Венок из роз

Над маленьким прибрежным городком неспешно сгущался один из тех томных вечеров, что приходят поздней весной возвестить своей жарой и безветрием о надвигающемся лете. К солидному бревенчатому дому, белой вороной устроившемуся в глубине города среди россыпи дачных коттеджей, неторопливо подкатил запылённый экипаж с открытым верхом, из которого осторожно выбрался мужчина лет шестидесяти. Щегольские туфли под простого покроя кремовыми брюками и рубашкой и чёрная, форменная, с серебряной вышивкой жилетка свидетельствовали о канцелярском характере службы их хозяина. Мистер Роджер Торн привычным жестом кинул кэбмену серебряник и неторопливо направился через зеленеющую лужайку, окружённую с обеих сторон отливающими медью стволами раскидистых буков к дверям родового гнезда. На пороге мужчина чуть было не столкнулся лбами с оравой дюжих молодцов, взмыленных и с ног до головы покрытых древесной пылью. Молодцы учтиво поздоровались. Это были подмастерья его тестя – известного на всё графство столяра. Через мгновение и он сам показался на пороге: громадный, красный как помидор и лысый как скала, с предплечьями по футу в обхвате, всё ещё не успевший снять запылённый фартук после трудового дня, он дружелюбно осклабился при виде зятя и громовым голосом заревел: - Надо же, ты сегодня рано, Роджер! Ну ка парни, дайте я поприветствую нашего грамотея! Мистер Стрэкер, крестьянин по рождению и человек труда со всех сторон, любил подтрунивать над непролетарским образом жизни и кабинетной должностью зятя, однако мало кто знал насколько крепка была между ними связь. С тех пор как тридцать лет назад небогатый ремесленник Озвелл Стрэкер принял в свою семью безродного инженера с Тивии с братом, потерявших всё что у них было в огне факелов морлийских мятежников. Потом брат уехал в Дануолл, а они, кого приняли бы на улице за ровесников, плечом к плечу, каждый своим трудом отстроили этот дом и создали ему имя, монолитными стражами стоя на защите его покоя до последнего удара сердец – таково было их друг другу обещание. Родственники крепко обнялись. - Надо будет твоё платье Полин отдать… Проводив помощников, Озвелл звучно хлопнул себя по лбу. - Нет, надо же было додуматься лезть нежничать в грязном фартуке. Сейчас-сейчас, найдём тебе что ни будь… Стрэкер засуетился по парадной, обшаривая лакированные гардеробы. На первый взгляд он буквально пышал энергией, несмотря на подступающий восьмой десяток, однако намётанный глаз Торна видел, как мелко срывается его дыхание и грузно набухают старые вены на угловатом лице. Старик был тяжело болен. Многие десятилетия он дышал фунтами древесной пыли, всё больше сгибаясь под их тяжестью, и когда пару лет назад зять всё же сумел уговорить его пригласить на обследование именитого доктора из Дануолла всё стало ясно как день. Болезнь, в простонародье именуемая кашлем Пендлтонов, ведь больше всего от неё страдали рабочие серебряных рудников, постепенно разъедала и лёгкие старого столяра. Единственным решением доктор назвал тёплый климат, много солнца и свежие фрукты, что можно было обобщить одним словом – Серконос. В кратчайшие сроки, несмотря на все возражения Озвелла, домочадцы собрали сбережения и отправили старика на целый сезон в Куллеро, откуда он вернулся будто заново рождённый и тут же вновь взялся за дело – пока его внуку нужны были деньги на учёбу никто в этом доме не мог опустить рук. Однако, несмотря на все предосторожности, спустя ещё примерно год болезнь вернулась с новой силой. Прибывший вновь по отчаянному зову доктор подтвердил – пока столяру приходится трудиться, болезнь будет накатывать снова и снова, как прилив, пока не унесёт его окончательно. Дав ещё несколько советов и записав для хозяев почтовый адрес его коллеги в Аддермирском институте, эскулап удалился, оставив чёрную тень на душе всех обитателей этого почтенного дома. - Не стоит, папа, я всё сделаю сама. Маленькие, но на редкость сильные руки осторожно оттянули суетящегося старика от шкафов и сами шустро забегали по полированным полкам. Полин Стрэкер, уже четвёртую декаду носившая имя миссис Торн, была женщиной, каких немало на белом свете, и лишь по величайшей несправедливости