
Описание
Журналистка желтой газеты проводит расследование о подпольном развлекательном бизнесе в столице, это рискованное предприятие обещает не только множество странных событий, но и любовное приключение
Примечания
Действие происходит в 2015 году в Москве
Глава двадцать четвертая "О былом и думах"
21 мая 2024, 11:21
Я сидела, задумавшись над утренней чашкой кофе. Несмотря на то, что вчера до полуночи работала над статьёй, при полной поддержке напарника, я проснулась рано утром и уже не смогла сомкнуть глаз. Мысли не давали мне покоя… Империя Диогена не закончится падением, скандал с порно будет, какая-то часть адептов отвернется от Ордена, но многие, я думаю, останутся. Люди нуждаются в общении, мы всегда ищем единомышленников, людей подобных себе, а Орден нацелен на обобщении этой группы и отлично, надо сказать, справляется: там можно найти союзников по хобби, а главное свою половинку. Пусть не сразу, пусть методом проб и ошибок, но в общине это проще, чем на улицах столицы или медицинских учреждениях. А молельный дом? Сколько людских чаяний в этих наивных записках, сколько веры! Орден с успехом выполняет обязанности социальных служб, хоть и основан он на обожествлении одного одиозного лица. Вот не поверю, что Диоген не знал, что в его храме проводят чёрные аукционы и что именно там предлагают к торгу. О лаборатории на верхнем этаже он тоже не знал? О грузовых машинах, привозящих чуть ли не тонны йодистого серебра? Не верю! Ринат попался и крепко, я так думаю… Громов сообщил, что есть отпечатки пальцев и потожировые следы на фолианте и дагерротипе, пусть они и будут следами работника, изготовившего арт объект, но в лаборатории Ринатовы точно будут.
А если смысл в разоблачениях жёлтой прессы вообще? Я стала вспоминать прошлые расследования о многодетном отце Бариханове и несчастных матерях, о сводне Валерии Аркадьевне и её альбоме женихов. И чем дело кончилось, чем сердце успокоилось? Бариханов отдал детей матерям? Юридически отдал, да только они согласились, что детишкам лучше учиться за границей, а деньги на учёбу есть у их папаши, так что без изменений. Да, в любое время мать может отозвать ребёнка назад, но кажется мне, что не посмеет, да и дети, выросшие вдали от родины и матерей не захотят вернуться в родительское лоно.
Сводня. Пардон, досточтимая Валерия Аркадьевна. Сейчас под следствием. Нет, не сидит в кутузке, а под подпиской о невыезде у себя дома. В руках у неё чековая книжка, а на столе альбомы с женихами и невестами. И это в двадцать первый век! А может она права? Кинет альбомы и чеки в печурку и поминай, как звали, а интернет он всё помнит… Что можно предъявить разжиревшему Алладину? А Сенину? И даже Тиму. Его невинное увлечение разглядыванием приёма Глафиры «доктором»? Глафира и товарки отделались штрафом, доктор тоже, он артист, какие претензии к артисту? Жанр не нравится? Не ходите смотреть!
Астахов. Тут всё серьёзнее, помимо организации и вовлечения в занятие проституцией, на нём огнестрел в лифте, нападение в городе мебели на двух человек, избиение и попытка… не будем про попытку, не было её… Далее: нападение в ДэКаДансе, запугивание по телефону (SMS я сохранила), взлом моей квартиры, похищение ноутбука, принуждение к фиктивному браку, принуждение к отказу от дачи показаний. Я загнула все десять пальцев и подумала, что с этим пора разобраться, причём жестко и навсегда. Он мне надоел! Надоело прятаться и оглядываться! Громов мне нравится, но он приставлен ко мне именно из-за Астахова, не забывай! А реплика Михалыча о том, что он посадил бы меня под домашний арест рядом с моими родителями, уже находящимися под охраной? Как вам? Вот и мне уже тошно. Хватит.
За всеми раздумьями мой кофе остыл и уже проснулся мой любимый. Максимовский пришел на кухню, сел рядом, он был такой тёплый и прелестный ото сна, что я, обхватив его обнаженный торс руками и поцеловав в родинку на ушке призналась:
— Знаешь, я очень тебя люблю… Что бы я без тебя..?
