The escape of our fate

Прошло более двух часов с момента довольно сумбурной встречи Юджи с Гето. Не получив никакой полезной информации, Сукуна на некоторое время перехватил контроль над его телом, сам не зная, как тому это удалось, поскольку в большинстве случаев он все еще мог его контролировать. Когда он очнулся, его собеседник исчез, и он остался один на пустынной улице, обдуваемый холодным ветром того утра. Вскоре после этого ему подряд пришлось сражаться с двумя проклятиями Особого уровня. Это было довольно сложно, но в конце концов ему удалось победить их обоих. Он сильно продвинулся в физическом плане, а его проклятая энергия теперь была на довольно высоком уровне, поэтому он мог справляться даже с самыми сильными проклятиями. В тот день он вернул два пальца Сукуны, держа их в одной руке после изгнания проклятий. На этот раз он будет осторожен и сохранит их в безопасности до возвращения остальных, тогда они разберутся, что с ними делать. Но Сукуна, конечно, был умнее его, и он снова воспользовался этим. Он материализовал рот на руке, держащей их, и пропустил их сквозь зубы, заставив исчезнуть внутри. Он уже делал это и раньше, некоторое время назад, но Юджи не верил, что тот окажется настолько наглым, чтобы провернуть это снова. Но, видимо, он все еще плохо его знал. Он лишь недоверчиво покачал головой. Что ж, ему уже исполнилось 16 лет. У них обоих оставалось не так много времени. С каждым их шагом он чувствовал, как петля веревки все туже затягивается на его нежной шее, впиваясь в плоть. Сукуна, по правде говоря, не очень-то беспокоился о подобном развитии событий. На самом деле с каждым пальцем его ухмылка и присутствие неизмеримо возрастали, а вместе с ней и предвкушение. Совсем скоро он наконец-то будет свободен и сможет покорить весь мир. Теперь, когда Годжо тоже вышел из игры, ничто и никто не сможет его остановить. В конце концов мальчик с грустью вернулся в магический техникум, все еще размышляя о том, каким мог быть план, который Сукуна задумал, чтобы спасти его в момент возрождения, и о том, что они обсуждали с Гето. О чем эти двое могли так долго говорить? Прошло целых три дня, в течение которых Юджи продолжал мучиться вопросами и все более яркими снами, прежде чем вернулись остальные маги. Было так приятно видеть их целыми и невредимыми, хотя и немного ранеными. Возможно, их миссия была успешна. И все же история, рассказанная Фушигуро, была ужасающей. Игра на выживание, затеянная Гето, оказалась для них неудачной, и они даже не смогли связаться с тем, кто мог разрушить узы Годжо. Их единственная надежда была уничтожена. Они не знали, что делать, а Мегуми даже не успел спасти сестру от проклятия, которое теперь поглощало ее, приближая к смерти. На лицо Юджи легла тень отчаяния, и это тревожило. Хотя они обещали бороться и действовать сообща, чтобы освободить Годжо и сестру Фушигуро, он ничего не делал, только ждал в тщетности прошедших дней. Он чувствовал себя все более и более отдаленным от мира, который, как он полагал, станет его настоящим домом. Он хотел помочь, но все отталкивали его, держа подальше. Теперь он стал опасным, тем, кого стоило бояться, тем, кто может уничтожить все в мгновение ока. Они всегда были добры и заботливы по отношению к нему, но он чувствовал отдаленность, с которой те относились к нему, и то, как они старались держать его в неведении относительно своих планов. Теперь ни у кого не было уверенности в том, что он может контролировать и отличать свои мысли от мыслей Сукуны. И, возможно, они все-таки были правы. Единственный положительный результат, которого они добились, если так можно сказать, заключался в том, что им удалось вернуть два пальца Сукуны от довольно сильного проклятия, для изгнания которого потребовалось помощь Юты и Маки. Что-то внутри Юджи жаждало узнать точное местонахождение этих пальцев, но он делал все, чтобы подавить это чувство. Он должен был держать себя в руках, иначе всем придет конец.  Но когда ночью он снова оказался один, в своей темной и тихой комнате, его преследовала лишь одна навязчивая мысль. Мы должны вернуть эти пальцы, Юджи. Они принадлежат нам по праву, их нельзя скрывать от нас. Проклятие внутри него постоянно звучало в голове. Он старался не слушать его, то и дело ворочась в одеялах и засовывая голову под подушку. Но звук его голоса не удавалось так просто заглушить, когда он исходил изнутри. Это было похоже на попытку убежать от самого себя. — Я не буду потакать тебе, увеличивая твою силу, — сказал он ему тихи  голосом, чтобы не разбудить Фушигуро, спавшего в соседней комнате. Разве ты не хочешь увидеть меня снова, как в своих снах? Спросил он, и Юджи потерял все остатки сна, широко раскрыв глаза и приподнявшись на руках. — Что..? — изумленно спросил он. Какое отношение Сукуна имеет к его снам? Какое отношение он имел к фигуре, которая держала его в объятиях и постоянно утешала? Он не имел ничего общего ни с его четырьмя руками (почему только сейчас ему пришло в голову, что Годжо сказал, будто у Сукуны изначально было четыре руки?), ни с высоким и мощным телосложением, способным укрыть его под защиту. И все же в голове всплывали путаные образы. Он никогда не мог разглядеть лица, принадлежащего этому телу, всегда погруженному во тьму. Но почему сейчас он мог без труда разглядеть его розовые, зачесанные назад волосы или острые красные глаза? Он почувствовал, как участилось дыхание в груди, и ему пришлось сесть, чтобы сосредоточиться на происходящем. Был ли Сукуна тем, кто являлся ему во снах? В тот момент он не мог отделаться от ощущения теплоты и близости, которое возникало у него только тогда, когда он был рядом с ним, и которое он находил в мимолетных моментах своих снов. Почему только сейчас он смог связать эти два ощущения? Что с ним происходит? Ты хочешь узнать больше, не так ли? Спросил его Сукуна. Наконец-то он начал соединять последние кусочки. По мере того как он вбирал в себя все больше пальцев, его память возвращалась, и теперь оставалось так мало времени, чтобы он вспомнил все о своей прошлой жизни, чтобы он вспомнил все о них. Юджи утвердительно кивнул головой. Да, он так сильно этого хотел. Сомнений, пожиравших его разум, теперь стало слишком много, и ему нужна была определенность, пусть даже самая зыбкая. Это была