oiseau blessé

      Наутро Мин проснулся от необыкновенно сильного запаха кофе, доносившегося со двора. Господин Мацуро заваривал его на улице, потому что пил слишком крепкий, такой, что после него было тяжело дышать на протяжении двадцати минут. Юнги, надев рубашку и брюки, босиком вышел на лужайку перед домом, где под яблоней его отец сидел на самодельном деревянном шезлонге, попивая из железной кружки ядовитый кофе. Мин подошёл и со стола рядом с шезлонгом взял пачку сигарет и, достав одну, закурил её.       — Погубит тебя курение, Юнги, погубит… — читая газету, повторял Иэясу. — С четырнадцати лет куришь…       — Стресс, папа, стресс, — не обращая почти никакого внимания, произнёс Мин, вглядываясь в уже знакомый соседский дом, перед которым стоял какой-то фургон. — Не знаешь, что за машина?       — К Блэкторнам кто-то приехал, видимо. Нас это волновать не должно, — не отрываясь от чтения газеты и попивая горячий кофе, произнёс Иэясу Мацуро.       — Пойду посмотрю, — сказал парень и, не дождавшись ответа, ринулся через дорогу во двор к соседям.       В то мгновение, когда Мин подошёл к фургону, машина тронулась с места, оставив после себя лишь клубы чёрного как смоль дыма и стоящего на обочине мистера Блэкторна, держащего в руке какой-то свёрток.       — Доброе утро! — подходя ближе, крикнул Юнги, насвистывая какую-то мелодию, услышанную недавно по радио.       — А… — старик отвёл взгляд пустых глаз от уехавшего фургона на приближающегося соседа. — Да, доброе, мистер Мин, доброе, — натянув улыбку, ответил очухавшийся Блэкторн.       — Кто это к Вам заехал? — как-то слишком странно, будто шпион или разведчик, спросил парень.       — Да так, привезли вот бумаги с завода в Нью-Йорке, — старик нервно сжимал в руках несколько конвертов, обмотанных в красную ленту. — Ладно, — резко прервался Рудольф, — я пойду, — мужчина стал отходить, как заприметил отдыхающего на лужайке соседского дома Иэясу. — Здравствуйте, господин Мацуро! — крикнул через дорогу он помахавшему японцу и исчез из виду.       Юнги хотел уже идти обратно к себе в полном разочаровании от не особо интересной истории, которую поведал ему Рудольф Блэкторн, как из кустов кто-то прошипел и позвал его. Шерстяные носки в туфлях, короткие шорты и белоснежная свободная рубашка красовались на Чимине, стоявшем в крыжовнике.       — Псс, — звал он, — Юнги, кажется? Не найдётся ли у тебя сигаретки? — спрашивал, зная заранее ответ, Чимин.       И вот через пару мгновений из кустов распространялся ароматный запах табака, сливающийся с амбре растущих неподалёку красных роз, создавая некий новый аромат, который приятно успокаивал. Отец Пака не разрешал ему курить сигареты, только сигары. Ибо первые чаще были некачественными, и народ стал замечать всё больше случаев отравления этим табаком. Чимин считал, что нет разницы, каким ядом травить свой организм. Но слушал отца, который вторил, что сигары всегда являлись показателем наивысшего качества — их привозили или из Испании, или из Кубы, что было дешевле. Но друзья в Нью-Йорке привили Чимину иную вредную привычку, поэтому он мог соревноваться с самыми заядлыми курильщиками и алкоголиками, хотя этот факт не смущал никого, даже несмотря на разгар Сухого закона, буйствующего в США.       — И надолго вы здесь? — невзначай спросил Юнги, прервав невыносимую тишину, сменявшуюся редкими звуками проезжающих машин и пением птиц, и желая услышать ответ «навсегда».       — Пару месяцев, — сразу ответил Чимин, — пока всё там не успокоится. Глядишь, и того раньше, — делая долгие затяжки, говорил Пак. — Кстати, несмотря на то, что мы мало знакомы, хочу пригласить тебя выпить пару стаканчиков виски у нас в пабе в центре Нью-Йорка. Ахуенный паб, хочу тебе сказать, — даже для такого хулигана, как Мин, мат был не слишком приятным звуком для ушей, он предпочитал не ругаться и даже не знал части английских матов, что спасало его нежные уши.       Юнги хотел что-нибудь сказать, но не знал, что именно. Все мысли смешались в голове, и вся эта каша мешала наблюдать за сексуально курящим парнем перед ним. Он боялся показаться навязчивым по отношению к новому знакомому, поэтому мирно стоял и наблюдал за тем, как тот, словно паровоз, выдыхал из себя дым, который, на удивление Мина, пах чем-то другим. Точно не тем, к чему он привык.       — Спасибо, что выручил, Юнги, — потянул свою руку для прощания Чимин. Мин почувствовал всю мягкость его ладони и нежность его прикосновения. Улыбка на красивом лице располагала Юнги, который улыбнулся в ответ и вылез из кустов, с хорошим настроением направляясь к отцу, будучи уверенным, что это была их не последняя встреча.

