заря

На кухне из крана капает вода и тихо тикают настенные часы. Их Леша купил на Уделке, может, полгода назад. Деревянные, винтажные и совсем не вписывающиеся в стилистику квартиры. Но это их «тик-так» холодными зимними вечерами успокаивало, когда Макаров после работы молча сидел за столом с кружкой горячего шоколада, переслащенного раз в двадцать, и бездумно смотрел в стену напротив. Сейчас не зима, напротив Леши — не стена, а Дима, который задумчиво сводит брови и водит ложкой в чашке, но за окном льет ливень и, в целом, состояние такое же паршивое, как и зимой. Той самой, когда на улице не блестящие сугробы, а каша под ногами, постоянная колючая метель и желание социализированной жизни равное нулю. У Леши в кружке кипяток со вкусом чая. Он вылил остатки заварки, грустно посмотрел на итог, но переделывать не стал. Сейчас и самый вкусный чай казался бы ему простым кипятком. И Леша сидит за столом, с ногами забравшись на стул, в своих мягких серых носках, натянутых чуть ли не до острых коленок. Обхватывает кружку пальцами, делает вид, что не горячо, и чуть виновато смотрит из-под челки на друга. — Девятнадцатого, это пятница, — наконец, отвечает Леша, и сразу же делает глоток кипятка. Он старается этим жестом всю желчь от собственных слов закрыть ожогом языка и горла. — Пересадка в Турции. Мне в Кёльне нужно будет адаптироваться, там создали для этого специальную группу и… — И сегодня вечером у тебя свидание, — обрывает быструю речь Макарова Дубин и пьет свой нормальный чай. С достаточным количеством заварки, разбавленный водой и двумя ложками сахара. — Лех, а чего ты добиваешься? Леша смотрит с какой-то пустотой в глазах. В зеленом домашнем худаке внезапно холодно, лето не кажется таким ярким и веселым, а жажда оправдать свои амбиции через пару недель перекрылась чувством потери, которая вот-вот настигнет. И хочется расчесать свою голову изнутри. И вылезти из самого себя, отправив кожу в стиральную машинку на интенсивный режим. — Я думал, что он простой мажор, который весь из себя «дай мне то, что я хочу, и иди нахуй», — у кружки с изображением персонажа аниме отколот кусочек от края. Леша проводит пальцами по острой выемке и тяжело вздыхает. — А он мне понравился. Вчера в машине Кирилл не задержал Лешу надолго. Они обсудили вариант сходить куда-нибудь уже сегодня вечером, корейскую кухню и Питерские крыши. Кирилл мягко смеялся над историями Леши о первом его знакомстве с матчей и бабл-чаем, а потом показывал фотки из Сеула, куда он ездил весной. И этот Кирилл не прятал телефон, даже когда приходили уведомления, открыто записывал голосовые на вопросы друзей «ты где???» из квартиры и долго-долго обнимал Лешу перед такси. И это пиздец. — Расскажи ему, пока не поздно. Как минимум, чтобы он понял, надо ему это или нет. Ты вообще сам, как? Дима приехал к нему под утро, гораздо позже, чем Леша вернулся домой. Но у пьяного Дубина запасные ключи, которые он пару раз уронил в коридоре, громкие движения и бестактное желание лечь рядом с Лешей на матрас, с которого он позже скатился на пол. Без Леши они поиграли в Имаджинариум, Дима постил фотки в истории телеграмма, где Кирилл забавно высовывал язык, Олеся очень мило улыбалась и держала вместо чашки бокал, а на фоне Марго с Ильей обнимались. И Леша хотел бы быть там, но попадать под осуждающий взгляд Олеси — спасибо, не сегодня. — Что именно «как»? — Макаров отставляет несчастную кружку в сторону и обхватывает руками коленки. Он выглядит ужасно уязвимым, маленьким и ничего непонимающим. — Хочешь, чтобы он уехал с тобой? Вопрос бьет больно. В сердце, здравый смысл, оставшийся в голове, и все желания Леши о будущем. Он ведь думал о том, что его жизнь вот-вот перевернется с ног на голову — где не будет ничего, что напоминает о прошлом. Он, Боже, даже Диму в этой картине нового мира не видел. А Кирилл? Хочет ли Леша, чтобы Кирилл поехал с ним? И захочет ли этого сам Гречкин? Говорить об этом не хотелось. Ни с Димой, ни с кем-то еще и ни с самим Кириллом. Леше хотелось отгулять последние дни в Питере, поставить галочку рядом с «секс с популярным Питерским парнем» и уехать, напрочь забыв русскую речь на ближайшие года. А, может, и насовсем. — Я знаю, что ты не такой плохой человек, каким хочешь казаться. У тебя есть совесть и уважение к другим, — Дима встает из-за стола и направляется в сторону коридора, чтобы принять душ и уехать домой. — Особенно, уважение к тем, на кого тебе не поебать.