— Да без меня ты вообще ни… Рядом с тобой я теряю голову! И я тебя люблю, прости, что хотел грубо пошутить…
— С кем поведешься, — согласилась я, и была очень довольна, услышав ответное признание. — Хочешь кофе? Завтрак?
— Нам уже пора ехать на работу?
— Да, пора. У меня в планах серьёзное предложение Михалычу.
— Моё участие нужно?
— Обязательно! — подтвердила я.
— Тогда посвяти в тему.
— Вместе с Михалычем узнаешь.
— Заинтриговала…
— Вперёд! К новым победам! — скомандовала я, и добавила: — Надень, пожалуйста, те новые брючки, в них твоя попка уж очень аппетитная.
У моего дорогого и любимого Председателя глаза стали как у анимэшного героя.
В редакции было шумно, я даже обрадовалась, потому что затишье у «желтков» — это плохой знак. Как всегда первой на звук разошедшихся в стороны стеклянных створок встрепенулась Настенька Горобцова.
— Парамонова, привет!
Я привычно взмахнула рукой, но удалиться в сторону своего закутка не смогла.
— Ты не поверишь! Шварёва такую темку нашла! И это перед командировкой… Везучка!
Сучка, хотелось сказать мне и уйти, но любопытство пересилило, и я осталась.
— Ну, давай, вещай, — разрешила я.
— Вечеринка. Элитная. Это. Бомба.
— А давай не телеграфным стилем. Прошу.
— Элитная вечеринка, под кодовым названием «Срамная», — Настенькины глаза округлились до невозможности.
— Срамная вечеринка? Что тут необычного, элитные они всегда срамные.
— Не скажи! Кроме соответствующего дресс-кода на вечеринку допускались только персоны со «стыдной вещью», — понизила голос Настенька.
— Вещью? — переспросила я.
— Предметом, спутником, питомцем…
— О! И все пришли с анальными пробками? — предположила я сходу. — Вакуумными стимуляторами? В костюме кролика с вибратором-кролик, оснащенным пульсацией и нагревом?
— Парамонова ты там была?! — ахнула Настенька.
— Нет, Настя, вот если бы там кого-нибудь убило вибропулей, так была бы точно. А так… мелко для меня, — сказала я, усмехнувшись, и пошла к себе, оставив Горобцову гуглить вибропулю.
Лопатин был на месте. Я тихонько подкралась, положила подбородок на непрозрачную перегородку и молвила:
— Как поживаете, Юрий Лопатин?
— Вашими молитвами, говорящая голова, — на автомате ответил Юрка. — Алла, привет! Заходи, расскажешь, как отработали «Возврат».
— Отлично отработали, Юрец, — сказала я и подняла вверх большой палец.
— Рад за вас! А в общем? SMS больше не приходили?
— Юр, признаюсь — я такая трусиха, на каждый треньк боюсь увидеть «привет, Долли!», а на звонки с незнакомых номеров вообще не отвечаю…
— Долли? В смысле..? — нахмурил брови он.
— Да потому что я овца! Видишь связь? Овечка Долли, — пояснила я Лопатину.
— Вроде понятно, но всё равно не понятно, — развёл руками Юрка.
— Не бери в голову, это между мной и Астаховым, личное.
— Личное. Хорошо, не беру, — вздохнул эрзац. — Ты к Михалычу собралась?
— Да, пойду Лену Савкину найду, запишусь на приём, надо отчитаться.
— Ленка в общем отделе, — сообщил эрзац, — я заходил они кофе пили и красились всем отделом.
— Как в том фильме? Каждое утро в нашем заведении начинается одинаково?
— Точно!
Я пожала лопатинскую ладошку и оправив узкую юбочку зацокала каблучками на выход.
Михалыч выделил нам час после обеда, занят был. До означенного времени я или бесцельно переставляла канцелярию на своем столе, или курила на террасе в сотый раз обдумывая свой ход. Максимовский зависал в отделе аналитики, наверное, шутил с Вагиным, и не возражал, когда «королева» Марго принималась пересчитывать сверкающие камушки на циферблате «Улисс Нардин».