Апрель 1932

      Регулярные встречи вносили в жизни обоих незабываемые впечатления. Казалось, они — герои какой-то сказки, где всё чересчур радужно и даже приторно-сладко. Вот — Чимин и Юнги гуляют по зимнему парку, когда мягкий и пушистый снег падает, чтобы припорошить их локоны. Вот — они едут на красном авто по серпантину, ведущему к Флэкторну, через красивые замёрзшие ручейки и реки, через старинные каменные мосты, проезжая кирпичные милые домики и древние храмы. Парни даже успели побывать в походе, правда, длился он совсем не долго, но запах костра в морозную ночь — единственное, что до сих пор сохранилось ярким воспоминанием.       — Знаешь, Мин, иногда мне кажется, что нас с тобой связывает что-то большее, чем просто соседство, — выходя из авто, говорил Чимин, наблюдая за пролетающими над заливом чайками.       — Что ты имеешь в виду? — несмотря на внешнее спокойствие, Юнги внутри был буквально на грани того, чтобы наконец сказать другу о своих чувствах.       — Я имею в виду, что мы с тобой уже больше, чем друзья. Мы будто изначально, с того самого знакомства, были созданы друг для друга. Ты для меня, а я для тебя.       По радостным глазам Мина сразу можно было понять, что он получил то, что хотел, то, чего желал больше всего на свете. Машина и одетые в пальто парни медленно погружались в снег, который, не прекращавшись, заносил округу Флэкторна. С утёса виднелся замёрзший берег залива, где уже толстый лёд обрамлял камни. Деревья, давно сбросившие свою листву, мирно стояли, удерживая на себе огроменные кипы белоснежного пушистого снега.       Такая почти банальная, но красивая история любви могла бы продолжаться дольше, чем обычно, но все проблемы в Нью-Йорке закончились, и Блэкторнам пришло время вернуться домой.       Затянувшаяся передержка во Флэкторне подошла к концу в январе. Семья Юнги и Чимина отпраздновали Рождество под одной крышей, как это бывает в самых романтических историях. Со временем господин Мацуро стал замечать странности поведения своего сына, который почти в открытую говорил, что ему нравится Пак, но Иэясу упорно это отрицал и абстрагировался. Но он не мог не замечать этого.       Первый долгожданный поцелуй Пака и Мина произошёл прямо в Новогоднюю ночь, под успокаивающий треск камина, когда в соседнем зале были их отцы, распевающие песни. Радости обоих не было предела. Они смотрели друг на друга влюблёнными глазами, хотя и понимали неправильность подобного выбора. Но в тот момент, кажется, их не волновало вовсе, что скажут окружающие на их любовь и на чувства, внезапно вспыхнувшие в юных сердцах.

