Не то, чем кажется

      — Тиас? Тиас — высокомерное дерьмо.       Обрамлённое густой копной тёмных волос, с аккуратно-мягкими чертами лица и темнеющими в углублениях глазниц голубыми глазами с холодным прищуром, это дерьмо смотрело на них с небольшого квадратика фото, гордо и ровно держа подбородок на жёлтых страницах открытого дела.       Уголки его губ были слегка вздёрнуты вверх. Обе руки сложены вместе, соприкасаясь друг с другом запястьями в железных кольцах оков. Протянуты ближе к источнику света, запечатлевшему снимок, словно в нелепой попытке позировать.       — Мне подходит, — негромко врывается в вероятное намерение добавить сюда что-то ещё.       Командующий, чьи плечи обнимала светло-коричневая куртка с нашивками розы и чьё имя оставалось настолько не важным, что даже не оседало в памяти, разровнял документ и поморщился.       — Скажи, долго ещё ты собираешься прикрывать ему спину?       Его пшеничные волосы лохмато взьерошились, на усталом лице виднелся след недосыпа.       — Я не виню, конечно, — дело твоё, но всё-таки?       Он вопросительно приподнял брови и взглянул на капитана разведки.       Сидя напротив друг друга в пропахшем сухим старым деревом и осаженном пылью простом кабинете, вдвоём они вели разговор. Разговор тот не был чем-то официальным, скорее старанием обеих сторон уладить назревший конфликт и отделаться малой кровью для каждой.       — Что?       Тот спокойно, но жёстко прервал его, оставив вопрос без ответа. Причём в его исполнении это самое «что» больше вышло подобием «ну давай, говори мне уже…», чем попыткой узнать информацию.       — А?!       — Что он сделал на этот раз?       И действительно. В том и была вся суть его брошенных слов.       Усталый вздох едва тронул грудь; зашелестели, ложась одна на другую, в ловких пальцах страницы. Глаза пробежались по ровным линиям тёмных чернил.       «Ну-с, посмотрим».       — Оскорбление соратника выше по званию. Порча общественного имущества. Воровство со склада. Старушку, вот, напугал ещё.       Заявил, будто демон, и если она выдаст его… В общем, так…       Приложив сложенные в кулак пальцы к губам, командующий сухо кашлянул в них, нахмурившись.       — Он у тебя в бандиты собрался, что ли? Парнишка-то совсем распоясался, как я погляжу. Имей в виду, в следующий раз я его просто не выпущу.       После добавил, немного смягчившись:       — Сколько ему?       Голос его сникал от усталости и, наверное, не самой приятной для него беседы. Всем сердцем желал он сейчас, чтобы гость скорее убрался из его кабинета. Не нравился ему ни этот тип, ни ситуация в общем, ни тем более мальчишка.       Взяв рядом стоящий стакан, он смочил водой горло, сделав пару прохладных глотков.       Гостю стакан был также предложен. Стоял аккуратно по правую от него руку, однако он к нему не притронулся.       — Пятнадцать.       Вода встала комом в глотке блондина, заставив его подавиться, а после зайтись протяжным и куда более громким кашлем. Часть содержимого посудины пролилась ему прямо на форму.       — Ч-чёрт.       Он тут же убрал стакан в сторону и, поддев ткань двумя пальцами, оттянул её и затряс, пытаясь так хоть как-то исправить содеянное.       — Я, конечно, всё понимаю, но… начинай уже там следить за ним, ладно? Если он в пятнадцать так охренел… то боюсь даже подумать, что там будет с ним дальше.       Капитан же не шевельнулся и никак не отреагировал на всё это, только взглянул на испорченную им вещь с сожалением.       Этажом ниже, за слоем из двух-трех плотных дощатых преград Тиас стоял босыми ступнями на холодном стёршемся камне своей камеры и глядел в потолок.       Примерно в том самом месте, где находился сейчас стул капитана. Будто почувствовал внутренней интуицией, что там наверху речь ведётся о нем.       Холод и сырость никак его не устраивали. Железные прутья решетки заставляли жаждать свободы. И физически плохо отражалось на нём всё это место.       Сначала он просто сидел на кровати, поджав колени к себе и обняв их руками, однако это длилось недолго. Нервозность и беспокойство довольно скоро принудили встать, а тошнотворное чувство запертой клетки до боли давило на сердце. И вот он уже заметался, нервно кусая и грызя ногти. Немного поутих, изо всех сил напрягая отточенный слух. Ничего не услышал и снова встревожился.       «Ну когда? Ну, ну… ну давай».       Он же знает, как Тиас относится к тесным пространствам, в которых бывал взаперти. Разве не может делать всё это немного быстрее?..       С металлическим лязгом открылся запор, и дверь, что держала всё это время запертым вход, отрезая его от общего целого мира, вдруг отворилась. Звякнула связка ключей. Послышался топот сапог и шаги.       Затанцевали, задвигались тени на фоне от тусклых огней стенных факелов. Марк чуть улыбнулся кривоватой нервозной усмешкой уголком губ.       Когда тени приблизились, он уже спокойно сидел на полу, скрестив под собой ноги, и ждал, демонстрируя всем своим видом насколько ему безразлично его наказание. Только рука слегка подрагивала, отбивая пальцами по колену ритм; взгляд капитана мгновением сфокусировался на ней. Только его. Только он знал.       — Марк Тиас. До тех пор, пока ты будешь звать себя Марком, я бы держал тебя взаперти, стеной Сина клянусь.       — И тебе здравствуй, Вальц. Как там служба?       Вальц громко цикнул — весь его вид выражал раздражение, — но послушно втиснул проклятый ключ в старый замок и провернул, отворяя решетку.       Мальчишка надменно поднялся, отряхнув брюки руками, и с довольной улыбкой гордо прошествовал к выходу. Вот только лишь не к тому.       Едва он захотел оказаться поскорее на солнышке, двинувшись к главной двери, как тут же, грубо прихваченный за ворот, был жёстко одёрнут обратно.       — Извинись, — велел ему капитан, возвращая непослушное наглое тело на место.       — Ты шутишь, что ли? — парировал мальчик.       Вальц выжидательно скрестил руки на груди и гордо вскинул свой точёный подбородок.       — Давай.       — Да не буду, я… Ай!       «Этого делать» так и застряло внутри чем-то несказанным: затрещина крепкой рукой капитана прямо под самый затылок быстро добавила красок и сбила с него всю его спесь.       Плечи чуть дёрнулись вверх. Пристыженный и уязвлённый, Марк косо взглянул на него с надеждой: «А надо?» И понял, что тут без сомнений.       Тот ждал. Все ждали. Даже крысы в расщелинах пола словно затихли, встали на задние лапки, принюхавшись и поведя мелким ухом.       Тогда он вздохнул и опустил вперёд голову, поклонившись всем корпусом и виновато прикрыв на секунду глаза.       — Мне жаль. Правда, искренне жаль. Очень сильно.