единственная мысль, которая посетила его в этот момент, когда он встал с кровати, надел форму и тихо открыл дверь своей комнаты, стараясь не разбудить остальных. Его шаги были легкими и почти незаметными в коридоре, когда он шел по холодному кафелю в направлении, указанном Сукуной. Он чувствовал, как энергия, выпущенная его собственными скрытыми пальцами, обволакивает все здание и становится все ближе и ближе. Возьми их, возьми их, и все станет для тебя понятнее. Ты так мало упускаешь, Юджи, так мало. Сукуна продолжал говорить, подталкивая его к нужной комнате. Мысли о друзьях в этот момент волновали Юджи весьма отдаленно. Он просто хотел узнать больше о себе и о своем происхождении. Но почему он всегда думал только о других и никогда о себе? Ему тоже нужно было знать свою истинную природу, чтобы наполнить свою жизнь реальным смыслом, а не только зависеть от других. В какой момент у появились подобные мысли? Когда он стал таким эгоистом? Сукуна действительно оказал на него дурное влияние. И он не мог не согласиться с ним. Он поднял невероятный шум, вынужденный ломать запертую дверь. Он огляделся по сторонам, уверенный, что все проснулись, но не увидел никого, кто бы мог его заметить, по крайней мере в данный момент. — Почему я делаю это? Я не должен… — говорил он себе, проводя рукой по двум пальцам, сложенным в футляр. — Конечно, стоит. Не ограничивай свои возможности ради тех, кто даже не может понять, что ты такое, — сказал ему Сукуна, открыв рот на щеке. — Но я должен помогать магам... Я один из них, — продолжал мальчик, все еще поднимая защитное стекло и хватаясь правой рукой за первый из пальцев. — Ты отказался быть одним из них около тысячи лет назад, сейчас у тебя не может быть сомнений. Ты обещал это, помнишь? — спросил Сукуна, и голова Юджи снова закружилась, а шрам на руке начал болеть. Почему все, что говорил ему Сукуна, было покрыто тайной? Ему казалось, что он упускает важную часть из своей жизни. — Не понимаю, о чём ты, — безуспешно пытался он выудить хоть какую-то информацию. — Если тебе так любопытно, съешь эти пальцы. Сделай это, и все вспомнишь, — подбадривало его проклятие, побуждая сделать это действие. Маг все еще чувствовал, как какая-то сила призывает его оставить все как есть, вернуться в свою комнату и сделать вид, что ничего не произошло. В разбитой двери обвинят какое-нибудь маленькое проклятие, которое пыталось проникнуть в техникум, чтобы залучить больше силы из пальцев Сукуны. Но пока он размышлял об этом, первый палец уже был у него во рту и с трудом проходил по пищеводу, наполняя желудок и пробуждая силу, которая текла по его венам. Безо всяких церемоний, завороженный ощущением запредельной силы, что сотрясала позвонки, он был отправлен вниз. Его зрачки красиво расширились, сердце перекачивало все больше крови, каждый мускул трепетал от взрывной силы. Он резко пошатнулся, роняя многочисленные артефакты с полки и с большого стола в центре комнаты. Он услышал шаги, бегущих к нему, и голоса, выкрикивающие его имя. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть лица своих друзей, бегущих к нему, пробужденные грохотом, но его глаза уже наполнились цветом крови. Он чувствовал себя самым могущественным существом в мире, пока глаза Сукуны не открылись под его, и он больше не мог его контролировать. Ах, как прекрасно ощущать в себе такую огромную силу, что может сокрушить весь мир в кулаке, если только захотеть. Это тело начинало казаться слишком тесным. Но ему еще предстояло сделать последний маленький шаг, прежде чем завладеть телом черноволосого мальчика, который сейчас остановился посреди коридора и смотрел на него потрясенным взглядом. К нему присоединились все его друзья. Все они казались довольно сильными магами, и, возможно, он сможет хорошо повеселиться. Ему очень хотелось проверить свою вновь обретенную силу и поэкспериментировать с некоторыми приемами, которые он давно не пробовал. Он спокойно прошел через комнату, где хранились артефакты, засунув руки в карманы брюк и сохраняя безмятежное выражение лица. Он пошел навстречу Фушигуро, увидев, что тот отступил и вызвал шикигами, представлявшего большую птицу. — Не переживай, скоро я за тобой вернусь, — сказал он ему, проходя мимо с ухмылкой. Мегуми в замешательстве смотрел на него, чувствуя, как у него дрожат ноги. Он не мог скрыть облегчения от самого себя, что ему не пришлось сражаться с ним. Он не продержался бы и двух минут, если его сила была хоть немного сопоставима с пугающей аурой, которую тот излучал.  При каждом звуке, издаваемом подошвами его ботинок, сопровождавших уверенную ритмичную походку, его сердце замирало от страха. Затем он увидел, как тот коснулся стены одной рукой, разрушив ее, и между ними упали кирпичи, не давая добраться до остальных. Последнее, что он увидел, была его спина, прикрытая формой и капюшоном, а затем наступила темнота. — Юджи… — проговорил он сквозь камень, надеясь, что его голос дойдет до него. — Юджи! — закричал он, но ответа не услышал. — Я не позволю ему взять контроль, не сейчас. Он пока слишком растерян, ему нелегко носить в себе силу, подобную моей, его тело может пострадать, — предупредил Сукуна, продолжая удаляться от него, пока тот не перестал слышать его голос. Он с удовольствием сражался несколько минут с детьми, которые казались магами: зеленоволосой девочкой и тем, кто умел использовать технику проклятых слов, а также с очень странной пандой. Не тратя на них много времени, он позволил им атаковывать себя некоторое время без особых результатов. Вначале ему пришлось немного побороться с мальчиком носителем проклятой речи, но в конце концов его почти разорвало на части собственной силой, и он увидел, как тот упал в обморок на пол, а из его открытого рта потекла кровь. Он бы с радостью убил их всех, но тут на пути встал маг, одержимый Рикой. Он был довольно хорош и, надо признать, еще добьется немалых успехов. Несколько раз он испытывал желание убить их всех, но что-то мешало его воле, словно какая-то внутренняя сила препятствовала ему. Он был уверен, что даже в бессознательном состоянии Юджи оказывает на него какое-то влияние. Он должен был перестать позволять ему по своему желанию вторгаться в его душу. В конце концов он оставил этот вопрос, поспешно покинув техникум и предоставив ученикам-магам возможность залечивать свои раны. У него будет время убить их позже. Сейчас ему нужно было сделать последний шаг, который вернет ему полную силу. Он должен был найти последний палец. Он чувствовал его присутствие за много миль от себя и не терял времени даром, стремительно обходя окрестности Токио. Он с удовольствием опробовал свои новые и старые техники на вещах и людях, стремясь уничтожить все вокруг.  