***

      С самого утра к дому Блэкторнов подъехал большой чёрный грузовик с потёртыми дверьми и грязными окнами, в который стали грузить вещи семьи, спешно съезжавшей из этого уютного места. Пак, молча стоявший в сторонке, выдыхал в небо клубы дыма сигары. Он безэмоционально вглядывался почти в каждую вещь, что заносили в кузов, ведя некий учёт. Невыспавшийся Юнги медленными шажками подошёл к своему другу, освещаемому яркими лучами солнца и теряющемуся в облаке дыма.       — Уже уезжаете? — зевая, спросил Мин, облокотившийся на плечо Чимину.       — Ага, — не разворачиваясь, ответил Пак, — папаша срочно сказал выезжать в Нью-Йорк. Билеты на поезд уже купил. Так что, — сделав затяжку, говорил Пак, — через несколько часов уезжаем. Поезд, чух-чух, все дела.       — Я хочу с вами поехать, — изъявил желание Юнги, заглянув в недовольно повернувшееся к нему лицо, словно брошенный щеночек.       — Мин, ты не понимаешь? — начал Пак. — Везде опасно, даже здесь, в этом спокойном и тихом местечке. А Нью-Йорк — рассадник преступности. Ты понимаешь, что «Блэкторн Корпорейшн» доживает свои последние дни? Наш бизнес вот-вот захватит банда Стенателей, давно претендующих на это сладенькое место. Мы уезжаем не жить, а бороться за жизнь. Пойми это, — говорил он, держа ладонь Юнги в своей.       — Но… чем таким вы занимаетесь? — в надежде услышать что-то хорошее, стесняясь, спросил Юнги.       — Я же говорил — у нас пабы по всему городу. Мы производим алкоголь, — сделав паузу, продолжил Чимин. — А сейчас этим ой как сложно заниматься. Грёбаный Сухой закон не оставляет нам прав на существование. Вместо того, чтобы бороться с преступностью, федералы её поддерживают и вставляют нам палки в колёса своими действиями, — Пак говорил с остервенением, будто вот-вот взорвётся как огромная бочка с тротилом. — Джеффри Бишоп — ебучий глава окружной полиции — всё никак от нас не отлипнет, грёбаный банный лист! Ещё пару лет назад отец рассказывал, что вступил в дружеские отношения с этим Джеффри, а сейчас этот сукин сын буквально хочет избавить Нью-Йорк от Блэкторнов, — покашляв, Чимин продолжил. — Вот так и живём в городе мечты…       — Хм, я не знал, что у вас такие проблемы, —задумавшись, опустил взгляд Юнги.       — Так, что-то я заболтался. В грузовик всё уже загрузили, — Чимин повернулся своим прелестным личиком в сторону узнавшего только что правду парня. — Пока, Юнги, надеюсь, когда-нибудь встретимся, — закончил он и пошёл к фургону, где грузчики уже закрывали ржавые двери.

