oiseau blessé

      Смотреть на уходящий закат иногда было невыносимо больно. Глаза закрывались, пытаясь позволить хозяину немного отдохнуть, а руки самовольно свисали вниз, не поддаваясь воздействию. Ноги не слушались и лишь несли тело туда, где было хорошо и спокойно. Зачем Юнги ходил каждый день на тот утёс, откуда было видно море и горизонт, ненавистный парню, никто не знал. Но от его частых похождений к этому месту зелёная трава быстро превратилась в тропинку, по которой он, словно робот, бродил, ведомый внутренним желанием, навещая ветер и лучи солнца, пытавшиеся подольше задержаться на виду.       У Мина был один-единственный друг — сова, которую по-французски он называл «Ибу». Мягкие перья щекотали ладони парня, слегка улыбающегося от таких нежных прикосновений птицы. Ибу жила на дереве, чем-то напоминающем сакуру. Розовые цветки красовались на ветках практически круглый год. Кора же к зиме приобретала сероватый оттенок, чем ещё больше напоминала это известное японское дерево. Оно постоянно навевало воспоминания о какой-то древней легенде. Легенде о жизнерадостном мальчишке, вмиг потерявшим всё.       Тысяча девятьсот тридцатые наступали быстрым перелётом лет. Отец Мина купил несчастному сыну Hispano Suiza H6-1919, чему парень несказанно обрадовался. Красный автомобиль стал чудесным времяпрепровождением для Юнги, который любил копошиться в моторах редких авто в их небольшом городке. Откуда отец взял деньги, чтобы купить эту машину, Мина не слишком интересовало, но не потому, что ему было плевать на это, а потому что господин Мацуро никогда не давал поводов усомниться в правильности и праведности его действий. Родившийся за год до ужасающих событий мальчик не смог сдержать слёз, как и все другие дети. Через четыре года его настоящего отца призвали в армию, после чего он отправился во Францию, где погиб в битве при Марне. Мать, узнавшая о гибели супруга, повесилась во дворе дома. Небольшое поместье со скотом, парой автомобилей и деревушкой на пять домов опустело окончательно.

Май 1923

      Оказавшись в детском приюте Роберта Гилберта, Мин сразу же нашёл общий язык с каждым ребёнком — все ходили в ссадинах и синяках от проявлений «дружеских» отношений мальчишки. Детдомовская жизнь была наполнена самыми различными происшествиями и случаями, способными выбить из колеи любого, кто лично никогда не участвовал в подобных ситуациях.       — Ты завяжешь ему шнурки, он упадёт лицом вперёд и сломает нос. Его можно будет звать «Кривонос», — сидя в кустах, шептал малыш-Гарри непохожему на типичного американского ребёнка Мину, с интересом рассматривающего белые шнурки туфель садовника.       — А зачем нам вообще называть его таким? — своевременно, пока дети не натворили делов, спросил Юнги, отчего показался парням, готовившим покушение на крупный нос, мямлей и трусом.       — Да у нас тут трусиха! — по левую руку смеялся Лукас-младший, одетый в какие-то залатанные шорты, высокие носки до колен и туфли цвета детской неожиданности. Очки, перемотанные веревкой, всё норовили упасть и разбиться, поэтому мальчик поправлял их каждую секунду. — Трус!       — Я не трус! — пытался защититься малыш Мин под недовольные тихие возгласы его собратьев по детскому дому. — Я вам сейчас покажу! — вполголоса храбро произнёс он и ринулся из кустов, пропав из виду.       Через минуту послышался звук падения и крик садовника.       — Ай, твою мать!       Мальчики выбежали из кустов, чтобы в деталях рассмотреть то, что сейчас произошло. Грузный мужчина в соломенной шляпе держал за ухо Мина. В то время, как из его носа не останавливающимся ручьём текла кровь, алыми полосочками обрамляющая редкие усы.       — Ах ты засранец! Ну я тебе сейчас… — левая рука сильно и одним движением выдернула ремень из брюк и замахнулась им, чтобы произвести удар такой силы, что пособники и провокаторы в предвкушении зажмурили глаза, ожидая услышать сильный шлепок и крики боли.       — Остановитесь, мистер Глаберр, — нежный женский голос на мгновение ввёл в ступор всех, кроме Юнги, намочившего свои штаны от страха, — миссис Марбл, отведите Мина умыться. Вы, господин садовник, впредь не замахивайтесь на воспитанников! Какой пример Вы им подаёте?! Так не пойдёт, идите умойте своё окровавленное лицо, — раздавала один за другим приказы директриса детского дома, одетая в красивое строгое платье чёрного цвета. — А вы, трое ежегодников, будете за своими друзьями посуду мыть. Неделю!       — Ну какую неделю, миссис Джонс, неделя — много, — как один говорили сорванцы, стоявшие, поджав хвосты, без малейшего намёка на былую храбрость.       — Месяц! — завершила бессмысленный спор директриса и, развернувшись, ушла проверить бедного садовника, с каждой минутой теряющего всё больше крови.

