Приключения Аллы Парамоновой, журналистки и девицы на выданье

Примерно в пять часов вечера мы вошли в подъезд моего дома, и я тут же направилась к почтовым ящикам, висевшим в стороне от лифта. Мой бокс можно было запросто открыть пилочкой для ногтей, заколкой, в принципе любым острым предметом, которого у меня не было. — Макс, — позвала я, и, обернувшись, увидела, как побледнело его лицо, и расширились глаза. — Стой! — закричал он. Я испуганно замерла на месте. — Отойди. Я сделала шаг назад. Роман взял меня за руку, и мы быстро вышли на улицу. Кажется, я начала понимать, почему он так поступил, и мне стало страшно. Максимовский стал что-то искать в цветнике у подъезда, потом в траве, и на асфальтированной площадке под окнами. Я не задавала вопросов, стараясь не мешать. Наконец он нашел увесистый булыжник, велел мне отойти к детской площадке и строго наказал никого из случайных прохожих не подпускать ближе. — Сейчас я брошу камень, если все чисто, позову тебя, если нет... впрочем, ты услышишь. — Ромка... а ты? — Я оставлю дверь открытой, если что, то останется путь к отступлению. — Давай полицию вызовем, а? — Нет, скорее всего, там чисто. Просто подстрахуемся. Не бойся. Роман вошел в подъезд. Через минуту раздался металлический лязг, сорвавшихся с петель ящиков... и больше ничего. — Входи, — крикнул Роман, и я вошла. Секция валялась на полу, на двух боксах красовалась вмятина. Роман поднял ее, приставил к стене, запросто открыл своим почтовым ключом мою ячейку, и вынул содержимое. Среди газет и рекламных листовок нашлась и небольшая связка с брелоком-сердечком. Ключей от квартиры он мне не дал, лично осмотрел лестничные пролеты, коридорную и квартирную двери. Велел оставаться на площадке, открыл квартиру и вошел внутрь. Я не сомневалась в правильности его действий, только было немного беспокойно за него. По его знаку я вошла в свое гнездышко. О событиях, развернувшихся сегодня утром, напоминала лишь пятилитровая банка, оставленная экстерминаторами на кухонном подоконнике. Сумка, от страха брошенная на полу комнаты, теперь лежала у зеркала в прихожей. В спальне я открыла шкаф-купе, и стала складывать на кровать вещи, которые могли бы мне понадобиться на новом месте проживания. Набралось достаточное количество цветных тряпок, и заполнился объемный бьюти-кейс, не могла же я остаться в жилище Максимовского без любимого нижнего белья, и косметики! — Увлеклась, Парамонова, тут барахла на целый чемодан, — усмехнулся Роман. Его появление в спальне смутило меня, но я быстро нашла ему занятие. — Ноутбук в гостиной, его сумка в коридоре, собери что нужно, и не маячь здесь, я переоденусь. — А поприсутствовать? — Насмотришься еще, — съязвила я, и показала ему язык. Двусмысленно улыбаясь, Роман вышел, прикрыв дверь. Спустя несколько минут я услышала: — Ноутбука нет. Или я не смог его найти. Я быстро натянула джинсы, и присоединилась к поискам. Компьютера действительно нигде не было. Видимо, злоумышленники покинули мою квартиру прихватив самое нужное. Я запечалилась, в ноуте было все, многим я дорожила, к примеру, личным фотоальбомом. Материалы по расследованию я исправно сбрасывала на почту, так что в этом проблемы не видела, разве что теперь они находились в чужих, недобрых руках. — Не здорово... — только и смогла промолвить я, как тут же зазвонил домашний телефон. Я даже растерялась, трели его раздавались по квартире тревожным звоном. — Не бери, — посоветовал Роман, подойдя ко мне. — А вдруг это мама? Или кто-нибудь из редакции? — Позвонят на мобильный. — Я возьму, — вдруг решительно сказала я и схватила трубку. Чего, собственно, бояться, я же дома! — Алло? — Привет, Долли. — Привет... — вот кого не ожидала услышать, так это Константина. — Не ждала? — Нет, — честно ответила я. — А я скучал, — вздохнул он в трубку. — Столько дней прошло, все думаю, куда подевалась моя девочка? Беседовать с ним мне вовсе не хотелось, и я решала, как