Маргаритки

Застолья это чертовски весело, и Шамура знает это не по наслышке. Можно сказать, что эту традицию — закатывать пирушки по любому, кажущемуся веским, поводу — именно они с Хекат и закрепили у смертных, и она все не забывается. Наоборот чтится как жест щедрости и великодушия, признак достатка и власти. Но это только на словах. Негласно же это просто способ напиться и устроить балаган. Поэтому застолья это весело. Шамура никогда не отвечал отказом на приглашения Агнца посидеть рядом, и всегда осушал свой бокал первым. Казалось, что паук и вовсе не обладает способностью достаточно напиться, только вот мало кому известно, что после этого его тащат до дома Калламар с Хекат под руки. Шамура что-то лепечет, лучезарно улыбается, и никто не может на него злиться за такую несдержанность. Бог ты мой, как будто бы будучи епископом он так не напивался! Нариндера в такие моменты видно не было. Даже сам Агнец не знает, почему Смерть так усиленно избегает пиры. Конечно, он и без того до смешного ограничивается во всех сферах жизни, но почему он не объявляется в поселении даже после окончания праздника? Из-за пьяниц? Агнец только тяжело вздыхает, думая об этом. Не понять ему, что в голове у Смерти. Этот пир был особенным. Празднество победы над Старой Верой — самый яркий праздник народа Нового Хозяина Красной Короны. Бывшие молодые епископы всегда устраивали стачки по этому поводу, качая свой авторитет в глазах последователей, не желая мириться с новым порядком, и Агнец закрывает на это глаза, зная, что в действительности в поселении их души спокойны. Понимает, что этот день служит больным воспоминанием как им, так и ему самому. И Лидер уверен, что совсем скоро они примут новый порядок, обретут свое спокойствие и не будут так критично относиться к вероисповеданию. Их эпоха прошла. Старшие осознают это, как никто другие. Тем не менее, Калламар никогда не весел в дни празднества. Шамура каждый раз успокаивает его, пропускает бокальчик-другой и лезет обниматься, расцеловывать его влажные щеки, а брат не может возразить, только смеется и обнимает в ответ. С Шамурой Калламару всегда было проще, в отличие от молодых, которые нашли больше сходств между собой, чем между их стариками-поучителями. Даже так, Хекат с Лешим все еще приходят к ним за советом в трудный час, и на душе Калламара становится так приятно и тепло, что он мягко улыбается и смотрит с родительским трепетом. И младшие просто обожают его улыбку. Этот пир был особенным не только потому, что был устроен вчесть епископов Старой Веры. Он был особенным, потому что на нем присутствовал сам Нариндер. Нелюдимый мрачный силуэт поодаль, недвижимый и абсолютно молчаливый. Агнец то и дело косится на него, бросает взгляды, боясь, что он исчезнет из виду, но он оставался на месте. Просто стоял там, не приближаясь, но и не отдаляясь. Кажется, он следил за чем-то другим, помимо шумной толпы. Если во всех что-то да и меняется со временем, то это точно не относится к Нариндеру. За все годы жизни здесь он не изменился совсем. Тихий и прилежный, тот, с кем невозможно заговорить и тот, кого невозможно утешить. Мысли его были абсолютно блеклыми, а глаза выражали необъяснимую печаль, въевшуюся в душу кота намертво. Он еще давно был сломан тюрьмой, и все никак не мог отвыкнуть. Его бессмертное тело изнывает от незримых ран, и Агнец знает, что никогда не сможет ему помочь. Нариндер просто не дастся. Наверное, он самое счастливое и самое печальное событие, что происходило в жизни Лидера. И тот пропитывался невероятным уважением к его выдержке сегодня. Улыбается ему издалека, и видит, что тот обращает внимание. Агнец не надеется увидеть ответную улыбку, но он просто рад, что Нариндер рядом. Наконец-то он не убегает. Агнец, обнадеженный, оглядывается на Шамуру, который уже, выкрикнув тост, гасит очередную пинту пива. Черт возьми, а он отжигает сегодня! Лидер совсем не ожидает, что паук грубо обнимет его за плечи, начнет ритмично качаться под какую-то известную только ему песню. Нет, Шамура просто невыносим, когда пьян. Как можно быть таким неугомонным?! Агнец прикрывает рот, чтобы посмеяться, и Шамура шепчет ему что-то на давно забытом языке, чего ягненок не понимает, но точно знает, что это полный бред. Кивает головой, и паук, удовлетворенный этим ответом, отставляет пустую кружку и, пошатываясь, встает из-за стола. Он делает жест подскочившему Калламару, и тот настороженно садится на место. Шамура вскидывает руки кверху и словно начинает вальсировать сам с собой, грациозно проскальзывая меж последователей в толпе. Агнец озирался то на паука, прекрасно