Через несколько минут центр города, казалось, был в самом эпицентре Апокалипсиса. Он сделал так, чтобы все запомнили места, где он ступал: за ним вздымались огненные одеяла, небоскребы рушились и рассыпались, улицы трескались и проседали, образуя глубокие трещины в только что целом асфальте. Машины были припаркованы посреди дороги, а из-под мертвых тел водителей, лежащих на руле, доносились гудки. Другие тела плавали в длинной реке, которая продолжала течь, окрашенная в цвет смерти, образуя мягкие красноватые волны, уносящие тех, кто только что был жив и счастлив. Слышались крики отчаяния тех, кому едва удалось выжить, отчаянные вопли детей, тех, кто пытался остановить его, получая взамен смерть. — Где ты прячешься? — спросил он в пустоту, вглядываясь в запустение, которое он только что создал своими руками. Проклятие, в которое был вложен его последний палец, было совсем близко, он чувствовал его, но пока не мог обнаружить. Он был уверен, что оно прячется, напуганное его присутствием и тем, что может с ним случиться. Он увидел бегущего впереди человека, который искал убежища за перевернутой машиной. Он нетерпеливо фыркнул, легко двинув двумя пальцами. Машина взорвалась с грохотом, который разнесся по всему городу. Сукуна сел на скамейку, положив руки на колени, и стал ждать. — Так ты выходишь или мне придется тебя выманить? Слушай, это бесит меня больше, чем следовало бы, — сказал он достаточно громко, чтобы его услышало проклятие. Вокруг него ничего не двигалось, кроме частей здания, которое все еще рушилось, гася последние крики страха и боли. Пожалуйста, остановись. Остановись. Остановись. Грустный, полный боли голос раздался в его голове. Мальчик еще никогда не разговаривал с ним мысленно, до этого момента он никогда не мог этого сделать. — С какой стати я должен останавливаться? Это и есть моя цель, — возразил он, скрестив руки на груди. Если бы он сосредоточился, то смог бы увидеть, как по его милому лицу катятся слезы. Сукуна… иди ко мне. Я умоляю тебя. Не оставляй меня одного среди всего этого. Я… я начал вспоминать и мне страшно. Умоляю тебя… пожалуйста, прошу. Эти слова одно за другим капали на мозг Сукуны. Он начинал вспоминать. Его сосуд начинал вспоминать их двоих, их прошлое и каким должно быть будущее. Но он не мог отказаться от своей миссии ради него. — Жди меня. Я приду к тебе, как только закончу, - заверил он, не давая опомниться. Наступило молчание, когда ему показалось, что тот все понял, а потом он снова услышал его тонкий обиженный голос. Ты сказал, что мы навсегда останемся бок о бок. Не оставляй меня прямо сейчас. Он знал, что тот просто отвлекает его, чтобы он не продолжал разрушать все вокруг. Он и сам это понимал, но после этих слов все равно закрыл глаза, и его душа вновь соединилась с другой во внутреннем мире. Оказавшись там, он остался в тени, скрытый от глаз.  Мальчик стоял на коленях в мутной и красноватой воде, закрыв лицо руками. Его рыдания заполняли пустоту, эхом отражаясь от одной стороны огромной грудной клетки, охватывающей все пространство. — Я не могу вынести всего этого… — говорил он срывающимся от слез голосом. Он знал, что тот пришел, он чувствовал, как его взгляд обжигает затылок, хотя он все еще не мог его видеть. — Люди умирают из-за нас… — продолжал он, вытирая глаза одной рукой и с трудом поднимаясь на ноги. Сукуна стоял и молча смотрел на него. — Воспоминания о нашей прошлой жизни всплыли почти мгновенно, когда я проглотил те два пальца. Может, это потому, что во мне сейчас так много тебя, что невозможно не вспомнить? — он продолжал говорить без остановки, ища утешения. Он услышал позади себя шаги, но не обернулся. — Добрый старик, который вырастил меня, первый раз, когда я увидел тебя и твое отношение, которое вселило в меня чертов страх, дни, проведенные в храме, твой голос, твое присутствие. Мои сны постепенно обретали все большую последовательность, настолько, что в конце концов я понял, что это не просто сны. Я наконец-то смог разглядеть лицо того, кто обнимал меня в самые холодные ночи и в самые трудные моменты, и это лицо было твоим, — сказал он, переставляя ноги, чтобы наконец-то встретить те шаги, которые настигли его и теперь остановились в нескольких сантиметрах от него. Он увидел две длинные мускулистые ноги, продолжая стоять с опущенными глазами. — Я хорошо помню все ощущения, которые испытывал с тобой, даже самые незначительные. Ты был единственным, кого я мог хотя бы немного сравнить с семьей или хотя бы с теплом того, кто был рядом в минуты отчаяния. И в конце концов, ты оставался таким даже в эту эпоху, несмотря на то, что продолжал быть засранцем огромных размеров. Так или иначе, именно к тебе я приходил, когда мне хотелось плакать, — слабо прошептал он и медленно поднял голову с уничтожающим спокойствием, уверенный, что испортит все, если сделает это слишком быстро. Вот он, во всем своем великолепии. Перед ним стоял Сукуна, не его двойник, а тот, кто всегда его знал. Совершенный бог с четырьмя руками, облаченный в свое драгоценное белое кимоно, гораздо выше и толще его, с деревянной маской на правой стороне лица и зачесанными назад волосами. И когда он наконец приковал свой взгляд к глазам другого, то не удержался и разразился почти истерическим криком. Почему ему потребовалось столько времени, чтобы вернуться к нему? Что держало их на расстоянии все это время? Юджи больше не чувствовал себя магом, который боролся с проклятиями, чтобы усилить проклятие внутри себя, а затем окончательно убить его. Теперь он снова был тем растерянным деревенским мальчишкой, случайно попавшим под крыло бога, который дал ему понять, что значит чувствовать себя любимым. И через некоторое время ему стало ясно, почему фигура Сукуны всегда была ему знакома, почему он всегда был в его мыслях, почему, несмотря ни на что, он был так верен ему. — Я обещал вернуться к