Психиатр и Господь

Звонки без ответа Твоё холодное сердце запретно, но так безупречно И я на коленях

      - Спешу тебя обрадовать, ты тоже никуда не едешь. Понял?       - А ты мне кто? Мать? Отец? – Глеб почти послал Серафима в пешее эротическое, но сдержался. Не хотелось ругаться с лучшим другом, особенно, если учесть, что он приехал в Москву и жил у него.       Серафим покачал головой. Вторая бутылка водки была явно лишняя, уж слишком сильно алкоголь дал в голову братику. Маниакальная фаза на лицо, не иначе: отличное настроение, возбуждение, повышенное либидо и, главное, никакого отчета самому себе о том, что он делает.       Глеб хотел ебаться. Да, вот так честно и откровенно. И не с Серафимом и ни с кем из списка контактов в телефоне, а с кем-то другим. С кем-то, чье тело он еще ни разу не видел.       Он хотел снять проститутку. Вряд ли бы любому другому человеку в голову пришла такая странная и немного не этичная мысль, но Глеб выпил очень много. Настолько, что его разум поплыл и его не мог успокоить даже Серафим, остающийся адекватным. Но не потому что он так хотел, а потому что он понимал, что Глеб нуждается в покровителе, который поправит его и наставит его на путь истинный. Но пока что справлялся он плохо. Укротить строптивого не получалось.       Слэм все это время сидел с ними в комнате. Выпил он меньше, но его хорошее настроение нисколько не уступало настроению Глеба, который уже переодевался в уличную одежду. Обычно Сережа стопорил друга, предостерегал от неадекватных идей, но сегодня был не тот случай. Сегодня он почему-то решил, что музыканту все может сходить с рук.       - Да пускай едет, - Слэм относился к поступкам Глеба проще, его нисколько не смущала задумка. Сима округлил глаза. Кажется, единственным адекватным человеком после двух литров пива и двух бутылок водки остался он. – Съездит в ночной клуб, снимет кого-нибудь и успокоится.       - Вы ебнулись? – не унимался Серафим. Глеб натягивал поверх черной рубашки кожаную куртку. Он глянул в зеркало, прихорошил неаккуратные кудри – жених на выданье был готов. Можно было ехать знакомиться с девчонками. – Какой, нахуй, ночной клуб?!       - Любой, где есть дорогое бухло, - Глеб расплылся в довольной улыбке. Сима находился в отчаяние. Он не мог уберечь друга от плохих последствий, и ему было обидно, что Слэм никак не помогал ему в этом.       И все это слышали люди. Глеб и Серафим еще пятнадцать минут назад запустили прямой эфир, чтобы пообщаться с подписчиками. Трезвыми заниматься подобным не хотелось, а вот пьяными было самое то. Тогда и разговоры становились интереснее и горячее, и красноречие вдруг появлялось из неоткуда. Но кто же знал, что один пошлый комментарий так раззадорит Викторова. «Глеб, я хочу тебя, приезжай» - и словно по щелчку пальца он поменялся. И теперь вместо заботливого друга, который так ждал приезд Сидорина в Москву, готовился, мыл квартиру, запасал холодильник едой, перед парнем стояло нечто нечеловеческое.       - Брат, угомонись, - прорычал Сима. Пришлось выключить трансляцию, чтобы люди не становились свидетелями их разборок. Подписчики и так услышали слишком много. – Ночь. Ты бухой. Завтра запись на студии. Давай просто покурим и ляжем спать, по рукам?       - Почему ты такой скучный, Серафим, - застонал Глеб. Его как никогда раздражало занудство Симы.       - Скучный? Сука, я адекватный, - Сидорин не выдержал накала страстей и закурил прямо в спальне. Он не мог больше справляться со стрессом, спор выжимал из него все соки, зато Глеб оставался бодрячком.       - Бля, Сим, Глеб взрослый пацан, сам разберется, - поддакивал подопечному продюсер. – Пусть едет. Если переживаешь – езжай с ним.       Серега тоже не собирался оставаться в квартире. Но ехал он не в ночной клуб к любовницам, а домой, к своей девушке. Правда на ногах плохо стоял, шатался. Но параллельно с разборками парней, он собирал свои вещи, обувался, а в душе радовался, что сейчас Глеб – головная боль Сидорина, а не его.       - Я просто в ахуе! – из Серафима рвалось отчаяние. – Глеб, я специально приехал из другого города, чтобы записать песню. Завтра у нас много дел. А ты собираешься бросить меня и поехать ебаться не понятно с кем. Зачем? Не порть репутацию. Не ломай никому жизнь. Ты в плохом состоянии, ты неадекватный, черт тебя подери! Это же риск инфекции, риск беременности, риск всего чего только можно!       - Мне похуй, - ответил Глеб. Они не заметили, как Слэм ушел. Осталось только ему взять ключи и убежать, пока Сима не запер его в квартире.       - ТЫ НИКУДА НЕ ПОЕДЕШЬ! – вопил Серафим, загораживая дверь собой. Еще чуть-чуть и он был готов сорваться и ударить Глеба, настолько сильно он его взбесил.       Глеб ухмыльнулся. Это был не он, это был кто-то другой, и Серафим не узнавал этого человека и даже не верил в то, что еще два часа назад все было прекрасно: Сима приехал из Питера, Глеб его накормил и пригласил Сережу с целью обсудить детали трека. И как-то плавно это все переросло в алкогольные посиделки, которые довели одного из мужчин до беспамятства.       Глебу окончательно сорвало крышу, даже силы прибавились. Он пихнул товарища в бок и скрылся, ликуя и празднуя свою победу. А Сима остался один в чужой квартире в Москве с глазами полными пустоты смотреть, как захлопывается дверь. Вместе с тяжелым грохотом что-то оборвалось и в его душе.       Глеб выбрал не его. Он выбрал алкоголь, женщин и аморальное времяпровождение.       - Сука… - прошептал Серафим и снова закурил. Глаза жгло, но не из-за сигаретного дыма, а от слез.

***

      Глеб даже на мгновение не задумывался о том, что обидел близкого человека.       Глеб вообще ни о чем не думал. Он мчался в такси в центр города и его мучила ужасная жажда. Выпитый алкоголь дал о себе знать. Его сильно сушило, и хоть в бизнес-такси стояли запечатанные бутылочки для клиентов, смочить горло он хотел точно не водой, а чем-нибудь поинтереснее.       Он приехал в один из любимых ночных клубов. Вход был платным, на входе стояли охранники, осуществляя фейс-контроль, поэтому просто случайные прохожие не могли сюда попасть. Это позволяло избежать «лишних глаз». Но музыканта не пустили в клуб. Не помогла ни известность, ни взятка. А все дело в перегаре, который чувствовался за пару метров. Ночной клуб ценил свою репутацию и не хотел пускать откровенно пьяных гостей, пускай даже таких именитых.       Глеб остался ни с чем. Пришлось зайти в первый попавшийся бар и купить себе пиво, чтобы сесть и спокойно подумать, куда можно пойти. Он достал телефон, открыл карты, только глаза подвели его быстрее, прежде чем он напечатал в поиске то, что хотел.       Голова кружилась, все плыло, но Глеб не планировал сдаваться. Он уверенно шел к своей цели и даже был уверен в том, что обязательно кого-нибудь подцепит. Правда, с кем он мог познакомиться в таком состоянии? Он с трудом общался с барменом. Его язык заплетался так, словно у него случился инсульт, а парнишка за барной стойкой неловко улыбался, наверное, про себя молясь, чтобы этот клиент поскорее ушел.       Глеб решил выйти на улицу, немного подышать воздухом. Вышел и замер. Он сделал последние глотки пива и выбросил бутылку в мусорку. А дальше все стало таким размытым, что даже наугад было сложно понять, что где находится, и, самое главное, - где находится сам Глеб.       Ему стало плохо. Вроде, кто-то подошел и предложил помощь, но молодой человек ответил грубостью. Сам не понял, что произошло: ударил, толкнул или просто обозвал. Был толчок, падение, стало очень больно плечу, но ненадолго. Алкоголь действовал как хорошая анестезия.       В конечном итоге Глеб провалился в пустоту и отключился. Теперь не существовало ничего, кроме кромешной тьмы.