***

      — Где обувь твоя, дурачок?       — А?       Марк будто только сейчас заметил, что был босым.       — Потерял.       Не стал говорить, что её отобрали солдаты, прежде чем здорово так помесить его сапогами в грязи. Куртка ушла вслед за обувью.       Он остался лишь в белой и тонкой кофтёнке, выпачканной теперь местами землей, и простых тёмных брюках, также изрядно измазанных грязью. С одной только разницей — на тёмной ткани она бросалась в глаза не так очевидно.       — Что? Теперь бабку пойдем искать?       Следуя за капитаном шаг в шаг, чувствуя приязнь и ловя восхищённые взгляды, адресованные исключительно их близкой дружбе.

— Это же…

— Да, да, да…

      Он лихо развернулся на ходу, топая спиной вперёд и пытаясь всмотреться в знакомое до боли лицо, чтобы понять, о чём же тот думал.       Леви протянул руку и потрепал его по мягким густым волосам.       «Бабку» они в тот день не искали. Но солнце пекло им спины нещадно, гордо вздымаясь белым пятном в самом зените. Настолько, что стоило лишь взглянуть на него, чтобы обжечь ярким светом глаза. Что было совсем невозможно, не приложив к ним ладонь козырьком.       Слабый удушливый ветер вздымал и метал крошки каменной кладки, пыль и песок на высокой стене, а оттуда, на самом её парапете, глядели на них аккуратные пушки. Замерев в одном положении, неподвижно и гордо блестели раскалённым металлом им вслед.       Небо, чистое, светлое, без единого облачка, медленно и надменно плыло полотном.       А внизу перетолки, звуки распахнутых ставней, движение, шаги, бесконечная суета подвижной толпы горожан, в которую медленно и верно пробирались они вдвоём, держа путь к конюшням и оставленным там лошадям.       Приятно было ощущать ступнями нагретый песок, хоть и жарко до ужаса. Одним словом, лето.