тебе, разве ты не помнишь? — сказал Сукуна, взяв его лицо обеими руками, потирая покрасневшие щеки, чтобы вытереть слезы, упавшие на его лицо, и любуясь этими прекрасными золотыми блестящими глазами. — А я обещал, что буду ждать тебя, — ответил Юджи, вспоминая тот печальный день, когда ему пришлось расстаться со своим возлюбленным, и мир для него полностью изменился. Он прижался к его телу чувствуя себя в самых сладких и долгожданных объятиях, окруженный четырьмя руками, обхватившими его. — По… почему у тебя снова такая форма? — изумленно спросил он, его голос частично заглушала ткань одежды. — Я восстановил достаточно сил, чтобы иметь такую возможность, по крайней мере в своих владениях. Знаешь, это была настоящая пытка - все время быть запертым в теле пятнадцатилетнего подростка, — сказал он, поцеловав его в волосы. Юджи задумался над только что произнесенной фразой, и с его губ сорвался легкий вздох — он даже не заметил этого. — Что? — спросил Сукуна, прекрасно слышавший это. — Я просто вспомнил, что сегодня мой шестнадцатый день рождения, или, по крайней мере, я так думаю, — прошептал Юджи, удивленный тем, что забыл о своем собственном дне рождения, или, по крайней мере, о дне, когда его дедушка был менее ворчливым, чем обычно, и покупал ему хороший торт, чтобы разделить его вместе. За последние несколько дней произошло так много событий, что у него не было времени подумать о себе. — Мммм, тогда мы действительно должны отпраздновать, — произнесло проклятие, беря его бедра и неся на руках. Мальчик тут же обхватил его ногами за талию и руками за шею, кладя голову ему на плечо. — На самом деле праздновать нечего. Я просто позволил тебе уничтожить больше половины города, — с горечью произнес Юджи. Вместо того чтобы спасать остальных, он просто устроил массовую резню. — Не вини себя за то, что я делаю, Юджи. Позволь мне принимать самые важные решения, а ты просто положись на меня, как когда-то. Хоть раз в жизни будь эгоистом, — успокаивал его Сукуна, положив руку ему на шею и поглаживая его. Мальчик всегда проявлял определенное сочувствие к людям, и ему, должно быть, было нелегко видеть, как все рушится из-за того, что он потерял контроль над собой. — Но мне… — настаивал Юджи, все еще беря на себя всю вину. — Послушай, сейчас я просто хочу, чтобы ты закрыл глаза. Ты сделаешь это для меня? — спросил Сукуна, ожидая ответа. — И оставить все это? — повторил маг, чувствуя, как в животе завязывается узел. — Только на время, — заверил его другой, снова поцеловав в висок. Юджи был измучен тем, как хорошо он себя чувствовал. А еще он был измотан тем, что ему пришлось терпеть боль. Он бы никому не причинил вреда, если бы просто отпустил себя на время. — Ладно… — произнес он приглушенным голосом и позволил закрыться глазам с неким ожиданием в сердце. Когда Сукуна позволил вновь открыть их, он с любопытством огляделся по сторонам и затаил дыхание от увиденного. Ему показалось, что он вернулся в прошлое, как будто последних нескольких лет никогда не существовало. Он узнал это место, он никогда не сможет его забыть. Это были большие покои, принадлежавшие Сукуне в его храме, с бело-золотым полом и роскошным ковром.  Картина была неполной, почти похожей на прореху, исчезающую во тьме, но он отчетливо различал большую кровать в центре. Все воспоминания о нем сошлись на той ночи жгучей страсти, которую они разделили давным-давно. — Как ты это сделал? — спросил он. До недавнего времени они все еще находились в тех холодных и ужасающих владениях. — В своих владениях я могу менять все по своей воле. Я словно играю с собственным разумом, — объяснил он, заставляя его сесть на край огромной кровати. Она была мягкой, какой и осталась в его памяти. Он снова огляделся вокруг, недоверчиво приоткрыв губы, затем почувствовал, как его лицо схватили два длинных и сильных пальца, и через несколько мгновений губы Сукуны накрыли его. Теперь, когда он обрел свою настоящую форму, он чувствовал себя более жадным, чем раньше, когда он был заключен в слишком ограниченное тело.  Он провел большим пальцем по нижней губе, которая по его приказу тут же приоткрылась, позволяя языку исследовать его рот. Он почти свирепо овладел губами, проникая в них. — Что… что все это значит? — спросил Юджи. Голова казалась ему ужасно легкой. — Твой подарок на день рождения, — прошептал Сукуна, отстраняясь от его губ и просовывая язык ему в ухо. — С… Сукуна, я не... Я не думаю, что сейчас подходящий момент, — пытался он сказать между тихими вздохами, которые срывались с его губ в предчувствии того, что его захлестнет что-то невероятно мощное. — Ожидание подходящего момента - это условность, которую вы, люди, так любите, движимые страхом совершить ошибку. Но я беру то, что хочу, когда хочу. Ожидание даже не входит в мои возможности, — прошептал он ему на ухо, покусывая зубами мочку уха. Наконец-то он снова мог взять мальчика только для себя, но при этом не мог не чувствовать, как тот напрягся под его телом. — Ты действительно считаешь, что чем-то обязан этому миру? Задумывался ли ты когда-нибудь о том, что кто-то из людей действительно старался изо всех сил ради тебя? Ты должен думать только о себе, Юджи, иначе все тебя раздавят, — внушал он ему хорошо взвешенные слова, видя, как тот снова закрыл глаза, а слезы вновь покрыли его лицо. Он постарался сразу же вытереть их, смахивая пальцами. — Что принесла тебе мысль о других? Только боль и страдания. Пусть они все умрут, они не достойны нашего сострадания, — томно вздохнул он, оставляя укусы и поцелуи на нежной шее юноши и наблюдая, как краснеет кожа в выбранных им местах. Какое-то время Юджи молчал, просто позволяя проклятию перед собой ненавязчиво ласкать его, после чего, наконец, очнулся. — Сукуна… — произнес он. — Что, сопляк? — пригласил он его к разговору, просунув пальцы под ткань униформы, немного помятую и порванную в некоторых местах. Кожа под ней была горячей, жаждущей ласки и созерцания как самого прекрасного из произведений искусства. Он потянул одежду вверх, с удовольствием отметив, как мальчик тут же поднял руки в ответ, позволяя ей скользить по ним, прежде чем бросить в неопределенное место на полу. Тишина между ними была такой сильной, что они могли слышать шорох при падении. — Хватит разговоров, — наконец сухо и четко