Август 1924

      Долгое ожидание в коридоре сопровождалось неприятным скрипом вентилятора, который крутился туда-сюда, издавая всё более противные звуки. Толстый мужичок в костюме-тройке бежевого, даже почти жёлтого цвета размахивал кипой листков как веером, пытаясь охладить своё вспотевшее лицо.       — Вам же жарко, ну снимите Вы уже этот пиджак, — с неким волнением в голосе проговорил Юнги, вздыхая от вида бедного мужчины.       — Да нельзя, пацан. Я бы с радостью… — грустно подытожил работник, чьё лицо к этому моменту стало похоже на спелый помидор.       — Мин Юнги, зайди, пожалуйста, — послышался резкий голос из-за двери.       Зайдя в кабинет, парень впервые увидел столько растений на один квадратный метр. Здесь будто распростёрся сад, а не кабинет директора приюта. В этой огромной по своему размеру оранжерее посередине сидела, можно сказать, крошечная директриса, которой явно было не всё равно на своих воспитанников.       — Садись… — безэмоционально проговорила она, тщательно записывая что-то в толстенную тетрадку. — Знакомься, это господин Иэясу Мацуро. Сегодня он заберёт тебя с собой. Если у тебя есть желание попрощаться с одноклассниками, то мы можем дать тебе время. Сходи собери вещи и возвращайся сюда, я пока оформлю документы.       — С этими говноеда… — Мин, увидев недовольное лицо миссис Джонс, сразу же замолчал, опустив глаза в пол. — Простите… — не поднимая глаз, извинился он.       — Вот, господин Мацуро, такой мальчик. Но смышлёный, зараза. Из любых передряг сухим выходил, — нахваливала женщина сидящего парня, ощущавшего нарастающее чувство вины перед всеми работникам приюта и прежде всего перед директрисой, которая лестно отзывалась о нём в данную минуту.       — А я, пожалуй, возьму этого оборванца. Мы, азиаты, должны держаться вместе, — мужчина поднялся с удобного кресла с фигурной резьбой на спинке. — Правильно, Юнги?       В глазах этого совершенно незнакомого японца виднелась искренняя доброта и честность, а главное — желание взять ребёнка себе. Это расположило нелюдимого Мина к дядечке, который слегка прихрамывал на левую ногу.