ххх

С Кириллом они договариваются на шесть вечера. Адрес Макарова он помнит, но совсем не говорит о том, куда они поедут и что будут делать. И Леша нервничает, бездумно слоняясь по квартире целый день, после того, как уехал Дима. Новый урок немецкого совершенно не хотел идти, слова путались в голове и все, что помнил Леша, это фразы Марго с настолок. И эти фразы сразу же перекрывались сначала громким смехом Гречкина, а потом хмурым взглядом милашки-Олеси. Леша даже непроизвольно дергается, усаживаясь на матрасе поудобнее. Все это напоминает ему какой-то странный сюрреалистичный фильм, типа под руководством Уэса Андерсона. Дождь на улице лить не перестает ни в два дня, ни даже в четыре, а Леша все еще не знает, что ему надевать, репетировать ли светские манеры или посмотреть ли ему подкаст об этикете. Потому что от Кирилла можно ожидать чего угодно: от ночного закрытого клуба до ресторана у того же Исакиевского. Леша привык, когда всем руководит он сам — выбирает девчонку, выбирает тип флирта, выбирает место и позу, в которой у них начнется секс. А тут у Леши связаны руки… и черт его знает, в прямом или переносном смысле. А от этих поисков смысла внизу живота становится тяжелее. Это его привычка с детского дома. Леша, сколько себя помнит, там был. Помнит, как года в четыре стоял в комнате директора, которая за последующие года ни капли не видоизменилась. Рядом с ним была девчонка из соседнего подъезда, в какой-то грязной пыльной курточке и с плюшевым зайцем, которого она держала за длинное ухо. И она, и Леша не понимали слова взрослых, выполняли их поручения, думая, что сейчас вернутся родители. И почему-то вокруг пахло гарью. А родители не вернулись. Зато появились старшие ребята, отбирающие порцию в столовой на обеде, режущие новые вещи Леши большими ножницами и толкающими его на площадке в песочницу лицом. Постоянно давиться грязным песком Макарову не нравилось так же, как и ходить в рваных кофтах, от чего еще и воспитательницы постоянно ругались на каких-то сверхчистотных голосах. И тогда Леша научился давать сдачу. И брать инициативу в свои руки. Правило — либо ты, либо тебя — плотно засело в его жизнь. И уходить не собиралось. Но сейчас единственное, на что Леша способен, кроме борьбы с собственной паникой и совестью, уснуть хотя бы на час, пока Кирилл не написал ему в телеграмме или не позвонил. — Чего? — Леша приподнимается на локтях и хриплым ото сна голосом бормочет свой вопрос повышенной важности в трубку, даже не проверяя, кто ему звонит. В комнате темно и холодно, а по окну все еще барабанит дождик. И сколько вообще времени? — Чего? — на той стороне мягко смеется Кирилл. Леша потирает сонные глаза, щурится из-за яркого света от экрана телефона и смотрит на цифры — номер Кирилла у него не записан. — Я стою за дверью, откроешь? Мне пришлось ждать, когда кто-нибудь зайдет в дом, потому что у вас сломан домофон, а это первый звонок из нескольких, на который ты ответил. Блять. — Я… да, извини, — Леша скидывает звонок, оставляя телефон на подушке. На ходу приглаживает мятую футболку и, не включая свет, проходит в коридор. Через пару поворотов ключом перед ним стоит Кирилл. В темно-сером худи, черной кепке и черных спортивках. Слава Богу, они не собираются в ресторан. Но не слава Богу, что Леша уснул. — Привет? Кирилл облокачивается локтем о дверной косяк и широко улыбается. Он — кот. Самый настоящий кот с хитринкой в глазах, выверенными жестами и ценностью самого себя. — Ты реально уснул? Я думал, ты меня просто динамишь, — Леша