ответил Юджи, словно ему надоело слушать его болтовню. Он встал с кровати и поднялся на ноги. Сдвинуть проклятие с места было бы практически невозможно, но Сукуне показалось, что он странно снисходителен, когда тот положил обе ладони на его большие руки, чтобы повернуть их в нужное положение, и в мгновение ока он оказался сидящим на матрасе, а мальчик стоял перед ним и смотрел на него так, словно никогда раньше его не видел. — Кто разрешил тебе обращаться ко мне так? — Сукуна начал заводиться, возмущенный тем, что тот заставил его замолчать, но не успел он закончить фразу, как мальчик уже приник к его губам, вовлекая в поцелуй, источающий чистую страсть. Видимо, он наконец-то решил уделить время себе, и это не могло не радовать. Он сжал его руку на своей талии, сближая их трепещущие тела, жаждущие контакта друг с другом. Они нуждались в нем после столь долгого отсутствия, после всех тех ночей, когда могли лишь созерцать друг друга издалека, как два незнакомца, разделенные слишком большой пропастью, чтобы преодолеть ее. Но теперь они оба полностью осознавали свои отношения, все, чем они были и будут в будущем, и время, казалось, пролетело слишком быстро. Они должны были схватить его и остановить, пока не стало слишком поздно. Юджи неопытными и неуверенными движениями поглаживал кожу на шее Сукуны, чувствуя, как по ней бегут мурашки от того, что напряженные мышцы пульсируют под кожей. Он пересек линию ключицы, прочертив воображаемый путь по коже, покрытой татуировками. Боже, одно это видение почти пугающе возбуждало его. Ему нужно было это тело рядом с ним, то, как их ноги переплетаются на простынях, осторожно прислушиваться к их приглушенным вздохам в момент поцелуя. Заведя одну руку за спину, Сукуна развязал узел, держащий его кимоно, а он увидел лишь тень пояса, который лежал на матрасе, немного приоткрыв две створки, обнажив большой участок кожи. Он пробежал глазами по плечам, с которых в любой момент могла соскользнуть ткань, по широкой груди и впалой линии, очерчивающей идеальный пресс, по слегка приоткрытым бедрам, позволяющим увидеть черные круги, лишь частично еще скрытые тканью. Юджи почувствовал, как у него пересохло в горле от этого видения. Но ему было недостаточно просто созерцать, он так хотел попробовать его на вкус, почувствовать, какова на вкус кожа такого могущественного божества. Сукуна не произнес ни слова. Он продолжал смотреть на него с чистейшей злобой, читаемой во взгляде. Мальчик наблюдал за ним во всех мельчайших чертах, словно никогда прежде не видел ничего подобного. Точно так же он смотрел на него в первый раз, около тысячи лет назад. И все же эти глаза, впивавшиеся в его фигуру, словно жаждая ее, заставляли его дрожать. Юджи не мог больше ждать, иначе он бы сошел с ума. Он позволил своему рту завладеть этой татуированной и упругой кожей, оставляя мягкие поцелуи на острой челюсти, затем переходя к горлу и основанию шеи, а руками тем временем работал так, что ткань кимоно неумолимо сползала, постепенно открывая и обнажая все больше кожи.  Проклятие опиралось двумя руками на матрас позади него, пока он наблюдал за зрелищем, которое мальчик разворачивал перед его глазами. Он был неловок и смущен, это чувствовалось по тому, как он неуверенно экспериментировал с новыми способами поглаживания его кожи, но он не собирался променять этот момент ни на что другое в мире. Его внимание привлекло то, что он стоял на коленях перед ним, упираясь ими в холодный твердый пол. Кимоно, в котором он оставался, наконец полностью распахнулось, и Юджи смог добраться до нежной кожи его бедер, с наслаждением покусывая их и чувствуя, как под его губами вздрагивают мышцы. Он положил руки на мускулистые бедра другого, приблизился к ним так, чтобы оказаться между ними, и наконец сосредоточился на эрекции, которая выделялась между ними. Рот Сукуны раскрылся в беззвучном стоне, когда он почувствовал, как его губы сомкнулись на нем, жадно посасывая кончик. Юджи ощутил, как его вкус завладел чувствами, заставляя сердце биться быстрее, чем следовало. Рано или поздно оно вырвется из груди и попадет прямо в руки Сукуне, как верная игрушка, с которой можно позабавиться. Сглотнув каплю слюны, он высунул язык и соблазнительно провел им по всей длине члена, пощекотав плоской частью вену, выделяющуюся на нем. Было чертовски приятно наблюдать, как твердеет его член. Он крепче сжал бедра другого, чувствуя, как они напрягаются под его пальцами. Он открыл рот и позволил члену погрузиться в него, чувствуя, как он скользит внутрь, пока не коснулся мышц горла. Он сделал глубокий вдох, чтобы сдержать инстинкт удушья, сильно вдыхая через нос, а затем снова начал жадно сосать, позволяя головке двигаться вперед-назад, чувствуя, как она сжимается от его ласк. Он боялся, что все делает неправильно. Он делал все возможное, чтобы не использовать зубы, и мысленно повторял почти наизусть, как следовало бы поступить, что было бы правильно. Движимый любопытством, он поднял взгляд на лицо другого и широко раскрыл глаза от удивления. Сукуна не смотрел на него, его лицо было откинуто назад, а глаза закрыты, так как он пытался сдержать стоны, норовящие вырваться из его груди. В таком диком виде он выглядел еще прекраснее. Он задыхался, думая, что сделал что-то не так, когда увидел, как тот опускает голову и смотрит на него. В тот момент, когда его глаза помутнели от ослепительного удовольствия, Юджи оторвал губы от него, почувствовав в животе такую сильную боль, что он был вынужден испустить вздох. — Я… извини, я… — извинялся он, пытаясь подняться на ноги. Почему он принимал только плохие решения? Он мог бы позволить Сукуне взять ситуацию под контроль, и все было бы хорошо.  