***

      Вспышка перед глазами. Резкая боль в правой руке.       Глеб вскрикнул и завертелся, пытаясь отдёрнуть руку, но у него ничего не получилось. Он не мог двигать ни одной из своих конечностей. Неужели его парализовало? Неужели его ударили с такой силой, что он стал инвалидом и теперь всегда будет прикован к постели? Глебу хотелось какой-то конкретики, но пока что он не мог понять, что происходит. Он находился в вакууме, и лишь изредка до него доносились различные звуки и ощущения.       К нему кто-то прикасался, с ним что-то делали. Ноги и руки оставались все так же неподвластными ему, но кисти и стопы двигались. Глеб крутил ногами, ощупывал пальцами то, на чем он лежит. Поразмыслив, он догадался, что его привязали.       Сердце забилось с бешеной скоростью. Истерика началась раньше, чем к нему вернулось зрение и способность адекватно оценивать ситуацию. Он чувствовал, что что-то происходит с ним, но не мог понять, что. И только лишь через какое-то время он почувствовал себя лучше. Голова просветлела, головокружение унялось, даже зрение вернулось. Но осмотреться он толком не смог: линзы не надел, а очки потерял. С его минусом он видел мутно, нечетко. До него лишь доносились чужие голоса вдалеке и различные звуки.       - ПОМОГИТЕ! – заорал он. – НА ПОМОЩЬ!       - Ты чего орешь? – шикнул взявшийся из неоткуда мужчина. – Будешь буянить, галоперидол вколю.       Глеб затих. Галоперидол - название до жути знакомое. Воспоминания всплыли в его голове, и картинка понемногу начала вырисовываться. Дыхание перехватило от ужаса. И самое страшное, что сделать с этим он не мог ничего: его конечности все еще были связаны.       - Я ничего не вижу, у меня плохое зрение.       - Верну очки, если прекратишь дергаться.       Глеб закивал. Секунда и ему на нос надели то, что по праву принадлежало ему. Наконец-то он разглядел комнату: тошнотворные желтые стены, кровати с белыми изголовьями, застиранные матрасы, окна с решетками. Было несложно узнать палату в больнице. Но это была не просто больница. В обычных медицинских учреждениях не снимали двери с петель и не заваривали окна от греха подальше.       - Где я? И кто ты? – Глеб смотрел на моющего пол парня в голубой форме. А сам он выглядел не лучше: вся его дорогая одежда пропала. Осталась лишь больничная пижама такая же серая, как и погода за окном. Кажется, Глеб попал в альтернативную реальность. Столько фильмов с похожим сюжетом пересмотрел, но никогда бы не подумал, что сам окажется в такой ситуации. Как вернуться домой, он не знал.       - Я практикант. А ты в психушке, в отделении наркологии.       - Сука… - простонал Глеб и специально ударился головой об изголовье. Санитар округлил глаза. За любое причинение себе увечий в стационаре могли «наказать», и они оба прекрасно это знали. Правда практикант не побежал за медсестрой, не стал звать врачей, чтобы новенького скрутили и вкололи ему что посильнее. Он прекратил мыть пол и оперся на швабру.       - Чего стоишь? – прорычал Глеб. - Кто меня сюда упек?! Я не должен здесь находиться! Это ошибка!       - Все так говорят, кто здесь оказывается. Но людей, которые оказываются по ошибке, точно не привязывают к кровати веревками. Значит буянил. Значит опасный. Ты и сейчас буянишь. Будь осторожен, или я все расскажу старшему медперсоналу.       Глеб уговорил позвать врача для того, чтобы обсудить свое состояние и что произошло. Оказалось, что его доставили в больницу в беспамятстве и в ужасном алкогольном опьянении без документов. Перепил, подрался, люди вызвали полицию. А те разбираться не стали, передали в «Скорую», а «Скорая» доставила по нужному адресу. Правда оставался открытым один вопрос: как Глеб оказался в Подольске? Но история об этом умалчивала. Эти вопросы уже стоило задать ему самому. Только Глеб ничего не помнил. Все, что происходило за пределом квартиры, стерлось из его памяти.       - Отпустите, - молил Глеб. – Я ничего не делал.       - Как ничего? – удивилась женщина-врач на вид лет пятидесяти. Рыжая, с пучком на голове и с очками на носу. Выглядела она не очень доброжелательной. Похожа была, скорее, на строгую учительницу, не хватало лишь указки. Она стояла с блокнотиком и делала пометки относительно состояния пациента, чтобы потом скорректировать его лечение. – К нам просто так не попадают.       - Это ошибка!       - Да какая же это ошибка? Алкоголь пил? Пил. Людей бил? Бил. Вот теперь и лежишь здесь, привязанный. Будем капать, лечить. Возьмем анализы, обследуем. Запишем в группу к психологу. Пара месяцев и отпустим.       - Что?!       Услышав про несколько месяцев, Глебу стало еще хуже, чем до этого разговора. Это точно был страшный сон. Это все не могло случиться с ним в реальности, уж слишком комично и сюрреалистично выглядело. К тому же у Глеба голова еще гудела с похмелья. Конечно, препараты капали хорошие, но интоксикация до конца никуда не делась.       Отчаяние взяло верх, и Глеб заныл. Он захныкал, не в состоянии даже вытереть ни нос, ни глаза. Его руки и ноги все еще были привязаны к кровати.       Увидев слезы, врач сделала пометку в своем блокноте.       - Психоз…       - Не надо мне ничего колоть! – возмутился Глеб. – Это не психоз! Я просто расстроен! И развяжите меня. Я не буду ничего делать.       - Пока не могу развязать, дружок. Понаблюдаем за тобой, и только тогда, может быть, отвяжем. Нам бы не хотелось, чтобы ты навредил себе или кому-то другому.       Глеб осмотрелся. Ему стало интересно, кому же он мог навредить, если он лежал один. Три другие кровати пустовали. Наверное, это должно было его порадовать, почти платная палата. Но только сложно было радоваться, когда его все еще била тревога. Не хватало только панической атаки, и тогда бы его точно запрели на полгода в стационаре.       - А где мой телефон?       - Все твои личные вещи мы сложили в камеру хранения. Получишь, как выйдешь отсюда.       - Умоляю, дайте мне право на один звонок. Никто из родственников не знает, что со мной и где я. Они переживают.       Женщина задумалась. С одной стороны, нарушать правила не хотелось, а с другой стороны, парнишку было жалко. Все совершали ошибки. Особенно в таком молодом возрасте. Особенно жалко было его семью, которая, возможно, сейчас сходила с ума, не зная, что с ним и куда он пропал.       Врач сжалилась. Она попросила санитаров поискать телефон пациента. Тот самый стажер, который вернул Глебу очки, принес и смартфон. Держать его привязанной рукой было неудобно, ради этого одну ему все-таки высвободили из оков.       И как на зло телефон оказался разряжен. Все внутри Глеба рухнуло. Он закрыл глаза и откинулся на подушку.       Врач сочувственно похлопала Глеба по плечу.       - Это все для твоего блага, - сказала она. Специально ласково, как их учили общаться с особо буйными пациентами. – Выйдешь отсюда другим человеком, мой хороший.       - Серафим… - печально прошептал Глеб, мечтая, чтобы Сидорин оказался сейчас здесь и спас его, как приходил на помощь всегда, даже когда делать это, наверное, не стоило.

***

      Утром Серафим проснулся один. Он чувствовал опустошение. Он не знал, как ему жить с той мыслью, что лучший друг бросил его в чужом городе, а сам уехал не известно куда. Было обидно. Сима чувствовал, как узел боли туго затягивается в груди, усугубляемый обидой. Хотелось нормального отношения к себе, но Глеб как всегда выбрал свою персону.       Завтрак он сделал сам, в квартире прибрался тоже сам, и в целом чувствовал себя как полноправный хозяин. Умылся, оделся и собрался в «Избу». Правда ехать на студию совершенно не хотелось. Сима не хотел видеть Глеба. Тошно было только от одной мысли о парне, который так поступил с ним вчера. Но фанаты были в курсе, что они встретились для записи трека. Нельзя было слиться без объяснений, хотя Сидорин с радостью поехал бы в Санкт-Петербург уже сейчас.       