пропускает Кирилла в квартиру, неловко потирает затылок и, на самом-то деле, не знает, куда себя деть. Кирилл как-то по-хозяйски разувается, скидывая найки носком о пятку, и хрустит пальцами для разминки. — Десять минут тебе хватит? — А мы куда? Если честно, я ненавижу многолюдные пафосные места и всякие такие… где ты обычно обитаешь. Леша бы предложил остаться здесь. Напоить Кирилла горячим чаем, заказать пиццу и отправить их двоих в горячий душ, где за паром совсем бы не было видно, чем они занимаются. Потому что Кирилл в своем мягком спортивном прикиде, будто вышел за пакетом молока в магазин, чертовски хорош. А Леша очень хочет использовать все оставшееся время в Питере с максимальной пользой (или выгодой для самого себя). — Солнышко, я обитаю в квартире, офисе отца или в театральной мастерской. А ты, — Кирилл делает вид, что у него начинает болеть сердце, и грустно вздыхает. — Делаешь из меня какое-то клише. Даже, если я был таким год назад. Леше остается коротко кивнуть, почти что споткнуться о собственные разбросанные вансы и попятиться в сторону жилой комнаты. — Я подожду на кухне? Одевайся, как тебе комфортно. Мы возьмем что-нибудь с собой, а потом сгоняем до Лахты, у моего друга там в одном из помещений выставка открылась. Выставка в Лахте у друга, ну конечно. И это он обижается на клише. У всех же есть друзья с выставкой в Лахте — в одном из помещений. До бизнес-центра им ехать минут двадцать, и едут они не на желтеньком порше, а почти что на таком же, но черном, который как будто бы привлекает к себе меньше внимания. В нем вкусно пахнет мятной жвачкой, а из колонок звучит какой-то самодельный плейлист Кирилла. Леша такое слушает редко, но… он не против, это создает какую-то дополнительную атмосферу, в которой он еще ни разу не крутился. Дождливый Питер им совершенно не портит свидание. Капли быстро сменяют друг дружку на лобовом стекле, в лужах на асфальте ярко отображаются неоновые вывески и огни с Газпромовской Арены, которую они проезжают мимо. И Леша чувствует себя хорошо. Кирилл предлагает заехать за кофе, когда они из подъезда быстро добегают до машины, смахивая со своих кофт заставший их дождик. Но Леша не хочет кофе — он хочет долго целоваться с Гречкиным на какой-нибудь смотровой площадке, а потом проснуться у него на квартире. Несмотря на желания Леши, они заезжают за кофе и за парочкой бургеров и недосоленной картошкой, которые оставляют в машине, потому что находятся совсем рядом у Лахты. Макаров кутается в свой красный свитшот, неловко прыгает между лужами, а Кирилл в своем прикиде с каждой минутой все больше и больше напоминает поп-диву, которую застукали в аэропорту журналисты. Леша в Лахте никогда не был, поэтому смиренно движется за Кириллом, который на входе о чем-то беседует с девушкой-администратором, звонит своему другу для подтверждения информации и берет Лешу за руку, направляясь к лифту. И это — ого? — Это архитектурная выставка. Там много макетов домиков и различных зданий, что-то между современностью и европейской классикой, — Кирилл нажимает на нужный этаж, не отпуская руку Леши из своей, а Леша надеется, что его сердцебиение совсем-совсем не слышно. Потому что, кажется, самого Макарова оно оглушает. — Марго — хорошая подруга моего друга тоже, она приложила свою руку к выставке. Жизнь в Германии на ней положительно сказалась, а ты, как я понял, тоже думаешь об этом. Тук-тук. Тук-тук-тук. Думает о чем? — А? Что ты имеешь ввиду? — Леше хочется выдернуть руку, но вместо этого он неловко