***

      Утро следующего дня началось не очень. Дождь, колотивший по черепичной крыше дома, отражался ужасающим эхом в голове проснувшегося Мина, чувствующего, будто его вчера прямо в голову застрелили из дробовика. Но у Юнги был конкретный план на сегодняшний день — уговорить отца поехать в Нью-Йорк. Правда, это был весь план, так как он не продумал остальные пункты от слова совсем, полагаясь на импровизацию. Поднявшись с кровати, он понёс себя в гостиную, где, не изменяя традиции, Иэясу Мацуро, увлечённый чтением газеты, пил кофе. Потёртые брюки в клеточку были давно знакомы Юнги, который привык видеть их с самого детства. У них были деньги, просто в финансовых вопросах Иэясу был скупым и экономил везде, где можно было, исключая своего любимого приемного сына, которого он лелеял и оберегал.       — Доброе утро, Мин. Как спалось? — продолжая читать газету, спросил Мацуро, лишь чуть повернув свою голову с немного седеющими волосами в сторону сына. — Что-то ты неважно выглядишь.       — Ты же даже не посмотрел на меня…       — Я затылком чувствую, что ты что-то задумал, Юнги. Давай признавайся, — сложив газету вдвое и положив её на столик, Иэясу повернулся всем телом к сыну.       — Может съездим в Нью-Йорк? — как провинившийся ребёнок с опущенными глазами спросил Мин.       — Ну поехали…       — Пожалуйста… Стоп, почему ты так быстро согласился? — недоуменно уставился Юнги на своего отца, который лишь хитро улыбался.       — Я уже всё сделал, мы едем завтра. Думаешь, я ничего не вижу и не знаю, что твой Чимин вчера уехал на поезде с отцом в Нью-Йорк? Нужно быть слепым, чтобы не видеть того, как вы ведёте себя рядом друг с другом, Мин. Тем более, я готовил к твоему восемнадцатилетию эту поездку. Так что, иди собирайся. Но учти, мы туда поплывём, поэтому будем там не раньше, чем через неделю.       — Неважно через сколько мы там будем! Спасибо, папа! — Юнги без каких-либо стеснений повис на шее Иэясу, целуя того в щёку. Смешная картина — задира милуется со своим отцом, которому безмерно благодарен.

***

      Корабль, отчаливший из порта Флэкторна, назывался по-библейски «Далила», пускал столбы дыма из своих четырёх труб. Он чем-то напоминал небезызвестный Титаник, не размером, но общим видом и атмосферой.       Позади оставался родной и любимый город, в котором Юнги провёл восемь с половиной лет, где знал каждого соседа, и где осталась его драгоценная машина. Взамен пейзажа знакомой природы с её лесами, травами и полями теперь перед ним открывался бесконечный океан, скрывающий в себе сокровенные тайны, с его голубизной и свежестью. Ветер обдувал чёрные локоны Мина, любившего гулять по палубе, любуясь закатами солнца, заходившего за горизонт.       Когда средь тумана показались небоскрёбы, глаза Юнги заискрились, будто огонь в камине. В ушах звук волн, бьющихся о корму, сменился весёлыми мотивами песен в стиле рок-н-ролл, которые так часто звучали по радио и сейчас продолжали напоминать о себе. Во рту появился фантомный пьянящий вкус вина или какого-то другого алкоголя, который веселил парня. В его мечтах и мыслях он уже был вместе с Чимином где-то в баре, где все его уважают и боятся, где бесплатно наливают выпивку и куда подъезжает роскошный автомобиль, чтобы забрать их обоих.       Но пока «Далила» несла по волнам к Нью-Йорку мирно спавших пассажиров, ибо ночь уже переняла власть в свои руки. Но Мину от чего-то не спалось. Пытаясь заснуть, он ворочался из стороны в сторону в тщетных попытках найти удобное положение. Но музыка в голове не утихала, а глупые мечты ещё больше пьянили парня. Единственное, что приходило к Юнги в редких снах, это был образ Чимина, выглядевшего, как настоящий гангстер: чёрное кашемировое пальто, такого же цвета брюки, а на портупее виднелась рукоять револьвера, выглядывающая из-под полы верхней одежды.       