На студии Глеба не было. Сидел Лирик, сидел Слэм абсолютно трезвый и адекватный. Они занимались каким-то проектом, когда Серафим зашел в постройку один.       - А где Дождь? – спросил Кирилл. – С него начать планировали.       - В душе не ебу, - сухо ответил Сима и плюхнулся на диван. Поразмыслив, добавил: - Я вообще-то думал, что он с вами.       - Он дома не ночевал? – уточнил Сережа.       - Не-а. Как уехал, так с концами.       Мужчины усмехнулись. А вот Серафиму было совершенно не весело.       - По факту Глеб никогда не пропускал работу, - рассуждал Сережа, глядя на время. Артист опаздывал на пятнадцать минут. – В любом состоянии он был здесь как штык. Интересно, что с ним.       - Позвони, - сказал Кирилл и посмотрел на Серафима. Тот качнул головой.       - Ни за что. Пошел он. Я ему не мамка, чтобы с ним носиться.       Позвонить решил Серега. Он достал телефон из кармана худи, набрал друга, но дозвониться не смог. Ни с первого раза, ни со второго, ни даже с третьего. Ни через пять минут, ни через двадцать. И тогда все напряглись. Дело приобретало совершенно другие обороты.       - Твою мать, - простонал Сима, запуская пальцы в кудрявые волосы. – Убили.       - Отставить панику, - произнес Слэм. – Найдется. А как найдется – мозги вправим.       - Тогда сначала запишем Мукку, - решил Кирилл и стал настраивать микрофон. – Может, Глеб подъедет.       У Серафима не было настроения, а песня требовала от него веселый голос. Ну никак он не мог из себя его выдавить, когда дела были плохи. Что с Глебом? Где он? В Москве ли он вообще? Чем дольше Сидорин находился на студии, тем больше вопросов у него появлялось. Тошно становилось от мысли, что он мог силой удержать Глеба, не пустить никуда. Чувствовал, что затея с ночными поездками по различным сомнительным местам очень плохая. И интуиция не подвела его. Пропал Викторов. Ничего от него не осталось, кроме пропущенных партий в совместном фите.       Серафим возвращался в квартиру с тяжелым сердцем. Слэм обещал опросить всех московских знакомых, а Симе досталась роль более простая: сидеть дома и ждать. Надеяться, что Глеб нагуляется и вернется, что было маловероятно. Если парень решил уйти в запой, то это могло затянуться на полгода.       «Спасать надо», - сказал Сережа перед тем, как попрощаться. Но Сима не знал, от чего спасать Глеба. Он был готов придти на помощь, но друг не выходил на связь.       Серафим думал, что у него появится куча седых волос, но после обеда Глеб все-таки объявился. Один несчастный звонок пронзил гробовую тишину в небольшой квартире, после чего Сима бросился к телефону. Он взял его трясущимися руками и ответил. Больше всего он боялся услышать слова о том, что было найдено тело…       - СЕРАФИМ, ЗАБЕРИ МЕНЯ! – раздался ор на другом конце провода. Судя по тембру – потеряшка. Сима облегченно выдохнул.       - Брат, что с тобой? Где ты?       - Серафим, я в психушке!       Сима ударил себя по лбу. Они со Слэмом могли догадаться. Прежде чем обзванивать морги, следовало начать с более реальных вариантов.       - Диктуй адрес. Диктуй чертов адрес, я уже еду!       - Сима, я в Подольске. Прошу, спаси меня.       Глеб бросил трубку. Видимо, время отведенное на разрешенный разговор истекло, и Сима испытал смешенные чувства. С одной стороны, ему стало радостно от того, что Викторов нашелся целым и невредимым. А с другой, стало страшно от мысли, что этот парень умудрился натворить что-то такое, что его упекли в психиатрическую больницу, да еще и в Подмосковье…       Серафим отчитался Слэму и сказал, что он уже выезжает. Взял с собой документы Глеба, свои тоже, захватил кошелек с наличкой и рванул по найденному в интернете единственному адресу. В голове не было никаких других мыслей, кроме одной – помочь. Хотя Сима имел полное право не делать этого. Глеб был виноват в случившемся. Но Сидорин не мог бросить его. Все-таки вредный братик родным был, любимым.