отшатывается и чуть не задевает сенсорные кнопки в лифте. Сколько им ехать? И почему тут стало так тяжело дышать? — Тебе вроде нравится немецкий, ты же так легко болтал с Марго у меня на тусовке, — Кирилл ни о чем не подозревает, а Леша себе крутит и крутит все больше лишних мыслей в голову. На свидании никто не должен паниковать, на свидании он должен любоваться Гречкиным и думать, что ему повезло. — Кстати, мы могли бы сгонять туда на осенних каникулах, если ты не будешь против. Кто такой — Кирилл Гречкин, о котором писали все нелицеприятные статьи? Леша перед собой видит человека, который очень комфортный. И который думает о Лешином комфорте тоже, а еще хочет съездить с ним осенью в Германию. И это, Боже… Кирилл думает про их потенциальные отношения всерьез. Даже Леша никогда не думал так сильно наперед, если дело касалось отношений. Все Лешино наперед — от одних выходных до следующий. — Ты так напугался, — Кирилл их паузу разряжает своим смехом, и Леша дергается от звука открывающихся дверей лифта. Ему нужно пережить этот вечер и не умереть, проиграв совести. — Я понял, не давлю на тебя планами о нашем будущем. Вдруг я тебе вообще не понравлюсь сегодня. Он подмигивает, когда тянет Лешу на нужный этаж за собой, и начинает рассказывать о самой выставке и макетах больше интересной информации, чем Леша сейчас готов переварить. Выставка оказывается интересной, а Кирилл Гречкин — удивительным человеком. Очень умным, спокойным, умеющим правильно ответить на вопросы и не ввести человека в ощущение собственной глупости в определенных вопросах. Он ловко ходил мимо макетов, рассказывая интересные факты о городах в Германии, и упомянул, что у его отца в Мюнхене есть филиал компании. Это очень и очень порадовало Лешу, потому что у него как будто бы появился маленький огонек надежды на то, что эти потенциальные отношения имеют право на жизнь. Когда выставку они прошли полностью, на улице уже не было дождя. Пахло сырым асфальтом, небо затянулось плотными тучками цвета черной смородины, а их машина на смотровой площадке стояла в полном одиночестве. С залива тянуло ветром и морским воздухом, хотелось лечь на тихие волны и раствориться, держась за руки. А еще хотелось проспать десять часов в обнимку, пить переваренный кофе по утрам и опаздывать на работу, потому что все время утренних сборов бессовестно потрачено на поцелуи. — Чего еще я не знаю о настоящем Кирилле? Они в машине с открытыми окнами на берегу залива доедают холодную картошку фри, а Леша успел испачкать свитшот соусом из бургера. Кубики льда в его стаканчике кофе давно растаяли, но у них есть по бутылочке зеленого чая, предусмотрительно купленного Гречкиным. По радио тихо играет какая-то классическая музыка, и Леша чувствует себя очень хорошо. — А какой в твоих глазах я, в целом? — Кирилл сминает крафтовый пакет, убирая его в дверцу машины, и откидывает спинку сидения, чтобы занять удобное лежачее положение боком. Так хорошо видно Лешу, упираясь локтем об обивку. Леша следует его примеру, задумчиво вздыхает и осматривает машину глазами, будто ответ где-то здесь. — Все то, что писали про тебя в газетах. Я думал именно так. Когда Дима первый раз тебя упомянул перед постановкой, я подумал «ну пиздец, мой лучший друг как-то влетел в тусовку мажоров». — И ты уверен, что это не я настоящий? — Кирилл хитро улыбается, и Леша закатывает глаза. — Ладно, сдаюсь. Мне расценивать твой первый вопрос, как «расскажи о себе»? — Гречкин дожидается кивка и стягивает кепку, взлохмачивая собственные