заключил брата в объятия. Руки Вэй Усяня неуверенно поднялись, чтобы схватить его в ответ. “Рад тебя видеть” - тихо, искренне проворчал Шота. Вэй Усянь издал короткий смешок. “А-а-а… Между тобой и Цзян Чэном ...” его голос дрогнул, и он замолчал. Когда Шота отстранился, Вэй Усянь поморщился, с гримасой схватившись за грудь. “Что случилось?" - спросил Шота, мысли метались. Ему следовало отвести своего брата прямо к выздоравливающей девушке. Вэй Усянь отмахнулся от своего беспокойства: "Ах, это просто, это ...” немного крови потекло у него по губам. “Черт” - прошептал он, прежде чем натянуть на лицо ободряющую улыбку, - "Ах, Дагэ, не волнуйся, это просто мой новый ...” Затем он исчез. Шота сжал кулаки и уставился на новоиспеченный класс 1-А. “Сегодня мы собираемся испытать ваши физические возможности”, - процедил он сквозь зубы, не смея никого из них прервать. Класс в целом был хорошим. Он очень неохотно никого не исключил. -- Три дня спустя это случилось снова. На этот раз Шота дремал, развалившись на диване, когда две ноги приземлились ему на бедро, а сверху на него упало тело. Еще минуту он терпел, когда локти и колени упирались ему в живот, пока, наконец, перед ним не предстали извиняющиеся серые глаза. Позже наспех наложенный талисман, и Вэй Усянь заговорил. “Ахахаа .., Мне действительно нужно придумать, как сделать это лучше. Извини, старший брат”. Он огляделся: "Мик-гэ дома?” Шота заворчал и выпрямился. “Радиошоу”, - объяснил он. Хизаши был бы расстроен, если бы снова упустил его. Шота достал свой телефон и открыл камеру, быстро сделав снимок и отправив его дальше. Он бросил на Вэй Усяня еще один испытующий взгляд: "Ты в порядке? Не собираешься снова начать истекать кровью?” Его брат немного неловко рассмеялся: "Ах, ну что, ааа…Со мной все будет в порядке?” Шота ущипнул себя за переносицу. “Объясни”. Вэй Усянь надулся. Это нисколько не уменьшило выжидающий взгляд Шоты. “Отлично! Я –э-э, я использую другой тип энергии, чтобы путешествовать сюда. Это, э-э,… трудно контролировать. Еще ... беспокойный.” - сказал он, "Хотя это не большая проблема, со мной все будет в порядке!” Шота поджал губы: "Энергия возмущения?” догадался он. Вэй Усянь подпрыгнул. “Что! Как ты? Я имею в виду - ах...” он поднял руку и виновато замолчал,“ эм...?” Шота фыркнул: "Цзян Чэн рассказал нам. Оказывается, он обрел способность путешествовать сюда ”. Он не стал упоминать о своих подозрениях, просто наблюдая, как Вэй Усянь застенчиво рассмеялся и отвел взгляд. “Ах, точно, ха-ха… так он тебе сказал?” Шота напевал. “Все? Я имею в виду, ты знаешь что? Неважно”. Шота поднял бровь при этих словах. “Он говорит, что ты защищаешь группу беженцев?” Вэй Усянь моргнул. “Ах, да. Вэнь Цин, она врач, действительно страшная женщина, и ее брат Вэнь Нин, ты помнишь? – мм, ну в любом случае, они друзья. Там еще четвертый дядюшка, ... э-э, еще около пятнадцати мужчин и женщин, бабушка и малыш А-Юань.” К концу его голос стал ласковым. Шота изо всех сил старался скрыть тревогу на лице. Врач, горстка здоровых людей и ребенок. Действительно, убегает с армией. “Где ты живешь?"” - спросил Шота. “О, могильники” - его брат поморщился, - "Не самое приятное место, но… мы справляемся. Они начали расчищать пространство и вспахивать землю. Скоро мы начнем сажать. У нас все получится. ” Его голос звучал так, словно он пытался убедить себя в этом факте. Шота заметил впалые щеки. “Деньги?” Вэй Усянь поморщился: "У нас немного осталось, но не так много”. Он драматично простонал: "Я теперь бедный человек, старший брат! Действительно бедный человек” Он кашлянул и потер грудь. Шота нахмурился. “Ты причиняешь себе вред, приходя сюда”, - заявил он. Вэй Вусянь избегала его взгляда, что было достаточным ответом. “Возвращайся” - сказал Шота, - "Не настаивай, нам нужно что-нибудь придумать, но не переусердствуй. Иди”. Его брат хмуро уставился в стену гостиной, прежде чем смиренно вздохнуть. “Хорошо” - тихо пробормотал он, - "Пока, старший брат”. Шоте не дали времени ответить. -- Вэнь Цин ждала Вэй Усяня, когда он вернулся, с иглами в руке и выжидательно приподнятой бровью. Вэй Ин танцевал вокруг темы всего три секунды, прежде чем ее хмурый взгляд стал достаточно свирепым, чтобы убедить его заговорить. Он объяснил, как мог, тщетно пытаясь скрыть кровь, заливающую его рот. Она не была впечатлена.