владеющего своим пьяным телом, то на напряженного Калламара, который напрягся, словно струна, которая вот-вот порвется. Такое беспокойство ягненка даже забавляло. Постепенно последователи расходились по сторонам, давая место Шамуре для того, чтобы разгуляться в своих танцевальных движениях. Два ритмичных хлопка над головой, словно он пленил в ладонях лучи солнца, обводит носком полукруг и изящно двигает талией; плавно разводит руки и идет, словно по канату, с совершенно закрытыми глазами, и Агнец замечает, что мрачный силуэт поодаль осторожно приблизился. Алые глаза впились в фигуру брата, выслеживая каждое движение. — Что это такое? — спрашивает у Калламара Агнец, не отрывая взгляда от медитативных па паука. — Это... Это один из ритуальных танцев народа Алой Короны, — щурится Калламар и не может не улыбнуться. — Традиции Нариндера быле поистине завораживающими. Лидер бросает взгляд на кальмара, прежде чем мечтательно подпереть щеку. Он замечает, что Нариндер, так и не нашедший смелости приблизиться к толпе сильнее, кладет ладони на сердце. Словно гордый учитель он смотрит на Шамуру, и Агнец узнает в этом танце некоторые движения, совсем похожие на выпады Нариндера во время их боя. Недоверчиво хлопает глазами и не может понять. Неужели же он танцевал тогда? Невероятно. Агнец никогда бы не подумал, что Смерть может так завораживать. У Шамуры был хороший учитель. Сводит руки и его пальцы имитируют распускающийся бутон. Это танец Солнца, танец, Дающий Жизнь, и это был танец для одного. Выставляет колено, волной отряхивает руки, резко отводит голову к плечу и открывает глаза, встречаясь взглядом с тем, кто следил за ним с самого начала. Калламар нервно стучит по столу когтем, даже не представляя, какую сцену те могут вычудить. И все ахают, когда Шамура выставляет руку в пригласительном жесте. Он выкрикивает фразу на древнем языке, и Агнец готов поклясться, что Нариндер вхдрогнул, прежде чем дернуть ухом. Калламар приподнимается, чтобы видеть лучше. — Что он говорит? — отодвигается от стола ягненок, но Калламар молчит. Его лицо выражало искреннее удивление, и Лидеру ничего не оставалось, кроме как наблюдать дальше. А Шамура все говорит своим громогласным голосом, заставляя брата неловко подходить ближе. Последователи проталкивают его сквозь толпу, и кот нервничает и шипит, прежде чем наконец выйти в середину круга. Шамура обнадеживающе улыбается и Нариндер страдальчески трет лицо ладонью. Он бросает обрывки древних ругательств и крепко берется за чужую руку, прежде чем завертеть паука и прижать его спину к своей груди. Они водят плечами в унисон и расходятся, но крепко цепляются друг за друга. Агнец никогда не видел Смерть таким. Они двигались одновременно, кланяясь друг другу и хватаясь за руки, кружась и задевая друг друга рясами. Шамура следовал за братом, и его элегантные движения запястьями постоянно перехватывались чужими, более твердыми, но не менее живыми, словно они являлись продолжением друг друга. Сближаются и расходятся, но остаются частью одного синхронного дуэта, перетекающего, словно журчащая река из одного русла в другое. — У Нариндера в культуре никогда не было парных танцев, — подает голос Калламар. Он говорил тихо и вкрадчиво, так, чтобы только Агнец слышал. — Даже у возлюбленных? — спрашивает тот, и кальмар качает головой. — Этот танец — полностью их танец. Танец Войны и Смерти. Не существующие друг без друга. — Красиво звучит, — взгляд Лидера следует за медленно опускающимся на свое место Калламаром. Тот молчит некоторое время, и ягненку очень интересно, что тот скажет. — Когда Шамура обратился к Нариндеру, он назвал его своей любовью. Я все еще не знаю, счастлив ли я за них. Агнец приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но не находит слов. Он переводит взгляд на танцующих, широко распахнутыми глазами продолжая следить за ними. А нужно ли здесь что-то говорить? Нариндер приподнимает Шамуру над землей, очерчивает носком полный круг, и встает на колено, ознаменуя конец танца. Паук словно не замечает ничего, кроме своих рук на чужих плечах. Хлопает по ним, чтобы кот встал. Шамура оглядывает последователей вокруг них, никогда не видевших такие ритуалы раньше. Давно забытые и канувшие в лету. Кот медленно поднимается, тяжело дышит, прежде чем встретиться с братом взглядом. Фурор толпы не отвлекал их друг от друга, и Шамура только кивает, словно позволяя Нариндеру увести себя отсюда. Агнец смотрит им вслед, пробивающимся сквозь толпу, то и дело задающую вопросы и заливающуюся смехом. Но на лицах братьев виднелось лишь облегчение. Наверное, так ощущалась гармония.