волосы. — На самом деле, я был таким из газет на полном серьезе. Просто потом, типа, надоело? Не знаю. Чуть не сбил девчонку маленькую на машине, когда бухой по ночам катался. Батя еле отмазал, и меня перекрыло. На экономический пошел осознанно, помогаю с бизнесом. А театр — это так, для души. Не знаю, надолго ли меня в нем хватит. Недавно был в Мюнхене, но я тебе говорил про офис… правда, там я больше с Марго тусовался, чем работал. А ты почему не учишься сейчас, кстати? — Я думал, Дима тебе все рассказал, — Леша зевает, закрывая рот рукой, и прикрывает глаза. — Солнышко, если ты забыл, мы с ним успели обсудить только твое кредо с сексом на одну ночь, — шутит Кирилл, и Леше хочется выбежать из машины, чтобы пойти камнем на дно залива. Но вместо этого он толкает Кирилла кулаком в плечо, и это их легкий тактильный флирт. — Я шучу! Кирилл руку успевает перехватить, быстро переплетая их пальцы друг с дружкой. — Я в детском доме с детства был. После одиннадцатого класса мне дали квартиру, а условия для подготовки к экзаменам были паршивые. К тому же, мне не хотелось пойти куда-то, куда идут все. Хотелось выбраться в люди, взять что-то серьезное. Поэтому я дал себе дополнительный год для учебы, поиска себя и накопления денег. — И как, взял что-то серьезное? — Ну, — Леша мнется, не зная, как аккуратно обойти тему его скорого переезда. Ему кажется, что, открой он глаза сейчас, то увидит перед лобовым стеклом Олесю с картой таро и недовольным взглядом. — Я поступил, буду учиться на преподавание немецкого языка. Было бы классно преподавать русский для немцев, конечно, но я не знаю. — Кайф, — Кирилл тянется для разминки и не ищет подвох в словах. — Может, получится затащить тебя в наш театр. Ты ведь в СПбГУ? Леше на это остается только сдавленно промычать и положительно кивнуть. Они прощаются совсем поздно у подъезда Леши, где перестал работать фонарь, а людей по прогулочным дорожкам парка Декабристов уже давно нет. И даже с холодным ветром, который усилился, совсем не холодно в объятиях Кирилла. Он чуть наклоняется, чтобы Леше было комфортно, а Макаров тает в крепких руках и дорогом парфюме. А еще Кирилл целуется слишком хорошо. Тягуче, растягивая каждую секунду, дразняще. Леша к такому не привык, он всегда пробегает весь процесс, как спринт, а не марафон. Леша тяжело вздыхает, когда воздух вот-вот закончится, чувствует сильное головокружение и раззадоривается от наглого смеха Гречкина. Он ныряет в новую волну поцелуев, тянет свои руки под худак старшего, но Кирилл его тормозит. И не потому, что их могут увидеть. — Какой ты быстрый, — усмехается Кирилл, одергивая худак и с очарованным взглядом наблюдая за зацелованным Лешей. У того щеки красные-красные, пухлые губы и зрачки скачут от узких к широким. — Ты можешь убедиться в обратном, если поднимешься ко мне в квартиру, — спокойным тоном отвечает Леша, будто бы в этой фразе нет абсолютно никакого подтекста. — Или, как минимум, если мы вернемся в машину. И я тебе отсосу, — как будто бы добавил он в собственных мыслях. Кирилл вздергивает брови вверх в удивлении, звонко смеется и прижимает Лешу к себе, целуя его в лоб. — Ты — чудо, Макаров. И ты нравишься мне слишком сильно, чтобы я вел себя с тобой, как неуважительный мудила. Поэтому так будет себя вести Леша. — Хочу насладиться временем, — добавляет Кирилл, аккуратно кладя ладони на щеки Макарова, чтобы снова его поцеловать. У нас его нет, — хочет ответить Леша, но сглатывает комок внезапно появившейся боли в горле и пропадает в новом поцелуе.