Мега-холдинг трудился, по этажам сновали белые воротнички, жужжала, потрескивала, тренькала офисная техника, трезвонили телефоны внутренней связи и бубнили строгими голосами интеркомы. Жизнь кипела вокруг, только журналистке желтой прессы было не до любимого труда «желтка» — разглядеть в повседневной рутине нечто инородное, извращенное, требуемое внимательного рассмотрения и выволакивания на читательский суд. Как такового обеда у нас не было, Максимовский был ещё занят у себя, а мне кусок в горло не лез. Меня пригрел Лопатин, напоил очередным кофе, угостил шоколадом, приговаривая: мозги будут работать, ешь! Наверное, видно было по мне, что мозги уже отключились от тяжелых ночных, утренних и дневных дум.
Наконец позвонила Савкина, и пригласила на ковёр к Михалычу. Тяжелым шагом я прошла сквозь приёмную в кабинет шеф-редактора. Мой напарник уже сидел в кресле рядом с начальственным столом. Михалыч не курил, это обстоятельство слегка выбило меня из колеи… Что бы это значило?
— Парамонова, что за стеснение? Проходи, присаживайся, — пригласил шеф-редактор.
Я присела в кресло напротив Максимовского и взглянула на его довольное лицо.
«Ну, ну… Без меня уже шептались», — подумала я.
— Отчёт ваш мы просмотрели, Аркадий Витальевич одобрил, просил поблагодарить за отлично проделанную работу. Жду черновую статьи, отдадим в юридический отдел, если не будет замечаний, то в печать.
— Владимир Михайлович, — встряла я, — у полиции ещё непочатый край работы, мы только вскрыли небольшой «нарыв», а там гангрена! Может рано в печать? Подождем окончания полицейского расследования?
— Алла… — попытался остановить меня Макс.
— Парамонова, полиция годами может работать над «непочатым краем», мы не можем допустить, чтобы об этом написали конкуренты. Ты сама об этом знаешь, не первый год в журналистике.
— Это будет очень поверхностно, не профессионально…
— Выражаясь твоей медицинской терминологией, пусть хирурги удаляют гангрену, а вы — санитары, ваша задача найти, вскрыть и передать специалистам! Всё. Закончили диспут. Есть ещё вопросы? Не по делу Ордена?
— Есть, Владимир Михайлович. По делу преступника Астахова, охотящегося за журналисткой, вверенной вам организации.
Михалыч крякнул, и потянулся за пепельницей.
— Курить будете? — предложил он.
— Спасибо, нет, — почти хором ответили мы.
— Что ты хотела, Парамонова?
— Всем здесь известно, что означенное лицо наблюдает за мной, прослушивает телефон, посредством мессенджера угрожает мне, однако! (тут на мгновение я вспомнила Урфина Джюса) до сих пор ни полиция, ни другие структуры не могут выйти на его след… Поэтому я предлагаю не показывать ему мою удирающую задницу, а повернуться лицом и пойти навстречу.
— В смысле… навстречу? — переспросил шеф-редактор.
— Будем ловить на живца, — твердо сказала я.
— Ты знал об этом? — спросил Михалыч у Романа.
— Узнал вместе с вами, — ответил тот хмуря брови.
Я подскочила в кресле и с убеждением, как мне казалось, начала размахивать руками, жестикулируя доказывать своё понимание.
— Слышится да, кринжово, но это единственный способ схватить его. У него есть информаторы и в полиции, и в нашем холдинге, я так подозреваю, — заверяла я, — ему в помощь клиентская книга, на шантаж о пользовании услугами сводни многие официальные лица поведутся.
— Алла, это опасно… — вставил слово Максимовский.
— Сядь, Парамонова, устроила тут представление, — одернул меня Михалыч. — Мы что, по-твоему, не понимаем? Мы просто не имеем права рисковать тобой!
