The Herald of Darkness

      Венцеслав Раух чувствует себя прекрасно.       Он Босс с пометкой о том, что иногда Вальхейм — главный из дримхантеров — пользуется его телом как сосудом и выходит, чтобы задать жару рандомным неприятелям. Венцеслав оставил в прошлом Люциана.       Венцеслав оставил в прошлом Кальцифера.       Он пьёт коньяк со льдом и улыбается. Вай-фаем раздаёт всему миру кайфариат.       Надел цепь на хуй — катаю мальчиков я как велосипед.       Я не вижу свой конец, о куда же он исчез, ах вы чародеи да Гудвины!       Даниэлю не нравится, когда братья-близнецы Вудс также прислуживают Венцеславу. Ему хочется быть единственной звёздочкой на небосклоне, но, к сожалению, космос величественен и бесконечен, а Венцеслав словно звездочёт — рассматривает что покрасивее и составляет простачкам натальные карты. У него она — роскошная.       Эти руки не только колдуют, вручают железную губку и держат ремень с тяжёлой металлической пряжкой — они ласкают, гладят, натягивают презерватив.       Они не только наносят увечья наивным и доверчивым мальчикам.       Они крепко сжимают бёдра, когда Рауху хочется погорячее.       Но, кроме бескрайней любви к мальчикам, сосуществует ненависть.       К Молоху.       Как он посмел отнимать и ломать его игрушки, как думал Раух. Да, Люциан был на грани суицида, но туда ему и дорога — на кой хуй подбирать то, что тебе не принадлежит? Ты же знаешь, Молох, Люциан от меня без ума.       Но Молох так не считал.       Он подобрал марионетку, привязал к пальцам и сделал любимой куклой.       Советский Союз бьёт заклятых врагов — империалистов, хозяев оков. Вставай, пролетарий, рви рабскую клеть, и гимн победный будет весь мир петь!       Красное знамя вместо плаща делало Молоха словно СССР против Фашистской Германии Рауха. Люциан — сиротливая Беларусь. Кальцифер — Польша. Гроссельдорф был рад надеть красное и использовать вместо краски кровь безумных немцев.       Вставай же с колен, мир голодных рабов,       Теперь мы едины, где каждый готов,       Смелее товарищ, порвем цепи зла —       Идет борьба за правое дело!       Польша больше не подчиняется фашистскому режиму, несмотря на всю любовь к нацистам, она разрушена до основания, но кровавые слёзы окропят ткань, которую возденет на неё Союз.       Кальцифер больше не плачет, несмотря на страшные шрамы после железной губки, и верит, что Молох — единственный, на кого стоит молиться.       Под красное знамя в единый союз       Всех объединяет Великая Русь!       В несокрушимый надежный оплот,       Где к победе Молох ведет нас!              Молох достаточно силён, чтобы сокрушить врага. Венцеслав это знает — и в глубине души боится, но он никогда не скажет об этом открыто. Топор войны будет зарыт лишь рядом с могилой самого Рауха. Молох не различал полутонов и был максималистом.       Рауха не страшит стоящий перед ним Кальцифер.       Он глотает коньяк, но отзывает мальчишек. Зюсс, покачивая бёдрами, отходит, готовый к броску в любой момент, как любимый шпиц.       — Я думал, он сдох, — манерно отозвался Даниэль, словно оправдываясь.       — И палка раз в год стреляет, ничего страшного, Дани, — отмахнулся Венцеслав. — Чего тебе, горе луковое? Отсосать пришёл? Так становись в очередь.       — Я пришёл отомстить, — сообщил Кальцифер. — Чтобы тебе было неповадно обижать сирых и убогих, как ты обычно говоришь.       — Сирые и убогие… — рассмеялся Раух. — Не помню, чтобы так говорил. Но да, таких я беру под своё крыло. Я же добрый. Ведь правда, Даниэль?       — Безусловно, — блеснули кошачьи глаза Зюсса в полумраке.       — Я покажу тебе свою доброту, Калли. Я не убью тебя. Давай сделаем вид, что ничего не было, и ты пойдёшь вытирать мочу за своим старшим братом алкашом и наркоманом.       — Он стал таким из-за тебя. Ты довёл его до ручки. Разве добрые так поступают?       — Ты мне, блять, нотации читать сюда пришёл? Или впихнуть очередную записочку в карман о том, как ты готов расстелиться передо мной? Джонни, Билли, вы слышали? — братья Вудс кивнули, усмехаясь.       — Так и было, — в унисон согласились они. — Жалкое зрелище.       — Ты один, а нас четверо, — заметил Даниэль, как будто чистя ногти. — Расклад не в твою пользу, Кальцифер. Не нарывайся, и мы не сделаем тебе больно.       — Я не один. Со мной моя семья, — Кальцифер отошёл в сторону, и из силуэта выросла Люциста.        За ней — Люциан.       Далее — Молох.       Венцеслав ощутимо напрягся и заерзал на кресле. Кажется, время рвать когти. Через окно? Тут пятый этаж, в принципе, силы позволяют. А с Кальцифером он позже разберётся. Может, Дани прострелит ему и второй глаз, чтобы уж совсем понятно стало, где этому Моргенштерну место.       Молох был холоден и страшен. Он ничего не говорил, но Рауху сразу всё стало ясно.       — От меня вам чего надо?