вежливей закончить разговор. — Эй, Долли! Алё! Не молчи, давай встретимся, сходим куда-нибудь. — Я уезжаю, Константин. — Далеко? — Далеко. — Жаль, — снова вздохнул он. — А я хотел тебе новости рассказать: был тут у твоих, мимо проезжал, дай, думаю, навещу, а то Долли не балует стариков своими визитами. Действительно, новости! Да кто он такой, и как посмел? Гнев, вместе с тревогой за близких захлестнул меня. — Слушай, — прошипела я в трубку, — очень прошу, не лезь к моим родителям. — Просишь? — Предупреждаю! — рявкнула я. — А что так? Они мне нравятся, вот и обедом накормили. — На обед не хватает? — зло рассмеялась я. — И таким образом ты решаешь свои материальные проблемы? — Не дури, Долли, я же по-доброму к тебе, — он словно не замечал моего бешенства. — Что же тебе от меня надо, Костик? — похоже, он наслаждался моей злостью, и я сбавила обороты. — Я ничего не обещала, и общих интересов у нас нет. — А помолвка? — по привычке затянул он. — Ты бредишь. Все, давай, мне некогда. — Пробросаешься, милая, — ласково проговорил Константин, и я нажала «отбой». Максимовский стоял рядом и молчал. Наверное, сейчас мне было бы трудно отвечать на его вопросы — разговор с Константином оставил неприятный осадок, в его насмешливом тоне звучала скрытая угроза, я чувствовала ее даже кончиками пальцев, сжимающих телефонную трубку. — Ты был прав, лучше бы я не отвечала, — наконец, призналась я. — Я всегда прав, запомни, — сказал Роман. — Запомню, — на меня навалилась усталость, день показался слишком длинным, напичканным событиями, и мне смертельно захотелось очутиться в безопасном месте, принять душ, выпить вина и лечь спать. — Поехали? — спросил Максимовский, словно прочитав мои мысли. Всю обратную дорогу я молчала. Сначала Макс пытался меня разговорить, но получив в ответ только «да» и «нет», оставил наедине с мыслями, включив новостную радиостанцию. Под бодрые голоса ведущих я думала о том, почему раньше я не боялась «откатов»... Нет, я не была легкомысленной, но ситуации, в которых мне приходилось бывать по роду профессии, не пугали, а иногда и раззадоривали. Дело сводни отличалось от всех моих расследований именно тем, что я почувствовала угрозу, и не только себе, но и моим близким. За них я реально беспокоилась, и как тут не вспомнить слова отца о том, что наш выбор и наши поступки влияют на судьбу человека. Эти слова были связаны с историей, приключившейся со мной еще в школе. В нашем седьмом «А» была ученица Катя Звонарева, ужасная задавака и склочница. Раздражала она всех, от двоечников, до отличников. Вот как раз с двоечников все и началось... В тот день Ленка Симонова как обычно курила в туалете. Ловили там ее неоднократно, но она упорно не хотела морозиться за углом школы, считала особым шиком бросать в унитаз окурки, и не смывать их, чтобы видела уборщица. Злостная нарушительница Ленка сказала мне, что Звонарь страшно надоела и надо бы ее проучить. Я ответила, что связываться с ней не собираюсь — «звона» будет на всю школу, но тут пришли другие девчонки из нашего класса, и дело было решено. Пугать Звонаря собрались после уроков, Симонова похвасталась нам тяжелым кастетом, для пущей убедительности надетым на ее кулачок. Мы разглядывали странный металлический предмет, не подозревая, какую роль он сыграет в судьбе его владелицы. Звонарева повела себя на редкость агрессивно. Сначала хамила, выводя Ленку из себя, а увидев кастет начала визжать: убивают! И Симонова ударила... Не собиралась, не хотела, а ударила... Дальше начался ужас — Звонарева в обмороке, звонки в «Скорую», приезд милиции, допрос, бледные родители, а после школьное собрание, и всеобщее осуждение. Симонову поставили на учет в детской комнате милиции, и покатилась она, затянуло ее, как в болото — колония, срок, вся жизнь исковеркана. Я часто потом думала — не будь у нее этой штуки, стала бы она бить Звонареву? Или кастет жег руку, заставляя попробовать себя в