— Никакого риска. Мы разработаем отличный план, совместно с полицией, прокуратурой, да хоть с чертом лысым! — в запале обещала я. — Надо устроить очень умную ловушку… Астахов не дурак, вы что думаете, он клюнет на журналистку, распахнувшую ему объятия? Он уже знает, что затея с фиктивным браком провалилась, и теперь ему уж точно терять нечего.
Призадумались мужчины, Михалыч прикурил уже вторую сигарету. Максимовский что-то чертил карандашиком в блокноте.
— Значит так, — прервал молчание Михалыч, — пока не разработаем вменяемый план, не утвердим, не подготовимся, носа никуда одна не кажешь! Только в сопровождении сержанта Громова, или Романа. Родители остаются под охраной. Поняла?
— Поняла, — кивнула я.
— Жить с родителями будешь?
— Со мной! — быстро выкрикнул напарник. — В городе безопасней, на мой взгляд, я присмотрю за ней, у меня и ОМОН на подхвате, если что…
— Слышали мы про ваше «если что», полковник жаловался, — напомнил шеф-редактор.
— Не волнуйтесь, Владимир Михайлович, можете мне доверить Парамонову.
— Уже доверил, да каждый день стены холдинга сотрясаются от новостей о ваших приключениях, — и он выразительно посмотрел на лангет Максимовского.
— Несчастный случай, — отбил подачу Макс.
— Фонари Парамоновой тоже несчастный случай? Вас там, на минуточку, трое мужчин было! — погрозил пальцем Владимир Михайлович. — И это не в укор лично тебе, а как напоминание, что Парамонова может найти себе «сюрприз» в любом месте и в любое время, несмотря на количество охраны и дорогих сердцу друзей.
— Я уже понял, — виновато проговорил лучший аналитик холдинга, и пообещал: — Я учту.
— Учти. Держим связь, ваши предложения приветствуются, все рассмотрим. Ежедневно в час дня у нас совещание с главредом, я буду докладывать, а посему ежедневно в полдень добро пожаловать в нашу редакцию на разбор. Явка обязательна.
— Будем, — сказали мы, приподнимаясь с кресел.
— Свободны, — отпустил нас Михалыч.
И мы покинули его кабинет облегченно вздохнув. В приёмной встречала Лена Савкина, она внимательно осмотрела нас и спросила:
— Сегодня без медицины?
— Обошлось, — ответила я.
— К вашим визитам хоть бригаду в приёмной держи, — осмелилась пошутить она, видя, что все живы-здоровы.
Получив наставления от начальника, мы разошлись по своим отделам — работать. Сержант Громов ожидал меня в коридоре у приёмной. Александр очень ответственно относился к своим обязанностям, и хоть я не раз говорила, что в моём закутке мне ничего не грозит, он всё равно был рядом, начеку. Лопатин вышел на охоту за сенсацией, решил пройтись по своим информаторам, коих в городе у него было не счесть. Сам он говорил, что «имя им — легион». Я пожелала ему удачи, уж очень эрзацу не везло по этой части.
Так что кофе мне было выпить не с кем, Громов на службе не пьёт, с Настенькой я не близка до душевных посиделок, а уж тем более с моей врагиней, я не только кофе пить не стану, но и не сяду в одном поле. Поэтому, не распыляясь я занялась сооружением ловушки для Астахова.
Я, как цыганка, разложила распечатки фотографий, копии документов и всего, что имело отношение к преступнику. Таким образом я хотела освежить в памяти детали, немного померкшие в связи с моим увлечением Орденом Детей Луны. Потом я разбила их на группы. Первая — те, что относятся к сводне и брачному агентству, вторая — то, что относится персонально ко мне, касается меня хотя бы краем. И посему выходило, что пересекаются эти группы в части амортизации альбомов Валерии Аркадьевны. То, что касалось исключительно меня, то было уже личное. Я уверенно отложила первую группу в сторону, скрепив распечатки канцелярским зажимом.