Мин встал с кровати, чтобы пройтись по ночной палубе. Отсюда открывался чудесный вид на приближающийся город с миллионом огней, освещавших его. Мимо проходили небольшие корабли, которые перевозили то какие-то грузы, то людей, которые так же, как и на «Далиле», спали в своих крошечных каютах, ожидая наступления утра. Ненарочно парень пустил слезу то ли из-за того, что его окружала какая-то неописуемая красота, которую он видел впервые, то ли из-за чего-то более глубокого, что было сокрыто в его сознании, и он сам не мог объяснить.       На скамейке в носу корабля сидел какой-то пожилой мужчина с трубкой во рту. Тоненькая струйка дымка поднималась от него куда-то ввысь, где терялась в ночном небе. Юнги медленным прогулочным шагом подошёл к этому старичку и присел рядом.       — Не спится, парень? — прозвучал голос с хрипотцой.       — Да, никак не могу уснуть. А вы в Нью-Йорк зачем? — как и восемь лет назад, Мин проявил какую-то вежливость по отношению к незнакомцу.       — К дочери. Она давно перебралась в город и вот позвала в гости, с внуком понянчиться. А я и рад. Муж у неё совсем нехороший. Бил её, когда она ещё у меня жила, а сейчас даже боюсь представить, что он с ней делает… — тяжело выдохнул мужчина, отложив на край скамьи свою трубку. — А Вы, молодой человек, какими судьбами в Большое яблоко?       — Я… — что-то сильно кольнуло в области сердца. Неужели недавний хулиган и задира превращается в душевного романтика? — Я и мой отец хотим посмотреть город, — произнёс Юнги и стал внимательнее вглядываться во всё чётче появляющийся мегаполис, манящий своими высокими зданиями и огнями прожекторов. — Наверное, я пойду всё же попробую уснуть. Спокойной ночи, мистер…       — Блэквуд, парнишка. Доброй ночи, — сказал мужчина, вновь взяв в зубы дымящуюся трубку.       Мин отошёл в сторону со странным смятением на душе. Вроде бы добрый старичок, но что-то внутри гложило сердце парня. Несмотря на то, что он рассказал душещипательную историю, то ли в интонации, то ли прямо на его лице было написано, что он не самый хороший человек.       Зайдя в темноту каюты, прерываемую лишь редкими отблесками света с палубы, Юнги лёг на свою постель. В нескольких шагах от него сопел Иэясу Мацуро, который очень беспокойно спал. Участие в Первой мировой, контузия и почти смертельное ранение — всё это пережил несколько лет назад японец, перебравшийся в США. Так же, как и настоящий отец Мина, Мацуро воевал во Франции, сражаясь с Германией, но всё вышеперечисленное не позволило ему дальше проходить там службу — своё он отслужил и, подлечившись в госпитале, отправился в Штаты, где и взял в двадцать четвёртом году маленького десятилетнего Юнги. Под редкие болезненные стоны своего отца, который с каждым годом стонал всё чаще, Мин закрыл глаза и уснул.       Утренний Нью-Йорк встретил «Далилу» ярким светом и нескончаемым шумом работы в порту. Не позавтракав, господин Мацуро и Юнги сошли с судна с чемоданами наперевес. Куда теперь идти, не знал никто из них. Глаза разбегались от картины, которая буквально рябила в зрачках. Справа-налево быстро передвигались люди, ездили машины, гудели пароходы и что-то выкрикивали люди.       — Так… — в надежде на спасение Мацуро посмотрел на сына, который с восхищением смотрел за всем, что происходило.       Без каких-либо слов рука Юнги потянула трясущуюся руку японца в каком-то неизвестном направлении.       — Ты… ты знаешь куда идти? — прерывисто спросил Иэясу.       — Неа, — легкомысленно ответил Мин, продолжая тянуть куда-то отца, преодолевая толпы людей, пешеходные переходы и грузчиков, переносивших какие-то шпалы.       