Рука легла ему на плечо, удерживая на коленях на полу. — Продолжай делать то, что делал, или, клянусь, я вырву твое сердце из груди, — прошептал ему низким голосом Сукуна, угрожая. В тот момент, когда он почувствовал, как этот прекрасный маленький ротик отодвинулся от его члена, весь мир рухнул на него. Юджи ахнул, не ожидая такой реакции. Он думал, что ошибся, но, видимо, единственная ошибка, которую он совершил — это остановиться. Не протестуя больше, он возобновил работу, уделяя максимум внимания его эрекции, проводя по ней языком, а затем снова погружая ее в рот. Он наклонил голову, чтобы изменить угол, стремясь доставить партнеру как можно больше удовольствия. Пальцы Сукуны скользили по его розовым волосам, направляя его, давая понять, как лучше всего доставить ему удовольствие. Услышав его гортанные стоны, вырывающиеся прямо из горла, Сукуна задрожал, в то время почувствовав, как его штаны сжимаются, а эрекция становится все более болезненной. — Какой хороший мальчик… — прошептал Сукуна, и его слова достигли прямо его внутренностей. Он не должен был испытывать такого возбуждения от комплимента, который больше походил на насмешку, черт побери. Он понял, что тот подошел к краю, когда услышал, как тот вздыхает все громче и чаще. Он сжал его волосы и заставил смотреть ему в глаза, прижимая к себе и жадно трахая его рот, двигая бедрами навстречу. Юджи чувствовал, как слезы щиплют глаза от нехватки воздуха, но в данный момент это было не самое главное. Сукуна издал протяжный стон, когда наконец кончил, и горячая сперма хлынула в открытый рот мальчика, оставляя на языке слегка горьковатый привкус и проникая в горло. Это был самый прекрасный и самый греховный образ из всех, что ему показывали. Какое-то время они оба молчали, переводя дыхание, пока стыд от смущения покрывал щеки Юджи, окрашивая их в насыщенный розовый цвет.  Наконец Сукуна поднялся с матраса и, схватив мальчика за ноги, снова поменял их местами. Он потащил его на матрас, толкнув так, что тот уперся в спинку из благородного дерева. — Что ты делаешь? — с любопытством спросил он. — Прекрати постоянно спрашивать, чем я занимаюсь, сопляк. Ты убиваешь все возбуждение, — предостерегло его проклятие, избавляясь от одежды, которая все еще висела на его плечах, и сосредоточиваясь на мальчике перед ним. Он быстро поцеловал его в губы, провел по ним языком и тут же ущипнул зубами за сосок, почувствовав, как тот дернулся под его хваткой. Мальчик умел в мгновение ока превращаться в шлюху, а затем вновь испытывать чистейшее смущение даже от самого невинного жеста. Он был восхитителен. Он удерживался, опираясь коленями в матрас, в то время как его руки были слишком заняты, сжимая и поглаживая каждый кусочек кожи перед ним.  — Ах! — громко застонал Юджи, чувствуя, как два пальца оттягивают его набухший сосок, уже стимулированный оставленными ранее укусами. Если бы он опустил глаза вниз, то увидел бы следы зубов на чувствительной коже. Сукуна сжал его бедра, с досадой отметив, что на нем все еще брюки от формы, из-за которых их кожа не соприкасалась должным образом. Он целовал линию живота мага, одной рукой расстегивая пуговицу и сдвигая молнию вниз. Он отстранился от него только для того, чтобы снять ботинки и стянуть штаны через лодыжки. Юджи все это время продолжал смотреть на него, наклонив голову, следя за каждым крошечным движением своими яркими радужными глазами. Он прикусил палец зубами, с трудом подавляя стон, когда тот возобновил свой путь из пламенных поцелуев, схватил зубами резинку боксеров, потянув их вниз, а затем сдвинул с тела, теперь обнаженного и прекрасного под ним. Насколько он мог судить по его эрекции, растянувшейся на животе, мальчик выглядел чертовски возбужденным. Он отвел колени назад и лег на большой матрас под ним, позволяя магу опереться спиной на спинку. Он взял его за ноги и легко раздвинул их, открывая участки кожи, которые были закрыты для всех, кроме него. Поцеловав одну лодыжку, затем другую, он скользнул губами вдоль линии икр, оставляя развратные укусы по внутренней стороне бедра, чтобы на следующий день появились следы и синяки. Как клеймо его собственности. Он схватил его за ягодицы, впиваясь пальцами в мягкие мышцы, а затем заставил раздвинуть обе ноги дальше плеч, позволяя самым чувствительным точкам оказаться прямо перед ним. Юджи еще немного придвинулся к матрасу, позволяя взять себя так, как ему больше всего хотелось. Его рот был приоткрыт, волосы взъерошены, все тело дрожало от томительного предвкушения. Он увидел, как лицо Сукуны опустилось между его ног, и мгновение спустя влажный жар проник в его кольцо мышц, заставив его задыхаться. Язык проклятия проникал внутрь, смазывая его с почти маниакальным изобилием, двумя руками удерживая его дрожащие бедра, пока освобождал место внутри него. — Суку… Сукуна, о боже… — простонал Юджи, вцепившись пальцами в спинку кровати позади него, ища, за что бы еще ухватиться, чтобы не двигаться слишком сильно. Сукуна снова надавил, чувствуя, как мышцы его отверстия обхватывают его, а затем отталкивают назад, расширяясь, чтобы дать ему все больше и больше пространства. Освободив одну из рук, он также просунул в него палец, помогая себе смазать его как можно лучше. Юджи почувствовал сильное жжение, но оно не шло ни в какое сравнение с удовольствием от языка, который блуждал внутри него, ведя его к вратам рая. Другой усилил толчок двумя пальцами, ритмично двигаясь взад-вперед внутри него, уже предвкушая момент, когда эти мышцы крепко сожмутся на его члене, удерживая его, не давая ему вырваться. — Прошу… пожалуйста, не останавливайся, — пытался сказать Юджи между стонами, хватая в руки подушку и сильно кусая ее, охваченный чистейшим наслаждением. Он даже не обращал внимания на то, как болезненно пульсирует его эрекция, забыв о себе. Сукуна заговорил с ним, но мальчик не видел, как он убрал голову от бедер. — Ты хочешь, чтобы я продолжил? — спросил он и узнал свой голос сквозь трещину в руке. Юджи утвердительно мотнул головой. — Ты помнишь, как нужно обращаться к своему королю, когда просишь о чем-то, Юджи? — спросил рот на его руке, и Юджи отпрянул назад, путая свои воспоминания с тем, что он испытывал, чувствуя себя умоляющим без стыда, пожираемым желанием. — Умоляю тебя, мой король. Я прошу тебя... агх… не… останавливайся. Сделай меня своим навсегда, пожалуйста, — снова застонал он, упираясь подбородком в грудь и видя, как слюна капает изо рта. Сукуна не ответил ему, и он понял, что тот, должно быть, оценил его слова, когда движения его языка и пальцев усилились, ощущая, как он двигается, яростно бьется о его прострату, внутренне улыбаясь тому, что он кричит, не сдерживаясь. Мальчик закрыл глаза, чувствуя, как его переполняет все вокруг. Не только удовольствие от секса, но и присутствие Сукуны делало его таким бессильным, словно он тонул в бурном море. Затем внезапно наступила