Август 1931

      Роскошный красный автомобиль, попавший в Америку неизвестно каким образом, красовался в небольшом гараже, соединённом с домиком. Флэкторн — место, где жил Юнги, — было самым незаурядным и провинциальным городком, куда даже продукты привозили лишь раз в месяц. Но благо никакого голода здесь не было. Каждый знал всех местных жителей не только в лицо, но и мог с точностью рассказать, во сколько тот встаёт, чистит зубы, одевается и идёт на работу, позже возвращаясь домой. Всё во Флэкторне работало будто слаженный механизм хороших швейцарских часов, всё исполнялось в срок без каких-либо заминок и проблем.       С утра пораньше Мин, вставший ни свет ни заря, побрёл кормить собак, неистово лающих на улице. Уже светало, тонкие лучи солнца нежно и ласково притрагивались к черепичным крышам домов, один за другим принимающих эти прикосновения. Прошедший ночью дождь оставил после себя лужи, которые не успели к утру высохнуть. Выйдя на свежий воздух, Юнги заметил какую-то незнакомую машину у соседнего дома, припаркованную слишком аккуратно. Не было сомнений, что это был кто-то то новый, не местный. Собаки всё не унимались от безудержного лая, пока к ним не подошёл Мин, присевший рядом и успокоивший животных. Под мерные чавканья Джона и Билли парень вернулся обратно в дом, не придав значения приезжим людям, и лёг спать.       — Мин, просыпайся, надо сходить к новым соседям, — звучал спокойный голос отца, нависшего над спящим.       — К кому? — зевая, спросил Юнги, нежно потягиваясь и подёргивая ногами. — У нас новые соседи?       Парень быстро подскочил с кровати, ибо надежда на то, что сосед будет мужского рода и примерно его возраста, придавала Юнги заряд бодрости. Он поскорее хотел проехаться перед ним на своей новой тачке, послушать звук мотора и показать, как блестят зеркала.       На улице с улыбкой на лице их встречал пожилой мужчина лет шестидесяти, одетый словно какой-то гангстер. На голове чёрный котелок с красной повязкой, костюм-тройка в полоску и вычищенные до блеска кожаные туфли. Небольшая круглая эспаньолка украшала морщинистое лицо, вероятно какого-то владельца завода, не меньше.       — Доброе утро, господин Мацуро и господин Мин! — вежливо, но очень громко сказал старичок. — Пойдёмте ко мне в дом, там нас ждёт мой сын.       Три человека медленным шагом направились в небольшой кирпичный дом с высокой крышей, построенный во времена викторианской эпохи каким-то английским меценатом, приехавшим в США, чтобы подзаработать больше денег. Дом, несмотря на его незначительный размер, был весьма вместительным. На его территории располагался крошечный сад с оранжереей, маленькая лужайка, на которой цвели розы, и навес с автомобилем. Чёрный Mercedes выглядел почти устрашающе по сравнению со всеми авто в городе, служившими больше для перевозки всяческого рода припасов, продуктов, но никак не людей. Половина здания была покрыта лозой, кажется, появившейся здесь с самого строительства.       Войдя в деревянную дверь с дверным молотком в виде льва, все трое очутились в уютном коридоре пять на пять, обвешанном картинами и чёрно-белыми фотографиями, где также стоял небольшой камин. Хозяин дома сразу же провёл гостей в обеденный зал, в котором их уже ждал сын господина.       — А Вы не говорили, что у Вас сын не американец, — садясь за стол и поправляя брюки, произнёс Иэясу. — У Вас жена была азиаткой? Простите, если мои слова прозвучали грубо.       — Что Вы, — прокашлявшись, начал мужчина, — жена у меня англичанка, переехавшая в США лет двадцать назад. Мы с ней не можем иметь детей, — с грустью произнёс он. — Поэтому и взяли этого красивого мальчика к себе. Жене он понравился сразу. Ах, да, — вспомнил старичок, — совсем забыл представиться! Рудольф Блэкторн, а это мой сын — Пак Чимин.       Пока отцы разговаривали, юноши переглядывались, будто встретили друг друга не в первые. Не часто встретишь подобного тебе на континенте. Мина, который ещё ни разу не влюблялся ни в кого, странным образом привлекал этот молодой человек, который к тому же был его возраста. Пак, в свою очередь, немного недоверительно смотрел на длинноволосого парня перед ним, но было бы глупо отрицать, что Чимин не мог отвести взгляда с глаз и шеи нового знакомого.       — …я тоже взял Мина из детского дома, — рассказывал свою историю Мацуро.       К тому времени, когда все уже познакомились и узнали про жизнь друг друга чуть больше, чёрные люди стали подносить к столу приборы и блюда, прежде принеся бокалы и налив в них шампанское.       — Ну, за знакомство! — подняв над собой фужер, сказал Блэкторн и выпил залпом шампанское.       — У Вас работают рабы? — немного с опаской спросил отец Мина.       — К счастью, что у меня. Я выкупил их пару лет назад у одного белого господина, хоть так уже не принято говорить. Так вот, он избивал их и унижал каждый божий день! Я не думал, что после шестьдесят пятого такая практика используется по отношению к чёрным, — почесав затылок, продолжал Рудольф Блэкторн. — Можете сами у них сейчас спросить, они ответят, что здесь их принимают будто белых. Мне искренне жаль этих людей. Они такие же, как мы с Вами, господин Мацуро.       — Я полностью Вас поддерживаю, мистер Блэкторн. Я рад, что они работают у Вас и получают за свой труд деньги, а не просто находятся в рабстве, — с облегчением произнёс Иэясу.       Все приступили к кушанию различных блюд: от курицы до какой-то лапши. За весь вечер никто из парней не произнёс ни слова, будто держа их в голове на потом. К сумеркам все разошлись. Чимин в окно второго этажа смотрел, как соседи, переходя проезжую часть, заходят в свой дом.       — По соседству теперь живут гангстеры, — с долей юмора сказал, снимая с себя пиджак, господин Мацуро. — Как тебе Чимин? Как по мне, вполне милый парень, может, будете общаться? Только сразу попрошу не задирать его, как ты это любишь делать. Что-то в них меня смущает…       — Ладно, папа, я постараюсь в первую следующую встречу не обижать малыша-Пака. Но вот что-что, но они крутые!       — Кхм, — кашлянул Иэясу, — в каком смысле «крутые»?       — Ну ты же слышал: завод в Нью-Йорке, приехали сюда из-за конфликта каких-то банд. Чем тебе не настоящие гангстеры и бандиты? — с восхищением перечислял Юнги фрагменты истории, рассказанной в соседнем доме. — Ладно, спокойной ночи.       Юнги, на удивление своего приёмного отца, быстро побежал в свою комнату, закрыв за собой дверь. Привыкший курить парень совсем забыл об этом сегодня, что озадачило господина Мацуро. Лёжа на кровати и укрывшись тёплым одеялом, Мин смотрел в потолок, украшенный по углам паутиной. В его мыслях всплывал образ Пака, который всё никак не выходил у него из головы.       — Да что, чёрт возьми, он такое? Почему я только о нём и думаю?! — шёпотом говорил сам с собой Мин.       Но чувство, что возникло у него в душе, как-то сильно тяготило его сердце, которое будто отговаривало от наличия каких-либо отношений и связей с этим парнем. Единственным разом, когда у него появлялись какие-то лёгкие дребезжания души, точно не дотягивающие до влюблённости, была подружка Энн, что заходила каждый месяц и приносила корзинку то с ягодами, то с хлебом, то с самодельным лимонадом, который был лучшим в округе. Но сейчас Юнги испытывал что-то необычное и приятное.