деле? Поступки... Сейчас я подставила родителей под удар, притащив в дом чужого, почти незнакомого мне человека! И где была моя голова? Как теперь объяснить им, что надо быть осторожными, и не принимать мужчину, представленного моим другом? Надо посоветоваться с Максимовским. Приедем, и первым делом... да, душ, вино, постель, роман с Романом, и все решим. Я даже улыбнулась, что было тут же замечено, и Ромкина рука легла на мое колено. — Не отвлекайся. — я легонько шлепнула его по пальцам и вернулась к своим невеселым размышлениям. Уже наступили летние сумерки, но в подъезде дома Максимовского еще не включили свет. Роман по-джентльменски пропустил меня вперед, поэтому, выйдя из освещенной кабины лифта, я не увидела стрелявшего, только вспышку, и звук выстрела. Оглушенную, меня сдернуло с места, и я оказалась лежащей на плитке пола, придавленная телом Романа. За те мгновения, когда мы застыли в позе совокупляющихся черепашек, ко мне вернулась способность мыслить, и стало дико страшно... Почему- то я решила, что нас придут добивать, по-киношному, выстрелом в затылок. Я заскулила, за что получила пинок. «Может надо прикинуться трупом?» — подумала я, но услышала хрипловатый голос Романа, сказавшего мне в ухо: — Прости, я случайно. Он извиняется? За то, что спас мне жизнь? Да я готова ежедневно получать пинки за возможность смеяться, любить, просто ходить по улицам! Но я не могла ничего сказать, от страха свело челюсть, и получался лишь какой-то щенячий скулеж. — Вставай, — Роман быстро поднялся, и потянул меня за шкирку, — давай быстрей, черт тебя дери! Его ругательство привело меня в чувство, я шустро поднялась и прошмыгнула в уже открытую дверь квартиры Максимовского. Следом влетела моя объемная сумка и бьюти-кейс. От удара он раскрылся, и по паркету холла разлетелись разноцветные коробочки и тюбики помады. Я вскрикнула, то ли от испуга, то ли от сожаления. Роман, не обращая на меня внимания, набирал номер на панели мобильного телефона. — Николай? Это Максимовский. Эээ... — Роман словно забыл, зачем звонит, но тут же заговорил, — нападение с применением огнестрельного, адрес: Нижегородская, шестьдесят восемь, квартира восемьдесят два, код... «Да, да, хватит уже! Караул, помогите!!!». Съежившись, я сидела на красном диванчике гостиной, и думала о том, что нет на свете безопасного места, теперь вот и этот дом заражен страхом. Закончив краткий разговор, Роман сел рядом со мной, и, глядя прямо в глаза, четко сказал: — Успокойся. Сейчас приедет ОМОН. Меня трясло. Так всегда, шок накрывает позже, и избавиться от него непросто. Начинается он с глупой улыбки, потом истеричного смеха, а заканчивается изводящим рыданием. Роман с тревогой посмотрел на меня, принес вина, почти влил через стиснутые зубы, забрызгав бордовыми пятнами футболку. В открытые окна донесся визг шин. Роман поставил бокал на столешницу, прошел в коридор и открыл дверь. — Наружу не выходи, — предупредил меня, увидев, как я рванула за ним следом. — Чем меньше натопчем, тем легче будет работать специалистам. — Я с тобой! — и так вцепилась в его руку, что следы от моих ногтей остались на коже Макса. В подъезде было тихо, только слышно легкое гудение лифта — прошел мимо. Это не к нам? Где же обещанный ОМОН?! ...И тут до меня дошло, что часть группы поднималась снизу — я вдруг услышала топот их ног по лестнице, а двое, поднявшиеся на лифте, спускались с последнего этажа. — Все живы? — спросил запыхавшийся омоновец, глядя на нашу парочку, и я узнала в нем знакомого Макса, со своим отрядом выручавшего меня из подвала. — Живы, — подтвердил Роман, и ткнул пальцем в сторону распахнутой двери. — Проходи, Николай. Знакомый Максимовского кивнул подошедшему коллеге и сообщил: — Я в квартире потерпевших, найдете что-нибудь, сообщите. — Уже есть кое-что, след от выстрела в кабине лифта, — доложил омоновец. — Повезло, навылет, лифт остановим, шахту обыщем. — Ясно, звони в