тишина. Он открыл глаза, пораженный и раздраженный тем, что был так близок к своему апогею, но не смог его достичь. Сукуна приподнялся над ним, отпустив его бедра, которые теперь болели и продолжали дрожать, и потянул на себя, пока его лицо снова не оказалось перед ним. — Что за лицо? — спросил он, заметив капризную детскую гримасу, украшавшую его рот. Юджи ничего не сказал, боясь показаться глупым. Он поцеловал его и заставил их языки снова переплестись, ощущая как его вкус проходит сквозь него. — Юджи… — отругало его проклятие, отстраняясь, чтобы иметь возможность говорить. Мальчик все это время продолжал дуться, обиженный его бестактностью. Он не мог так издеваться над ним, черт возьми, доведя его до райских врат, а потом остановиться. — Ты плохой, — пробормотал он, скрестив руки на груди и сердито нахмурившись. Сукуна смотрел на него бесстрастными глазами. Впервые в жизни ему захотелось громко рассмеяться. — И почему же это я плохой? — спросил он, поцеловав его в плечо. — Ты говоришь, что хочешь сделать мне подарок на день рождения, а потом даже не можешь заставить меня кончить, — сказал Юджи, насмешливо цокнув. Сукуна с нечеловеческой скоростью схватил его язык пальцами одной руки, мгновенно выбив из него дух веселья и глумления. — Ах, это то, чего ты хочешь? Ты хочешь кончить? Повтори то, что ты сказал, еще раз, и я больше никогда не позволю тебе кончить до конца жизни, - пригрозил он ему, видя, как тот побелел, когда его пронзили ледяные глаза, а рука угрожающе сжалась вокруг его члена. Юджи широко раскрыл глаза и попытался произнести слова, которые было трудно разобрать из-за хватки другого на его языке, обхватив руками запястье проклятия. Сукуна несколько секунд смотрел на него застывшими глазами, решая, хочет ли он по-прежнему трахать его или разорвать на куски. В конце концов он отпустил его язык. — Я... прости, я больше не буду такого говорить. Прости, прости, прости, прости, — пытался оправдаться мальчик, с облегчением замечая, как тот убирает пальцы с его самого чувствительного места. По крайней мере, ему больше не хотелось разорвать его член. Почему он все еще верит, что может шутить с ним и его чертовой гордостью? Сукуна заставил его полностью погрузиться в матрас, с силой толкнув вниз. Он схватил его ноги за колени и согнул их к груди, обнажая его. Юджи почувствовал себя очень маленьким и беспомощным. Он расположил свои бедра между его, а локти по обе стороны от его головы, полностью окружая его. — Если хочешь кончить, то сделай это от моего члена внутри, — прошептал он ему на ухо, проникая одним движением. Юджи выпустил весь воздух из легких в едином выдохе, чувствуя себя заполненным до краев и нарастающую боль, пронизывающую его кишечник и всю нижнюю часть живота. Сукуна сразу же быстро и глубоко вошел в него, ритмично двигаясь над ним, держа его за бедра двумя другими руками, которые не были заняты тем, чтобы удержать его на месте. Юджи замолчал, оставаясь с открытым ртом и глазами, боль заполнила каждый его мускул. Проклятие очень хотело остаться равнодушным к нему, сделать вид, что страдающее лицо перед ним — не его проблема, но вскоре он обнаружил, что утешает его сладкими поцелуями в закрытые глаза, в нос, в щеки, в подбородок, в лоб. Он чувствовал, как мышцы медленно расслабляются, одна за другой, приветствуя его нежные прикосновения. После первоначального шока он обхватил ногами его талию, сжимая бедра, теряясь в ощущениях, когда его дырочка сжимается вокруг члена партнера, не отпуская, прижимая его к себе. Сукуна добрался до простаты, и это снова был взрыв звезд на небе, горячие мурашки на коже, воспламененные чистейшей страстью. — Раздражающие отродье, — пробормотал старший, вжимаясь в него, чувствуя его короткое, затрудненное дыхание, словно он вел сложнейшую битву. Юджи царапал ногтями его спину, чувствуя, как слезы выступают от собственных мыслей. Не говори ему, не говори, пожалуйста, не надо. Но было уже слишком поздно, когда точный и сильный толчок заставил его сердце сильно затрепетать, а рот открыться сам по себе. — Я люблю тебя, — вырвалось из его разомкнутых губ. Он не кричал, а лишь слабо шептал в оглушительном шуме их тел, сталкивающихся друг с другом. Он всячески надеялся, что Сукуна его не услышал, но отчетливо ощутил, как его яростные толчки внезапно прекратились. Он оставался неподвижным, зависнув над ним, казалось, на целую вечность. Юджи смотрел куда угодно, только не на его лицо, он не хотел сейчас встречаться с ним взглядом. Но что, черт возьми, пришло ему в голову, чтобы сказать ему это. Ему следовало зашить этот широкий рот. Прошло уже слишком много времени с тех пор, как его отношение к проклятию изменилось и превратилось в нечто, о чем боялся даже заикнуться. Это было слишком неправильно, что он постоянно думал о нем днем и искал его ночью. Он пытался подавить это чувство в животе, когда голос раздавался в голове, и приписывал страху перед ним то, что его сердцебиение участилось.  Но теперь он больше не мог лгать самому себе, пока он позволял так трахать себя тому, кто собирался уничтожить весь мир. Находясь рядом с ним, он уже не мог здраво мыслить. Он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, что могло бы прервать эту оглушительную тишину, повисшую между ними, этот напряженный момент, который был слишком пугающим. Но не успел он произнести ни слова, как Сукуна сделал резкое движение, внезапно изменив их положение движением бедра. Юджи почувствовал, как голова закружилась от скорости этого жеста, и оказался сверху, сжимая его бедрами. На его лице отразилось вопросительное выражение, он был удивлен происходящим. — Оседлай меня, — единственное, что произнес Сукуна, и сделал он это самым серьезным и глубоким тоном, который он когда-либо слышал, его голос был хриплым от желания. Мальчик ужасно покраснел, чувствуя, как жар распространяется по всему лицу и груди. Может быть, он не расслышал его, и все это было случайным совпадением? Возможно, Сукуна остановился только для того, чтобы поменять их местами. Похоже, он не почувствовал в нем никакого неодобрения или изменения выражения лица. Это его обрадовало, и он вновь обрел мужество. Он правильно расположился на нем, чувствуя, как эрекция другого снова упирается ему в зад. Сукуна помог ему приподняться, держа за