***

      Глеб уже который час лежал под капельницей и с разочарованием смотрел то в потолок, то в окно, на серое небо, просачивающееся сквозь железные оковы. Его тошнило, но врач заверила, что это реакция на препарат. Его уже полдня приводили в чувства, снимая алкогольную интоксикацию и абстинентный синдром. Но чем лучше ему становилось физически, тем хуже он себя чувствовал морально.       По щекам катились скупые слезы. Нельзя было плакать, иначе бы угрозы заколоть галоперидолом сбылись. Поэтому Глеб держался, но кое-какие слезинки все-таки стекали, понемногу облегчая его душевные муки. Мукки…       Сам виноват. Знал. Стыдно было до ужаса. Но еще ужаснее было звонить Серафиму и умолять приехать. Наверное, было бы проще остаться в этой государственной клинике, но ему не хотелось здесь находиться. Он не любил в больницы особенно такие, где за каждое проявление эмоций его могли медикаментозно превратить в овощ. Однако в глубине души Глеб раскаивался. Понимал, что заслужил это наказание.       Свободной рукой парень вытер слезы. Последние несколько часов он вел себя хорошо и его все-таки отвязали.       - Господи… - прошептал он. – Я еблан…       Подавив спазм в горле, он перевернулся на правый бок и свернулся калачиком. Перспектива лежать здесь несколько месяцев в больничной пижаме без телефона и любых других развлечений ужасно пугала. Но, может быть, именно это ему было нужно? Глеб не помнил, что происходило на улице, зато прекрасно все помнил, что творилось в его квартире. В голове всплыло красное от злости лицо Серафима, его глаза полные ужаса. И ведь Глебу было все равно. Он так хотел развлечений, что приключения на пятую точку нашли его сами. И тем самым он сделал плохо и себе, и Симе.       Но он мог с уверенностью сказать, что это был не он. Это было помутнение рассудка, вызванное большой дозой алкоголя.       Глеб лежал и плакал. Он вытирал слезы краем подушки, чтобы в случае чего медицинский персонал не заметил, что его лицо мокрое. Он думал, как же чувствует себя Серафим и что с ним вообще происходит. Бросить своего лучшего друга, гостя из другого города, одного в Москве – это был отвратительный поступок. В какой-то степени Глеб был рад решеткам на окнах. Хотелось выброситься в окно.       За спиной раздалось мельтешение.       Глеб с надеждой обернулся, но увидел лишь, как к нему подселили какого-то мужика. Он был лысым и в такой же серой пижаме. Поставил сумку на прикроватную тумбочку, а сам плюхнулся на матрас и с отвращением посмотрел на валяющегося Глеба: кудрявого, с татуировками и сережкой-крестом в ухе. А Викторову стало еще хуже. Делить палату ни с кем не хотелось. Тем более несколько месяцев.       - Это ваш? – раздался возглас в коридоре.       - Нет. Вот мой.       - А-а-а… Глеб Остапович. Звезда наша.       - Не удивлен, - голос знакомый, родной. Это тот, кого так ждал Глеб.       Серафим.       Глеб почти разревелся, особенно, когда Сима вошел в его палату и посмотрел на него, зарёванного, помятого, в стремных штанах и рубашке, как у заключенного. Наверное, зрелище было ужасное. Серафим взглянул на Глеба, а потом перевел взгляд на врача.       - Я могу его забрать?       - Забирайте. Медсестра сейчас придет, уберет капельницу. Я пока подготовлю выписку.       - И одежду верните! – подал голос Глеб.       Женщина выбежала из палаты, а Серафим уставился на Глеба. Он руками уперся в перекладину кровати и посмотрел на него, словно хищник на добычу.       - Серафим… - проговорил Глеб. Собрался оправдываться, но сказать было нечего. Щеки залились краской, даже кончики уши покраснели от стыда, и жарко стало до ужаса.       Серафим не стал устраивать разборки, тем более при чужом человеке. Он решил подождать в коридоре и вышел из палаты.       Оказалось, что лечащий врач была страстной поклонницей творчества Мукки. Да и Глеба тоже знала. Но не лечить не могла – раз привезли страдальца, значит следовало отрабатывать протоколы. После долгих уговоров, нескольких автографов и пятитысячных купюр на вино и цветы, Симе все-таки удалось забрать Глеба и даже обнулить его дело. Как только тот переоделся в свою одежду, они тут же покинули наркологию.       Только парни оказались на улице, Серафим схватил Глеба за шиворот и потащил в машину. Вмазать хотел, но сдержался. Нужно было дотянуть до дома, чтобы разобраться во всем без свидетелей.       - Сима! – пищал Глеб. Чувствовал себя нашкодившим котенком, которого сначала вели за шкирку, а потом пихали в тачку силой.       - Молчи. Я ебать какой злой. Дома прибью.       Глеб улыбнулся. Любое слово злого Серафима было таким ценным.       - Сима, - промямлил Глеб. – Спасибо огромное, что приехал. Я пиздец как виноват. Проси все, что хочешь.       Серафим сел в машину, закрыл дверь, пристегнулся. Но трогаться не спешил, решил сначала покурить, чтобы немного сбросить напряжение. И несмотря на его сердитое лицо, он был безумно счастлив, что нашел Глеба и что с ним все хорошо. Его никто не убил, никто не обидел. Правда теперь ему хотелось сделать это.       - Значит так, - подвел итог он. – Я везу тебя домой, пою чаем, а потом устраиваю такой разъеб, что тебе и не снилось. Ругать тебя буду пиздец как. Косячник.       Глеб улыбнулся. Он был на все согласен, главное, что сейчас он сидел у Сидорина в теплой машине.       Он был в безопасности.