Спустя минут двадцать безостановочного пути в неизведанное отец и сын наткнулись на ничем не примечательное здание с вывеской «Бар». Зайдя в него, они присели за стол в ожидании официанта. Правда, никто не подходил, а выпивающие за соседними столами косо посматривали на них.       Иэясу решил встать и подойти к барной стойке, где грузный бородатый мужчина с явной сединой протирал стакан для пива.       — Простите, подскажите, пожалуйста, что у Вас есть выпить? — робким голосом произнёс Мацуро, нервно переводя взгляд то на бороду, скрывающую рот, то на стакан, который уже блестел и, казалось, вот-вот треснет от оказываемого на него давления.              — Погодите-ка… — подозрительно начал бармен и отложил полотенце, — вы случаем не Иэясу Мацуро? — раскрыв полностью глаза, спросил бородач и вышел из-за барной стойки, подойдя к съёжившемуся японцу.       — Н-ну… я… — несмело ответил отец Мина, наблюдавшего из-за стола и готового уже прийти на помощь.       — Господи… Свела судьба! — воскликнул бармен. — Люси, замени меня! Ты чего, Иэясу, не узнал своего сослуживца? Вместе же при Марне участвовали, тебя ранили, а я ещё неделю там был. Вот, — поднял он свою левую руку, на которой отсутствовал мизинец, — благо этим отделался. Ты как?       В голове японца словно кассета крутились воспоминания о том дне, когда он был ранен. Он вспомнил Джона Уайта, стоявшего перед ним. Будучи в армии, они сильно подружились, а после войны хотели как-нибудь встретиться за стаканом пива.       — Я ничего, — скупо ответил Иэясу, — вот с сыном приехали город посмотреть.       — Город посмотреть?.. Ах, да, совсем забыл. Вы же из Флэкторна?       — Из него, а что такое? — прищурив глаза, спросил японец. На долгий диалог отца с незнакомцем пришёл Юнги, вставший позади своего отца       — С Рудольфом Блэкторном в любом случае знакомы. Так вот он — мой босс. Видимо, он знал, что вы приедете в один из его баров, и предупредил всех в Нью-Йорке. Дороги вы ему, — улыбнулся Джон. — Это, я так понимаю, Мин Юнги, за которого лично сын Блэкторна поручился жизнью.       Мин покрылся краской от таких слов, но думал, что они — ложь и неправда, сказанные, чтобы выбить парня из колеи.       — Так, ладно, босс приказал, что если вы приедете, отвезти вас кое-куда. Так что, — надевая плащ, сказал Уайт, — выезжаем.       Будто не имея собственного мнения и ведомые не пойми чем Мацуро и Юнги подались вместе с барменом на задний двор этого питейного заведения, где стояла накрытая брезентом старая машина.       — Кидайте вещи в кузов и садитесь. Сейчас с ветерком домчу вас, — не скрывая улыбку, говорил сослуживец, пытаясь завести старую рухлядь, которая, побрыкавшись и прокашлявшись, наконец поддалась. Чёрный дым повалил из трубы и последовал за стартанувшим автомобилем, выехавшим на проезжую часть.

***

      Мимо со скоростью автомобиля проплывали первые этажи небоскрёбов, о которых Юнги мог лишь мечтать. Они были настолько огромными, что, казалось, в них может уместиться весь Флэкторн и ещё несколько небольших городов. Острые шпили врезались в облака, будто соединяя небеса и бренную землю. Красота этих строений завораживала с первого взгляда, Мин хотел в деталях рассмотреть каждую арку, каждую анфиладу, каждый монумент и барельеф, что встретит в Нью-Йорке. Видя это, и его отец, и Джон Уайт вот-вот хотели сказать:       — Успеешь ещё посмотреть на город. Только приехали, всё впереди.       В заворожëнных глазах люди сливались в одно громадное пятно, что будто стояло на месте, никуда не двигаясь. Эта река не текла, она неспешно ползла по просторным улицам. Красивые блестящие автомобили то вставали в пробки, то вновь двигались. Этот цикл повторялся на протяжении всего недолгого пути к недавно построенному зданию.       — Приехали, — поставив машину на ручник, сказал Джон. — Это Эмпайр-Стейт-Билдинг — вершина творения народа Штатов. На верхних этажах находится главный ресторан мистера Блэкторна, ещё выше — его офис. Вот так мы и утёрли нос не только французам, построив эту махину, но и нашим конкурентам — теперь мы здесь главные поставщики алкоголя и ресторанного бизнеса, — гордо произнёс Уайт и вышел из автомобиля.       За ним последовали и гости Нью-Йорка со своими небольшими котомками с одеждой. Так, перед ними предстали шикарные высокие стеклянные двери, рядом с которыми стояли двое мужчин в красных мундирах, открывающие двери. Они прошли будто в клуатр какого-то старого монастыря. Квадратная территория здания внутри была напоминала мавзолей — кругом был гранит коричневого цвета, золотые детали интерьера и растительность, которой здесь росло полным полно.       — Итак, сейчас мы поднимаемся на лифте в казино-ресторан. Большая просьба ничего не трогать, ни с кем не разговаривать, а просто походить мимо, — заботливо говорил Джон по дороге к лифту, уже спустившемуся к ним.       Мин замечал косые взгляды коренных американцев, которые смотрели на него, будто на врага. Парня не покидало ощущение, что если он совершит что-то не то, ступит куда-нибудь не туда, в его сторону тут же полетят оскорбления.       — А где чёрные? — тихо спросил Юнги у Иэясу и Джона.       — Понимаешь, какое дело… — начал Мацуро. — Негры как были низшей кастой, так и остались. Их не считают за людей, более того — презирают всеми доступными способами.       Лифт, казалось, с неимоверной, огромной скоростью мчал вверх к звёздам и небесам, к раю на земле — Казино «Парадисо» — лучшему во всей Америке. За окном простиралась вся панорама Нью-Йорка, казавшегося Юнги целым миром.       — Вот он — центр вселенной… — думал про себя парень, осторожно поглядывая на своего отца, который с точно таким же восхищением рассматривал всё вокруг, дабы запомнить на всю свою жизнь то, как живут в большом городе люди, имеющие деньги, о которых Иэясу мог только мечтать.       Раздался звонок, оповещающий о прибытии на нужный этаж. Двери открылись, и перед Уайтом, Мацуро и Юнги предстала невообразимая картина, будто из какого-то кинофильма, который редко, но можно было увидеть в кинотеатре Флэкторна. Неоновые светящиеся вывески, официантки, разносящие подносы с шампанским и играющие за столами джентльмены, одетые с иголочки в дорогущие костюмы. Над потолком переливающаяся всеми цветами радуги мерцала надпись «Casino», которая будто парила над всеми этими людьми, как футуристичный самолёт.       — Но… зачем мы здесь? — осторожно оглядываясь, спросил Иэясу.       — Ах, да! Совсем забыл, — остановился Уайт, — не знаю, какие у вас были отношения с боссом, но он приказал, чтобы вас незамедлительно привезли в казино. Сразу скажу, что не знаю, зачем. Сказано — сделано.       Навстречу прибывшим вышла целая толпа, окружавшая одного человека. Но сердце Юнги сразу же подсказало ему, что среди этих людей есть тот, кто не оставит его душу в покое.       — Иэясу, Мин! Рад вас видеть! — крикнул, не дойдя пары метров, Блэкторн. — Как хорошо, что вы приехали. Какая радость! Томас, — сказал старик молодому высокому парню с миловидным лицом, — приготовь лучший столик, что у нас есть, — словам последовало быстрое исчезновение парня. — Этот пацан очень хорошо выполняет свою работу. Двадцать пять лет, а уже менеджер в моём казино.       Вокруг раздавался непрекращающийся звук автоматов и крики людей, которые или выигрывали большие суммы денег, или становились банкротами, теряя прямо в зале сознание. Около тысячи человек разом находились на этом этаже Эмпайр-Стейт-Билдинг, создавая некое подобие океана. Вот гостям уже накрыли стол, на котором, кроме выпивки и еды, также находились и карты.       — Сыграем?.. — начал Рудольф, но был прерван странными криками и звуками драки около лифта.       