бедра, а затем толкнул назад по всей длине, чувствуя, что тот скользит легче, чем раньше. Юджи уперся коленями в матрас и задал себе нужное направление, двигаясь на нем, поднимаясь и опускаясь на таз, чувствуя себя совершенно полным с каждым новым толчком. Он начал медленно, почти аккуратно, но руки Сукуны крепко обхватили его бедра, приглашая двигаться быстрее и глубже. И кто он такой, чтобы противоречить ему? Он расположил руки на вытянутых сзади бедрах, откинул голову назад, покачиваясь от чистого удовольствия. Сукуна начал слегка приподнимать спину, пытаясь двинуться ему навстречу, но мальчик с затуманенным разумом, почти забыв, кто у него между ног, положил руку с раскрытыми пальцами ему на грудь, заставляя снова вытянуться между мягкими простынями. Проклятие уже готово было сорваться и, возможно, отрубило бы ему руку за то, что он только что осмелился сделать, но достаточно было взглянуть в глаза другого, чтобы он опустил голову и почувствовал, как по его телу пробежал электрический разряд, пока его мысли не спутались. Он двигался на нем с энтузиазмом, но в то же время с обезоруживающей грацией. Он наблюдал за тем, как тот покачивает бедрами, заполняя себя его членом. Ему казалось, что этого никогда не будет достаточно. Одна рука рассеянно лежала на его ноге, другая - на груди, чтобы удержать его на месте, будто крича ему: ты мой и никуда не денешься. На его лице было написано выражение чистого экстаза, проницательные глаза нагло смотрели на него, а рот был открыт для провокационных стонов. Его волосы частично прилипли ко лбу, мокрые от пота, как и все остальное тело, которое, казалось, светилось в размытом свете. Сукуна замер, зачарованный его красотой. Впервые за долгое время своего существования он не почувствовал себя хозяином положения и не мог смириться с тем, что ему все равно хорошо. Когда в дело вмешивалось это отродье, все его убеждения всегда разрушались на части. Но теперь пришло время снова взять ситуацию под контроль. Он убрал руку Юджи со своей груди, увидев, как тот слегка потерял равновесие, пока он не взял его за спину и не сжал одной рукой, а двумя другими помог ему двигаться на своем члене. — Что, по-твоему, ты делаешь? — прошептал он ему на ухо, покусывая выступающую косточку ключицы. — Агх… Сукуна… — вздохнул маг, цепляясь за него, чтобы продолжать толкать себя вниз. Он чувствовал, как вихрь оргазма захватывает его живот, сигнализируя о том, что половой акт долго не продлится. — Думаешь, ты можешь прийти ко мне вот так и нарушить мое тысячелетнее существование, как ни в чем ни бывало? — спросил он другого, и, возможно, эта фраза была адресована скорее себе, чем мальчику, который начал дрожать и издавать восхитительные крики, изнемогая от того, что получал. — Б… боже, — снова застонал он, не в силах даже дышать, так как его простату били почти остервенело, а колени сильно вжимали в мягкую поверхность кровати. — Скажи это снова, — тихим голосом произнес Сукуна, шипя ему в ухо. Больше он ничего не добавил, но Юджи сразу понял, что он имел в виду. — Я… я люблю тебя, — пробормотал он, поеживаясь, и увидел, как капли пота падают с его лба на плечо другого. — Громче, — приказало проклятие, когда темп его толчков стал опасно замедляться. — Я… агх! Я люблю тебя, — повторил он еще громче, щурясь от безумной боли, сдавившей сердце. — Ещё, — попросил он, не признавая ответа, нащупал его руку и переплел их пальцы в такой хватке, которую ничто на свете не могло разомкнуть.  — Сукуна... Я люблю тебя... ммм... Я люблю тебя так сильно, что это причиняет мне боль, — признался Юджи, теперь осознав, что не в силах больше сдерживаться. При этих словах на губах Сукуны появилась улыбка, скрытая от глаз его возлюбленного. Он схватил его за лицо и страстно поцеловал, полностью посвятив себя этому мальчику. Наконец он обхватил рукой его член и ласкал до тех пор, пока тот не достиг такого неожиданного оргазма, что почти почувствовал, как плачет между его губами. Сперма потекла по его руке и между их животами, и после нескольких слишком нерегулярных толчков Сукуна поочередно кончил в него, испустив долгий вздох, когда увидел, как тот затрепетал на нем. Существо, такое сильное и такое хрупкое одновременно. Он никогда не позволит никому отнять его у него. Откинувшись на спинку кровати, он вышел из мальчика, видя, как из его избитой дырочки капает сперма. Они подумают о том, как убрать этот беспорядок, позже. Юджи устроил свою голову на его груди, он был так измотан, что глаза закрылись сами по себе. Сукуна окружил его теплом своих объятий, которые согревали больше, чем любое другое одеяло. Долгое время единственным звуком, нарушавшим тишину, было его сбитое дыхание, которое постепенно становилось все более и более регулярным. — Что собираешься делать с Фушигуро? — спросил он его через бесконечное количество минут, в полутьме. Сукуна с наслаждением пропускал сквозь пальцы его волосы, пока мальчик рисовал воображаемые круги на татуированной коже его живота. Теперь, когда безумное наслаждение закончилось, его мысли не могли не вернуться к тому, что будет дальше. Сукуна, конечно же, не откажется от своей цели - обрести власть. — Этот мальчик действительно важен для тебя, да? — спросило проклятие, глядя, как он прижимается к нему. — Да, — коротко ответил Юджи, обозначая свою точку зрения на этот вопрос. — Послушай, — сказал Сукуна императивным тоном, заставив его поднять на него глаза. — Я хочу, чтобы ты был рядом со мной до скончания веков, и ничто не сможет меня остановить. Но для этого мне нужно другое тело, отличное от твоего. Ты ведь понимаешь меня? — объяснял он, поглаживая его щеку кончиками пальцев. Юджи кивнул в ответ, а затем снова опустил взгляд. Молчание длилось несколько мгновений, в которые он, казалось, почти забыл об этом. — Я хочу спать, — сказал он, откровенно фыркнув. — Иногда ты продолжаешь оставаться тем капризным и вредным ребенком, которого я нашел в снегу, — сказал ему Сукуна, возвращая его голову к себе на грудь. — Поспи, а о том, как вернуть мой последний палец, мы подумаем позже, — разрешил он ему, поглаживая по спине. Юджи устроился на нем поудобнее, спрятавшись в его объятиях. Он скрыл лицо, показав ему только голову, полную розовых волос. Так Сукуна не смог бы увидеть слёз, что начали капать из глаз.