отдел, следаков вызывай. — Есть. Омоновец ушел, а Николай, повернулся и внимательно посмотрел на меня, задержав взгляд на еще не высохших пятнах вина на футболке. От его пронизывающего взгляда я начала нервничать. — Что случилось? — спросил он, проходя в гостиную, с интересом оглядев разбросанную косметику. Я замешкалась, но Макс подтолкнул меня вперед, и усадил на диванчик. — Как ты уже знаешь, мы коллеги, журналисты, — начал он. — Возвращались от Аллы, машину припарковали во дворе, поднялись на лифте, услышали выстрел. — Стреляли, говоришь? — переспросил Николай. — Да. — Кто? — Мы не знаем, — пожал плечами Максимовский. — А должны знать, — спокойно сказал омоновец, сунув в угол рта зубочистку. — Да не знаем мы! — возмутилась я. — Из лифта вышли, а тут выстрел! — То есть вы считаете нормальным раз в сутки вызывать ОМОН, и при этом не подозревать, почему с вами это происходит? — Это не связано с моим пребыванием в притоне, — неуверенно, но все еще возмущенно ответила я. — Ой ли? — Не может быть, Коля... — вступился за меня Макс. — Стреляли ведь в моем подъезде. — Ну, тогда хахаль ее решил тебя припугнуть, ты же знаешь, что половина преступлений связана с бытовухой, типа «любовь и ревность», а по пьяни, так стопудово! И оба многозначительно посмотрели на меня. — Ну, знаете ли! — снова вспыхнула я, вспомнив звонок Костика, пятна от вина на футболке, и залилась стыдливым румянцем. — Интересная версия, — сказал Роман, — но пальба это уже серьезно. — Серьезно. Разберемся, — заверил Николай, и, наконец, вытащил свою зубочистку. — В отдел ехать все одно придется. Протокол, обыск на месте происшествия, и прочее... — Поедем. Я могу за рулем, или обязательно под охраной? — Можешь на своей машине, мы поедем вперед. — Хорошо, — сказал Макс, и бросил мне, — футболку смени. Я ушла переодеваться. Вот тебе и душ, и сон - приключения продолжаются! В отделении было муторно, люди в полицейской форме сновали из кабинета в кабинет, а мы сидели в коридоре и уже устали ждать. — Максимовский, Парамонова, — наконец вызвали нас. Следователь пригласил нас сесть. — Ну что ж, граждане, — начал он, — на месте нападения найдена гильза от травматического пистолета «Оса». Характер этого оружия дает нам предположение, что преступник убивать никого не собирался. — Но он же стрелял! — сказал Макс, в то время как я предпочла промолчать. — Стрелял поверх голов, и с такого расстояния, что нанести смертельное ранение невозможно, — отрезал капитан, перекладывая скоросшиватель на внушительных размеров стопку «дел». — А гильза? — спросил Роман. — Ведь можно найти оружие, из которого сделали выстрел! — А что гильза, идентифицировать ее невозможно, потому как пистолет бесствольный. Повторю, вас хотели напугать, потому и шум-гам-тарарам, убивают менее шумным, и, что немаловажно, боевым оружием. — Но ведь он мог ранить, — продолжал спорить Максимовский. — Мог, но не ранил, — спокойно отреагировал следователь, — а посему уголовного дела завести мы не можем. — Как не можете? — Не можем. Телесных повреждений нет? Нет. У нас все просто — нет тела, нет дела, — развел руками капитан. Ошарашенные заявлением следователя мы выбрались из отделения полиции. Во всей этой неразберихе, было кое-что положительное, мы наконец-то едем домой! А дома... коктейль из разгоряченных тел и взбитых простыней, его страстный шепот и мое нечаянно вырвавшееся «мама, мамочка!», а потом лишь стон, сквозь прикушенные губы. Пряди волос, упавших на влажную спину, и его заботливое «хочешь пить?», нежное прикосновение и сливовое вино, ночная прохлада открытых окон и огонек сигареты... — Это происходит со мной? — Да. — Как же я буду жить без тебя? — Почему «без меня»? — Ну, вдруг так случится? — Что за удивительная способность думать о дурном в такие минуты! — Не буду думать... — Обещаешь? — Обещаю. Парамонова, Парамонова, влюблена как кошка! Где твои коготки, Парамонова, чем будешь цепляться за жизнь?