За всем этим последовали выстрелы, и огромная толпа людей, одетых как гангстеры, с автоматами на перевес вышли в зал, расстреливая охранников мистера Блэкторна, который сразу же попросил всех лечь на пол и укрыться чем-нибудь. Пролетавшие мимо пули со свистом врезались в дорогую отделку мебели, в автоматы, из которых стали вылетать монеты, в людей, чьи крики показывали весь объём боли, которую причиняли пули. Одна задела плечо мистера Блэкторна, другая попала в грудь господину Мацуро, который, корчась от боли, рухнул на гранитный пол, сильно приложившись головой.       — Отведи их, чёрт возьми! — выкрикнул Рудольф, указывая на Мина и Пака, забившихся от паники в угол и прижавшихся близко друг к другу. — Ай, чёрт!       Томас, находившийся ближе всех к парням, схватил обоих за руки и повёл в другую сторону зала, выведя их к ещё одному лифту, ведущему в офис Блэкторн Корпорейшн. Забросив их туда, он поспешил вернуться к своему боссу. Стрельба вокруг не утихала, пополняя копилку жертв безжалостной банды, что творила весь этот беспредел. Но вмиг всё прекратилось, а бестолковая кучка убийц, слоняющихся из стороны в сторону, вдруг выстроилась в ровные линии, создав тем самым человеческий коридор, по которому неспешными шагами шёл виновник этого торжества, а по совместительству маньяк, психопат и богатый парень — Чон Чонгук, одетый в роскошный чёрный костюм с леопардовым воротом и не согласный с расовой политикой Штатов и ведущий войну против угнетения не таких, как все. Подойдя ближе к раненому Рудольфу Блэкторну, Чон подал сигнал, дабы ему подали стул или кресло, которое тотчас было подставлено к нему, и он сел.       — Ах! Херово тебе, Руди, да? — засунув свой палец в кровоточащую рану, спросил Гук. Ожидая ответа, он давил, всё сильнее и всё глубже проталкивая палец. — Я не слышу ответа, Руди! Твои стоны и хрипы оставь кому-нибудь другому! А мне, блять, отвечай! — кричал на весь зал он. — Ты что, блять, оглох?! Ах, к чёрту тебя! — выпустил Чон плечо владельца казино из своей руки. — Мне надоело, что все бабки текут к тебе. Ты что, банк или налоговая инспекция?! Какого хера все идут к тебе? Ты слишком много взял на себя, Руди. Слишком много… — Чонгук встал и, подойдя к барной стойке, взял чистый бокал, налив туда виски. Зацепив с собой бокал и бутылку, он подошёл к Блэкторну. — На, прижги рану, Руди. Это ещё не конец, — и подал открытую бутылку виски лежащему на холодном мраморном полу Рудольфу, что даже не поднимал глаз на своего мучителя. — Видали? — обратился Чон ко всем. — Эта сука даже не смотрит на меня! Значит, что? Правильно! Ему не нужны глаза. Дайте что-нибудь. — Ему подали нож, больше похожий на тесак мясника, но гораздо тоньше и мельче, — так, Руди, не дёргайся, будет не больно, наверное…       Весь зал казино и даже всё здание Эмпайр-Стейт-Билдинг слышали душераздирающие волпи того, кто навсегда потерял не только зрение, но и жизнь. Окровавленное тело, лежащее рядом с ещё живым Иэясу, наводило на японца ужас и оживляло его воспоминания, что, казалось, притаились в глубине так далеко, что никогда бы не вылезли наружу. Но Мацуро видел вокруг окопы Франции, будто слышал стрельбу артиллерии и приказы, исходящие сзади. Перед ним стояли не убийцы-американцы с томсонами наперевес, а немцы в серых мундирах, которые будто отдавали честь своему кайзеру, только что убившему изощрённым путём человека.       — Так, а ты у нас кто? — заметив дышащего Иэясу, подошёл Чон, — япошка? Ха! Точно! Смотрите, ребята, у нас тут япошка! — поднял Чонгук за ворот Мацуро, у которого не было сил и желания сопротивляться. — Будь ты корейцем, я бы тебя отпустил и даже дал бы денег, но ты, сука, грязная япошка! — смеялся он, — револьвер! Да… Вот так и кончают эти мигранты. — Сказал Чон, бросив бездыханное тело к Рудольфу Блэкторну, аккуратно лежащему на полу своего казино.