путь тернистый

Город встретил нас шумом и гамом сотен людей. Я уже бывал тут, поэтому быстро сориентировался и направился к оружейнику. Стоило обновить комплект метательных ножей и подогнать честно отжатую броню, да и топор Хильды стоило заточить. Зайдя в лавку, я не обнаружил хозяина за прилавком. Хотя из мастерской доносился характерный стук. -Ханвальд! Горное ты дитя, к тебе клиенты пришли! Стук прервался, и нашему взору предстал гном. Густая каштановая борода была собрана в 3 тугие косы, волосы собраны в хвост на затылке, карие глаза внимательно изучали пришельцев. -Опять нелёгкая нечисть прислала. Что на этот раз поджигать будешь? -Отстань, землеройка. Не я поджигал, а меня. И вообще, Торнвальд, позови своего брата. Дело по его профилю есть. –Вот ты зараза! - с этими словами он выложил на стойку 3 серебряника- Как ты постоянно угадываешь? -У твоего брата не такие густые бакенбарды. И борода погуще. Зови его быстрее, мы торопимся. - Говорить ему, что брат-близнец, точь-в-точь похожий на него, заплетает 2 косы и бреет за ушами я не стал. Иначе не интересно будет. -Ответ засчитан!– Гном вдруг усмехнулся– А братец мой сейчас на площади- сегодня там демоницу казнить будут. -Это где же вы демона-то у себя в городе нашли? И как изловить ухитрились? -Дык в борделе. А изловил его незнамо-кто, утром она уже в кандалах на лобном месте стояла. Хозяйка- ни сном, ни духом, говорит, мол, околдовала её нечистая сила, у мужиков жизнь тягала, от баб ихних отводила, вот и изловили, решили вешать. Так-то. Последние слова я слышал, стрелой вылетая из лавки. Я знал, о ком он говорит: Алития. Да, она- суккуба. Но никак не демон. Да, в истинной форме и крылья имеет, и рога, и хвост. Но чёрт возьми, есть более 20-ти способов отличить суккуба в истинном обличии от демона. Да даже визуально наметанный глаз сходу увидит разницу! Но чего уж ожидать от деревенских увольней, которые даже домового или банника примут за самого сатану! Но она- самое доброе и нежное создание, что я встречал за всю свою жизнь. Именно она уговорила хозяйку оставить меня в борделе, когда инквизитор отрубил мне левые конечности, а правую ногу рубанул чуть выше колена. Правда, сам он лишился пары метров кишок и трети головы, но мне от этого было не лучше. Легче, но не лучше. Именно она выхаживала меня 2 недели, покупая еду за свой счёт и кормя меня с ложечки, ведь раны от клинка инквизитора практически не заживают на отродьях. На мне-затягивались, я восстанавливался, но слишком уж медленно. Обычно суккубы просто высасывают мужчин досуха, оставляя после себя лишь ссохшуюся мумию. Почти как вампиры, но они пьют кровь, суккубы же питаются жизненными силами мужчин, иногда- и женщин. Поэтому их жертвы умирают от старости. Алития же каждый раз брала не больше полумесяца, обычно что-то около недели, просто чтобы выжить. С меня же она хотела забрать всё, потому что видела, в каком я состоянии, и я могу её понять, ну сколько может протянуть тело с одной рукой? Но, вкусив десяток лет она поняла, что со мной что-то не так. Оказывается, мой жизненный источник- бездонный, она испугалась, что будет перенасыщение, и ей придётся неделю ходить в истинном облике. А ещё она испытывала жгучий стыд за то, что взяла так много у, как она думала, умирающего человека. Я её простил и, увидев, как она похорошела от моих сил и прощения, стал время от времени к ней заходить и делиться силой. У меня-то не убудет, а ей- жизненно необходимо. Обычно мы просто сидели, болтали, пили, держась за руки, или просто лежали в обнимку. Она хотела отблагодарить, намекала, чуть ли не напрямую лезла, но я лишь сказал, что я рад ей помочь и ей не стоит заставлять себя платить мне чем-либо, особенно собой. Я просто рад ей помочь. В тот вечер я впервые в жизни успокаивал плачущую суккубу. И вот это чудесное создание хотят казнить. Вылетев на площадь я ужаснулся: она была закована в колодки и, из-за её специальности и приговора, любой до момента казни мог воспользоваться её телом. Что сейчас и происходило. *** Я уже не плакала- слёзы давно закончились. Осталось только отвращение к собственному телу: из-за его привлекательности желающие им воспользоваться становились в очередь, совершенно не стесняясь своих жён, детей, невест, матерей. Они били, издевались, принуждали, использовали. Из-за моей работы я ублажала многих мужчин, но лишь оставшись наедине и в атмосфере романтической страсти. Здесь же была ненасытная толпа животных, принявших человеческий вид, желающих выместить всю свою дикую, звериную похоть на прекрасном теле. В таком состоянии я не могла впитывать их силу, чтобы вырваться. Меня не любили. Меня просто насиловали. *** В момент, когда я это увидел, меня одолела всепоглощающая ярость: столь нежное и чуткое создание тупо имела толпа грязных, немытых, вонючих тел. Руки сами собой сжимались