ни одна из них не воспета ни в одной балладе. Тихая, молчаливая, будто даже невзрачная, но обладающая такой невероятной стойкостью и волей, какой позавидует иной мужчина. Если Озвелл и Роджер были стенами этого дома, то она была его крышей. Именно благодаря её неутомимости, бесконечной выдержке и хозяйственности здесь каждый получал то, что ему требовалось, а чистота и порядок были его неотъемлемыми спутниками. В городе её знали, как хладнокровную и расчётливую леди, прямую противоположность разнузданных базарных кумушек, готовую львицей броситься за то, что ей дорого, и лишь ближайшее окружение знало, как тепла и нежна бывает Железная миссис Торн к тем, кого искренне любит. Отправив отца переодеваться в мастерскую, миссис Торн с ловкостью принялась помогать супругу: - Как дела в фактории, милый? Роджер вздохнул, нежно поглаживая жену по руке, пока та накидывала ему на плечи домашний халат: - Ах Полли, я и рад, и не рад… Только что казалось, что фирме скоро придёт конец, а ныне от заказчиков отбоя нет. Всем позарез нужны траулеры старых моделей – и немудрено! Четверть китобойного флота империи из-за карантина теперь обслуживает только Дануолл, так ещё и верфи на которых производили модели Соколова теперь закрыты. Пара замерла на несколько мгновений, задумавшись, как они оба знали, об одном и том же: - А где-то там, среди этих верфей, живёт наш мальчик… Роджер с содроганием наблюдал как лицо его супруги вмиг помрачнело и покрылось сетью морщин и складок. Сколько слёз пролилось и истерик отгремело когда то, когда карантинный кордон разделил их с Рэймондом нерушимой стеной. Её ужасно точила разлука и тревога, но больше всего – собственное совершенное бессилие. Мистер Торн поспешил сменить тему: - Очень много проектов вне города. И с этим связана одна важная новость, которую я хотел бы обсудить с тобой. Полин напряжённо подняла взгляд тёмных, в тон с её волосами, глаз, готовая ко всему. Мужчина собрался с духом и выпалил: - Мне предложили командировку. На три месяца, на Тивию. Заказ военно-морского флота. На несколько секунд повисло молчание: - И сколько ты за это получишь?.. - Тысяча. Золотом. Роджер надеялся, что после этих слов лицо жены просияет, однако всё случилось с точностью наоборот – напряжение выразилось ещё яснее, а внимательный взгляд стал ещё туманнее и глубже. Она осторожно осведомилась: - И что ты думаешь?.. - Об этом, Полли, я хотел спросить у тебя. Это громадные деньги. Полтора года учёбы Рэймонда… или путёвка в Аддермир каждому из нас. Мужчина многозначительно покосился в сторону мастерской, оттуда как раз раздался сдавленный кашель хозяина дома. Миссис Торн страдальчески заломила руки: - Но что случится пока тебя не будет? Три месяца в наших обстоятельствах чудовищно долгий срок, может произойти что угодно. - Кто знает, может быть риск оправдает себя… Миссис Торн грустно посмотрела на мужа и, подойдя, по-детски положила голову ему на грудь: - Я так устала от разлук, Роджи… Когда Рэймонд учился, я тешила себя тем, что вместе с вами каждым делом помогаю ему идти вперёд, а теперь мы даже ничем ему не можем помочь в этом чумном гадюшнике… Она подняла голову и заглянула мужчине в глаза. В них не было ни одной слезинки, все свои слёзы она выплакала уже давно, но мистер Торн понял всё ещё до того, как она раскрыла рот: - Ещё одна разлука станет для меня пыткой… Но я знаю, что от этого зависит всё и я бы душу отдала Чужому за то чтобы папа поправился и Рэймонд вернулся домой. Если тебе нужно моё благословение, то оно с тобой. И… Мистер Торн не дал ей договорить и мягко прижал измученную жену к сердцу, тут же почувствовав, как расслабились её напряжённые до предела, истёртые жилы. Обещание продать душу Чужому от одной из самых набожных хозяек в квартале было сильным заявлением, что лишь подтвердило его уверенность в своём решении. Со всей мягкостью, аккуратно проводя пальцами между тёмными локонами, доходящими хозяйке до середины спины, он сказал: - Впереди лето, милая. Запрём мастерскую и выкинем ключ в океан. И пусть твой отец ворчит что хочет. А за Рэймонда мы будем молиться каждую ночь и однажды козни Чужого падут. Обещаю. Пара могла ещё не