Вывод был неутешительным, Астахов имел ко мне собственные счёты, по всей видимости основанные на том, что журналистка развалила организацию, подвела его под статью, и не под одну, а главное — я являюсь свидетелем, причём единственным! Все эти чеки, аудиозаписи, фотографии, и прочее можно оспорить в суде при помощи хорошего адвоката. Усугубляет вину Астахова то, что он, дав подписку о невыезде, пропал с радаров и недоступен для прокурора.
Астахов хорошо знает мои привычки, моё окружение, места, где я могу укрыться от его мстительного взгляда. И тут я вспомнила, что мама недавно мне рассказывала о посещении моей квартиры и подозрениях, что кто-то посторонний был там. А может хитрый Астахов прятаться у нас под носом, в моей пустующей квартире, уверенный в том, что я туда не сунусь? Может!
Гнев замутил мой разум, я с трудом привела мысли в порядок, понимала, что надо заниматься делом Астахова с холодной головой. Я схватила со стола пачку слимов, и чуть ли не бегом отправилась на террасу. Там, в тени цветущих растений, я успокоилась, покурила, вернулась к себе и снова приступила к обдумыванию ловушки для преступника. Ровно также как и он, я знаю его лучше всех и поэтому должна принять самое деятельное участие, тем более что ничем другим я заниматься сейчас не могу, да и Михалыч мне ничего не поручил.
Спустя пару часов вернулся Лопатин. Юрка обмахивался свежим номером нашей газеты. Тьфу, высоко тиражным таблоидом!
— Ну и жарища!
Я прибавила мощность кондиционера и пододвинула Лопатину кресло.
— Упарился бегать, и всё напрасно, ничего стоящего не надыбал, — пожаловался эрзац.
— Не переживай, само придёт. Слышал об успехе Шварёвой накануне командировки?
— А как жеж, весь холдинг уже в курсе. Причём инфу о вечеринке ей кто-то в клювике принёс. Хорошая сеть информаторов — это настоящее Эльдорадо, Парамонова.
— Тебе грех жаловаться, — хмыкнула я.
— Меня Михалыч скоро ссаными тряпками погонит.
— Не спеши, лучше быть избирательнее, а то будет, как всегда, — я похлопала Юрку по плечу. — Прислушайся к совету.
— У тебя как?
— Пытаюсь разобраться, сбрасываю шелуху, дойду до ядра — наступит ясность. Уже есть проблески и идеи.
— Тебе нужна «ловушка», так ты называешь комбинацию действий?
— Ну да…
— Почитай охотничьи заметки о сооружениях ловушек для зверя, так ты поймешь принцип, — предложил Лопатин.
— Юрка, спасибище! А то я не пойму с какой стороны приступить, надо просто перевести с охотничьего языка на человеческий!
Я вдохновилась идеей, подкинутой моим другом, и понеслась к себе логиниться на охотничьих сайтах.
Итогом моих исследований стал вывод: что ловушка должна быть прочной и хорошо замаскированной. О чём я с удовольствием делилась с напарником за ужином в нашем гнездышке.
— Есть несколько типов ловушек на крупного зверя, это петля-подъём, ударный тип с падением груза, пронзающие… кстати опасные и для человека, ловушки с пружинящим шестом, арбалетные и прочие нам не годные.
— Пружинящий шест меня впечатляет, так и представляется…
— Макс, я ещё не подошла к нашему типу ловушки!
— И это… фанфары! — он забарабанил ладонями по столу.
— Это западня, — объявила я торжественно. — В оригинале тщательно изучают следы и помёт на звериной тропе, находят лаз или ход, ставят приманку… — я подняла вверх указательный палец привлекая внимание напарника. — Тут надо упомянуть, что следует уничтожить запах устроителя, дабы не спугнуть добычу…
— Может нам пригодиться, — одобрительно хмыкнул Максимовский.
— Далее установить барьеры, — продолжила я, — что будут направлять жертву в западню… Хоп! И зверюга повержен. И немного везения, конечно.
— Это всё?
— Лучшее время для охоты ранние часы или сумерки, — добавила я.
— С этим можно работать, главное найти звериную тропу.
— Я даже знаю где лаз или ход, — ввернула я.
— Где?! — оторопел Макс.
— В Хамовниках, в моей многострадальной квартире.