и разжимались, когти впивались в руки, кровь капля за каплей падала на мостовую. Я был готов убить всех и каждого, стоящего на этой площади. Давно я не испытывал таких эмоций. Прямо как в тот раз… Неожиданно опустившаяся на плечо рука вырвала меня из омута воспоминаний. Обернувшись, я увидел Хильду: она была бледно-зелёная, нижняя губа тряслась, но в глазах читалась решимость. -Что будем делать? -Спасать её. Плевать как, но спасать. -Поняла. Устрой переполох, а я её освобожу. Оооо, это я могу, это я запросто, это я с удовольствием. *** Возбуждённая толпа внезапно пришла в движение. С задних рядов в небо буквально полетели люди, секундное замешательство переросло в панику. Люди бежали, не разбирая дороги, не понимая, кто или что находится перед ними. То тут, то там раздавались крики и хрипы раздавливаемых людей. Окинув невидящим взглядом площадь я попыталась сфокусироваться на том, что стало причиной такой паники: иссиня-чёрные волосы, растрепанные и ниспадающие на искажённое яростью лицо, рога, хотя, скорее, рожки того же серого цвета, что и лицо, и серо-коричневый, как у крысы, хвост. Осознание того, кто прорывается ко мне, боролось с неверием в происходящее. Из ступора меня вывел крик над ухом: какая-то девчонка расшвыривала и расталкивала мужиков, стоящих на платформе. Когда никого не осталось она достала из-за спины секиру и стала примеряться к замку. -прости, подруга, может быть немного больно. Удар неприятно прошёл по дереву, передавшись в затылок. Удар лишь выбил сноп искр, но совершенно не повредил замок. Девчушка ещё пару раз ударила по металлу, но всё было безрезультатно-замок не поддавался. По дереву она не била, видать, боялась зацепить меня. Внезапно верхняя часть колодки разлетелась в щепки от мощного удара. Моё тело ощутило полёт, но в следующее мгновение было зажато под мышку. С другой стороны, таким же образом, висела в воздухе девчушка, прижимающая к груди секиру. Дальше всё запомнилось как во сне, частями, фрагментами: вот меня несут через площадь, люди с ужасом смотрят в нашу сторону. Мгновение-и они остались далеко позади, таращась нам в след. Вот мы бежим по городским улочкам, дороги сменяются переулками, дома вереницей проносятся мимо. Вот-городские ворота, растерянные стражники, не понимающие, что происходит. Быстро приближаются. Или это я к ним приближаюсь? Сильный удар сотряс тело-нога вышибает дверцу в городских воротах. Вот громада леса растет передо мной с каждой секундой. Кусты и деревья смешались в одну зеленую полосу. Будто смазанный зелёный туннель. Скорость постепенно уменьшалась, мир становился чётче, бег сменялся на шаг, меня вынесли к небольшой полянке у озера. Крепкие руки аккуратно опустили меня на нежную зелёную травку. Взглянув в лицо своему спасителю, я легонько кивнула своим мыслям. Да, это он. Тот, кто простил меня, когда я повела себя, как последняя сука, пожелавшая забрать остаток жизни у, как я тогда посчитала, умирающего человека. Тот, кто отдавал мне свою жизнь, не требуя ничего взамен. Тот, кто, узнав мою истинную сущность, принял меня. Бермольд. -Здравствуй-Я еле сдерживала слёзы, ком в горле мешал их проглотить, картина мира плыла… я всё же не сдержалась и захныкала -Тише, звёздочка, тише, всё уже позади. Ты в безопасности, никто тебя не обидит. Слёзы уже текли ручьём, я обняла его за шею и выплакивала всю боль последних дней. -Вы ещё поцелуйтесь! *** Я стояла и не знала, что делать. С одной стороны я хотела отругать Бермольда за то, что более получаса он тащил меня, как мешок с картофелем, до этой поляны. Все рёбра мне отбил, гад. Но с другой стороны я видела, с какой нежностью и осторожностью он успокаивает шлю… свою знакомую. Увидев, что происходило на площади, я не поверила своим глазам: как люди в принципе способны на такое? Меня тошнило. Мне было мерзко. Но, взглянув на Бермольда, мне стало не на шутку страшно: такой ярости в глазах я никогда раньше ни у кого не видела. Что же это за девушка и почему он с ней так добр и нежен? Крамольная мысль кольнула чуть ниже сердца: я тоже так хочу. Чтоб меня так же обнимали и успокаивали! - Вы ещё поцелуйтесь! - Крикнула в сердцах я и сразу пожалела: девушка всего на мгновение прекратила рыдания и ошарашено взглянула на меня, а затем заревела ещё сильнее, сворачиваясь калачиком на руках Бермольда. Вслед за уколом ревности пришёл укол совести: она-то ни в чём не виновата, да и учитывая, что она только-что пережила… -Прости- буркнула я, накидывая на неё свой походный плащ. Бермольд кивнул с благодарностью и продолжил поглаживать уже похныкивающий комочек, нежно нашептывая что-то ей на ушко. Она лишь время от времени кивала. Хотя похоже это было скорее на судороги, мда. Похоже, делать мне здесь больше нечего. Пойду тогда поохочусь, что-ли. Заодно и лагерь разобью. С такими мыслями я пошла в сторону леса.