одну минуту простоять так, слившись в объятиях, если бы резные настенные часы не принялись через несколько мгновений отбивать вечерню. Миссис Торн, вновь ставшая флегматичной и деловой хозяйкой, мягко отстранилась, но блеск в её глазах свидетельствовал о его полном успехе: - Продолжим позже, милый. Время ужинать. Умывайся и приходи к столу. По прошествии пары минут трое взрослых собрались в маленьком обеденном зале, совершенно не рассчитанном на богатый гостевой приём, но идеально подходящем для тихого семейного застолья. Стол уже был накрыт блюдами и сервирован приборами в идеальном порядке – миссис Торн была безупречна, как всегда. Осталось лишь дождаться последних участников трапезы. Будь они в другом доме, опоздание к столу детей непременно бы возмутило кого-то из домочадцев, но здесь это правило игнорировалось по всеобщему согласию. И на то были причины. Спустя ещё несколько минут в коридоре послышались неровные, сбивчивые шаги, будто приближавшийся человек не знал куда деть в походке неизвестно откуда взявшуюся третью ногу. Взрослые болезненно потупились. В обеденный зал медленно вошли двое: маленькая субтильная девушка лет шестнадцати в лёгком сарафанчике – их младшая дочь, Мэри, точная копия матери в юности, буквально пышащая красотой, здоровьем и грацией, а рядом с ней, тщетно, но изо всех сил стараясь не полагаться на её ласковую опору, мучительно, через рывки и дёргания шёл вперёд калека. Одна его нога шла ровно, вторая подгибалась и дёргалась, будто, не завися от остального тела, выстукивая при движении сапожной подковкой тот самый эффект третьей ноги. Одна его рука, загорелая и жилистая, изо всех сил старалась не держаться за хрупкую ладошку младшей сестрёнки, на месте второй рукав был завязан узлом. Поверх сутулого и израненного тела был наброшен безупречно выхоженный военно-морской мундир с офицерскими эполетами, придававшими только больше ужаса гротескной картине. И лишь глаза, как на зло здоровые и голубые, как сгубившая хозяина синева, отражали такую невероятную боль и ненависть к самому себе, что, если бы кто-то из домочадцев поднял на него в тот момент глаза – он бы неминуемо разрыдался. В осунувшихся чертах калеки угадывался Генри Торн – старший сын злополучного семейства. Он был отдан в навигацкую школу по настоянию Озвелла – так требовала старая гристольская традиция. Мальчик быстро освоился в ней и оканчивал уже в десятке лучших кадетов, сходу возглавив команду небольшого шлюпа. До исступления теперь он рассказывает о золотых годах, когда его корабли бороздили воды империи, об удивительных городах, чудесах природных и человеческих, о жестоких трудностях и славных возвращениях. О тех временах, когда он был восходящей звездой флота, а главное своей семьи, всеобщей гордостью и надеждой. В самом своём зените, четыре года назад, молодой коммандер выступил под началом адмирала Хевлока в его печально известном походе против серконосских пиратов. Позже в газетах будут писать слова адмирала о чудовищных потерях на его судах, просто и лаконично – «Лес рубят – щепки летят.». Одной из таких щепок и стал Генри Торн, напоследок, будто в издёвку над немощным, произведённый в капитаны. Он вернулся ровно в день отъезда своего младшего брата в Дануолл в ещё более чудовищном состоянии чем ныне, наглядно продемонстрировав Рэймонду что надежды кроме него у семьи нет. Кряхтя и рыча, Генри уселся за стол рядом с сестрой и покорно поднял глаза к родителям. Прозвучала короткая, но чувственная молитва. По её окончании, улучив мгновение, Мэри осторожно осведомилась: - Нет ли чего ни будь от Рэймонда, папа? Мистера Торна как разрядом шибануло. Он совсем забыл про письмо! Не пророня ни слова, но отчаянно жестикулируя, он пулей бросился в парадную, откуда вернулся, с торжествующим видом сжимая в руках аккуратно запечатанный конверт. Вся семья тут же затаила дыхание, единогласно решив без слов отложить ужин на неопределённый срок. Под прицелами четырёх пар внимательных глаз, Роджер влажными от волнения руками вскрыл печати и достал сложенный листок дешёвой бумаги, изрезанный быстрым мелким почерком, безошибочно выдающим студента. Прокашлявшись, мистер Торн начал читать…